CC BY
59
ОСОБЕННОСТИ АРГУМЕНТАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ МЕДИАПОЛЕМИКИ
А.М. Шестерина
Shesterina A.M. Peculiarities of argumentation in modern media polemics. The article analyses peculiarities of the argumentation system in the Russian press of today and emphasizes the specificity of using emotional forms of persuasion, errors and tricks in media polemics.
Современная пресса демонстрирует ощутимое постоянство в использовании полемических структур для формирования позиции аудитории по той или иной проблеме. Журналисты адаптируют традиционные риторические конструкции к форме письменной массовой коммуникации и отдают предпочтение лишь некоторым способам убеждения, отвергая многие, веками существовавшие в коммуникативной практике.
Прежде всего, отмечается явное отторжение многих логических способов доказательства в аргументах, подтверждающих истинность позиции журналиста и опровергающих точку зрения оппонента. И хотя исследователи часто выдвигают к полемическому тексту требование точной фактоло-гичности аргументации1, многие тексты прессы с очевидностью дают пример отсутствия серьезных фактов и, вместе с тем, выглядят весьма доказательно и «серьезно» в глазах аудитории. Как правило, такой эффект достигается за счет апелляции к эмоциональной сфере читателя. Здесь уместно процитировать мысль Б.Я. Мисонжникова, который опирается в своих размышлениях на исследования Л.К. Граудиной, О.Л. Дмитриевой,
Н.В. Новиковой, Е.Н. Ширяевой: «Если избирается форма художественно-публицистического повествования, то могут оказаться сильными включения эстетизирующего характера, а стилистической доминантой зачастую становится красноречие. В данном случае изложение не обязательно должно отличаться безупречной логической последовательностью...» [2].
Действительно, полемический текст прессы может быть в равной степени основан на логической или эмоциональной аргументации. Последняя определяется часто как
1 Например, A.A. Тертычный по отношению к полемической статье выдвигает требование доказательности. «Серьезная полемика требует серьезных фактов», - утверждает исследователь [1].
аргумент «к человеку» (или «довод к человеку» по Л.А. Введенской и Л.Г. Павловой [3]).
Деление аргументов на две группы - логическую и эмоциональную, - тесно связано с моделью для определения вероятности серьезного осмысления Ричарда Петти и Джона Качиопо [4], согласно которой возможны два основных способа убеждения -центральный и периферийный. Первый способ основан на апелляции к фактам, что соответствует аргументу к фактам; второй путь основан на стимулировании с помощью различных семантических и психологических «подсказок» принятия аргумента без серьезного критического осмысления и соответствует аргументу «к человеку». Именно этот последний и выбирается современными журналистами как наиболее эффективный в печатной полемике.
Такой выбор тесно связан с тенденцией к упрощению логических структур в медийном материале. Журналист чаще всего вынужден учитывать различный уровень подготовленности читателя и различную степень серьезности в плане прочтения публикаций.
Стремление к упрощению, видимо, во многом объясняет и другую особенность полемических публикаций прессы - а именно предрасположенность к спонтанному или продуманному использованию риторических ошибок (в последнем случае мы говорим об уловках). Сама по себе тенденция к упрощению вполне объяснима, поскольку полемика, приближаясь в некоторых случаях к научному тексту (рецензия, статья), все же остается в прессе журналистским материалом, да к тому же гораздо более предрасположена к эмоциональности, чем недиалоговые тексты. В образной форме об этой особенности текста прессы писал еще К. Чапек: «...В газетной полемике, в отличие от всех других видов борьбы - поединков, дуэлей, драк, побоищ, схваток, матчей, турниров и вообще со-
стязаний в мужской силе, нет никаких правил, - по крайне мере у нас. В классической борьбе, например, не допускается, чтобы противники ругались во время состязания. В боксе нельзя сделать удар в воздухе, а потом заявить, что противник нокаутирован. При штыковой атаке не принято, чтобы солдаты обеих сторон клеветали друг на друга, - это делают за них журналисты в тылу. Но все это и даже гораздо большее - совершенно нормальные явления в словесной полемике, и трудно было бы отыскать что-либо такое, что знаток журнальных споров признал бы недозволенным приемом, неведением боя, грубой игрой, обманом или неблагородной уловкой» [5].
