CC BY
122
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.161.1-3
© М.Н. Жорникова, Л.Д. Раднаева Особенности портретного изображения романтического злодея в русской повести 1830-х гг.
В статье рассматриваются основные особенности статического портрета и закономерности жестового стиля «губителя» (романтического злодея). Данный тип интересен тем, что соединяет в портретном описании признаки «идеального героя» и «инфернального злодея»» (положительного и отрицательного типов).
Ключевые слова: русская романтическая повесть, романтический злодей, портрет персонажа, жестовый портрет.
M.N. Zhornikova, L.D. Radnaeva
Peculiarities of the portraits of a romantic villain in the Russian romantic novel of the 1830s
The article reviews main peculiarities of static portrait and regularity of action style of "a bad guy" (a romantic villain). The type is of special interest because it combines features of "an ideal hero" and "an infernal villain" (positive and negative types).
Keywords: the Russian romantic novel, romantic villain, a portrait of a character, the gesture portrait.
В большинстве сюжетов русской романтической повести 1830-х гг. присутствует отрицательный герой, которого условно можно назвать - губитель (романтический злодей), также существует термин «антигерой» (Ф. Фёдоров). Это злодей, который, оставаясь безнаказанным, по сюжету не испытывает раскаяния за то, что разрушает чужие судьбы. В дворянской повести это светский лев, обольститель, ищущий выгоды и новых впечатлений и потому с легкостью предающий чувство любящей его женщины.
Статический портрет губителя в дворянской повести маркирован отчасти, т. е. в портрете соединены положительно оцениваемые черты внешности (прекрасные темно-голубые глаза «Павильон» Н.А. Дурова) и отрицательные черты, в целом отсылающие к инфернальности (с гордым и вместе с тем грозным выражением лица; демоническое высокомерие во взгляде «Павильон» Н.А. Дурова).
В романтической народной повести, где преобладает фольклоризованный способ портрети-рования [Жорникова, Санжиева, с. 90], на изображение внешнего облика злодея фольклор влияет в наименьшей степени. В целом авторы придерживаются облика «русского простонародного Мефистофеля» (В.Г. Белинский), т.е. в отличие от частично маркированного портрета злодея в дворянской повести, внешности злодея из народа целенаправленно придаются черты инфернально-сти. Здесь присутствуют обязательная бледность (реже встречается красное лицо), чер-ные/черноблестящие глаза и рыжая /курчавая, щетинистая, всклоченная борода («Три смерти» Н.Х-ский, «Синее пятно» П.А. Машков, «Чернокнижник» А.В. Тимофеев, «Кум Петрович» Н. Кунацкий, «Страшное гадание» А.А. Бестужев-Марлинский и др.) или усы, рыжие, торчащие клоками, скошенные («Недобрый глаз» О.М. Сомов). Облик злодея авторы пытаются индивидуализировать, часто утрируя черты статического портрета: потухшие глаза («Страшное гадание»), змеиный взор («Синее пятно» П.А. Машков), лаковое лицо («Три смерти»), дикая улыбка («Чернокнижник» А.В. Тимофеев), нос толстый, луковицей («Недобрый глаз») и т. д.
Вне зависимости от принадлежности отрицательного героя к сословию его костюм и/или детали одежды обязательно подчеркивают состоятельность, богатство. Чаще всего это дорогая ткань (преимущественно бархат), драгоценные камни, золото и серебро в отделке.
Жестовый стиль героя-губителя также отличается определенными особенностями. Для создания жестового стиля героя-губителя авторы используют особые приемы, которые не свойственны жестовому стилю других типов.
М.Н. Жорникова, Л.Д. Раднаева. Особенности портретного изображения романтического злодея в русской повести 1830-х гг.
