CC BY
80
воззренческой общности тюрко-монгольских народов. Единство этнокультурных традиций кочевых народов Центральной Азии, проявляющееся в литературе, следует считать явлением необходимым и закономерным - геоландшафтные, бытийные факторы объединяют эти народы как представителей кочевой, скотоводческий и охотничьей культуры, поэтому и наполнения традиционных образов, символов были народно узнаваемыми и едиными в их философско-семантических проявлениях в литературном тексте.
Определенные этнопоэтические схождения в создании аспектов национального в художественных моделях и картине мира создаются в результате повторяемости слагаемых (мифов, легенд, архетипов и др.). Другой общей тенденцией освоения этнопоэтики являются процессы все большего усложнения смыслов в творческом процессе писателя, когда в результате трансформации фольклорно-поэтические модели и образы становятся более сакральными и философски наполненными и значимыми.
Методология этнопоэтического познания укрепляет и обогащает литературу новыми средствами и способами подхода к созданию художественного произведения и его научной, эстетической интерпретации. Все эти сформировавшиеся факторы в литературоведении позволяют говорить о том, что этнопоэтическое единство национальных литератур Сибири вписывает их в общелитературный и культурный контекст, что в свою очередь становится стимулом становления профессионального литературного мастерства и самой науки о литературе.
Гармаева Светлана Искровна, доктор филологических наук, профессор кафедры зарубежной литературы Бурятского государственного университета, дом. тел: 21-89-36, деканат филологического факультета: тел: 2105-91.
Garmaeva Svetlana Iskrovna, doctor of philological sciences, professor, department of foreign literature, Buryat State University, h.tel: 218936, of.tel:210591.
Сивцева-Максимова Прасковья Васильевна, доктор филологических наук, профессор, заведующий научно-исследовательской лабораторией „Проблемы текстологии и литературной критики» Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г.Якутск, конт. тел. 89142222490, e-mail: [email protected]
Sivtceva-Maksimova Praskovia Vasilevna, professor, doctor of philological sciences, head of scientific and research laboratory «Problems of textology and literature evaluation», M.K.Ammosov North-Eastern Federal University, Yakutsk, tel: 89142222490, e-mail: [email protected].
УДК 821.161.1-3
© М.Н. Жорникова
ОСОБЕННОСТИ ПОРТРЕТНОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ ТИПА ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ГЕРОИНИ В РУССКОЙ РОМАНТИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ 1830-Х Г.
В статье рассматриваются основные особенности статического портрета и закономерности жестового стиля одного из типов романтических героев - необычной светской женщины. Данный тип, как более поздний по времени возникновения, интересен тем, что соединяет в портретном описании признаки «естественной героини» и «светской львицы» (положительного и отрицательного типов).
Ключевые слова: русская романтическая повесть, романтическая героиня, портрет персонажа, жестовый портрет.
M.N. Zhornikova
THE FEATURES OF PORTRAIT DEPICTION OF A TYPE OF EXCEPTIONAL HEROINE IN THE RUSSIAN ROMANTIC NOVEL OF THE 1830s
In the article the basic features of a static portrait style and patterns of gesture style of a type of romantic characters - an unusual secular women are considered. This type, as the latest in its origin, is of great interest because in the portrait description it combines the features of «natural character» and «socialite» (both of positive and negative types).
Keywords: the Russian romantic novel, romantic heroine, portrait of character, gesture portrait.
1830-е годы в русской литературе - время формирования портрета персонажа. Портрет в романтическом произведении - это в некотором смысле знак, эмблема персонажа. Персонаж маркирован портретом и никогда не покидает пределов портрета: «персонаж еще не создан и персонаж уже исчерпан, а вся послепортретная жизнь персонажа - только доказательство правоты портрета, в котором сосредоточена суть, позднее проявляющаяся в системе внешних и внутренних движений» [9, с.63]. Это в полной мере относится и к статическому портрету, и к динамическому (жестовому) портрету.
В романтической прозе этого десятилетия особенности портретирования напрямую связаны с типом героя, поскольку «действующее лицо готовилось стать характером, поэтому (...) автор сам дает первую и последнюю оценку героя до его поступков [8, с.115]. Классификация героев, их разделение по типам представляется возможным в силу того, что «романтическая традиция гарантировала за носителями внешних признаков определенную внутреннюю значимость» [9, с. 15].
