CC BY
42
УДК 811.161.1'37
И. В. Герасимова
ОСОБЕННОСТИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ ПРЕТЕРИТОВ В СТАРОРУССКОЙ ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ XV-XVII вв.
Статья посвящена анализу характера семантического распределения претеритарных форм по контекстам в старорусских памятниках XV-XVII вв. Рассматриваются как случаи функционирования форм прошедшего времени в соответствии с их исконным грамматическим значением, так и факты употребления претеритов в их «неисконных», не свойственных претеритарной системе древнерусского языка значениях. В статье устанавливаются основные факторы (условия), способствующие изменению глагольной формой исконного грамматического значения. Сравнение функционирования претеритов в старорусских памятниках разной жанрово-стилевой отнесенности показывает, что исследуемые тексты дифференцируются с точки зрения специфики проявления их грамматической семантики.
The article is devoted to the analysis of the preterit forms way of semantic distribution over the contexts in the Old Russian texts, belonging to XV-XVII centuries. We regard both the cases of preterits functioning in correspondence to their original grammatical meaning, and the facts of their using in "unoriginal", not peculiar for Old Russian preterit system's meanings. The main factors (conditions), leading to the verbs changing their original grammatical meaning are established in the article. Comparison of preterits functioning in the Old Russian texts belonging to different genres and styles illustrates that the investigated texts differ on the base of the grammatical semantics specific.
Ключевые слова: грамматическая семантика, претеритарные формы, исконное грамматическое значение, контекст.
Keywords: grammatical semantics, preterit forms, original grammatical meaning, context.
Преобразованию претеритарной системы древнерусского и старорусского языков посвящены работы многих ученых [1]. В центре внимания современных исследователей оказывается один из наиболее интересных и вместе с тем окончательно не изученных аспектов ее функционирования - семантический аспект. В трудах С. П. Лопушанской эволюция претеритарной системы рассматривается «в диалектическом единстве» изменений плана выражения и плана содержания грамматических форм и, шире, в неразрывной связи с «изменениями структуры речемыслительной деятельности» [2].
ГЕРАСИМОВА Инна Владимировна - аспирант III года обучения кафедры истории русского языка и сравнительного славянского языкознания Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского
© Герасимова И. В., 2009
Е. В. Терентьева исследует «лексическую наполняемость претеритов» с целью «установить наиболее общие тенденции взаимодействия лексической и грамматической семантики глагольных словоформ и охарактеризовать некоторые закономерности изменения древнерусской претеритарной подсистемы» [3]. Очевидно, что простая констатация эволюции форм прошедшего времени, которая выразилась прежде всего в количественной перестройке системы, неизбежно сужает исследовательский кругозор, а квантитативный фактор выдвигает в качестве единственно объективного и, следовательно, самого надежного. Безусловно, вторгаясь в сферу языковой семантики, мы a priori признаем возможную субъективную окрашенность интерпретации материала, однако только опора на «качественную составляющую» эволюции форм позволит составить полное представление о том, каким образом происходил процесс разрушения системы прошедших времен в хронологической перспективе. Иными словами, без детального изучения тех семантических сдвигов, которые сопровождали перестройку претеритарной системы старорусского языка, без анализа сложной динамики взаимодействия форм, наиболее активно протекавшей именно в период с XV по XVII в., невозможно оценить всей сложности изучаемого процесса.
Эволюцию претеритарной системы старорусского языка, безусловно, неправомерно рассматривать в отрыве от специфики жанровой и, шире, стилевой принадлежности того текста, в недрах которого эта система реализуется. В связи с этим рассматриваемый период показателен не только с точки зрения активности формальных языковых изменений, но и в отношении интенсивности процесса взаимопроникновения элементов разных жанрово-стилевых систем.
Материалом для наблюдений и анализа в настоящей работе послужили 8 повествовательно-художественных (повести), 8 житийных и 7 деловых текстов (акты и грамоты) трех хронологических срезов старорусского языка: XV, XVI, XVII вв. (полный список источников и принятых сокращений приводится в конце статьи). Всего из текстов было выделено 10804 формы прошедшего времени. Основным методом исследования явился описательный метод с применением функционально-семантического анализа, состоявшего в детальном обследовании контекстов употребления претеритарных форм с целью выявления возможности реализации в них, с одной стороны, «исконных» значений форм, характерных для исходной претеритарной системы, и значений «неисконных», с другой. Также применялся количественный метод исследования с использованием вероятностно-статистической методики, основанной на вычислении и последующем сопоставлении частотных долей претеритов. Эта методи-
ка введена в научный оборот Б. Н. Головиным [4] и разработана применительно к истории языка Н. Д. Русиновым [5].