Первый прием, который можно условно назвать «срывание масок», несколько примитивен -автор сам раскрывает для читателя истинный смысл жеста. В подобных примерах внешнее проявление (жест) не соответствует реальному состоянию, но это знают только автор и читатель. Этот прием касается, главным образом, мимических и интонационных жестов: прибавил с простодушной улыбкой, внутренно досадуя («Медальон» Е.А. Ган); с улыбкою, в которой мелькнула тень коварства («Идеал» Е.А. Ган); отвечал с выразительной хвастливостью («Спальня светской женщины» И.И. Панаев); коварно улыбаясь, наклонился, будто поправляя запонку («Она будет счастлива» И.И. Панаев); с демонскою проницательностью посмотрел в глаза («Сумерки у камина» И.И. Панаев), взбешенный, он остановился у двери, приняв нежно-печальный вид («Княжна Зизи» В.Ф. Одоевский), сказал, втайне радуясь («Может ли это быть?» Н.И. Шибаев) и т.д.
При исследовании был найден только один собственно жест, который передан посредством приема срывания масок: он ломал себе руки, закрывая их шубой («Один из двух» А. Рахманный); в притворном отчаянии ломал он себе руки («София» Н.Н. Муравьев).
Наряду со срыванием масок для создания жестового стиля героя-злодея используется также «заведомо ложная формула персонажа» (Л. Гинзбург). А.М. Левидов называет это явление несоответствующим подтекстом, когда сущность персонажа противоречит его словам и поступкам [Левидов, с. 79]. При использовании автором приема ложной формулы все группы жестов, а также визуальные характеристики, рассматриваемые вне речи героя-обольстителя, не характеризуют его как отрицательного, что подтверждает зависимость языка тела и речи друг от друга; разделение этих языков ведет к искажению информации [Фаст, с. 57].
Менее удачное использование ложной формулы представлено в повестях «Перчатка» Д. Ерлыковского и «Мститель» В.И. Карлгофа. Здесь авторский комментарий о злодейской сущности героя предваряет его появление на страницах повести, а жест и слово без авторского пояснения могут характеризовать и естественного героя, и светского человека, не лишенного нравственных идеалов. Отсюда следует, что при использовании комментированной ложной формулы персонажа без знания сюжета невозможно только по жестовому стилю определить тип героя.
Примечательно, что в начале 1830-х гг. для создания образа обольстителя авторы использовали или только прием срывания масок («Она будет счастлива», «София»), или срывание масок в сочетании с комментированной ложной формулой персонажа («Последние дни ветерана» А.Н. Глебов, «Медальон», «Перчатка» Д. Ерлыковский, «Миллион» Н.Ф. Павлов, «Мститель», «Два мгновения из жизни женщины» И.И. Панаев, «Игра судьбы» Н.А. Дурова). И только в повести В.Одоевского «Княжна Зизи» прием ложной формулы впервые используется без авторского комментария, по-видимому, под влиянием реалистических тенденций.
Жестовый стиль романтического злодея-губителя неполон, поскольку отсутствуют внутренние жесты, что, очевидно, связано с бездушием, бессердечностью героя. Неполной является также группа мимических жестов: злодей никогда не краснеет, только багровеет, испытывая гнев и досаду. Бледность в жестовом стиле обольстителя - наиболее частая характеристика, к тому же наиболее психологически верная: психологи отмечают бледность как проявление агрессии [Фаст, с. 66]. В качестве примера можно привести следующие описания: отвечал побледневший («Ротмистр Ветлин»); лицо его из бледного сделалось багровым («Медальон»); побледнел («Княжна Зи-зи»). Авторы повестей «Последние дни ветерана», «Она будет счастлива», «Спальня светской женщины», «Два мгновения из жизни женщины», «Идеал», «София», «Игра судьбы» вообще не наделяют своего героя сменой красок лица.
Некоторые писатели прибегают к показу истинного лица злодея в минуту, когда его намерения раскрыты (лица в буквальном смысле, поскольку изменения происходят на уровне мимики): мускулы лица его выражали сильнейшую досаду, губы сжимались судорожным движением, он бросил яростный взгляд и вскричал, скрежеща зубами («Медальон»).
Собственно жесты губителя часто переходят в позу и связаны преимущественно с изменением положения тела, всего корпуса. Наиболее часто в жестовом стиле героя встречаются объятия как свободные проявления чувств, не одобряемые этикетом (в сравнении, например, с жесто-вым стилем идеального героя, который выражает свои чувства жестом преклонения или поцелуем руки).