Каждый из обобщенно-типизированных образов, разрабатываемых литературой, наделяется некоей совокупностью психологических особенностей и черт внешнего облика, определяемых его социальной принадлежностью. По этой причине для анализа берутся и статический, и динамический аспекты изображения героя романтической повести, в частности жестовый стиль, который предполагает отбор только тех жестов, которые свойственны данному типу героя и наиболее точно отражают его внутренний мир.
В данной работе речь пойдет о типе необычной светской женщины, которую В.И. Коровин [5, с.7] именовал исключительная женщина. Она принадлежит к высшему обществу, как правило, провинциалка, бывшая естественная героиня. Замужем за состоятельным человеком, но тяготится браком, заключенным в ранней юности, зачастую навязанным извне. Вынужденная вращаться в светском обществе, она видит пустоту света и не принимает его законов. Способная к истинной высокой любви -так говорит о ней автор повести «Один из двух».
Этот тип представлен в повестях А.А. Бестужева-Марлинского «Испытание»; Е.П. Ростопчиной «Поединок»; В.Ф. Одоевского «Княжна Зизи»; Е. Ган «Идеал», «Медальон», «Нумерованная ложа», «Суд Божий», «Суд света»; М. Жуковой «Провинциалка»; В.С. Филимонова «Непостижимая»; И.И. Панаева «Два мгновения из жизни женщины», «Она будет счастлива»; А. Рахманного «Один из двух»; Н.И. Шибаева «Может ли это быть?»; Н. Муравьева «Судьбы сердца» и др. (Далее повести будут указываться без фамилии автора.) Некоторые сюжетные отличия имеются в повестях «Испытание» и «Нумерованная ложа», в которых героиня и ее избранник свободны, поэтому их страстная и искренняя любовь не запретна. Остальные сюжетные характеристики героини соответствуют типу исключительной женщины
Необычная светская женщина как романтический тип появилась в светской повести позже, чем основные типы романтических героинь «светская львица» и «естественная героиня», отсюда некоторые сходства портретных описаний исключительной героини с двумя этими типами. В статических портретах светской львицы и исключительной женщины обязательно присутствуют черные/темные кудрявые волосы, но волосы исключительной женщины не собраны в искусную прическу (как в портрете светской львицы).
Глаза исключительной героини могут быть черными (как у светской львицы) и голубыми (как у естественной героини), при этом необходимо отметить существенное отличие - глаза исключительной героини блестят, светятся (в то время как глаза светской львицы лишены такого качества): блестящие («Провинциалка»), отсвечивают нежностью («Может ли это быть?»), блистают как бриллианты («Судьбы сердца»), дивно сверкают («Она будет счастлива»), в них светится прекрасная душа («Непостижимая») и т.д.
Блестящие глаза контрастируют с бледностью лица, как и в портрете светской львицы, но в отличие от нее белизна и бледность исключительной женщины только заявлены и не сравниваются с неживым веществом (мрамор, алебастр, воск). Единственное исключение - героиня повести Е.А.Ган «Медальон», которая белая и бледная как горный снег, но здесь сравнение подчеркивает чистоту и холодность, а не выражает бездушие героини.
От описания волос и черт лица необычной светской женщины автор переходит непосредственно к характеристике фигуры. Здесь также есть свои особенности. Во-первых, в портрете необычной светской женщины отсутствуют описания плеч и рук, что, по-видимому, связано с нежеланием авторов
акцентировать внимание на плотской красоте (как в портрете «светской львицы»), отдавая предпочтение красоте духовной.
Вторая особенность статического портрета исключительной женщины - обязательное описание стана. При этом используется живописный прием сочетания описательного и характеристичного: стройный стан дополнительно характеризуется как величавый, пленительный, дивный, нежный; отмечается также, что он высок, наделен нежной гибкостью, напоминает гибкий кипарис и т.д.
Что касается особенностей одежды, то, за исключением некоторых деталей (шаль, платье) и иногда характеристики качества (утреннее, простое) или оттенка (темное), собственно описание костюма в портрете исключительной женщины практически отсутствует (в отличие от подробно представленного роскошного наряда светской львицы).
