CC BY
16
ветствии с иностранными стандартами политической организации, что ведет к эрозии целей гуманитарных миссий и питает радикализм исламистского толка.
5. Опыт расширительного толкования рамок гуманитарных интервенций и компетенции региональных организаций привел в конечном итоге к искажению основ миротворческой деятельности, как в традиционном, так и в ее новом, постбиполярном, понимании. Процесс косовского урегулирования формально остается в сфере компетенции ООН, но на практике, при неоправданном невнимании к нормам, осуществляется модель передачи миротворческой миссии от универсальной к региональной многосторонней структуре на стадии, когда первый формат не был реализован, а ситуация в Косово и вокруг него далека от своего мирного разрешения.
6. Роль многосторонней дипломатии в условиях постбиполярных подходов к миротворческой деятельности возрастает не только благодаря ее возможностям в деле согласования интересов безопасности и сотрудничества членов мирового сообщества, но и в деле установления эффективного баланса тактических и стратегических целей во внешней политике каждой страны. Значение институтов и механизмов многосторонней дипломатии становится особенно важным в контексте задач преодоления кризисных тенденций развития современного миротворчества.
7. Многосторонняя дипломатия как направление совершенствования миротворчества не заменяет дипломатию двустороннюю, но она смещает фокус профессионального обеспечения сотрудничества в область более сложных и многоуровневых отношений, чем в условиях двустороннего межгосударственного взаимодействия. Тем самым дипломатическая точка зрения, т.е. профессиональное стремление к нахождению компромисса, оказывает влияние на широкий спектр факторов, определяющих политические позиции членов мирового сообщества в интересах управления вызовами современной безопасности.
Ю.Г. Марченко
ОСОБЕННОСТИ БЫТИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД
Конец ХХ в. ознаменовался для России и значительной части мира остановкой длительного и жестокого эксперимента построения «нового мира» и культивирования для него "нового человека". С падением СССР пала и марксистско-ленинская футурология. Глубокий кризис поразил систему российского социогуманитарного знания и подвиг одних ученых на трудную и долговременную научно-поисковую ак-
тивность, других — на безоглядное и всецелое заимствование западных теорий и практик.
"Важнейшим теоретико-методологическим итогом эволюции со-циогуманитарного знания... ХХ столетия стало новое понимание куль-туроцентричности жизнеосуществления человека, формирования и использования им своего жизненного потенциала, жизненных сил"16.
Диатропика, синергетика, обращение к восточным познавательным методам и ориентациям, попытки построения картины мира с полипарадигмальной позиции вместо монопарадигмальной — таков ответ на неожиданные итоги развития социогуманитарного (марк-систко-ленинского для России и для почти половины мира) знания ХХ в. Актуализируется сопоставление знаний, накопленных разными науками или одной и той же наукой, но выработанных на разных духовных и мировоззренческих основаниях, а также сравнительный анализ социальных и культурных процессов, протекавших в разные исторические периоды. Такая методология познания сегодня развивается в рамках компаративистики, методы которой основательно испытаны при изучении религий, философий, в целом культур разных народов мира, особенно восточных, как духовно и мировоззренчески альтернативных культурам Запада.
Такие тенденции рассматриваются в плане ответа на "все более сужающуюся специализацию и обособление как научного знания, так и образования", попытки возвращения к "интегральному и универсальному знанию", обеспечения возможной "конвертируемости дисциплинарного и междисциплинарного знания" с целями "проверяемости знаний на компаративной основе" и эффективного их практического применения17. В отказе от принципиального противопоставления восточной и западной социокультурных традиций и соответствующих им мировоззрений видит путь преодоления господства западного социокультурного знания о мире, человеке и обществе С.И. Григорьев. Такой подход, по его утверждению, "дает возможность социальным наукам, формирующимся в русле неклассического (постклассического) общество знания и человековедения, преодолеть доминирование западной социологии, психологии, культурологии, педагогики, социальной философии, ввести в научный оборот богатейшие источники культуры Востока, традиции социальной мысли России как оригинального евра-
16 Григорьев С.И. Предисловие. Культуроцентричность анализа эволюции жизненных сил общества и человека: контекст осмысления взаимосвязи фундаментальных основ развития социологической теории и полипарадигмальности ее современных мировоззренческих основ // Жизненные силы русской культуры: пути возрождения в России начала XXI века. М., 2003. С. 5.
17 См.: Вербицкая Л.А., Козловский В.В., Скворцов Н.Г. Вехи и успехи компаративистики в социальных и гуманитарных науках // Компаративистика: альманах сравнительных социогуманитарных исследований. СПб., 2001. С. 6—5.
зийского национально-государственного, культурно-национального образования"18.