Значительную часть в группе собственно жестов обольстителя занимают этикетные жесты. Нередки также жесты охорашивания, когда автор подчеркивает несовпадение привлекательного внешнего облика и отталкивающего внутреннего содержания в своем герое: небрежно взялся за
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
10(3)/2014
лорнет, расправил кудри («Медальон»); взглянул мимоходом на свое отражение («Княжна Зи-зи»); встал с дивана и поправлял пред трюмо свои волосы, («Два мгновения из жизни женщины»); говорит, задумчиво поправляя перед зеркалом свои незрелые усики («Игра судьбы»).
Несмотря на однозначность, маркированность портрета романтического злодея, в целом его описание претерпевает определенные изменения: именно в портрете губителя более последовательно проявляется отказ от привязки портретного стиля к типу героя.
Первоначально образ злодея в повестях создается способом, когда наблюдается прямая зависимость между типом героя (злодей) и его статическим портретом, содержащим элементы ин-фернальности. Этим способом создается описание внешности в повести И.И. Панаева: черные волосы, лицо изранено штрихами минутных страстей, глаза мутные, маленькие, странно светились из-под нависших бровей. В улыбке, которая придавала иронический очерк лицу его, было горькое разочарование, равнодушие, безнадежность и еще какое-то ядовитое чувство («Спальня светской женщины»).
Механистичность сложения портрета, присущая статике, сохраняется и в жестовом стиле: громко засмеялся и беспечно произнес с небрежной задумчивостью и выразительной хвастливостью. Этот несколько примитивный способ изображения злодея сохранялся в подражательных повестях до конца десятилетия. Одновременно следует отметить сохранение экспансии чувства в жест [Башкеева, с. 216] и негативную тенденцию смешения жестовых стилей, говорящая о тяготении к штампу в образе романтического героя в повестях эпигонских, подражательных. Так, в жестовом стиле идеального героя появляются жесты и эмоции, свойственные губителю (громко захохотал («Один из двух»), сердце встрепенулось с злобной радостью («Медальон») и др.) и типичные для естественного героя обморок, жадный взгляд, обильные слезы, появляющиеся в жестовом портрете злодея.
В то же время с таким однообразным портретом героя-губителя в литературе зарождался другой, более сложный способ изображения злодея без интенсификации жеста, его мелодраматичности (повести Н.Ф. Павлова и В.Ф. Одоевского).
Так в повести Н.Ф. Павлова «Аукцион» отрицательный герой показан более сложным. Начнем с характеристики статического портрета, который отсутствует как таковой и заменен именем «молодой человек». Это указание заставляет нас подумать, что речь идет о естественном герое, который встретил на балу предмет былой любви и решил отомстить. Жестовый стиль героя подтверждает наши предположения относительно типа: здесь и краска лица, и порыв, и даже метафорическая формулировка внутреннего жеста (грусть сжала ему сердце).
Ситуация соблазнения меняет жестовый стиль героя. Перед нами типичный светский герой-губитель со всеми особенностями жестового стиля: здесь и этикетный жест, и объятия, и жест охорашивания, и насмешливая улыбка, которая явилась как молния, и учтивый тон, и, наконец, интонационный жест засмеялся, который снимает трогательность сцены любовного объяснения. Автор закрепляет новое представление о герое, завершая повесть сценой равнодушной встречи губителя с героиней на следующий день.
Здесь представлен более сложный способ создания образа, когда тип губителя раскрыт только в сюжете, ни речевая характеристика, ни портрет его не выдают. Можно сказать, что Н.Ф. Павлов, используя смешение жестового стиля естественного героя и губителя, переключается с одного типа (ложного) на другой (истинный). Отсутствие статического портрета создает некоторую неопределенность и наряду с предысторией героя вводит читателя в заблуждение относительно типа героя, а также помогает сделать переключение нерезким, более органичным.
Линию «сложного» изображения обольстителя продолжает В.Ф. Одоевский, который использует ложную формулу персонажа в повести «Княжна Зизи» применительно к образу Владимира Городкова. Статический портрет героя производит положительное впечатление: кроткий тихий разговор; одевался чисто и щегольски. Эта «ложная формула» опровергается событиями повести, она позволяет создать своеобразный портрет, когда «внешняя опрятность героя контрастирует с его душевной нечистоплотностью» [Гинзбург, с. 27]. Позже из уст второстепенного персонажа читатель получает отрицательную характеристику Городкова, истинную сущность которого выдает манера: всегда входит в комнату боком, всегда как-то пролезает между людьми; румяное, вечно улыбающееся лицо.
