CC BY
52
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ... ПРЕДИКАЦИИ
З.Л. НОВОЖЕНОВА
Кафедра русского языкознания Институт неофилологии Поморской педагогической академии Ул. Словяньска, 8, 76-200, Слупск, Польша
Разграничиваются и анализируются различные системно-языковые функции глагола в предложении: функции предикативности, предикации и копулятивности. Делается попытка дать им культурно-этническую интерпретацию.
Факт наличия связи между языком и национальным сознанием его носителей освящен лингвистической традицией (В. Гумбольдт, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. Боас, Л.В. Щерба, И.И. Мещанинов, Э. Сэпир, В. Уорф). «Собственно говоря, все попытки охарактеризовать языки типологически (например, языки с аналитической или синтетической тенденцией, языки эргативного или активного строя) подразумевает выход на специфику мышления» [Карасик, 2002, с. 206].
Однако антропоцентрический и когнитивный ракурсы современной лингвистики вновь привлекли внимание ученых к проблемам соотношения универсального и национально-специфического в языке, к этнокультурной обусловленности многих языковых явлений и дали возможность объяснить их в терминах языковая картина мира, концептосфера, концепт, концептуализация, категоризация и некоторые др.
Особенно исследования подобного типа, как можно наблюдать, активны в области лексики и фразеологии, но современные ученые проявляют интерес и к национальной специфике грамматического языкового сознания (см. например, исследования Н.Д. Арутюновой, Е.В. Падучевой, З.К. Тарланова, Е.В. Петрухи-ной и др.). В грамматических категориях, в механизмах осуществления грамматических процессов делается попытка обнаружить национально-культурные представления, опыт и модели поведения носителей языка, то, что принято называть национальным менталитетом, национальным видением мира, народной философией.
О степени освоенности и аксиоматичности таких представлений в современном языкознании свидетельствует факт их обсуждения на уровне вузовского преподавания. «Не надо так далеко (из Европы в Африку) ходить за примерами, чтобы увидеть связь между языковыми категориями и культурой, - говорится в учебнике «Ко§пку'л,пе рос^ахуу ^ука» под ред. Э. Табаковской [Краков, 2001, с. 190]. - Часто повторяется, например, мнение, что в немецкой
грамматике сильнее, чем во французской, видна обращенность к «реальности», к быту, что английская грамматика особенно чувствительна к нюансам мотивации поведения человека и манипуляции им, в свою очередь русская грамматика обладает рядом конструкций, которые самим непосредственным образом связаны с традиционным русским фатализмом» (перевод автора статьи).
Приведенная цитата не только подтверждает общепринятость идеи национально-культурной обусловленности языка, но и демонстрирует наличие уже сложившихся стереотипов в оценке национально-языкового сознания. Так, в современной лингвистике утвердилось мнение, согласно которому безличные конструкции в русском синтаксисе являются проявлением таких свойств русского национального характера, как фатализм, пассивность, антирационализм и под. Комментируя подобные утверждения, Е.С. Яковлева пишет, что «безличность традиционно служит своего рода грамматической метафорой русской ментальности» [Яковлева, 1997, с. 97], и приводить, подтверждающее этот тезис яркое и образное высказывание отца Г. Фроловского: «в русском переживании всегда преувеличивается значение безличных, даже бессознательных, каких-то стихийных сил, «органических процессов», «власть земли», точно история совершается скорее в страдательном залоге, более случается, чем творится. Выпадает категория ответственности» [Фроловский, 1923, с. 502].
«Окончательному приговору» русскому менталитету, как обладающему качествами неконтролируемости, пассивности и под., современная лингвистика обязана прежде всего работам и идеям А. Вежбицкой, которая считает импер-сональность важнейшим свойством русского языкового сознания. Сравнивая синтаксические конструкции русского и английского языков, она приходит к выводу о том, что безличные и инфинитивные конструкции в русском синтаксисе свидетельствуют о «неконтролируемости» и «иррациональности» русского менталитета, которые являются следствием взгляда на мир как на совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому разумению [Вежбицкая, 1996, с. 55-56].
Таким образом, характерное и заметное явление русского синтаксиса -неэксплицированность субъекта в предложении, «безличность» конструкции -получило выразительную этнокультурную и когнитивную оценку и вызвало дискуссию [1], а тем самым стимулировало активное внимание ученых к проблемам этнокультурного осмысления грамматики, в частности синтаксиса.