В целом, статический портрет необычной светской женщины, как портреты всех других романтических типов героев, ориентирован на принцип максимально выразительного живописного рисования.
По замыслу авторов, тип необычной светской женщины отличается от типа «светская львица» духовной жаждой, поиском идеала, который находит в запретном, но страстном и искреннем чувстве к человеку своего круга. Эти особенности находят выражение в жестовом стиле.
Исключительная героиня кажется странной обычным светским людям, поскольку обладает богатым внутренним миром, о чем свидетельствует обилие внутренних жестов, связанных с «жизнью сердца»: крепко/ сильно забилось сердце («Испытание», «Кто ж в этом виноват?», «Она будет счастлива»), сердцу ее позволено разбиться в ноющей груди («Поединок»), на минуту вся кровь прилила к сердцу Ольги, сердце ее разрывалось («Идеал»), стояла перед ним с отчаянием в сердце («Суд света»), скрепив сердце («Княжна Зизи»), сердце затрепетало («Нумерованная ложа»), с замиранием сердца взглянула («Два мгновения из жизни женщины») и т.д.
Как героиня благородного происхождения, исключительная женщина наделена гордостью, которая сквозит в выражении лица героини: на лице ее блеснуло обычное гордое чувство («Княжна Зизи»), встретил улыбку, исполненную гордости («Медальон»), в ее голосе: Ольга отвечала ему с гордостью («Идеал»); гордые упреки посыпались из уст ее («Поединок») и фигуре: едва заметное движение гордых плеч («Поединок»), подняла голову с невыразимой величавостью («Она будет счастлива»). В этой черте жестового стиля обнаруживается сходство исключительной женщины со светской львицей.
Запретное чувство героиня вынуждена скрывать под маской приличия, поэтому жестовый стиль необычной светской женщины включает жест притворства (когда автор сам указывает на несоответствие формальной стороны жеста и его содержания): возразила с притворным равнодушием («Испытание»); участием старалась скрыть свое отвращение («Поединок»); машинально подала руку своему кавалеру («Идеал»); ее веселье казалось принужденным («Медальон»); улыбка была слишком принужденна («Два мгновения из жизни женщины») и др. Подобная сдержанность жестового поведения ассоциируется с духовной культурой и интеллектом [6, с.159].
Как стремление к индивидуализации, можно рассматривать появившийся в жестовом стиле необычной светской женщины «скрывающий» жест (в основном, это внешне ничего не значащее действие, призванное вывести героиню из неприятной коммуникативной ситуации): покинула кисточку темляка, которым играла («Испытание»); с горьким чувством обманутой надежды поворотилась к дверям («Идеал»); взглянула и снова отворотилась к окну, склонясь к цветам, начала вдыхать их запах («Суд света»); покраснела и еще ниже склонилась над колыбелью («Княжна Зизи»); одной рукой прихотливо дергала бахрому голубого платочка («Она будет счастлива»). Здесь авторский комментарий (в нашем случае - жестовое пояснение речи) как бы корректирует реплики персонажей, «перераспределяет явные и тайные значения» [3, с. 211].
Функцию скрывающего жеста берет на себя интонационный жест молчания в ситуациях, когда молчание предпочитают ответу на «трудный» вопрос: Алина молчала («Испытание»); отвечала им зеркальной прозрачностью спокойного взора, молча поклонилась («Поединок»); Ольга не отвечала ничего («Идеал»); волнение отняло у нее язык («Медальон»); долго продолжалось молчание («Кто ж в этом виноват?») и т.д.
Глубокие, но сдерживаемые чувства исключительной женщины находят выход в жесте, зачастую помимо ее воли. Преимущественно, это порывистые жесты, связанные с руками: с сильным волнением сжимая руку маски («Испытание»); сжала мою руку («Суд Божий», «Кто ж в этом виноват?»); радостно сжала руки, с невыразимым отчаянием прижала руки к груди («Идеал»); сложила руки с
умоляющим видом, всплеснула руками («Княжна Зизи»), незаметно схватила его руку («Она будет счастлива»)и т.д.
