CC BY
162
Библиографический список
1. Анисимов А. Ф. Религия эвенков. - М.; Л., 1958.
2. АфанасьевА.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. - М., 2006.
3. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. - М., 2006.
4. Афанасьева Е.А. Мифологические мотивы в трилогии Марии Семеновой «Волкодав» // Официальный сайт М. Семеновой. Режим доступа: www.semenova.olmer.ru.
5. Белокурова С.П. Словарь литературоведческих терминов. - СПб., 2005.
6. Бережной С. Песни Серых Псов. Рецензия на роман М. Семеновой «Волкодав» // Официальный сайт М. Семеновой. Режим доступа: www.semenova.olmer.ru.
7. Доманский Ю.В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Изд. 2-е, испр. и доп. - Тверь, 2001.
8. Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы: Справочник. 2-е изд. - М., 2001.
9. Криничная Н.А. Персонажи преданий: Становление и эволюция образа. - Л., 1988.
10. Криничная Н.А. Русская мифология: Мир образов фольклора. - М., 2004.
11. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: истоки и полисемантизм об-
УДК 882.09
разов. В 3-х т. Т. 2. - М., 2001.
12. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. - М., 2001.
13. МильковВ.В. Древнерусские апокрифы. -СПб., 1999.
14. Неклюдов С.Ю. Особенности изобразительной системы в долитературном повествовательном искусстве // Неклюдов С.Ю. Ранние формы искусства. - М., 1972.
15. Прозоров А. Слово воина. - СПб., 2006.
16. РыбаковБ.А. Язычество древних славян. -М., 1987.
17. Семенов А. Листья полыни: Роман. - СПб., 2000.
18. Семенова М. Волкодав: Роман. - М., 1998.
19. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. - Новосибирск, 1999.
20. Токарев С.А. Религия в истории народов мира. - М., 1965.
21. Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). - СПб., 2003.
22. ЭсалнекА.Я. Архетип // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учеб пособие / Под ред. Л.В. Чернец. - М., 1999.
23. Юнг К.Г. Архетип и символ / Пер. с нем. -М., 1991.
А.В. Дроздова
ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЕТОДА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И И.С. ТУРГЕНЕВА В РОМАНАХ «БЕСЫ» И «НОВЬ»
(к проблеме «Достоевский и Тургенев: творческий диалог»)
В статье рассматриваются особенности художественного метода Ф.М. Достоевского и И.С. Тургенева в романах «Бесы» и «Новь», впервые выявляются и объясняются еще не отмеченные литературоведами некоторые сходства и параллели в творческой манере писателей в указанных произведениях.
Ключевые слова: сходства, аналогии, художественная манера писателя, нигилизм, революционная молодежь, проблема поколений.
Исследования же с противоположной точкой зрения начали появляться не так давно, и «сегодня на первый план в противоречивых отношениях Достоевского и Тургенева выдвигается именно сходство» [7, с. 174]. Причем говорится о сходстве именно позднего Тургенева с Достоевским [6].
Обратимся к роману Ф.М. Достоевского «Бесы». Литературным предшественником многих героев Достоевского является Базаров Тургенева. В «Бесах» исследователи часто проводят
Изучению художественного метода Достоевского и Тургенева посвящено множество различных исследований. В большинстве случаев выдвигается тезис о резком различии и несовместимости их творческих установок. Существует почти стандартная точка зрения, что Достоевский высоко ценил Тургене-ва-художника (исключая роман «Дым»), Тургенев же, наоборот, никогда не принимал специфики метода Достоевского (М. Бахтин [2], Г. Бялый [3]).
параллели между Базаровым и Ставрогиным, Базаровым и Петром Верховенским [1].
Но, на наш взгляд, можно провести и еще одно, казалось бы, невозможное и парадоксальное сопоставление: Базаров - Степан Трофимович Верховенский. В данном случае большую роль сыграла именно опора на художественные приемы и метод повествования в романе Достоевского «Бесы» в сравнении с тургеневским произведением.
