CC BY
17
Воропанов В.А.
Особенности правового регулирования службы судейских чиновников
в России первой половины XIХ века
Проблемы эволюции судебной системы России находятся в центре внимания комплекса современных общественных наук. Наряду с институциональными, структурно-функциональными изменениями, опытом кадрового управления в отечественной системе правосудия разных исторических периодов, особый интерес исследователей вызывают вопросы, связанные с эволюцией правового положения носителей судебных полномочий. С момента введения самостоятельной системы судебных органов в государстве создавалась категория служащих, специализированных на ведении судебного делопроизводства и отправлении правосудия. Становление судебной бюрократии завершилось в царствование Николая I. Данная статья посвящена малоизученной проблеме формирования и особенностям статусного положения чиновников, служивших членами типовых судебных присутствий в дореформенный период. Исследование осуществлено на основе сочетания нормативно-правовых актов абсолютистского правительства с материалами делопроизводственной документации, извлеченными из государственных архивов.
До введения в действие Уставов 1864 г. общеимперская система судоустройства включала в первой инстанции уездные суды (в Сибири - окружные) и городовые магистраты или ратуши, во второй -губернские палаты суда. Порядок формирования судейских коллегий предусматривал определение большей части кандидатов сословными собраниями. Верховная власть использовала избирательную систему для повышения эффективности аппарата управления, разделяя ответственность кадровых назначений, прежде всего, с высшим сословием. Правомочия дворянских собраний регулярно расширялись. Губернская администрация передавала съездам сведения о карьере баллотируемых кандидатов, формальных и неформальных причинах их увольнений с мест прежней службы. Избиратели выдвигали на судейские вакансии дворян, чьи чины не соответствовали классу вакансий. Кандидатов, подвергшихся за «маловажные» правонарушения выговорам и денежным взысканиям или освобожденным от наказаний высочайшими манифестами, собрания могли допустить к участию в выборах и признать достойными занять должность. Инициативы дворян по расширению местной номенклатуры выборных должностей поощрялись, несмотря и на объективную малочисленность собраний [1].
Законодательные нормы не различали религиозную принадлежность избирателей, однако мусульмане, лишенные с 1713 г. крепостных людей православного вероисповедания, как правило, обладали только пассивным избирательным правом. Исключения делались для национальных провинций. Так, в 1829 г. был санкционирован особый имущественный ценз для мусульман, избиравших представителей в Днепровский и Мелитопольский суды [2]. Между тем выходцы из материально обеспеченных слоев дворянства не только игнорировали службу в губернских учреждениях, но и уклонялись от обязанностей полноценного участия в работе собраний. Нехватку кадров для «общественной службы» возмещал департамент герольдии.
Самоотвод избранных лиц не допускался. Регламентация выборов, стимулировавшая гражданскую ответственность, усложнялась. Чиновники, не отработавшие в должности трехлетия, не избирались на высшие вакансии. Лиц, назначенных из числа кандидатов и отслуживших две трети срока, запрещалось без согласия выбирать к низшим должностям [3].
Во второй четверти XIX в. юридическое включение выборной службы в организацию государственной карьеры дворян завершилось. С ростом специализации и образованности служащих система выборного управления и суда последовательно бюрократизировалась. Деятельность корпоративных дворянских органов неуклонно приобретала всесословное значение.
Манифест от 6 декабря 1831 г. увеличил контроль верховной власти над губернскими собраниями, укрепив государственную систему. Николай I отметил «право выборов» как «одно из самых важных преимуществ», присвоенных первому сословию, попеняв социальной элите за неудовлетворительную реализацию избирательного закона - отсутствие в собраниях, равнодушие к ответственности по выдвижению компетентных кадров. Круг избирателей сузили возрастной, имущественный и служебный цензы, вручившие судьбу кадрового отбора крупным землевладельцам и депутатам, представлявшим группы состоятельных помещиков, морально устойчивым, способным беспристрастно решать и являвшимся безусловной опорой государства. Вмешательство в дела собраний запрещалось начальникам и прокурорам губерний, находившимся на съездах по служебной необходимости. Споры «общества» с губернским руководством по кандидатурам рассматривались министром внутренних дел. Особый порядок назначения «неблагонадежных» по установкам правительства лиц на компетенцию дворянского собрания не влиял.