Действительно, нужно иметь в виду, что в русле печатной полемики многие ошибки используются умышленно как уловки. К таким механизмам «языковой демагогии» относят возражение под видом согласия, противопоставление «видимой» и «подлинной» реальности, «магию слова» [6], «сверхобобщение» и «расширение» [7]. Умышленное использование ошибок, их присутствие именно в журналистской полемике очевидно и мотивировано целевой установкой полемиста.
Как указывает Г.С. Поварнин, ошибки в доказательствах бывают, главным образом, следующих видов: в тезисе, в доводах, в основаниях, в связи между доводами и тезисом, в «рассуждении» [8]. В полемике ошибка в тезисе «запрограммирована» изначально: оба полемиста уверены в справедливости собственных, часто противоположных тезисов и отстаивают их. В этом смысле, по меньшей мере, один из тезисов будет ошибочным. Возможны варианты, когда будут ошибочными оба тезиса, или варианты, когда ошибочность тезиса становится очевидной самому полемисту, но важно отстоять свой статус и авторитет.
Исследователи справедливо отмечают, что часто ошибки в тезисе состоят в том, что мы взялись доказывать один тезис, а на самом деле доказали или доказываем другой. Так, скажем, в случаях с писательским творчеством нередко критики устанавливали корреляцию: критика произведения - критика писателя как создателя произведения -критика писателя как личности. Иными словами, в попытке доказать низкий уровень произведения доказывали несостоятельность
автора как личности и наоборот. Г.С. Поварнин, Л.А. Введенская, Л.Г. Павлова предлагают называть такой вариант аргументации подменой тезиса [8, 3, 9].
В доводах встречаются чаще всего две ошибки - ложный довод и произвольный довод. Ложный довод (Л.А. Введенская и Л.Г. Павлова называют такую логическую ошибку ложным основанием, основным заблуждением [3]) - ситуация, когда кто-то опирается на явно ложную мысль. Произвольный же довод - такой, который хотя и не заведомо ложен, но сам еще требует должного доказательства. В полемике СМИ мы чаще наблюдаем второй вариант, как, например, в тексте «Как критикуют Президента»: «Да что же это за власть такая, которая не в состоянии добиться выполнения собственных требований?! А еще говорят об опасности какого-то тоталитаризма» [10]. В публикации автор пытается доказать, что существующая власть - не деспотичная и не тоталитарная. В качестве доказательства используется структура: «Если власть не может добиться выполнения требования, она не тоталитарная, а власть, о которой мы говорим, не может этого сделать, следовательно, она не тоталитарная» [10, с. 41]. Однако первый компонент сам требует доказательства, поскольку тот факт, что тоталитарная власть всегда добивается выполнения своих требований, не очевиден и сам должен быть доказан.
Вместе с тем стоит отметить, что в целом указываемые исследователями ошибки в связи между основанием и тезисом (когда тезис не связан с основаниями или эта связь слишком завуалирована) относительно редко присутствуют в письменной форме полемики вообще и в журналистской полемике в частности. Такая ошибка воспринимается как чрезмерная по отношению к письменной речи и легко определяется аудиторией. Возможно, именно потому полемисты так часто сохраняют ее в диалогических жанрах - споре, интервью-конфронтации, - в репликах собеседника.