Вспомним в тургеневском романе спор Базарова с Павлом Петровичем, где он хвалится, что знает русского мужика, умеет с ним разговаривать: «Мой дед землю пахал, - с надменною гор-достию отвечал Базаров. - Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете». Но как падает в глазах мужика этот надменный Базаров, когда, отправляясь на деревню и подтрунивая, по обыкновению, вступает в беседу с каким-нибудь мужиком: «Известно, барин; разве он что понимает? Увы! Презрительно пожимавший плечами, умевший говорить с мужиками Базаров (как хвалился он в споре с Павлом Петровичем), этот самоуверенный Базаров и не подозревал, что он в их глазах был все-таки чем-то вроде шута горохового» [8, с. 170-173].
Противоречия в душе Базарова сильны подчас настолько, что одновременно он предстает и врагом, и другом мужика, ибо злому выпаду против Филиппа или Сидора почти непосредственно предшествует базаровское заявление: «Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними» [8, с. 120].
Обратимся теперь к роману Достоевского. С присущей ему гиперболизацией и предельным сюжетным и психологическим осложнением (особенность художественного метода Достоевского) он представляет читательскому восприятию самодовольную речь Степана Трофимовича: «Я в совершенстве, в совершенстве умею обращаться с народом, и я это им всегда говорил», - самодовольно подумал он, наливая себе оставшееся вино...» Характерное для Достоевского повторение слова («в совершенстве, в совершенстве»), усиливающее представление о глубине восторга и самоупоения героя, а также сама интонация превосходства в речи Степана Трофимовича («я это им всегда говорил», «самодовольно подумал») предельно увеличивают базаровс-кую надменность и заключают ее в более широ-
кие рамки. Но насколько самодовольным рисуется перед нами в данном эпизоде Степан Трофимович, настолько жалким и смешным представляется он нам в беседе с «народом» по дороге:
- Вы. вы ко мне обращаетесь? - с прискорбным удивлением пробормотал Степан Трофимович.
- Из купцов, надо-ть быть, самоуверенно (!) проговорил мужик. Это был рослый мужчина лет сорока с неглупым лицом...
И потом:
- Сапог военный, - самодовольно и значительно вставил мужик. (Вспомним тургеневского мужика с его «какой-то небрежной суровостью» в голосе, которой сменилась «патриархальная певучесть»). Перемену в мужике замечает и Степан Трофимович, но тут она приобретает более широкие масштабы: «Ужасно любопытный народ, бабенка, впрочем, лучше его говорит, и я замечаю, что с 19 февраля у них слог несколько переменился...»
Обратимся снова к диалогу:
- Коли вам не обидно, мы, пожалуй, вас подвезем, если только приятно станет.
- Да, да, мои друзья, я с большим удовольствием, потому что очень устал, только как я тут влезу?
«Как это удивительно, - подумал он про себя, - что я так долго шел с этою коровой, и мне не пришло в голову попроситься к ним сесть... эта действительная жизнь» имеет в себе нечто весьма характерное [5, с. 482-484].
В данном эпизоде Степан Трофимович аналогично Базарову имеет вид некоего «шута горохового» со своей неуклюжестью и даже какой-то пугливостью. У Достоевского и этот момент отличается большими подробностями и конкретизацией, нежели у Тургенева. В силу своей пародийной направленности романа и здесь слышится ирония по отношению к Степану Трофимовичу (заметим, что Тургенев нисколько не иронизирует над Базаровым).
Но как Базаров, не знающий истинно народной жизни, любит народ, так и Степан Трофимович, не понимая сути народной, испытывает к нему подобные чувства. «Я люблю народ, это необходимо, но мне кажется, что я никогда не видел его вблизи. Настасья. нечего и говорить, она тоже из народа. но настоящий народ, то есть настоящий, который на большой дороге, мне кажется, ему только и дела, куда я, собственно, еду...»
Можно представить и другие эпизоды для сравнительно-сопоставительного анализа -смерть Степана Трофимовича и Базарова.