Служебный ценз для занятия судейских мест повысился. С 1831 г. должность уездного судьи соответствовала VII классу Табели о рангах, на вакансии в палаты представлялись чиновники не ниже статского советника. Претенденты на пост председателя были обязаны пройти изначально службу в судах или иметь в послужном списке полный срок пребывания в должности заседателя губернского суда, совестного или уездного судьи [4].
С начала XIX в. верховная власть понуждала государственных служащих к повышению квалификации. В России расширялась сеть образовательных учреждений, наметилась тенденция специализации учебных заведений, складывалась общегосударственная система подготовки юристов, получили развитие юридические науки, рос выпуск специальной учебной и справочной литературы. Именной указ от 24 января 1803 г. закрыл после 1807 г. доступ к должностям, требовавшим, в частности, юридических знаний, лицам, не прошедшим обучение в государственных или частных училищах. В августе 1809 г. монарх связал льготы чиновников в продвижении по карьере в VIII класс и выше с наличием свидетельств о высшем образовании [5]. Законодательство второй четверти XIX в. закрепило требования и стимулы к образованию и качеству обучения. Тем не менее из-за нехватки чиновников, неразвитости системы учебных заведений исключение из общих правил изначально распространилось на губернии Сибири. За Урал отправлялись титулярные советники, стремившиеся преодолеть служебную планку без получения аттестатов.
В областях с неразвитым поместным землевладением и отсутствием дворянских органов самоуправления отбор кандидатов в судьи производила губернская администрация. Кадровый резерв государственного аппарата в ряде периферийных провинций пользовался специальным вниманием правительства. В 1852 г. тобольский губернатор В.А. Арцимович традиционно объяснял сложности кадрового управления в Сибири отсутствием дворянских «обществ» и нехваткой учебных заведений [6, с. 300].
Вступая в должность, судьи принимали присягу согласно вероисповеданию. Срок пребывания в должности председателей уездных судов с 1831 г. увеличился до 6 лет в целях оптимизации служебного опыта чиновников. Самовольный отказ от исполнения обязанностей не допускался. Увольнение по состоянию здоровья свидетельствовалось сословными представителями. В то же время без «предосуждения общества» судейский чиновник не мог быть смещен с должности в административном порядке. Лишение судьи служебного статуса осуществлялось на основании приговора уголовной палаты. Лиц, досрочно выбывших с мест, замещали кандидаты, обозначенные в баллотировочных списках, или желающие отставные «беспорочные» чиновники с согласия и одобрения губернских предводителей [7].
Правительство стремилось усиливать в правосудии роль профессиональных служащих, на рост специализации и образованности которых было направлено действие законодательства. В 1810 г. Государственный совет допустил исключение в правилах осуществления сословной юрисдикции для учреждений Сибири, в 1827 г. санкционировал действие новых процессуальных норм на территории всей империи [8]. Внесудебные обязанности членов присутствий неуклонно сужались. Председатели уездных судов были освобождены от участия в проведении следствия, членов судейских коллегий запрещалось привлекать к следствию без крайней необходимости.
Суды продолжали собирать нормативно-правовые акты, регулировавшие правоприменительную деятельность. В 1830-х гг. в распоряжение судей стали поступать тома Свода законов. Повышению компетентности судейских чинов способствовала справочная юридическая литература. Свод законов напомнил об обязанности судей выражать мнение «свободно и явственно, по прямому своему разумению и чистой совести, несмотря на лица и не уважая ни посторонних предложений, ни частных писем». Законодатель поддерживал самостоятельность младших членов коллегии, предписывая отклонять поручения, не согласные с их статусом. Следователи устранялись от суждений по уголовным делам и участия в постановлении приговоров [9].