Сложная система форм прошедшего времени, содержащаяся в анализируемых источниках, используется для выражения разнообразных значений действия: формы аориста употребляются с целью констатации того или иного события, факта или состояния, целиком отнесенного в прошлое и лишенного непосредственной связи с речевой ситуацией. Смена режима повествования - желание автора описать протекание отдельно взятого эпизода прошлого - вызывает необходимость привлечения другой грамматической формы - имперфекта, используемой для указания на действие подчеркнуто длительное, процессуальное или повторяющееся. Формы перфекта соотносят то или иное событие с планом настоящего, подчеркивая его объективный характер и актуальность на момент речи. Формы плюсквамперфекта служат указанием на действие, имевшее место ранее другого в прошлом.
Указанными случаями грамматически исконного распределения форм по контекстам сложная картина функционирования претеритов в рассматриваемых текстах не ограничивается. Анализ показывает, что, несмотря на достаточно широкий семантический потенциал, предоставляемый претеритарной системой старорусского языка каждой ее форме, претериты часто «превышают» свою функциональную нагрузку и употребляются в контекстах других форм прошедшего времени - «на равных» с исконными прете-ритами.
Нами были выявлены следующие основные факторы (условия) утраты формами прошедшего времени их исконного значения:
1. Господствующий в контексте темпоральный фон (ближайшее глагольное окружение неисконной формы).
2. Фонетическая аналогия, сближение звуковых оболочек форм.
3. Наличие специальных лексических средств (т. н. лексических уточнителей, экспликаторов, влияющих на характер качественного функционирования форм).
Действие названных факторов носит универсальный характер: контексты разных форм и различных хронологических срезов изобилуют примерами превышения семантических функций претеритов под влиянием этих условий.
Остановимся подробнее на некоторых случаях изменения исконных грамматических значений претеритов под воздействием непосредственного глагольного окружения неисконной формы.
В деловых текстах, где употребление в зачинах аористных форм было, скорее, традиционным и зачастую лишенным какой-либо функцио-
нальной нагрузки, наблюдается сосуществование в пределах одного контекста исконных перфектных форм (когда речь идет о важном для автора событии) и неузуальных форм аориста: Я далъ ЕсЖИ ИгнАТЕЙ НА ТОЙ ДЕрЕВНЕ НИКОЛЬСКИЕ ДЕНЕГЪ бфйЖЫО КЯ^ьжинЯ и кЯпи Игнатеи в дожъ свгатожЯ николе тЯ деревню (ДВГ, XVI в.). Эта особенность связана с тем, что в период Московского государства с увеличением функциональной нагрузки, роли и значения деловой письменности в текстовую ткань деловых документов нередко привлекались архаичные формы именно в силу их восприятия как «высоких» форм.
Прямая причинно-следственная связь с настоящим моментом зачастую объективирует действие, выраженное формой аориста, помещает событие вне основного магистрального сюжета. В подобных случаях появление семы «результативности» в смысловой структуре неисконной аористической формы (заместителя формы перфекта) обусловлено соседством с формами пре-зенса: ДЯша его вовеки радЯЕтсга иже Христа ради пост-рад» (ЖАП, XVII в.).
«Житие Зосимы и Савватия Соловецких» (XVI в.) фиксирует случаи вариативного функционирования одной и той же лексемы то в форме аориста, то в форме имперфекта. Анализ всех встретившихся в источнике подобных словоформ позволяет предположить, что употребление форм аориста с грамматической семантикой имперфекта в одних случаях обусловлено наличием в постпозиции аориста в тождественной форме, тогда как при его отсутствии избирается исконная для данного контекста грамматическая форма: жно^и \от^ша въдворитисга тажо и нь во?;жогоша, или: ГЕр-жанъ дойти ко островЯ и не во%жоже, или: МЯжи еже шни не \от^ша дати дЕсгатинЯ жонастъ1рю и поплъ!-ша в голожга, но наряду с этим встречаем: д^ти же не \от^\Я выгати его въ дожъ свои вога^Я во сга в^совс-каго нападЕнига.