Через преодоление чрезмерной раздробленности, атомизации современной науки ученые-новаторы надеются прийти к целостному видению мира и органичной вписанности человека в него. К концу ХХ столетия окрепли настроения "собирать камни" научного опыта, осмысления его в культуроцентричном ракурсе.
Термины "культуроцентричность" и "культуроцентризм" новые и истолкованы только в первом приближении. С одной стороны, культура постепенно занимает положение основы общественного развития вместо материального производства, она выдвигается на роль важнейшего детерминанта благоустройства жизни общества. С другой — актуализируется культурологическая экспертиза социальных проектов и программ, результатов их осуществления, в том числе и качества (культурности) самих научных исследований. Так, ученый считает, что "культуроцентризм в общем плане можно определить как теоретическую или практическую установку (замысел, идею), в которой на культуру возлагается роль основного средства решения некоей сверхзадачи" (Г.Н. Миненко, 2007). При этом цитируемый автор культуру и культуро-центричность трансцендирует (религиозно понимает), чем предупреждает их безосновность, а значит, по большому счету и бессмысленность. Состояние современного мира и человека властно диктует необходимость возврата к мощным прозрениям русских мыслителей первой половины ХХ столетия, некогда по разным причинам отвергнутым.
После 1917 г. глубокой трансформации подверглись фундаментальные устои народной жизни — традиция трудовая, бытовая, духовная. Для анализа изменений, происшедших в сфере русской культуры, можно эффективно использовать понятие "трансформация системообразующих оснований русской культуры". Это понятие более узкое, чем понятие "социальная трансформация", и они могут быть приравнены к терминологической оппозиции "общее — особенное".
Под "социальной трансформацией" понимается общественное явление, сущность которого заключается в процессе качественного изменения социума в целом или определенного социального института, сообщества. Этот процесс по целям и результатам двунаправленный: к более высокой структурной организации трансформируемого объекта или к более низкой по сравнению с исходной. Социальная трансформация содержит в себе единство стихийно развивающегося и целенаправленного воздействия на содержание и динамику процесса. В настоящее время в научный оборот введены многочисленные и разнообразные источники, свидетельствующие о необязательно прогрессивной целенаправленности социальной трансформации.
18Григорьев С.И. Указ. соч. С. 10.
Трансформации в социокультурных институтах определенно самые сложные и по последствиям своим многозначны и труднопредсказуемы для современников и еще более — для потомков. Здесь часто самые благонамеренные замыслы могут быть в значительной мере нейтрализованы непредвиденными обстоятельствами или даже привести к обратным результатам. Сцепленность, органическая взаимозависимость феноменов культуры как живого организма требуют особой тонкости предваряющего культурологического дискурса и управленческих решений, духовно-нравственной их обоснованности. Сам процесс социальной трансформации непостоянен по содержанию и темпам развития, ожидаемые качества в нем прирастают неожиданными.
В плане изучения трансформационных процессов в социокультурных институтах в начале и конце советского периода истории России имеют весьма важное значение труды А.Н. Данилова, А.А. Зиновьева, С.Г. Кара-Мурзы, И.Р. Шафаревича, Н.Н. Моисеева, Г.В. Осипова, О.А. Платонова, А.С. Панарина, И.Я. Фроянова, Н.Ф. Наумовой, Е.М. Бабосова, В.И. Пантина, И.В. Кондакова, И.Г. Яковенко, Л.Л. Шту-дена и др. В работах этих авторов анализируются конструктивные и еще более деструктивные процессы в русской истории XX в.
Трансформации конструктивные опираются на традиционные национальные ценности и производят усовершенствования и новые качества. При этом традиция понимается не как некая застывшая, не способная к прогрессивным изменениям данность. Напротив, традиция в обычных условиях национального бытия продлевается в будущее изменениями своих форм, новизной. При относительно "мягком" развитии истории традиционные ценности устойчивы к влияниям времени и в течение жизни одного-двух поколений изменения в них незаметны.
Трансформации деструктивные ищут опоры в несоприродных ценностях и разрушают систему национальной культуры. Они протекают с большим напряжением и в высоком темпе и даже взрывообразно и нацелены на приживление чуждого. Трансформации конструктивные — не восстание, когда "сегодня рано", а "завтра поздно", не "стахановское движение", наконец, не слом системы, но усовершенствование, национальная созидательная стратегия, большие или меньшие темп и напряжение которой задают вызовы времени.
Трансформация российской государственности, общества и русской культуры в ХХ в. была, используя оценку А.С. Панарина, "торжеством прометеевой воли новоевропейского человека, выдвинувшего программу тотального овладения миром".
Большевистская трансформация русской культуры не могла завершиться в 1920-е гг. и, медленно снижая темпы, продлилась в 1930-е. Но процесс уже был неровен, со сбоями, с непоследовательными и частичными попятными движениями.