С начала XIX в. развитие получила регламентация денежных взысканий за неправомерное решение дел. Прежде всего, в ответ на жалобы служащих и сообщения надзорных органов правительство внесло ясность в законоположения о штрафах, действовавшие с 1720-1740-х гг. и содержавшие неопределенные и архаичные термины. Штраф за неправомерное постановление накладывался на должностных лиц, подписавших заключительный протокол, пропорционально окладам жалованья. После неоднократных наказаний судьи могли быть удалены от исполнения обязанностей. После 1824 г. взыскание связывалось с частью постановления, признанной в вышестоящей инстанции неправомерной и отмененной. За возвращение дел для производства суда по форме, дополнения справками и другими сведениями взыскание не допускалось. Дополнительными юридическими нормами малоимущие судьи привлекались к выплате штрафов по общим правилам о несостоятельных должниках [10].
С началом царствования Николая I штрафы за неправомерное решение имущественных дел, исключая межевые споры, были отменены. Верховная власть признала устаревшими принципы наложения денежных взысканий, введенные в 1715 г. В условиях длительного функционирования
судов, совершенствования форм и средств надзора, развития процессуальных правил штрафы оценивались как излишние, вносящие дезорганизацию в деятельность судебной системы. Законодатель продолжал регулировать гражданско-правовую ответственность судей, предупреждая постановление неправосудных приговоров. За незаконные приговоры к телесным наказаниям, правомочность обжалования которых не была равной для сословий, в феврале 1835 г. Николай I установил особые штрафы - «за каждый удар, невинно данный»: плетьми - 180 рублей ассигнациями, кнутом - 200 рублей [11].
Уложение о наказаниях закрепило общее понятие, а также определило виды умышленного неправосудия (ст. 59, 397, 398, 426, 429-431). В соответствии со статьей 59 виновные возмещали потерпевшим убыток из собственного имущества. Наконец, закон от 21 марта 1851 г. (отдел 4, ст. 2-4) предусматривал возврат лиц, осужденных умышленно или по неосмотрительности судей, из ссылки или заключения за счет виновных, выплату приговоренному к уголовному наказанию от 100 до 600 рублей, к исправительному наказанию - от 10 до 60 рублей. Судьи освобождались от взысканий в случае расхождения мнений при пересмотре дела. Компенсацию также получали лица, чье наказание было необоснованно ужесточено [12, с. 64-66].
Законное воздействие на исполнителей судебных функций оказывал глава местной администрации, контролировавший правоприменительную сферу. Служба по выбору дворянства рассматривалась как часть карьеры при выделении лучших чиновников. Лиц, не удостоенных знака отличия беспорочной службы, с 1835 г. запрещалось представлять к ежегодным денежным награждениям и орденам. От выслуги лет, чинов и наград зависели размеры пенсионных выплат отставным служащим. Жалованье чиновников, привлеченных к ответственности, сокращалось, представления к награждению откладывались. Губернские правления обязались отмечать факты наказаний чиновников по решению суда в списках, посылаемых для Герольдии, с целью обеспечить преимущества остальных служащих. Производство в чины лиц, подвергнутых взысканиям, осуществлялось особым порядком.
По усмотрению высшей администрации менялся режим работы присутствий, при накоплении дел судьи удерживались в учреждениях сверх срока. Коллегии несли ответственность за неучет и растраты казенных денежных средств. Губернаторы подписывали прошения подчиненных, включая членов палат, об отпусках, а также их увольнительные паспорта, заменявшие все документы о прежнем прохождении службы, оставлявшиеся при делах в архивах. Без аттестатов чиновники не допускались к выборам.
Тем не менее законодательная практика укрепляла формально-правовые начала в отношениях исполнителей государственных должностей. Регламентация полномочий давала чиновникам относительную свободу в рамках административного права. Коллегия судебной палаты могла отклонить предложения начальника губернии на основе указов и инструкций. Ее председатель являлся крупным региональным чиновником, получавшим статусное уважение в служебных конфликтах.