«Степан Трофимович скончался три дня спустя, но уже в совершенном беспамятстве. Он как-то тихо угас, точно догоревшая свеча». (Вспомним слова Базарова» «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет»). «Варвара Петровна, совершив на месте отпевание, перевезла тело своего бедного друга в Скворешники. Могила их в церковной ограде и уже покрыта мраморной плитой. Надпись и решетка оставлены до весны» [5, с. 506].
Обратимся к тургеневскому тексту. «Базарову уже не суждено было просыпаться. К вечеру он впал в совершенное беспамятство, а на следующий день умер. Отец Алексей совершил над ним обряды религии. Есть небольшое сельское кладбище из отдаленных уголков России... овцы безвозбранно бродят по могилам. Но между ними есть одна, до которой не касался человек, которую не топчет животное. Железная ограда ее окружает. Евгений Базаров похоронен в этой могиле» [8, с. 188].
В последние минуты жизни и у тургеневского героя и у героя Достоевского происходит некая переоценка ценностей. Степан Трофимович заговорил о Боге, нигилист Базаров обратился вдруг к красивым словам и стал мягко относиться к родителям («.но не разуверяйте старика . и мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыщешь .»).
Таким образом, проанализировав выше указанные эпизоды, мы можем сделать вывод о правомерности предполагаемой нами аналогии между героем Достоевского и Тургенева. Такой авторский прием помог Достоевскому, на наш взгляд, выразить свои идеи на проблему социальных истоков нигилизма, тесно связанную с проблемой поколений. Нигилисты, по Достоевскому, родственны западникам 40-х годов. Сознавая идейное родство своего поколения с «детьми» - нигилистами 1860-х годов, Степан Трофимович в то же время ужасается, в какие безобразные формы вылился современный нигилизм, и в конце концов порывает с ним. Ироническое отношение Достоевского к своему герою на протяжении романа сменяется теплым и сочувственным. Таким образом, и разрыв с народом, характерный, по мысли Достоевского, для современной молодежи, «преемствен и наследственен еще
с отцов и дедов». Отцы «не лучше, не крепче и не здоровее убеждениями, чем их дети».
Обратимся теперь к анализу художественных средств, использованных Тургеневым в «Нови». Как отмечает О.Н. Осмоловский, в романе «Новь» писатель анализирует те особенности человеческой природы, которые препятствуют осуществлению сознательной деятельности, приводят к трагическому душевному раздвоению. Для их литературной передачи он прибегает к приемам и средствам, имеющим существенные сходства с поэтикой душевного анализа в романах Достоевского [6, с. 108]. В последнем романе Тургенева довольно часто начинает встречаться слово «вдруг», чрезвычайно характерное для Достоевского и обозначающее неожиданный сдвиг в состоянии героев. Тургенев также вторгается в область парадоксальной психологии, исследует законы хаотического сознания. Объектом его анализа, как и у Достоевского, является не весь психический поток, а вершинные моменты противоборства интеллекта и стихийных реакций сознания.
Можно отметить, что в последнем романе Тургенев гораздо шире использует для психологической характеристики персонажей изображение их самосознания и рефлексии, драматизирует их душевную жизнь. Причем внутренние монологи по своей структуре и форме напоминают монологи Достоевского. В них выявляются двойственность сознания героев, их внутренний конфликт. Обратимся к одному из монологов Нежданова.
- О, эстетик проклятый! Скептик! - беззвучно шептали его губы. - Отчего эта усталость, это нежелание даже говорить, как только он не кричит и не беснуется?.. И эти два существа, которые теперь идут перед ним, этот Маркелов, этот Соломин . - разве они не отличные образчики русской сути, русской жизни - и знакомство, близость с ними не есть ли также счастье? Так отчего же это неопределенное, смутное, ноющее чувство?.. - Коли ты рефлектер и меланхолик, - снова шептали его губы, - какой же ты к черту революционер? Ты пиши стишки, да кисть, да возись с собственными мыслями и ощущеньицами, да копайся в разных психологических соображень-ицах и тонкостях. О Гамлет, Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания? [9, с. 233].
Разберем основные особенности данного монолога.