Семантическое смешение в контекстах неисконных форм имперфекта с аористными формами наблюдается при употреблении этих прете-ритов в составе однотипных синтаксических конструкций: аорист и неисконный имперфект в пределах одного текстового пространства оказываются своеобразными формами-дублетами. Занимая подобную грамматическую позицию, формы имперфекта уже не могут в полной мере выполнять свою детализирующую, характеризующую функцию, поскольку наравне с формами аориста начинают участвовать в построении основного сюжетного каркаса текста: ПришЕдшЕ же гради и села повоева\Я. ЕфЕ во тогда не вгашЕ стен™ ГрадЯ ТАКО И овитель свгатого радгравишА (ЖДП, XV в.).
В отношении ненормированного функционирования форм перфекта, нейтрализующихся семантически под влиянием ближайшего окруже-
ния, думается, немалый интерес представляет сравнение двух встретившихся в «Повести о внезапной кончине государя Михаила Феодорови-ча» (XVII в.) контекстов. В одном из контекстов форма перфекта употреблена исконно, а в другом она вытесняет аористную форму: Тако паки
ГИНОЛЬ ВО СБОМ НЕВЕрнОЮ ^ЕжЛЮ САж СЕБЕ ЛИШИ БОЖЕСТВЕН-НАГ« СВЕТА И НЕ ВОС\ОТ^ НАШЕГО КрЕфЕНИИ прИИТИИ -
неисконное употребление формы перфекта гинОль в соседстве с формами аориста лиши и вос\от^,
но: ТОИ ЖЕ НЕУЕСТИВЪИ КОрОЛЕВИУЬ ГИНОЛЬ ПАКИ КО ОТ-
цеж своижь да прЕБЪВАЕТь тажо с нижи. В последнем примере наблюдается закономерное использование формы перфекта для указания на актуальное для момента произнесения речи действие, о чем свидетельствует форма презенса пребъваеть. Иными словами, там, где окружение перфектной формы исключает соседство однородных простых претеритов, она реализует свой семантический потенциал в пределах грамматической нормы.
Десемантизация форм плюсквамперфекта также может быть обусловлена общей грамматической неоднозначностью контекста, в который они помещены: совокОпиша бо си вопли и ^вон бъсть, ико
ГрОЖ ВЕЛИИ. От жНОЖЕСТВА ОГНЕИ и СТрЕЛИНИИ пОшек ДЪжНОЕ К0рЕНИЕ ЗГ0СТИБСИ, пОКрЪЛО БИШЕ ГрАД И ВОИСКО, ИКО НЕ ВИДЕТИ др8г Др0ГА, С КЕЖ КТО БЬЕТСИ (ПВЦ,
XV в.). Фиксируя последовательность дискретных событий (вместе с препозитивными аористами), форма плюсквамперфекта в то же время обозначает действие, оставившее после себя результат в настоящем.
Значительное влияние на характер семантического распределения форм претеритов оказывает грамматическая аналогия. Однако в некоторых контекстах нейтрализация семантических различий форм имперфекта и аориста в рамках минимального контекста (одного предложения) возможно, обусловлена действием фонетической аналогии, сближением звуковых оболочек форм 3 лица единственного числа имперфекта (окончание -ше) и аористических форм 3 лица множественного числа (окончание -ша): Ge пожаловаше посадникь великого новагорода Джитрии Басильевиу и
ВСИ СТАрЪИ посадника и ДА^ОЖ СИЮ ГрАЖОТ0 ЖАЛОВАННОЮ
в дож свитки троици (ДВГ, XV в.); Шрид йставиша и стрельцъ против того жеста поставиша И ТАКО ВСИКИЖИ ОБрА^Ъ! В ТОж жесте прИГОТОВИШЕСИ (ПСБ, XVI в.).
Наконец, в анализируемых памятниках семантическим сдвигам у всех претеритарных форм способствуют специальные лексические средства.