Оплата труда судей рассматривалась как особая государственная задача. Правительство периодически повышало оклады жалованья. Специальный порядок вознаграждения чиновников действовал в Вятской губернии и Сибири. Судьям передавалась половина сумм от денежных взысканий с лиц, подавших апелляционные прошения на законные постановления. Однако материальное содержание судей, являвшихся частью бюрократического аппарата, не носило характер безусловной социальной защиты. Жалованье оставалось главным источником официальных доходов большинства чиновников, нередко провоцируя злоупотребления служебным положением. Реальное удовлетворение материальных потребностей служащих требовало принципиальной перестройки судебной системы и обновления кадровой политики.
В середине XIX в. тенденция унификации и профессионализации судейского «корпуса» Российской империи очевидно усилилась. В 1847 г. окончательно был уравнен статус судей уездных и межевых судов. В 1830-1850 гг. чиновники регулярно командировались по делам гражданского населения в аудиторы, асессоры и презусы военно-судных комиссий.
Итак, в первой четверти XIX в. абсолютистское правительство стабильно повышало значение губернских собраний дворянства в отборе кадров для судейской службы, расширяло права избирателей, усложняло регламентацию выборов, налаживая взаимодействие органов сословного самоуправления с местной администрацией. Имущественный ценз избирателей корректировался исключительно в интересах политического участия новых региональных групп российской социальной элиты. Огосударствление дворянского самоуправления ускорилось в царствование Николая I, сузившего в 1831 г. круг избирателей, усилившего ответственность крупных помещиков и высококлассных чиновников, часто уклонявшихся от участия в сословных съездах. Дворянство обязалось гарантировать монарху выбор в судьи достойных и наиболее способных чиновников, предоставляя табельным членам судейских коллегий защиту от произвола администрации. В законотворчестве верховной власти укреплялась тенденция повышения профессионального и образовательного ценза для занятия ответственных судебных постов.
Нехватку кандидатов, выставленных органами дворянского самоуправления, возмещала правительственная администрация. Для периферийных провинций законодательные исключения из правил определения профессиональной подготовки чиновников санкционировались в целях увеличения кадрового резерва местного государственного аппарата.
Повышение общей квалификации чиновников и специализация в государственной службе способствовали постепенному расширению юрисдикции табельных судей. Ответственность за правомерное и продуктивное функционирование судебного механизма традиционно возлагалась на ключевые органы надзора - губернскую администрацию.
Результаты поступательного складывания статуса российских судей закрепил Свод законов, зафиксировавший порядок выдвижения кандидатов, процедуру вступления в судейское звание, правила увольнения в отпуск, досрочного оставления должности, замещения, удаления со службы, нормы материальной ответственности за неправомерные постановления, усовершенствованный комплекс мер поощрения исполнителей государственных функций, оптимизировавший круг обязанностей судей и судебных представителей. Жесткие методы внутриведомственной и административной опеки правосудия, введенные в период оформления абсолютизма и грозившие систематическими денежными взысканиями за нарушения в делопроизводстве, были принципиально пересмотрены верховной властью в 1828 г.
Активное правотворчество самодержавия во второй четверти XIX в. подготовило основательную юридическую базу для деятельности в Российской империи профессионального класса судей. Широкие государственные преобразования 1860-х гг. позволили царскому правительству существенно скорректировать основы судейского статуса, детализация и обеспечение реальности которого не получили завершения вплоть до 1917 г.
Литература
1. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXVI. № 19961; Т. XXX. № 23538; Т. XXXIII. № 26016.
2. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. III. № 1834. Гл. IV. § 34.
3. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXXVII. № 28084.
4. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. VI. № 4984; Т. VII. № 5053; Т. XI. № 9322.
5. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXX. № 23771.
6. Сибирские и Тобольские губернаторы: исторические портреты, документы / Под ред. В.В. Коновалова. Тюмень, 2000.
7. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXX. № 23538; II. Т. VI. № 4865; 4984. Ст. 260-262.
8. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXXI. № 24319; II. Т. II. № 862.
9. СЗ РИ. Т. II. Ч. 1. Ст. 96, 149.
10. ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXVIII. № 21554; Т. XXXIX. № 30066.
11. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. III. № 2148; Т. X. № 7783.
12. Бойцова Л.В. Ответственность судей по российскому дореволюционному законодательству // Изв. высш. уч. зав. Сер. «Правоведение». 1992. № 1.