Во-первых, можно отметить, что взгляд героя на ситуацию изображается как бы со стороны, об этом говорит часто употребляемое местоимение третьего лица, которое обозначает самого героя (желает он заглушить, он встретился с нею, идут перед ним). Во-вторых, многократное обращение к самому себе (О, эстетик проклятый! Скептик! О Гамлет, Гамлет, датский принц). В-третьих, обращение к самому себе как к собеседнику, употребление местоимения второго лица «ты» (Коли ты рефлектер и меланхолик. какой же ты. революционер?), использование в монологе глаголов повелительного наклонения (пиши стишки, возись с собственными мыслями). Монолог Нежданова построен на столкновении двух голосов. Все эти особенности создают характер диалогизированного монолога, так часто используемого Достоевским (подробно особенности монологов Достоевского рассмотрены М. Бахтиным). Диалогическая основа внутренних монологов Нежданова выявляет раздвоенность героя, безрезультатность его усилий подчинить свое состояние логическим решениям. Все это напоминает нам характер героев Достоевского.
Интересный и важный для темы нашего исследования факт отмечает Г. Бялый, который связывает роман «Новь» с «Бесами» Достоевского: «Чувствуется в «Нови» также веяние, идущее от Достоевского: это как нельзя более естественно после «Бесов» - романа политического, романа о революции и революционерах, который так же, как и «Новь», явился откликом на нечаевское дело» [4, с. 232].
Отметим еще одну особенность. Для «Бесов» Достоевского характерны сцены, в которых действие развивается в очень быстром, можно сказать нервном, темпе (например, сцена приезда Хромоножки в дом Ставрогиной, пощечина Ша-това Ставрогину). У Тургенева в «Нови» также можно выделить такие эпизоды. Так, например, в быстром и нервном темпе, не свойственном Тургеневу, развертывается в главе XXI психологический эпизод внезапной ссоры Маркелова с Неждановым, завершающийся вдруг столь же внезапным примирением: «Нежданов, - сказал он вдруг негромким, но почти отчаянным голосом, - Нежданов! Ради самого бога, войдите ко мне в дом - хотя бы только для того, чтобы я мог на коленях попросить у вас прощения! - Нежданов! Забудьте. забудь, забудь мое безумное слово!»
Нервозность, надлом, быстрая смена психических состояний, резкий переход от оскорблений к отчаянной мольбе о прощении - все это чрезвычайно необычно для тургеневского романа. Такой же жестокий нервозный характер имеет и эпизод неждановской пропаганды.
Предчувствие неизбежной катастрофы, предчувствие, которое герой хочет утолить в потоке быстрых, лихорадочных, точно конвульсивных, поступков, совершаемых почти в бреду, в отчаянии; ощущение унизительности, мучительного стыда и, наконец, грязная катастрофа - такова схема этой сцены, восходящая также, без сомнения, к поэтике Достоевского, в частности, к многократно разработанным им жестоким эпизодам неотвратимо назревающих катастроф.
Этих аргументов уже достаточно, чтобы указать на тождественность художественных методов Достоевского и позднего Тургенева, хотя можно выявить и много других сходных приемов. Мы выявили эти параллели только на примере одного романа Тургенева, но на них же указывают и другие исследователи в других произведениях позднего периода творчества Тургенева («Кроткая» Достоевского - «Несчастная» Тургенева).
Характерно, что интерес к художественной манере Достоевского, отразившийся в «Нови», отнюдь не привел Тургенева к какому бы то ни было сближению с политической тенденцией автора «Бесов». Напротив, политический смысл тургеневского романа с центральной идеей «безымянной Руси», высылающий героев «Нови» на жертвенный подвиг, резко контрастен по отношению к концепции «Бесов», где революционные деятели рассмотрены были как люди, чуждые России и русскому народу.
Соответственно возникает вопрос о причинах сближения художественной манеры Тургенева с манерой Достоевского.