Другим весьма характерным свойством русского синтаксиса, которое также заслуживает внимания в связи с обсуждаемой проблемой, является возможность и продуктивность невербализации глагола в структуре русского предложения (безглагольность). Это явление, наряду с некоторыми другими свойствами русского синтаксиса, часто оценивается как проявление большей имплицитности системы русского языка по сравнению с другими языками. Свойство безглагольности русского предложения, имеющее системно-языковое измерение, вероятно, может получать и культурно-этническую интерпретацию.
В системно-языковом плане показателен, во-первых, сам факт признания безглагольной конструкции в качестве определенного типа предложения; во-вторых, в качестве типа предложения, характерного для синтаксиса именно русского языка. Несмотря на то, что глагольный тип предложения является основным типом в русском синтаксисе, русский язык более чем другие допускает
безглагольные конструкции. Об этом писал в свое время В. Матезиус: «Едва ли можно найти такой язык, который бы обладал одним единственным образом построения предложения; но трудно сказать наверняка, какую модель следует принимать в данном языке за образец предложения, а какую нельзя... В некоторых языках тип безглагольного предложения выражает сущность грамматической системы. В целом их нельзя заменить другим типом предложения, вследствие чего они никогда не исчезнут полностью. Такое положение наблюдается, например, в русском языке, где безглагольные предложения являются нормальным типом для выражения некоторых видов оценочных и притяжательных предикаций. В других языках, например в чешском, не находясь в такой тесной связи с самой сущностью грамматической системы, являются типом окказиональным. Здесь они всегда могут быть заменены глагольными предложениями, а в некоторых стилях вообще не встречаются» [Матезиус, 1967, с. 237-238].
Даже достаточно поверхностный сопоставительный анализ фактов русского и других языков обнаруживает высокую степень обязательности глаголов в таких, например, языках, как немецкий и английский (ср.; Он хороший. Не is good. Er ist gut. За облаками небо. There is the sky behind the douds. Hinber der Wolken is der Himmel sichtbar). Та же часть конструкций, которые в английском [2] и немецком [3] языках квалифицируются как безглагольные, очень часто имеют особую грамматическую природу и на этом основании вообще выводятся за пределы предложений [Прибыток, 1992].
В родственных русскому языку западнославянских языках (например, в чешском и польском) присутствие глаголов в структуре предложения отличается большей обязательностью, чем в русском. Однако и в польском языке существуют конструкции, допускающие отсутствие глагола. К ним относят конструкции типа Wiedza to potçga, Czas to pieniqdz. Грамматическая квалификация данных конструкций и роли глагола в них, как свидетельствует литература вопроса, вызывает у ученых определенные затруднения и противоречивые оценки, отражающие те теоретические позиции, с которых это явление оценивается исследователями. Так, T. Karpowicz в своей книге «Gramatyka jçzyka polskiego» (1999), задачей которой является, как пишет автор, популяризация грамматики современного польского литературного языка, выражает, вероятно, наиболее принятую точку зрения на эти конструкции. Он определяет предложения типа Maria to mila dziewczyna как предложения с orzeczeniem imien-nym (именным сказуемым), которые состоят из l^cznika и orzecznika (связки и именной части). В функции связки может выступать (zaimek) местоимение to. При этом необходимо заметить, что этот тип сказуемого после некоторого колебания автор квалифицирует как составное, а не как простоте сказуемое («Formalnie rzecz Ыощс, zlozonym mozna nazwac orzeczenie imienne» - ‘Собственно говоря, составным можно назвать и именное сказуемое’) [Karpowicz, 1999, с. 235]. A. Nagórko (1998) видит в предложениях Wiedza to potçga, Czas to pieniqdz orzeczenie zlozone (составное сказуемое), «в котором связкой может быть spójka to». Предлагая 26 структурных схем, R. Grzegorczykowa (1999) подобные предложения (Zycie to walka; Jan to bohater) относит к трем схемам простых предложений, содержащих лексические единицы, и указывает на предикативное употребление слова to с идентифицирующей функцией [Grzegorczykowa, 1999. с. 57].