Это обнаруживается у форм аориста, где т. н. лексические уточнители выступают в качестве дополнительного средства десемантизации наряду с формами настоящего времени или исконными формами аориста: Того же жесица сентибри в 7 день
В УЕТВЕрГ НА пЕрВОж УАС0 ДНИ НАУАША БИТИ И^ НОрИДО пО городО И С троих Т0рОВ И БИША по ГрАД0 БЕ^прЕСТАННО весь
ДЕНЬ ДО НОУИ ТАК« ЖЕ И НА$ТрИЕ ПИТЬ УАСОВ ВЕСПрЕСТАНИ ПО ГОрОД8 ВИША И ВЪ1ВИША 8 ГрАДА ГОрОДОВЪ1И СТЕНЪ1
(ПСБ, XVI в.). Указание на продолжительное действие «выключает» аористическое образование от глагола вити из ряда однородных форм. Исконные аористные формы, соседствующие с ним, служат для обозначения точечных, конкретных действий. Они соотносятся с формой виша как исходный момент действия (точка отсчета), его начало (науаша вити) и конечный результат, итог (въ1виша). Таким образом, на десемантиза-ции формы аориста виша сказывается, прежде всего, грамматическая аналогия. На лексическом же уровне оппозиция «мгновенное - длительное действие» поддерживается, с одной стороны, точной, предельно конкретной фиксацией времени действия исконного аориста, данной посредством хронологической градации: Того же жесица
СЕНТИВрИ В 7 ДЕНЬ В УЕТВЕрГ НА ПЕрВОЖ УАС8 ДНИ, и, с
другой стороны, заключением события неисконного образования виша в некий временной промежуток, т. е. наличие в предложении лексических средств, непосредственно указывающих на длительность действия неисконной формы аориста: ВЕ^ПрЕСТАННО ВЕСЬ ДЕНЬ ДО НОУИ, ПИТЬ УАСОВ ВЕСПрЕСТАНИ. Аналогичные семантические сдвиги наблюдаются у форм имперфекта и перфекта, когда лексические уточнители оказываются единственным фактором, ведущим к утрате семантической специфики неисконных претеритов в исследуемых текстах: Того же жесица СЕНтиври в 8 день в
ПИТОЖ УАС8 ДНИ ТОГДА ЖЕ СЕДЖИУНЪ1И ДЕНЬ ПИТОК ВИШЕ
(ПСБ, XVI в.) - посредством точной фиксации времени действия событие «стягивается» в одну точку, приобретая значение свернутого факта, чистой констатации. Соответственно имперфек-тная форма, привлеченная для указания на такое действие, лишается семантической доминанты - процессуальности, длительности или повторяемости. Приведем пример семантического изменения формы перфекта: Бид^ уадо свое на всикъ день ш лютаго в^са ж8уило (ЖЗС, XVI в.). Перфектная форма реализует в данном контексте им-перфектную семантику повторяющегося действия в прошлом, на что прежде всего указывают сугубо лексические средства - словосочетание на
ВСИКЪ ДЕНЬ.
Претеритарная система старорусского языка закрепляла за каждой формой целую совокупность значений, которая позволяла этой форме с определенной закономерностью (не смешиваясь с другими претеритами) функционировать в текстах. Однако, как показывают результаты наших наблюдений, дифференциация форм в памятниках не всегда осуществлялась исключительно на основе грамматического критерия, т. е. на базе установленных значений форм. Нередко разграничение происходило на «глубинном»
уровне языковой прагматики - на уровне восприятия формы в сознании говорящего. В связи с этим функционирование претеритов в контекстах регулировалось как парадигмой исконных значений, так и целым рядом символических коннотаций: Не жъ1 во Ястрашили но вог жилосЕрднъш Яст-раши врагъ! наша, посла на нга стра^ъ и трепет. Не жъ1 во и^ъ прогна\ожъ. но гако при @^еки цари пророкЕ царь ЯсЯриискъш приидЕ на ИЕрЯсалиж ратию (ПАТ, XV в.). Неисконным в данном случае следует признать употребление перфектной формы Ястрашили, поскольку, во-первых, непосредственной связи с настоящим временем она лишена, а во-вторых, она представляет собой однородную с постпозитивной аористной (не жъ1 же и^ъ прогна\ож) форму. Невозможность адекватной грамматической интерпретации того факта, что в непосредственной близости друг с другом, в условиях одного контекста, по-разному реализовалась одна и та же лексема, заставляет искать ему объяснение исключительно в сфере языковой прагматики. В связи с этим употребление данной формы представляется нам сознательным выбором автора, позволяющим (благодаря богатой палитре временных форм) дать разное формальное выражение различным по смысловому наполнению действиям, т. е. грамматически выделить своеобразную мировоззренческую оппозицию, согласно которой вечное божественное начало не может быть описано в грамматических категориях, соотносящих действие с планом настоящего. Действительно, там, где это «глубинное» смысловое противопоставление «снимается», и сама перфектная форма становится избыточной, а на ее месте возникает исконная форма аориста.