Как мы уже отмечали, Тургенев резко отрицательно отнесся к изображению в «Бесах» революционной молодежи, далекой от народа, отождествляемой с «бесовством». В своем романе «Новь» он попытался изобразить молодых общественных деятелей с другой стороны. Он не верил в их идеи, но сочувственно относился к ним, восхищался мужеством и самоотверженностью народовольцев.
Возникает вопрос: почему, казалось бы, в таком серьезном эпизоде, как заседание молодых общественно-политических деятелей, Тургенев
обращается к манере Достоевского? Если посмотреть внимательнее на эти сцены, то можно заметить, что тургеневские акценты несколько иные, чем у Достоевского. Если в «Бесах» так называемые «главные» нигилисты не участвуют в спорах, смотрят равнодушно на собравшихся, а в среде «наших» слышится ропот на пустоту и неуместность разговоров, то в «Нови» ропщут Маркелов и Нежданов, собравшиеся для решения важных дел, а не для закуски и выпивки. В их характеристике чувствуется авторское сочувствие, а не унижение. Вспомним, что и описание, например, Нежданова, Соломина исполнено в манере Достоевского. Получается, что Тургенев берет те же явления действительности, что и Достоевский (революционную молодежь), изображает их теми же способами, но выражает при этом абсолютно иные взгляды. Возможно, Тургенев специально имитирует неприемлемую для него манеру Достоевского, чтобы показать возможность использования этих приемов для изображения положительных черт революционной молодежи, выразить сочувственное авторское отношение к ней.
Библиографический список
1. Батюто А.И. Идеи и образы: К проблеме «И.С. Тургенев и Ф.М. Достоевский в 1870-е годы» // Русская литература. - 1982. - №1. - С. 76-96.
2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Ф.М. Достоевского. - М., 1979. - 320 с.
3. Бялый Г.А. Две школы психологического реализма: Тургенев и Достоевский // Бялый Г.А. Русский реализм конца 19 века. - Л., 1973. - 168 с.
4. Бялый Г.А. Русский реализм от Тургенева к Чехову - Л., 1990. - 640 с.
5. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 10. - Л., 1974. - 527 с.
6. Осмоловский О.Н. Достоевский и русский психологический роман. - Кишинев, 1981. - 167 с.
7. Салим А. Тургенев - художник и мыслитель. - М., 1983. - 124 с.
8. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинение: В 12 т. Т. 7. - М., 1981. - 560 с.
9. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинение: В 12 т. Т. 9. - М.: Наука, 1982. -576 с.
УДК 821.161.1
А.Ю. Карпиленко
«...ХОРОШИМ ПРИМЕРОМ ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ»
(по роману Ф.М. Достоевского «Подросток»)
В статье рассматривается влияние образов двух отцов — фактического (Версилова) и юридического (Макара Долгорукого) — на становление личности главного героя романа Ф.М. Достоевского «Подросток» Аркадия Долгорукого. Анализируется состояние современной автору дворянской семьи.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский, «Подросток», семейное воспитание, Аркадий Долгорукий, А.П. Версилов, пример.
Ныне . примкнуть почти не к чему.
Ф.М. Достоевский, «Подросток»
Т1ема детства, проходящая лейтмотивом по всему творчеству Ф.М. Достоевского, в 1870-х годах трансформируется в тему воспитания ребенка в разлагающейся дворянской среде. Появление «выброшенных» [3, с. 14] детей «случайных семейств» [3, с. 455], формирование их двойственного сознания, потеря корней и устойчивых убеждений отражены в предпоследнем романе писателя «Подросток».
Во второй половине XIX века на фоне глобальных реформ в российском обществе происходит
разрушение традиционного уклада жизни дворянской семьи. Социальный кризис шел об руку с кризисом моральных устоев, о чем говорит в романе Ф.М. Достоевского Николай Семенович, какое-то время бывший воспитателем главного героя: «.уже множество таких, несомненно родовых, семейств русских с неудержимою силою переходят массами в семейства случайные и сливаются с ними в общем беспорядке и хаосе» [3, с. 455].
Такие изменения в дворянстве пошатнули первооснову этого сословия. Изначально в дворянс-