М. Bobran квалифицирует подобные конструкции как конструкции с функторами тождества: N!n - функтор тождества N“n (Wiedza to pot^ga; Gniew to (zty) doradca и под) [Bobran, 1993, с. 266-267]. Кроме того, ученый замечает, что «в русском и польском языках в функции связки могут употребляться многие другие глаголы, а также слова других семантических классов, причем в определенных грамматических условиях связочная словоформа в структуре сказуемого не является облигаторным компонентом для выражения предикативных отношений... с вяз ка может иметь нулевую форму» [Bobran, 1993, с. 241]. Тем самым состав безглагольных предложений в польском языке им некоторым образом расширяется. Еще более определенную позицию в оценке данных предложений как не глагольных занимает М. Гиро-Вебер, которая называет их бессвя-зочными именными предложениями (Czas to pienniqdz, Starosc nie radosc) и полностью приравнивает их по грамматической сущности к русским предложениям типа Жизнь прекрасна, Пространство бесконечно [Гиро-Вебер, 1999, с. 36].
Однако в целом надо признать, что польская грамматическая традиция весьма консервативна (т. е. в основном вербоцентрична) в оценке обсуждаемых явлений.
В русском же языкознании, несмотря на серьезные вербоцентрические традиции [см. об этом: Новоженова, 2001, с. 18-28], именные типы предложений получили достаточно глубокое осмысление в трудах В.В. Виноградова, Д.Н. Шмелева, Г.А. Золотовой, Г.Н. Акимовой, Ю.С. Степанова, П.А. Леканта, Е.Н. Ширяева и др. Безглагольные предложения в современном русском языке исследуются в разных аспектах. Они могут рассматриваться со стороны их формального устройства. Основанием для таких классификаций служит чаще всего форма конститутивного компонента (не всегда, но чаще всего, предиката -сказуемого): номинативные {Ночь. Улица. Фонарь. Аптека), биноминативные (Он учитель), дативные (Мне холодно, Грубиянам не место в футболе), гени-тивные предложения (Народу-то! Ни воды, ни травы), побудительные высказывания (Воды! За мной!) [Козырев, 1994] и другие типы предложений с предложно-падежными формами в предикатной функции (Кавказ подо мной. Заутра казнь) [Золотова, 1973; Коммуникативная грамматика, 1998]. Безглагольные предложения могут получать также семантическую интерпретацию как бытийные, поссесивные, локативные, квантитативные предложения, предложения характеризации и некоторые другие [см., например: Золотова, 1973; Коммуникативная грамматика, 1998].
Чем же обусловлено наличие безглагольных предложений в русском языке? Обычно ответ на этот вопрос ищут либо в их генезисе, либо в особенностях морфологической системы русского языка.
Одна из возможностей объяснить наличие безглагольных предложений в русском языке кроется в их генетической связи с индоевропейскими именными конструкциями, к которым они восходят и о которых писали А. Мейе, Э. Бен-венист, Ж. Вандриес. Идея индоевропейского происхождения безглагольных предложений отстаивается такими учеными, как Ю.С. Степанов, М. Гиро-Вебер, А. Левицкий, Ю. Юдакин.
«Существуют, - пишет Ю.С. Степанов, - (и, по-видимому, являются древнейшими) формы предикативности без глагола, в виде двух соположенных,
то есть так называемого именного предложения, древнерусское «Грех сладко, а человек падко», латинское «Varium et mutabile semper femina» ‘Изменчиво и непостоянно всегда женщина', где предикация выражает временную «сущностную» связь понятий [Степанов, 1989, с. 379]. По мнению Ю.А. Левицкого, в древних именных предложениях «подлежащее и сказуемое не образуют коор-динативной связи и не имеют формы глагольной предикативности» [Левицкий, 1995, с. 51]. Подобный тип связи сохраняется в современных языках. Так, М. Гиро-Вебер [1999, с. 36], как уже говорилось выше, находит их в славянских русском и польском языках.
Ю.С. Степанов, кроме того, отмечает, что в предложения «сущности», типа русского «Грех сладко, а человек падко», и в предложения существования «Этот воин - победитель» глагол-связка быть вводится исторически позднее [Степанов, 2002, с. 393].
Факт отсутствия глаголов в простых предложениях русского языка может также быть объяснен через специфику (морфологической) парадигмы глагола быть (отсутствием форм настоящего времени). Общеизвестно, что частичная потеря форм глагола быть возникла на почве русского языка вследствие исторической эволюции. Таким образом, именное предложение может возникать в русском языке и как результат позднейшего устранения из предложения глагольной связки. История русского языка, по мнению ряда ученых, убеждает, что определенные типы именного предложения предстают как поздний, вторичный продукт в длительном процессе эволюции синтаксического строя [Тар-ланов, 2001, с. 196].