Интонационный жест выдает запретное чувство: голос героини трепещет, прерывается, сдерживаемые эмоции буквально вырываются наружу: вздох/ стон/голос/судорожный смех/'страшный звук вырвался из груди («Испытание», «Идеал», «Суд света», «Нумерованная ложа», «Медальон», «Поединок»); вскричала вне себя («Княжна Зизи»); вырывались вздохи из взволнованной груди ее («Кто ж в этом виноват?»); вздох против воли вырвался из стесненной груди («Она будет счастлива»).
Характеризуя речь необычной светской женщины, большинство авторов подчеркивают ее дыхание: отвечала со вздохом («Испытание»); судорожная дрожь перебивается на устах ее («Поединок»); удерживала дыхание, чтоб не проронить ни слова («Суд света»); дыхание прерывисто вылетало из груди; сказала, удерживая вздох («Нумерованная ложа»); вдруг дыхание ее становится неровным («Медальон»); задыхающимся голосом выговорила («Княжна Зизи»); вздохнула/тяжело вздохнула («Она будет счастлива», «Два мгновения из жизни женщины», «Кто ж в этом виноват?») и др. Для передачи вздоха используются даже сложные конструкции с отрицательной частицей: она не нашла в себе сил для подавления вздоха («Суд Божий»).
Группа мимических жестов в портрете романтического героя - самая многочисленная и частотная. Жизнь лица (и отдельных его частей) весьма подробно и разнообразно представлена в романтической повести. Невзирая на многие спорные моменты, касающиеся этой группы жестов (в частности, вопрос о нежестовой природе смены красок лица и переходности смены выражений лица), видится возможным рассмотрение всех мимических изменений, связанных с проявлением эмоций и чувств необычной светской героини.
Среди мимических жестов преобладают жесты, связанные с «движением взора». Как правило, это движение снизу вверх, говорящее о беззащитности героини (поиск опоры), но встречается движение сверху вниз (коммуникативный «уход» от собеседника) в различных вариантах: склонила очи к земле, краснея, подняла очи («Испытание»); глаза ее потупились /потупились вниз (в землю)/ потупив взоры/ потупила очи («Поединок», «Идеал», «Она будет счастлива» и др.); устремила на него взоры/ глубокий, испытующий взгляд («Суд света», «Кто ж в этом виноват?»); медленно подняла к нему слезящие глаза («Нумерованная ложа»); глаза баронессы устремились на князя с глубоким пронзительным взглядом («Медальон»); подняв на меня свои блестящие, черные глаза («Княжна Зизи»).
Заметную роль в жестовом стиле героини, страдающей от непонимания, играют слезы: две крупные слезы выкатились из глаз ее («Идеал»); навернулись/засверкали на длинных ресницах («Поединок», «Она будет счастлива»); устремила глаза, полные слез («Суд света»); только редкие крупные слезы, медленно скатываясь с ресниц, иссякают на воротничке капота («Медальон»); горькие слезы полились из ее глаз («Княжна Зизи», «Кто ж в этом виноват?»); слезы, долго удерживаемые, брызнули из глаз («Два мгновения из жизни женщины»).
Формулировками, отражающими жизнь лица, можно считать так называемые проявления живописности, когда писатель как художник изображает/выражает/описывает эмоцию/чувство на лице героя, хотя подобные примеры рассматриваются как нежестовые формы: в лице изобразилось ужасное страдание («Непостижимая»); душевное волнение придало ее чертам вид страдальческий («Судьбы сердца») и т.д.
Жестовый стиль романтических героев нельзя представить без смены красок лица, которую многие авторы не относят к группе жестов. Так, в «Словаре языка русских жестов» особо оговаривается, что смена красок лица (в частности, покраснение щек в случае стыда) жестом не является.
Конечно, в реальной жизни таковое представление имеет под собой глубокие основания. Но литературное произведение отличается тем, что «люди и вещи, созидаемые художником, содержат только те элементы и только в тех соотношениях, какие нужны для того, чтобы они могли выполнить свое назначение» [2, с.7]. Таким образом, отнесенность смены красок лица в литературном произведении к пограничному с жестом полуфизиологичному проявлению закономерна, поскольку обусловлена ярко выраженной знаковой природой (тесная связь этого явления с эмоциями), привязкой к типу героя (например, отрицательный персонаж романтической повести не может краснеть).