Жестовый стиль Городкова сложен. Наряду с жестами, которые не выдают в персонаже злодея (взял за руку и пожал с нежностью; вошел тихими шагами, отвечал ласково; сказал при-
Н.В. Шипицына. Приемы формирования читательского восприятия в повести Ф.М. Достоевского «Кроткая»
ветливо; тихо, почти шепотом поздоровался), присутствуют жесты, типичные для обольстителя: сжал ее в своих объятиях; побледнел; насмешливо улыбнулся. Автор не может совсем отказаться от раскрытия сущности героя, поэтому в жестовом стиле Городкова присутствуют жесты и визуальные характеристики, данные с помощью приема срывания масок: взбешенный, он остановился у двери, приняв нежно-печальный вид; ...закрыл лицо руками, но не так, что нельзя было видеть княжну.
Таким образом, в портрете, данном в повести В.Ф. Одоевского, прямой связи между внешностью и поступком нет. Помимо манеры и жеста ничто не указывает на тип героя.
В целом к концу 1830-х гг. в изображении отрицательного героя, героя-губителя, авторы постепенно отходят от идеи прямо пропорциональной зависимости портрета персонажа от его сущности. Усложняется портретный стиль злодея: от инфернального портрета И.И. Панаева к «непостижимому герою» Н.Ф. Павлова (наложение типов идеального героя и губителя) и к герою ложной формулы В.Ф. Одоевского, сущность которого выдает только манера и поступок, а не статический портрет.
Литература
1. Башкеева В.В. От живописного портрета к литературному: Русская поэзия и проза конца XVIII - первой трети XIX в. - Улан-Удэ,1999.
2. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. - Л.: Сов писатель, 1979.
3. Жорникова М.Н., Санжиева Т.Е. Особенности портретного изображения простолюдина в русской романтической повести // Вестн. Бурят. гос. ун-та. Филология. 2013. Вып. 10.
4. Левидов A.M. Литература и действительность. - Л.: Сов. писатель, 1987.
5. Фаст Дж. Язык тела (Психология невербального общения). - Ростов-н/Дону: Феникс, 1997.
Жорникова Мария Николаевна, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета, кандидат филологических наук. Тел.: (3012)215094; е-mail: [email protected]
Zhornikova Mariya Nikolaevna, associate professor, department of Russian and foreign literature, Buryat State University, candidate of philological sciences.
Раднаева Любовь Дашиевна, профессор, заведующая кафедрой иностранных языков Бурятского государственного университета, доктор филологических наук. E-mail: [email protected]
Radnaeva Lyubov Dashievna, professor, head of foreign languages department, Buryat State University, doctor of philological sciences.
УДК 82.09
© Н.В. Шипицына
Приемы формирования читательского восприятия в повести Ф.М. Достоевского «Кроткая»
Характеризуются формы и приемы формирования читательского восприятия в повести Ф.М. Достоевского «Кроткая», выявляется преобладание образа размышляющего читателя.
Ключевые слова: повесть, автор, образ читателя, приемы читательского восприятия, Достоевский.
N.V. Shipitsina
Methods of forming a reader's perception in the story "Mild natured" by Dostoyevsky
The article reviews forms and methods of forming a reader's perception in the story "Mild natured" by Dostoyevsky; shows predominance of the image of a reflecting reader.
Keywords: story, author, image of a reader, methods of a reader's perception, Dostoyevsky.
«Образ читателя» - не простой субъект текста. Он не материализован в конкретный авторский «лик», однако имеет возможность проявить себя через языковое выражение образов персонажей, рассказчика и автора, через их точку видения. Автор, как творец художественной реальности, управляет взаимоотношениями с читателем при помощи различных словесных (прямая, несобственно прямая и внутренняя речь) и композиционных приёмов (представления, изобразительные и монтажные).