Таким образом, «вторичная утрата глагольных форм» приводит к расширению объема именного (безглагольного) типа предложения и к закреплению за ним статуса грамматического типа. При этом структура русского безглагольного предложения остается в целом проницаемой для глагола.
Однако признание безглагольного предложения в русском языке в качестве самостоятельного типа предложения нельзя до конца считать общепринятым. В русском языкознании, как об этом уже говорилось выше, достаточно сильна позиция сторонников абсолютизации глагола в предложении. Эта традиция в русском языкознании связана с именами Ф.И. Буслаева, A.A. Потебни, А.М. Пеш-ковского.
Часть исследователей вообще не допускают наличия в русском языке безглагольных конструкций (И.П. Распопов, B.C. Юрченко, D. Mrazek, D. Danes и др.). Достаточно часто, даже декларируя наличие именных типов предложения, ученые восстанавливают именные конструкции до глагольных. Такая неясная позиция относительно именных типов проявилась, например, в Русской грамматике-80.
В решении вопроса об основных типах предложения в русском языке в системно-языковом плане важную роль играет понимание сущности фундаментальной синтаксической категории предикативности, трактовка способов ее осуществления и выражения, а также решение вопроса о соотношении грамматических понятий предикативности и предикации.
В русском языкознании общепринятым можно считать виноградовское понимание категории предикативности. «Значение и назначение общей категории предикативности, формирующей предложение,
УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА
содержания предложения и действительности» [Виноградов, 1954, с. 17]. Оно выражается в частных категориях модальности, времени и лица. Понятие предикативности может также приравниваться к понятию сказуемости. В этом случае предикативные отношения трактуются как обозначающие связь между подлежащим и сказуемым, а очень часто и как логические отношения (между субъектом и предикатом), что приводит к пересечению понятий предикативность и предикация [Ляпон, 2002, с. 392]. Предикация же, в качестве самостоятельного понятия, оценивается как «акт соединения независимых предметов мысли, выраженных самостоятельными словами... с целью отразить «положение дел», событие, ситуацию действительности; акт создания пропозиции» [Степанов, 2002, с. 393]. Основной формой языковой предикации является высказывание.
Предикативность же, в свою очередь, определяется как «ключевой конституирующий признак предложения» [Ляпон, 2002, с. 392]. В связи с возможностью выражения предикативности различными морфологическими средствами определяется грамматический тип предложения. Так, в практике синтаксических исследований, в описаниях предложения принято устанавливать грамматический тип предложения по морфологической выраженности предикативного минимума конструкции. По категориально-грамматическим характеристикам предикативных словоформ в русском языке выделяется (по разным классификациям) класс глагольных, наречных, именных, номинативных, адъективных, инфинитивных, количественных и некоторых других типов предложения.
Согласно идеям сторонников глаголоцентрической (вербоцентрической) точки зрения наличие финитного глагола в предложении является обязательным, так как полагается, что только глагол обладает предикативными (сказуемостными) свойствами (морфологическими категориями времени, модальности и лица), дающими ему возможность осуществлять в рамках предложения акт предикации и выражать предикативность, а тем самым статуировать предложение как специфическую единицу синтаксиса [см., например: Попов, 1976]. Таким образом доказывается, что в русском языке имеется только один тип предложения - глагольный. Однако в данной ситуации наблюдается очевидная подмена объектов: свойства предложения заменяются свойствами глагола. Поэтому более перспективным представляется подход, при котором предикация рассматривается «как функция предложения в целом, а ее показатели, «морфемы спряжения», - как принадлежность не глагола, а предложения» (П. Ельмслев,
Э. Бенвенист и др.) [Степанов, 2000, с. 392]. Важно подчеркнуть, что предикация в этом случае отделяется от «сказуемости», т. е. от предикативности.
Очевидно, что поиски закономерностей действия основных предложенче-ских механизмов должны осуществляться на «почве» самого предложения. Только таким образом можно определить статус, роль и степень участия этих механизмов в формировании предложения и отдельных его компонентов. Только последовательная предложенческая позиция позволит объективно определить грамматические свойства предложения.
Причины наличия в русском синтаксисе безглагольных предложений надо искать в особенностях действия языковых механизмов, осуществляющих концептуализацию и пропозиционализацию действительности средствами предложения, в процессах актуализации содержания предложения, и той ролью и функциями, которые в них выполняют глаголы и имена.