К еще одной логической ошибке относят «порочный круг» или «круг в доказательстве», когда доводы, доказывающие тезис, верны лишь в случае справедливости тезиса. Порочный круг, как правило, бывает построен на тавтологии, повторяющей в иной словесной форме уже сказанное. Е.Н. Зарецкая
отмечает частотность такой ошибки в массовой коммуникации: «В СМИ очень часто мысль сначала используется как аргумент, а потом выясняется, что сама эта мысль вытекает из тезиса, который в начале статьи пытался аргументировать автор» [11].
Ошибки в апеллировании - одни из самых распространенных в прессе. Безусловно, апелляция может входить и в структуру качественной аргументации, но очень часто «дает сбои» уже потому, что, как отмечает, например, Г.М. Андреева [12], способна создавать иллюзорные корреляции, возвращая нас к прототипам или схемам, как, например, происходит с читателями текста «Тайное становится явным»: «Бывает на самом деле со всеми. Дисками с БД абонентов мобильных сетей торговали и раньше. Однако прежние варианты были куда менее информативны и, по большому счету, не слишком актуальны. Потому, вероятно, и шум - хотя бояться особенно нечего. Любой здравомыслящий человек, которого волнуют вопросы собственной приватности, не будет оформлять договор с оператором мобильной связи на себя. Способов приобрести «левую» 81М-карту да еще и дешевле номинала - море (о механике и ценообразовании «неофициального» подключения мы еще расскажем на страницах журнала). Рынок «вторичных» 51М-карт тоже существует. В общем, те, кто хотел остаться инкогнито, так или иначе позаботились об этом самостоятельно - доверять таким структурам, как операторы мобильной связи, человек с минимальным уровнем здоровой, появившейся вместе с жизненным опытом паранойи не может в принципе» [13].
К другим ошибкам относят нападки на человека, а не на его квалификацию или поступок, например: «Вот бы взяться тому же А. Минкину! Коллега, помогите Президенту, у него не получается! Используйте свой авторитет, силу общественного мнения, включите правовые, судебные механизмы запроса информации, предусмотренные законом о СМИ» [10]. Как видим, здесь скепсис, отраженный в формулировках, позволяет принизить личность журналиста по принципу: «Критиковать все умеют - а вы попробуйте сделать лучше». Хотя с логической точки зрения даже то, что кому-то не удастся сделать лучше, отнюдь не доказывает того, что сегодня все делается хорошо, и так должно
быть впредь. Здесь используется способ, указанный Аристотелем: «Обвинить самого обвинителя, потому что немыслимо, что сам человек не заслуживает доверия, а слова его заслуживают» [14]. К. Чапек называет приемы, которые рождают такого рода ошибку:
1. «Termini» - использование специальных полемических оборотов, позволяющих негативно охарактеризовать поведение противника или его намерения (например, вместо «рассуждает» - «обливает грязью», вместо «говорит» - «брызжет слюной»);
2. «Caput canis» - искусство употреблять лишь такие выражения, которые создают отрицательное мнение об оппоненте (например, вместо «осторожный» - «трусливый», вместо «остроумный» - «претендующий на остроумие»);
3. «Non habet» - умение подчеркнуть отсутствие каких-либо качеств в противнике (если он ученый - значит абстрактный теоретик, не имеющий представления о реальном положении вещей. Если откровенен и непосредственен - значит ему не хватает серьезности);
4. «Imago» - создание полностью вымышленного образа противника, которому приписываются несуществующие мысли, поступки [5, с. 200].
Все эти приемы с легкостью обнаруживаются на газетной полосе.
Несколько реже, но все же встречается в полемическом тексте прессы «взывание к невежеству»: утверждение, что высказывание истинно, поскольку никто не доказал, что оно ложно. Вот пример такого рода структуры: «Между тем представители
«Вымпелкома» и «Мегафона» вполне предсказуемо заявили, что их абонентам с такими проблемами встречаться не придется. Хотя, если считать основной версию про спецслужбы, никаких гарантий, что через пару недель на рынке не появится информация об абонентах того же «Билайна», быть не может» [13].