К группе мимических жестов отнести данную группу нельзя по причине абсолютной неподконтрольности проявления, а на формальном уровне - из-за отсутствия активного органа (равнозначно упоминаются щеки и лицо, употребляются метафорические и односложные формулировки без привязки к телу). В портрете необычной светской женщины смена красок лица представлена разнообразными описаниями: кровь ее сердца вспыхнула в лице («Испытание»); покраснела до ушей, бледность
покрыла ее лицо («Поединок»); яркий румянец озарил ее бледные щеки; ее бледные щеки<... > загорелись багровым цветом пылающей крови («Идеал»); щеки ее то вспыхивали, то снова бледнели («Нумерованная ложа»); густой румянец, покрывавший щеки, обличал в ней волнение («Она будет счастлива»); щеки ее горели («Два мгновения из жизни женщины»); румянец робости вспыхнул на бледных щеках («Судьбы сердца»).
В жестовом стиле необычной светской женщины также весьма разнообразны и красноречивы визуальные характеристики, которые описывают не жест, а его смысл [4, с.37], то есть можно представить состояние героя, но нельзя определенно сказать, с помощью какой части тела оно выражено. В момент, когда ее чувство кем-то раскрыто, героиня может смутиться, затрепетать, смешаться, вздрогнуть. Последняя характеристика еще только формируется в жестовом стиле персонажа, об этом свидетельствует вариант невольно вздрогнула в повести В.Ф.Одоевского «Княжна Зизи» (когда подчеркивается непроизвольность непроизвольного состояния), а также избыточный авторский комментарий к визуальной характеристике вздрогнула трепетом ожидания («Поединок» Е. Ростопчиной).
Выпадение как общее место встречается в словесном портрете положительных героев в различных вариантах. Выпадение выражает «влияние сильного, часто неожиданного чувства на весь состав человека... происходит полное выпадение из себя и мира» [1, с. 190], т.е. герой ничего не видит, не слышит, не чувствует. Для изображения подобного состояния авторы используют метафору и красочные сравнения. От позы (нежестовой характеристики) выпадение отличается тем, что не может сопровождаться одновременными движениями и жестами (например, стоял, ломая пальцы). Также выпадение не относится к группе «жест, переходящий в позу», поскольку главным в последней группе является не только преувеличенное выражение эмоций, вписывающее героя в дихотомию «движение-обездвиженность» (упала на его грудь), но и прекращение действия (изображение завершающей фазы). Наиболее распространенная форма выпадения в портрете необычной светской женщины (и других типов романтических героинь) - это обморок: лишилась чувств («Медальон»); грянулась в обморок («Судьбы сердца»), обеспамятела («Два мгновения из жизни женщины») и др.
Таким образом, характеризуя особенности портретного описания необычной светской женщины как романтического типа, можно говорить о достаточно богатом статическом портрете, который отчасти заимствует отдельные черты статики типов «светской львицы» и «естественной героини». Жес-товый портрет исключительной героини, обладающей богатым внутренним миром, включает жесты всех групп. Жестовый стиль необычной светской женщины состоит из сквозных жестов, характерных для всех романтических героев (например, жесты рук, изменение цвета лица, слезы; внутренний жест, связанный с сердцем) и жестов, свойственных только этому типу героини: жест притворства и «скрывающий» жест, а также особый интонационный жест, выдающий скрытые эмоции. В большинстве случаев жест декодируется (расшифровывается) автором, т.е. здесь истолкование портрета более действенно, чем сам портрет [7, с.137].
Литература
1. Башкеева В.В. От живописного портрета к литературному // Русская поэзия и проза конца XVIII - первой трети XIX в. - Улан-Удэ,1999.
2. Гинзбург Л. О литературном герое. - Л.,1979.
3. Гинзбург Л. О психологической прозе. - Л., 1977.
4. Верещагин Е.И. О своеобразии отражения мимики и жеста вербальными средствами / Е.И. Верещагин, В.Г. Костомаров // Вопросы языкознания. - 1981 - №1. С 34-57.
5. Коровин В.И. Среди беспощадного света... // Русская светская повесть первой половины XIX века. - М., 1990.
6. Куцая Ж.Н. «Витальные» жесты толстовских героев // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. - 2009. - Т. 44. - № 10. - С. 158-161.
7. Пустовойт П. От слова к образу. - Киев, 1974.