Предполагается, что основными свойствами предложения являются пропозитивность (предикатность), предикативность, связочность (копулятивность) [Новоженова, 2002].
Предложение-высказывание является основной языковой единицей, в рамках которой происходит предикация - соединение концептов, образование пропозиций. Предикация позволяет сравнивать, соединять, сопоставлять в мышлении информацию о предметном мире в форме пропозиций.
Для понимания языковых процессов важно уяснить, что «языковые формы предикации принадлежат не какому-либо одному члену предложения, а предложению в целом» [Степанов, 2002, с. 392]. «Языковые формы предикации называются структурной схемой» [Степанов, 1975, с. 135]. Знаком соединения концептов в предложении является структурная схема, модель предложения -формально-синтаксическое образование, типизированное в данном языке относительно определенного содержания. Предикатное сопряжение словоформ происходит в рамках типизированного формального устройства предложения. Единство пропозиции и структурного оформления предложения (модельная изосемичность) окончательно проясняет предикатную роль слов в предложении: За окном дождь, За окном шумел дождь (локализованное наличие); На улице холодно, Морозит, Светает (состояние природы); Мне не спится, Его знобит (состояние субъекта-лица); Она красивая. Дорога там плохая, Дело оказалось скверным (характеристика); Я ехала домой, я думала о вас (движение и мыслительно-речевое действие); Он теперь бизнесмен (квалификация) и т. д. Синтаксические конструкции оказываются ориентированными не на конкретный глагол или имя, а на типы предикатов и типы пропозиций.
Глагол стремится целиком «взять на себя» процесс предикации (осуществление предикатно-пропозитивной функции), поскольку он обладает грамматическими категориями, дающими ему возможность актуализировать (по отношению ко времени, модальности и лицу) пропозитивное содержание. В силу этого глагол является в языке специализированным средством выражения предикатов.
Глаголы, выполняющие в предложении пропозитивно-предикатную функцию, определяют и внутрипропозитивную структуру высказывания. В этом случае они обладают развитой полной семантической структурой (полнознамена-тельностью), в силу этого обладают валентностными свойствами и определяют (прогнозируют): количество и качество актантов - компонентов модели предложения. Таким образом, глагол в предложении выполняет еще и прогнозирующую функцию, реализуя свои валентностные свойства.
Поведение конкретных глаголов в предложениях различного пропозитив-ного содержания зависит от изосемичности глагола и типового значения предложения. Для элементарных (базовых) моделей предложения характерен изосе-мизм: соответствие семантики предиката и категориального значения выражающей его части речи.
Однако значение глагола и типовое значение предложения могут и не быть изосемичными. В этом проявляется неустойчивость и нежесткость синтаксической системы, свидетельствующее о том, что вербоцентризм, хотя и является ведущим принципом построения русских предложений, не обладает свойством абсолютности. Примером этого явления могут служить предложения с глаголами - сказуемыми, выполняющими только копулятивную (связующую)
и/или актуализационную функции (Он был хорошим человеком. Стало темно и под.).
Другое важное синтаксическое свойство - предикативность - это уже не только и не столько сопряжение понятий в рамках высказывания, но и актуализация (по отношению к действительности в категориях модальности, темпоральное™, персональное™) содержания предложения (пропозиции) средствами синтаксиса. Актуализация завершает процесс формирования высказывания.
Необходимо подчеркнуть, что предикативность - это предложенческая категория, свойство, присущее предложению в целом и выраженное всем составом предложения (Пожар!, Тишина, Светает, Рабочие строят дом). Предикативность в современной теории трактуется «как наивысшая степень абстракции, присущая модели предложения как таковой, предложению вообще, независимо от его состава» [Ляпон, 2002, с. 393]. Она может обнаруживаться в предложении и без связи с глаголом. На этот момент указывает Г.А. Золотова, анализируя синтаксические конструкции, называемые ею связанными (Деревня - за рекой; Татьяна в лес...; Мы - за дочкой; Я за вами). Значение времени и модальности обнаруживаются в рассматриваемых предложениях не через морфологию глагола, а по В.В. Виноградову, конструктивно-синтаксическим способом [Золотова, 1997, с. 152].