Среди прочих «ошибок» часто используется «division» (подразумевается, что части целого могут иметь свойства целого), как, например, в статье Р. Мессер «Попутчики второго призыва», где автор пишет об Андрее Платонове: «...Реакционна его классовая идеология, идеология той части мелкобуржуазной интеллигенции, которая стоит перед
пролетарской революцией и не видит ее подлинного смысла» [15].
Другая ошибка - «отравление хорошего» -принижение аргумента перед тем, как упомянуть его: «Все остальные опубликованные на данный момент гипотетические предыстории появления компакт-диска с абонентской базой для МТС очень нехороши» [13].
Порой в результате типизации рождается «провинциализм» - ошибочное принятие местного факта за универсальный. Так, например, в тексте «Кавалеристы скачут в пустыню» автор на основании одной незначительной ошибки американо-британских десантников делает довольно широкое обобщение: «Но вообще этот случай показывает, что подготовленность американских летчиков удручающе низка. На своих родных полигонах, где-нибудь в Техасе, они каждую кочку знают. А попав в незнакомую пустыню... теряются. У союзников крайне плоха топографическая подготовка, они не умеют толком ориентироваться на местности. И, как видим, их не спасают даже системы Джи-Пи-Эс» [16].
Иногда журналист прибегает к так называемой «красной селедке»: к введению не относящегося или вторичного предмета и, таким образом, отвлечению внимания от основного предмета. Обычно «красная селедка» - это тема, о которой люди имеют «сильные» мнения, так что никто и не заметит, что их внимание отвлекается» [3, с. 502]. Надо сказать, что этот прием, столь явно развивающийся в русле теле- и радиожурналистики, в прессе ощутимо редок, что объясняется, судя по всему, возможностью повторного и отложенного чтения и постоянным стремлением автора логически структурировать текст. Однако порой такая уловка отмечается в диалогических жанрах - споре, интервью-конфронтации, где воспроизводится ситуация устного речевого общения. Иногда ее удается обнаружить и в текстах монологического характера. Например, в публикации о возможности существования Интернет-теле-видения, доказывая его экономическую нецелесообразность сегодня, автор переходит на анализ качества публикации оппонента и далеко уходит от темы сам и уводит от нее читателя: «При всем уважении к Виктору Кальяну, чью статью вы можете прочесть в этой теме, его экономические выкладки, как и собственно обоснование востребованности
Интернет-телевидения как явления, очень, на мой взгляд, далеки от того, что хотели бы услышать потенциальные инвесторы. Нужно отметить, что статья Кальяна подверглась на редкость суровой редакторской обработке, потому что «Компьютерра» просто не может позволить себе печатать залихватские манифесты, скроенные по принципу «разойдись, плечо». И если статья вам покажется слишком оптимистичной, то учитывайте, что вы читаете уже изрядно подредактированный вариант»[17].
Несмотря на невысокую частотность появления такой ошибки в журналистской полемике, значение ее велико. Не случайно К. Чапек упоминает эту ошибку в числе двенадцати наиболее распространенных приемов газетной полемики, правда, определяя ее как «иНхеБ» и подчеркивая: «Это также называется «изматывать противника» [5, с. 204].
Почти всегда полемический текст включает «подавление фактов» - представление только той части фактов, которая поддерживает ваше утверждение, и игнорирование тех фактов, которые противоречат ему. В отличие от приема акцентирования здесь «неудобные» факты вовсе исключаются из текста. Иногда такую ошибку отмечают сами журналисты, и полемика выстраивается на ее критике: «Впрочем, за скобками статьи остались многие пикантные подробности, которые не заметил либо не захотел увидеть бытописатель» [18]. Интересно, что здесь автор находит умалчивание в анализируемом тексте, однако сам трансформирует анализ в ошибку, поскольку отсутствующие в тексте публикации факты в данном случае не являются доказательством того, что факты, включенные в текст, недостоверны или искажают истину.