Совокупность всех отмеченных в обследованных памятниках случаев, отражающих процесс десемантизации претеритов, была проанализирована с помощью вероятностно-статистической методики. При этом отдельно рассматривались, а затем сравнивались (на основе частотных данных неисконных форм) памятники разной функциональной и хронологической отнесенности.
Как показывают результаты наших наблюдений, говорить о наличии средств жанрово-стиле-вой дифференциации памятников можно и на базе специфики их грамматической семантики. Результаты ее анализа четко разграничивают весь рассматриваемый корпус текстов на две группы: жития и повести, с одной стороны (их показатели в принципе сопоставимы в силу наличия общих «точек соприкосновения»), и деловые памятники - с другой. Так, из деловых текстов XV в. извлечено существенно большее (0,120±0,092) число неисконных форм аористов по сравнению с житиями (0,011±0,007) и повестями (0,023±0,008) того же временного отрезка. Формы перфекта в деловых текстах XV и XVI вв.
(0,710±0,030 и 0,900±0,021 соответственно) существенно превалируют над формами перфекта в житиях (0,154±0,187 и 0,139±0,078 соответственно) и повестях (0,391±0,199 и 0,397±0,107 соответственно) по количеству зафиксированных семантических сдвигов в «недрах» этой формы. Несколько иначе обстоит дело с памятниками XVII в., где наблюдается сближение претеритар-ных систем в деловых текстах и житиях по характеру распределения по контекстам форм перфектов (0,770± 0,027 и 0,804±0,085 соответственно).
Претеритарные системы житий и повестей не столь четко дифференцированы и потому демонстрируют сложную динамику взаимодействия.
В ходе проведенного анализа нами выявлены следующие особенности грамматической семантики в житийных и художественно-повествовательных текстах XV-XVII вв.
1. Наиболее устойчивыми в семантическом отношении (т. е. наиболее правильно распределяющимися по контекстам на разных хронологических этапах) в указанных текстах разных жанров являются формы аориста.
2. Претеритарные системы в житиях и повестях разграничиваются по характеру функционирования имперфектных форм. Если принимать во внимание только те случаи, когда сравнение количественных показателей неисконных форм имперфекта является возможным с точки зрения вероятностно-статистической методики (т. е. когда ошибка наблюдения не превышает долю, с чем мы сталкиваемся в житиях XV в. и повестях XVII в.), то можно заключить, что и памятники XV в., и тексты XVI в. разнородны, так как существенно различаются по частотности неисконных имперфектных употреблений, обнаруживая общность лишь в самом направлении изменений в хронологической перспективе: от меньшего количества неисконных форм к более значительному. В житийных памятниках XV-XVI вв. распределение форм имперфекта по контекстам в большей мере соответствует норме, чем в текстах повестей тех же веков. Формы имперфекта широко внедряются в повести XV и в особенности XVI вв. как формы-маркеры высокого стиля, однако их использование зачастую характеризуется известной непоследовательностью, отсутствием строгих закономерностей привлечения той или иной формы в контекст.
3. Своеобразие грамматической семантики форм перфекта в житийных и художественно-повествовательных памятниках заключается в том, что по характеру функционирования в контекстах неисконных значений формы перфекта первоначально (XVI в.), как и формы имперфекта, существенно разграничивали претеритарные системы в текстах житий и повестей (доли соот-
ветственно 0,139±0,078 и 0,397±0,107), а затем, в XVII в., различия между житиями и повестями стираются (доли соответственно 0,804±0,085 и 0,870±0,029 соответственно). Более того, в XVII в. перфектные формы начинают конкурировать с формами аориста за статус универсальной грамматической формы - формы, организующей нар-ратив. Видимо, если до XVII в. воздействие письменной традиции сдерживало влияние живой разговорной речи и в какой-то степени препятствовало проникновению в структуру книжных текстов (прежде всего, сакральных) ее элементов (в первую очередь, перфектов), то к XVII в. эта тенденция нивелируется, и перфекты «наводняют» книжные памятники разной жанрово-сти-левой отнесенности.