Предикативность, будучи безусловно предложенческой категорией, реализуемой всем составом предложения, может, однако, перераспределяться между компонентами предложения, концентрироваться, локализоваться, фокусироваться в одном из них. Таким компонентом чаще всего является глагольный компонент, выполняющий актуализационную функцию. В этом случае глагол выступает как частеречный способ, специализированное языком морфологическое средство актуализации препозитивного содержания, а также средство экспликации предложенческих предикативных категорий, что обусловлено, как об этом уже говорилось, наличием в глаголе грамматических показателей времени, модальности и лица. Очевидно, что лексико-семантические свойства глагола не играют значительной роли в осуществлении этих механизмов. В силу этого актуализационную функцию в рамках предложения в равной мере и с равным успехом могут выполнять как полнознаменательные, так и неполнознаменательные глаголы.
Таким образом, участие глагола в выражении предикативности соответствует его актуализационной функции. Эта функция является в предложении основной для каждого глагола, независимо от того, полнознаменательный это глагол или неполнознаменательный. Поэтому утверждение о том, что предложения Была (будет) ночь, Наступила ночь, Ночь идет, Она идет в город, Он идет в школу в этом году, Окна выходят на улицу, Ученики выходят на улицу во время перемен, Хирург проводит операцию, Хирург оперирует являются одинаково глагольными (см, напр., Попов 1976: 37), может быть признано верным лишь частично, так как данные предложения равноценны с точки зрения участия глагола в актуализации их пропозитивно го содержания (т. е. предикативной ролью), но различаются ролью глагола в организации пропозиции (т. е. предикатной ролью).
Одной из специфических функции глагола в предложении является копу-лятивная (связующая) функция. Свойства связи, связка компонентов - сущностное свойство предложения.
Ведущую роль в формировании предложения, вероятно, имеет когнитивный процесс пропозиционализации действительности, осуществляемый семан-тико-структурными средствами предложения. Креативная сущность препозитивного осмысления действительности в языке проявляется прежде всего в соединении в рамках предложения субъектов и предикатов на основании их семантической связи - «категориально-семантической корреляции, формирующей типовое значение предложения» [Коммуникативная грамматика, 1998, с. 172]. «Именно соединения слов определенного типа и, соответственно, выражаемых ими концептов образуют такую концептуальную структуру, которая может быть описанием «положения вещей» по своему смыслу» [Витгенштейн, 1958, с. 3-14). В грамматическом плане связь между субъектом и предикатом -подлежащим и сказуемым - определяется как взаимная координация (Н.С. Поспелов, Н.Ю. Шведова, Г.А. Золотова, В.А. Белошапкова, О.Б. Сиротинина и др.).
Можно предположить, что любая синтаксема, попавшая в орбиту предложения, принимается в его состав как компонент на основании различных отношений (реляции) и связанности его с другими компонентами. Таким образом, для выяснения природы копулятивности (связочности) понятие «отношение», реляция играют важную роль. Свойства копуляции и реляции пересекаются.
«Связочность» оформляет синтаксические отношения в рамках предложения. Своя роль в выполнении копулятивной (связочной) функции в предложении обнаруживается и у глагольного компонента. Копулятивная функция глагола - это прежде всего осуществление им связи между субъектом и предикатным признаком. Такая связка получила наименования «диктальной связки». Диктальная связка, по мнению ряда ученых (Ш. Балли, Л.В. Щербы, Н.Д. Арутюновой, И. Б. Шатуновского и др.), является конститутивным элементом предложения, присутствующим в структуре любого глагольного элемента в предложении. «Всякий глагол, — утверждал Ш. Балли, — сам по себе выражает или содержит в себе нечто от грамматики, потому что он является связкой или содержит в себе связку» [Балли, 1955, с. 120]. Глагол может выступать в предложении в имплицитной или эксплицитной копулятивной функции (эксплицитная или имплицитная связка).
Эксплицитная связка - это языковой элемент «есть, был», лишенный лексических и грамматических показателей и выполняющий в предложении «чисто» связующую копулятивную функцию.
Поскольку для осуществления собственно копулятивной (формально-ко-пулятивной) функции в глаголе оказываются избыточными не только развитая семантическая структура, но и грамматические показатели времени, лица, наклонения, видовая корреляция, поэтому такую же связочную функцию в языке могут осуществлять не только глагольные связки, но и другие единицы, которые лишены актуализационных показателей: суть, есть, это, вот, все равно как, вот таков и под.