Из русской культуры будут выветриваться национальные начала, но она продолжала существовать, ибо обладала как тип мощным потенциалом жизненных сил. И это несмотря на активнейшее "культурное строительство", противопоставленное естественному органическому развитию национальной культуры. Почти все жизнеспособное в "советской культуре" было в разной мере отступлением от проектов "культурной революции" к основам национальной культуры, к ее традиционным ценностям и добродетелям русского человека. Так, после разрушительных процессов 1920-х гг. постепенно и в превращенном виде возвращались существенные элементы христианского воззрения на труд, воспитание, семью (возвышалась супружеская верность, детям вновь стали прививать уважение к родителям), проявляется тенденция воспитания "социалистического патриотизма".
А.С. Панарин отмечает, что "организаторы нового строя так и не нашли настоящего признания и прибежища ни в нашей культурной традиции, ни в сознании народа"19. Заданная советским образованием и всей культурной работой неглубокая историческая память россиян стала основной причиной рецидивирующей социальной трансформации в 1990-е гг.
Современная русская культура, ослабленная в большевистском трансформационном процессе, может не выдержать возвратного деструктивного инновационного шторма. В некоторые моменты не всякая положительная новизна — благо. Мера и сообразие традиции и новаторства всегда придают культуре динамическую устойчивость. Состояние культуры на каждый момент истории диктует адекватные их соотношения.
Сегодня для русской культуры более важна консервативно-охранительная активность национально мыслящего образованного слоя общества, защитная, сберегающая, восстановительная и даже (в части дел) запретительная. Необходимы реанимация русской культуры, живущей с "вынутой душой", очищение ее от коррозирующих "прививок" и поранений советской эпохи, а также адаптация сохранившихся национальных традиционных ценностей к современным условиям. Для исследования трансформаций в русской культуре в XX в. в первую очередь заслуживают внимания такие системообразующие основания, как язык, семья, религия, образование. Разумеется, это не полный перечень "оснований", но в него включены наиболее показательные, такие, которые дают возможность прийти к принципиально важным выводам.
Язык — универсальная, всепроникающая, энергетийная ценность, "ключ" культуры, ценность, обеспечивающая аккумуляцию мыслей и жизненных сил культуры. Забота о такой фундаментальной ценности особенно важна в наше время, когда американизированный английский язык претендует на роль единственного глобального языка.
19 ПанаринА.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2003. С. 12—13.
Русский язык через школу и СМИ трансформируется в направлении полной утраты среднего и высшего стилей, т.е. к неспособности выражать государственные и общественные идеи, раздумья о человеке, Боге и вечном. Энергетийность языка тем выше, чем выше выражаемая им мысль. "Слово космично в своем естестве, — пишет русский философ, — ибо принадлежит не сознанию только, где оно вспыхивает, но бытию, и человек есть мировая арена, микрокосм, ибо в нем и через него звучит мир... В словах содержится энергия мира"20. В них энергия культуры.
Семья тоже важнейшее из оснований. Это — полифункциональное единство, она задает тон культуре, служит "первичным лоном культуры".
Семья — первый и священный союз, от него подъем к великим формам единения — Родине и государству.
Семья — своего рода геном, семя общества и государства, ее разрушение — главный показатель духовно-нравственного кризиса народа и наклонности его к гибели. Образование производит и воспроизводит культуру, религия формирует духовно-нравственный облик культуры, ведет ее, сообщает ей высшее назначение.
Против животворящей роли Православия в культуре борются внешние силы и внутренние их сторонники. Их смущает "парадокс, который задается Православием как одной из ее религиозных основ, которая упорно отказывалась продуцировать светскую культуру и во все времена оставалась враждебной ей"21. Это авторский "парадокс" и смысл его в реабилитации «"освежающего" действия на Русскую Православную Церковь советской трансформации и произведенной ею на свет культуры». Содержание этого "освежения" сегодня раскрыто в целом ряде исследований, текстов-мартирологов.
Первичный этап трансформации системообразующих оснований русской культуры сориентирован на понижение энергетийного напряжения культурных ценностей, входящих в то или иное институциональное единство. Высшее таким образом опускается до средних значений, среднее — до низших. Это есть условие обесточивающей унификации. Унификация не последняя цель трансформации, она служит стартовой площадкой для заключительной и последней цели — виртуализации культуры, подмены ее энергонесущих ценностей види-мостями, мнимостями. Это уже роковая фаза — экспроприация культуры как некоего национально-особенного окна в мир — внешний и внутренний. Человек обречен "слепнуть" и "глохнуть", терять минимум жизненных сил. В видимостях и мнимостях нет энергетийности, любое же зрительное или слуховое впечатление есть энергия. Мнимости
20 Булгаков С.Н. Философия имени. СПб., 1998. С. 35.
21 Жукоцкий В.Д. Реформация как универсалия культуры: перекличка эпох и поколений // Поколение в социокультурном контексте ХХ века. М., 2005. С. 275.