В полемических текстах прессы крайне редко встречаются такие в целом распространенные уловки, как «взывание к жалости», «выеденное яйцо» (использование слова таким образом, который опустошает его значение) и «сложный вопрос» (постановка вопроса или темы таким образом, что человек не может согласиться или не согласиться с вами без того, чтобы связать себя утверждением, которое вы навязываете ему). По всей видимости, специфика информационного поведения аудитории не позволяет журналистам часто использовать подобные конст-
рукции по разным причинам. «Выеденное яйцо», например, значительно обедняет не только позицию оппонента, но и материал, вынужденный цитировать эту позицию в такой форме. «Слабый» или «скучный» противник в данном случае обесценивает и образ полемиста. Ошибка «взывание к жалости» также принижает позицию журналиста и входит, скорее, в структуру актов бытовой коммуникации и устной полемики. «Сложный вопрос» в случае полемики в печати журналист вынужден адресовать не только оппоненту, но и аудитории, что заметно усложняет процесс дешифровки текста и может привести к непониманию читателем формулировки, а следовательно, к искажению информации и, в конечном итоге, к потере интереса к публикации. Таким образом, слабая представленность всех трех уловок в печатной полемике вполне закономерна.
Вместе с тем, несмотря на сокращение в общем арсенала ошибок, существенным для прессы является то, что полемический текст вообще склонен переводить методы аргументации или ошибки в разряд уловок. В отличие от ошибок, уловки осознаются самим автором как искажающий, но эффективный ход: «Уловкой в споре называется всякий прием, с помощью которого хотят облегчить спор для себя и затруднить спор для противника» [3, с. 499].
Самая распространенная уловка выстраивается на основе ошибки в рассуждении «произвольные доводы». Стоит внимательно посмотреть публикации газет, и мы почти неизменно натолкнемся в них на произвольные, вовсе не очевидные и не доказанные утверждения и отрицания, на которые люди опираются для подтверждения своих мнений. Так, например, журналист газеты «Труд», доказывая некоторую неэффективность военной политики США в иракской войне вообще и нерешительность президента в признании победы, пишет: «Буш же, по словам приближенных, строго-настрого запретил своим сотрудникам издавать победные кличи -впредь до того, как придет полная уверенность в победе. Он научен опытом: еще до начала войны с Ираком некоторые вашингтонские деятели обещали быстрый, чуть ли не за 48 часов, разгром саддамовских войск, причем малой кровью. Когда этого не произошло, посулы вернулись ядовитыми упре-
ками в СМИ - через оппозицию. Так что президент, обжегшись на преждевременном пиаре, дует на воду.
На брифинге пресс-представитель Белого дома Ари Флейшер сказал, что, «хотя президент очень доволен прогрессом в военной кампании и тем, что иракцы обретают свободу, он сохраняет сдержанность, потому что знает - впереди нас могут ожидать громадные трудности». И дело, как можно понять, не только в том, что неизвестна судьба иракского диктатора, но и в том, что происходит нечто странное: без следа вместе с ним исчезли его самые надежные части - 50 тысяч республиканских гвардейцев. В защите Багдада они практически не играли никакой роли» [19]. Тезис «американский президент нерешителен» подтверждается фактами, которые говорят лишь о реальном положении вещей и, напротив, должны бы оправдывать, но в контексте материала звучат как обвинение. Сомнителен и источник, повествующий о нерешительности - «по словам приближенных».
Очень часто полемист пользуется апелляцией к «ложному стыду», обращаясь к формулам, подобным «вам, конечно, известно, что...», «давно уже установлено....» или «общеизвестный факт». В полемике такой ход встречается и в монологических, и в диалогических текстах. Однако в диалогических он в большей мере направлен на убеждение оппонента, а в монологических - на убеждение читателя: «А основания для недоверия есть. Широко известна, например, история с переменной ^АКЕУ в одном из модулей СгурЮАИ» [19, с. 4].