Предложения с глаголом могут отличаться разной степенью имплицитно-сги/эксплицитости ‘связки’, что обусловливает разную степень «расщепленности» в них предикатной, актуализационной и копулятивной функций.
Динамика отношений между данными функциями глагола в предложении отражена в ситуации изосемичности/неизосемичности, фиксирующей, как об этом уже говорилось выше, отношения между модельной и глагольной семан-
тикой. В ситуации изосемичности релевантно прежде всего категориальнограмматическое значение глагольной лексемы, но, как показывает анализ, в этом процессе могут учитываться и другие, более частные, компоненты значения глагола, характеризующие его как члена подкласса слов. Таким значением в глаголе может быть акциональность/ неакциональность и др.
Ситуация изосемичности фокусирует в глаголе все его функции и тем самым дает глаголу в полной мере реализоваться в предложении как лексикограмматической единице в своем основном частеречном значении, в полном объеме грамматических категорий и в полноте лексико-семантической структуры слова. В этом случае глагол выступает как изосемичный глагольный предикат базовых моделей предложения, ориентированных на выражение определенных про позитивных смыслов (типовых значений предложения). В глаголе становится релевантным индивидуальное лексическое значение, определяющие его прогнозирующие свойства.
Неполнозначные в системе языка глаголы, находящиеся в разной степени удаленности от фокуса изосемичности, самостоятельно не формируют пропозиции, а «поддерживают» предикатную роль имени (.Хирург проводит операцию, Окна выходят на улицу). В неизосемичном глаголе «обозначаются, проясняются» актуализационная и копулятивная функции.
Предложения с неизосемичными глаголами находятся на периферии поля глагольных предложений русского языка.
Можно предположить, что собственно (истинно) глагольными предложениями будут только такие предложения, в которых в рамках глагольного слова совмещаются пропозитивно-предикатная, актуализационная и копулятивная функции. Все остальные предложения, в которых при наличии глагола данные функции перераспределяются между различными компонентами предложения, а за глаголом остается прежде всего актуализационная и копулятивная функции, целесообразно считать предложениями с глаголом, которые находятся в разной степени удаленности от центра поля глагольных предложений.
В ситуации отсутствия глагола процесс предикации и актуализации препозитивного содержания осуществляется всей структурно-семантической основой предложения (исключая распространяющие компоненты предложения). В функции предиката-сказуемого в этом случае могут выступать имена существительные и прилагательные, наречия, числительные, категория состояния.
Представленные языковые механизмы имеют универсальную природу. Субъектом их осуществления является личность говорящего. Языковая деятельность и действия языковой личности вызваны, как известно, задачами языковой интерпретации мира, очерчены коммуникативно-прагматическими потребностями ситуации, а также обусловлены исторически закрепленным социальным и культурно-этническим опытом того сообщества, в котором говорящий субъект обитает. Можно утверждать, что предпочтительное или характерное выражение той или иной грамматической идеи определенным способом является культурно-специфическим, культурно нагруженным. А. Вежбицкая предлагает выявлять свойства национального характера, «вычитывая» их из национально-специфических черт самого языка и деятельности говорящего субъекта. Русский язык, как мы видим, игнорирует глагол как основную несущую конструкцию процессов предикации и предикативности, демонстрируя вариа-
тивность в способах их оформления и осуществления. В этом можно видеть проявление характерных национально-специфических черт русского синтаксиса: имплицитность и безглагольность. Какое же свойство национального характера можно «вычитать» из этого явления? Какая национально-специфическая черта и этнофилософская установка русского человека проявляется в нем? Как нам кажется, можно сделать очень осторожное предположение относительно черт менталитета русских, обусловливающих это явление. Можно назвать такие черты их характера как стихийность, необязательность («и так хорошо»), надежда на авось («и так поймут»), установка скорее на анархический произвол, чем на порядок и законопослушность («нарушение правил»); вместе с тем здесь можно видеть и проявление творческой природы русских, их желание отступать от канонов, стремление к экспрессии, порыв к вольности. Как мы видим, диапазон таких качеств достаточно разнообразен и субъективен. Однако в контексте поисков современной лингвистики [4] такие предположения могут быть высказаны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Аргументированную критику этой позиции можно найти в работах З.К. Гарланова (1995), Т.В. Булыгиной (1997), Г.А. Золотовой (2000) и др.
2. См., например: Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. - М.: Иностранные языки; 1957 с. 106-107.