и видимости дают для прозревания и прослушивания мира столько же энергии, сколько бумажные цветы или пение под "машину" — фонограмму.
Содержание постсоветской унификации русской культуры вполне определенно — американизация, хотя ее цель не столь очевидна. Идеологические стереотипы иногда дезориентируют и национально мыслящих деятелей. И они невольно смягчают суть современной американизации, когда сводят ее, как это делает главный редактор пилотного номера "Русского журнала" (ноябрь 2006), к жизни "американской мечты", приносящей бизнес, успех, богатство и честолюбие на алтарь высших жизненных ценностей. Позиция автора ясна — это все не для русских. Но этого мало. Суть деструктивной трансформации русской культуры в 1990-е гг. (принципиального аналога трансформации 1920-х гг.) не сама по себе ее американизация, но "выселение" русского человека из национального культурного космоса, что обрекает его на полную "бездомность" и беззащитность.
Необходимо воспрепятствовать расшатыванию и без того невысокого национального самосознания методом "забрасывания" в социально-психологическую сферу фраз-символов наподобие "иного не дано", "современный мир — однополюсный", "Запад — образец для России и мира" и т.п. Происшедшее неокончательно, "иное дано", т.е. возможно.
Для обеспечения устойчивости русской культуры чрезвычайно важно и другое: тенденция ее возрождения очевидна и набирает силу. Действуют русские гимназии, лицеи, школы, клубы, союзы, объединения, движения; в каждом регионе есть русские и другие славянские культурные центры, центры русского фольклора и этнографии. Есть русские издания и еще многое другое. Однако их деятельность еще глубоко не концептуализирована в плане соответствия реальной обстановке в стране и мире. Разобщенное, узкоспециализированное существование "точек" возрождения и роста русской культуры заметно снижают эффективность их деятельности. И самое главное условие укрепления устойчивости современной русской культуры — это ускорение процесса формирования новой национальной элиты.
Что есть "новая элита"? Первое. Это не какой-то новый привилегированный слой. Это люди, способные взять на себя тяжкое бремя служения своему народу и национальной культуре. Это люди, преодолевшие в себе беспочвенные, интернационалистские миросозерцание и психологию и возродившие в себе отеческую духовность и национальное чувство, единственно способные подвигнуть человека на сознательное жертвенное служение России.
Оспаривать усиление возрожденческих тенденций невозможно. Однако сегодня, может быть, больше, чем когда-либо, нужна внима-
10 ВМУ, социология и политология, № 4
145
тельность и проницательность к деятельности "новобранцев" патриотизма. Известный ученый и общественный деятель И.Р. Шафаревич подчеркивает, что в советскую эпоху и, что на первый взгляд странно, в постсоветское десятилетие поощрялось уничижение русской истории и самого духовного типа русского человека. "А в самые последние годы произошла трансформация, может быть, самая разрушительная для национального самосознания русских: большая часть прессы и фактически все политические деятели... объявили себя рьяными русскими патриотами"22. Это — своеобразное доказательство реальности отмеченных тенденций. "Не всякому духу верьте" — по-прежнему актуален древний завет [1 Ин. IV, I].
Оценки и интерпретации состояния русской культуры конца XX — начала XXI в. имеют необычайно широкий спектр: от умиротворяющих, сдержанно-апологетических, безоглядно-восторженных, до острокритических и протестных. Такие контрасты неизбежны в периоды слома привычных форм жизни. Выраженная разобщенность образованного слоя общества, высокий "градус" противоречий, лавина трансформационных проектов для всех социокультурных институтов, видимо, нескоро будут исчерпаны. Показательным в этом плане может послужить объемный (751 с.) коллективный труд под редакцией известного культуролога И.В. Кондакова23. Авторы этого труда, из всего видно, подводят итог теоретических поисков и практических решений двадцатилетнего периода перестройки и реформ, предлагают свои проекты модернизации общества и культуры, в том числе и самые радикальные, шоковые. Представляется излишне скромным заключение авторов о состоянии современной российской культуры: ничего более определенного и конкретного про российскую социокультурную современность, кроме того, что это уже не советская реальность, что она складывается после тоталитарного периода отечественной истории, мы пока сказать не можем24. Квалифицируя положение в стране как "социокультурный хаос", авторы, безусловно, владеют огромным множеством доказательств.
Культура сегодня во многом не выполняет своей фундаментальной функции объединения общества, определения вектора — куда обществу двигаться дальше. Новый культурный облик, идеал в исключительно сложном процессе формирования. И каким он будет — это область социального прогнозирования, кстати, принесшего нам немало разочарований в ХХ в.
22 Шафаревич И.Р. Русский народ в битве цивилизаций. М., 2003. С. 287.
23 Современные трансформации российской культуры. М., 2005.
24 Там же. С. 748.