Примечания
1. Иванов В. В. История временных форм глагола // Историческая грамматика русского языка: Морфология. Глагол. М.: Наука, 1982; Колесов В. В. Динамика форм прошедшего времени в древнерусских памятниках // История русского языка. Древнерусский период. Л., 1976. С. 74-93; Маслов Ю. С. К утрате простых форм претеритов в германских, романских и славянских языках // Проблемы сравнительной филологии. М.; Л.: Наука, 1964; Хабургаев Г. А. Древнерусский и древнепольский глагол в сравнении со старославянским (к реконструкции праславянской системы претеритов) // Исследования по глаголу в славянских языках. История славянского глагола. М.: Изд-во МГУ,1991.
2. Лопушанская С. П. Семантическая модуляция как речемыслительный процесс // Научные школы Волгоградского гос. ун-та. Русский глагол: история и современное состояние. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2000. С. 35.
3. Терентьева Е. В. Семантика перфектности в древнерусских формах прошедшего времени от глаголов действия, состояния, отношения // Научные школы Волгоградского гос. ун-та. Русский глагол: история и современное состояние. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2000. С. 455.
4. Головин Б. Н. Язык и статистика. М., 1971.
5. Русинов Н. Д. О роли вероятностно-статистического анализа языковых явлений при изучении языковой эволюции (в ее стилистическом многообразии) // Лексика. Терминология. Стили. Горький, 1973. С. 147-162.
Источники
Житийные памятники ХУ-ХУП вв.
ЖАМ - Житие митрополита Алексея, XV в. // Источники и историография славянского средневековья. М., 1967.
ЖДП - Житие Дмитрия Прилуцкого, XV в.; Рукоп. РГБ.
ЖИН - Житие Иоанна, архиепископа Новгородского, XV в.; Рукоп. РГБ.
ЖЗС - Житие Зосимы и Савватия Соловецких, к. XV - н. XVI в.; Рукоп. фундаментальной библиотеки ННГУ.
ЖКМ - Сказание о житии и о пребывании и о чудесах святых чудотворцев муромских благоверного князя Константина и чад его князя Михаила и князя Федора, XVI в. // Памятники старинной русской литературы. Вып. 1. СПб., 1860.
ЖАР - Сказание о житии преподобного и бого-носного отца нашего Антония Римлянина, XVI в. // Памятники старинной русской литературы. Вып. 1. СПб., 1860.
ЖАВ - Житие Артемия Веркольского, н. XVII в.; Рукоп. РГБ.
ЖАП - Житие и подвиги игумена Адриана Пошехонского и старца Леонида Пошехонского, XVII в.; Рукоп. РГБ.
Художественно-повествовательные памятники ХУ-ХУ11 вв.
ПВЦ - Повесть о взятии Царьграда, XV в. // Русские повести XV-XVI вв. М.; Л., 1958.
ПАТ - Повесть о Темир-Аксаке, XV в. // Русские повести XV-XVI вв. М.; Л., 1958.
ПСБ - Повесть об осаде Пскова Стефаном Бато-рием, XVI в. // Русские повести XV-XVI вв. М.; Л., 1958.
ПДБ - Повесть о Дмитрии Басарге и сыне его Борзосмысле, XVI в. // Русские повести XV-XVI вв. М.; Л., 1958.
ПВК - Повесть о внезапной кончине государя Михаила Феодоровича, пер. пол. XVII в. // Памятники прений о вере. Собр. А. Голубцовым. Чт. ОИДР, кн. 2. 1892.
ПКГ - Повесть о купце Григории, XVII в. // Скри-пиль М. О. Неизвестные и малоизвестные русские повести XVII в. Труды ОДРЛ, VI, 1948.
ПОК - Слово о купцы и сыне его и жене сыновне, XVII в. // Неизвестные и малоизвестные русские повести XVII в. Труды ОДРЛ, VI, 1948.
ПРЧ - Повесть о разуме человеческом, XVII в. // Неизвестные и малоизвестные русские повести XVII в. Труды ОДРЛ, VI, 1948.
Деловые тексты ХУ-ХУ11 вв.
ДВГ - Грамоты Двинского уезда, XV-XVII вв. // Сборник грамот Коллегии экономии, т. I, Л., 1922,1929.
АИ - Акты исторические, собранные и изданные Археологическою комиссиею, XV-XVII вв., т. Ш-У СПб., 1841-1842.
АМГ - Акты Московского государства, XVI в. / под ред. Н. А. Попова, Разрядный приказ. Московский стол, т. I. СПб., 1890-1901.