3. Например, о безглагольных конструкциях в немецком языке см.: Адмони В.Т. Теоретическая грамматика немецкого языка. Строй современного немецкого языка. -М., 1986, с. 113-115, с. 231-235, с. 248.
4. Заметим, что, например, З.К. Тарланов в своей статье, посвященной истории номинативных предложений, утверждает, что «...номинативные предложения и то место, которое они занимают в русской словесно-художественной культуре Х1Х-ХХ вв., отчетливо демонстрируют такую существенную грань русской этнофилософии русского мировосприятия, как органичная для них созерцательность, склонность к любованию, следовательно - и к полноте ощущений, неизбежно влекущей за собой картинность и замедленность общих восприятий» [Тарланов, 2001, с. 196].
ЛИТЕРАТУРА
1. Адмони В.Г. Теоретическая грамматика немецкого языка. Строй современного немецкого языка. - М., 1986.
2. Баши Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М., 1955.
3. ВоЬгап М. Очерк синтаксиса простого предложения русского и польского языков. -Кге8го№, 1993.
4. ВежбицкаяА. Русский язык // Язык. Культура. Познание. - М., 1996.
5. Виноградов В.В. Введение к «Синтаксису». Грамматика русского языка. Т. 2. - М.,
1958.
6. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М., 1959.
7. Гиро-Вебер М. О связке в русском языке // Предложение и слово. - Саратов, 1999.
8. Grzegorczykowa R. Wykfady z polskiej sktadni. - Warszawa, 1999.
9. Золотова Г.А. Понятие личности/безличности и его интерпретации // Russian Linguistics. - Dordrecht, Boston, London. - July 2000. - Vol. 24. - № 2.
10. Золотова Г.А., Онипенко H.K.t Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. - М., 1998.
11. Золотова Г.А. О связанных моделях русского предложения // Облик слова: Сб. статей памяти Д.Н. Шмелева. - М., 1997.
12. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. - М., 1973.
13. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград, 2002.
14. Karpowicz Т. Gramatyka j?zyka polskiego. -Zarys. Warszawa, 1999.
15. Kognitywne podstawy j^zyka i j^zykoznawstwa / Pod red. E. Tabakowskiej. - Krakow 2001.
16. Козырев В.И. Проблемы теории безглагольных побудительных высказываний // Тенденции развития грамматического строя русского языка. - М., 1994.
17. Левицкий Ю.А. От высказывания - к предложению, от предложения - к высказыванию. - Пермь, 1995.
18. Ляпон М.В. Предикативность // Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 2002.
19. Матезиус В. О системном грамматическом анализе // Пражский лингвистический кружок. - М., 1995.
20. NagörkoA. Zarys gramatyki polskiej (ze slowotwörstwem). - Warszawa, 2000.
21. Новоженова 3. Русское глагольное предложение: структура и семантика. - Slupsk, 2001.
22. Новоженова 3. Грамматический статус глагольных предложений в русском языке // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста. - М., 2002.
23. Попов A.C. Синтаксис простого предложения // Обзор работ по современному русскому литературному языку за 1970 - 1973. Синтаксис. - М., 1976.
24. Прибыток И.И. Английские сентенсоиды. - Саратов, 1992.
25. Русская грамматика: В 2 т. Т. 2: Синтаксис. - М., 1980.
26. Тарланов З.К. Номинативное предложение в истории русского языка // Тенденции развития русского языка. - СПб., 2001.
27. Тарланов З.К. Русское безличное предложение в контексте этнического восприятия // Филологические науки. - 1995. - № 5-6.
28. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. - М.: Иностранные языки, 1957.
29. Степанов Ю.С. Предикация // Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 2002.
30. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. - М., 1975.
31. Фроловскш Г.В. Пути русского богословия. - Париж, 1937.
32. Яковлева Е.С. О некоторых особенностях концептуализации личностного начала в русской лексике и грамматике // Вестник Московского университета. - Сер 9. Филология. - 1997. - № 3.
FEATURES OF NATIONAL... PREDICATION
Z.L. NOVOZHENOVA
The department of Russian linguistics Institute of Neophilology of the Pomor Pedagogical Academy Slov’anska str., 8, 76-200, Slupsk, Poland
In the article various system-language functions of a verb in the sentence are differentiated and analyzed: functions of predicativity, predication and copulativeness. An attempt to give them cultural-ethnic interpretation is done.