8. Троицкий В.Ю. Поэтика романтической повести //История романтизма в русской литературе: Романтизм в русской литературе 20-30-х гг. XIX в. (1825- 1840). - М., 1979.
9. Федоров Ф.П. Человек в романтической литературе. - Рига, 1987.
Жорникова Мария Николаевна, кандидат филологических наук; Бурятский государственный универстет, кафедра зарубежной литературы филологического факультета; е-таП: [email protected]; дом. тел.: (83012) 4457-85.
Zhornikova Mariya Nikolaevna, candidate of philological sciences, Buryat State University, department of foreign literature, faculty of philology; e-mail: [email protected], home phone: (83 012) 44-57-85.
УДК 821.51
© Н.М. Киндикова, СМ. Орус-оол
ТВОРЧЕСТВО СОВРЕМЕННЫХ ПИСАТЕЛЕЙ ГОРНОГО АЛТАЯ: ПРОБЛЕМНО-ТЕМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
В данной статье рассмотрены тематика и проблематика произведений последних лет. В современной литературе Горного Алтая появились новые имена писателей, лирика и проза которых анализируются впервые. Особенно привлекает постановка проблемных вопросов современности: что происходит с человеком в сегодняшнем не всегда справедливом мире? Сохранится ли Алтай в первозданном виде?
Ключевые слова: современная алтайская литература, лирика, эпос, новые авторы, тематика и проблематика произведений, проблемные вопросы современности.
N.M. Kindikova, S^. Orus-ool
THE WORKS OF MODERN WRITERS OF THE GORNY ALTAI: PROBLEMATIC AND TOPICAL FEATURES
In this article the problems and themes of recent works have been considered. In the modern literature of the Gorny Altai the new names of writers have been appeared and their lyrics and prose are analyzed for the first time. The statement of problematic issues of modern time is especially attractive: what happens to a man in today's world, which is not always fair? Will the Altai be preserved in its original form?
Keywords: modern Altaic literature, lyrics, epos, new authors, topics and issues of works, the problematic issues of modern time.
Перечитывая и переосмысливая литературу целого столетия, редко кто из литературоведов обращает внимание на развитие современной литературы народов России. Тем не менее в последнее десятилетие появился ряд научных статей, свидетельствующий о состоянии современной литературы, о попытке обобщения тематики и проблематики произведений национальных писателей. Таковы, к примеру, статьи В.Л. Шибанова, В.Г. Пантелеевой о современной удмуртской, А.Ф. Галимуллиной о татарской, монографии А.Н. Мыреевой-Баишевой о якутской, Н.М. Киндиковой об алтайской литературах и т.д. [1].
В них или рассмотрены одно запоминающее произведение из творчества молодых авторов, или дан обзор литературы целого региона. К сожалению, из-за отсутствия художественных переводов литературоведы вынуждены писать свои статьи на родном языке, что делает их недоступными для других исследователей. С другой стороны, есть плюсы национальной литературы на русском языке, так как, по словам А. Галимуллина, «создавая свои произведения на русском языке, одаренные поэты и прозаики вписываются не только в литературный процесс нашей республики, но и во всероссийский контекст. Этим определяется основная сложность в оценке их творчества, да и их самоопреде-ления»[2, 86]. Отрадно и то, что исследователи литературы рассматривают ее новинки под углом определенной научной проблемы, что позволяет делать выводы о тенденциях развития современного литературного процесса в целом. В данной статье внимание обращается на тематику и проблематику современной алтайской литературы.
В последнее десятилетие в литературу Горного Алтая пришли довольно зрелые, с большим жизненным опытом поэты (А.Самунов, К.Кергилов, В.Кертешев, А.Тадинов) и прозаики (С.Адлыков, В.Бахмутов, Р.Тодошев и др.), кому небезразличны судьба человека и малой родины. Они сочиняют не ради красивого слова, а для того чтобы быть услышанными своими читателями. Вышеупомянутые писатели, по существу, поднимают в своих произведениях наболевшие вопросы, о которых невозможно молчать.
Традиционно начинающие поэты Алтая воспевали природу своего края. У Виктора Кертешева, к примеру, это не просто любование красотой родной земли, а осознание им древности и вечности Ал-