Довольно часто употребляется и другая родственная уловка, когда делается оговорка, что довод будет убедительным только для избранных по схеме «вы, как человек умный, не станете отрицать, что...», например: «И только если задуматься (а много ли у «Комсомольца» читателей, склонных задумываться?), начинаешь понимать, что тебя элементарно берут на пушку» [19, с. 5]. Такая уловка, именуемая иногда «подмазыванием аргумента», может осуществляться и через ссылку на авторитет, когда, например, рассуждают: «если такой-то - умный человек, он, бесспорно, согласится со мной», как, скажем, в следующем фрагменте: «Рассматривая вышеприведенную публикацию с точки зрения
ее качества, я испытывал сильные сомнения в том, что она была оплачена. На месте заказчика, если и был таковой, я бы подал в суд за нанесение морального вреда. А редактору следовало рассмотреть вопрос о взыскании суммы, потерянной газетой из-за того, что статья заняла место на полосе. И по рекламным расценкам! Кровожадно получилось?!» [20].
К уловкам, выстроенным на ошибке в апелляции, относится также повторение по несколько раз одного и того же довода, особенно часто применяющееся в ораторской практике. В прессе, как правило, довод не воспроизводится точно, но дублируется в разных, однако легко узнаваемых, прозрачных формах.
С.И. Поварнин называет другую существенную уловку - перевод спора на противоречия. «Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса. Такие указания имеют, например, огромное значение при критике какой-нибудь системы, мыслей. Нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника» [8, с. 111], как, например, в публикации «О диктаторах - на сытый желудок»: «А дальше еще одна липа: в ночь самоубийства Н. Аллилуевой Сталин оказывается в объятиях какой-то женщины рядом с мертвой женой. И при всем этом в титрах фильма сказано, что он якобы снят... по книгам Светланы Аллилуевой. Но, перечитав их еще раз <...>, я нигде не встретил ни одного слова о показанном в американском фильме» [21]. Здесь автор утверждает, что сам фрагмент фильма лжив, но доказывает их с помощью противоречий в его содержании и источнике, на который ссылаются авторы фильма. Совершенно очевидно, что такое противоречие может доказать лишь то, что источник указан неверно, но не может ни доказать, ни опровергнуть истинность или ложность самого эпизода. Эффект же публикации именно таков - читатель не доверяет тому, о чем шла речь в фильме.
Перевод спора может осуществиться на противоречиях между словом и делом, между взглядами противника и его поступками, эпизодами из жизни. Этот ход часто используется в политической полемике, например -в русле предвыборной кампании. В публика-
ции «Американский акцент», оспаривая отмену праздника подписания Георгиевского трактата в Грузии, автор пишет: «Бесспорно, отмечать или нет 220-летие подписания Георгиевского трактата - дело руководства суверенной республики. Хотя здесь хорошо помнят, как Шеварднадзе, будучи первым секретарем ЦК Компартии республики, при каждом удобном случае славословил исторический трактат» [22].
К числу частых отступлений от спора относится «подмена пункта разногласия в сложной спорной мысли, так называемое опровержение не по существу» [8, с. 11], когда опровергаются несуществующие моменты позиции оппонента, а эффект распространяется на всю позицию. Г.С. Поварнин отмечает, что эта уловка часто используется в письменных (газетных, журнальных) спорах, поскольку читатель редко возвращается к прочитанному материалу и глубоко анализирует тезисы и аргументы. Например, в тексте «Как критикуют Президента» автор спорит с позицией: лучше вакцинировать всех детей и подростков России от гепатита В, чем построить на ту же сумму Дворец конгрессов для приемов на высшем уровне. Журналист пишет: «И почему, в конце концов, российский Президент не может прилично принять гостей? Это ведь тоже штрих к портрету страны, важная краска ее престижа» [10, с. 41-42]. Конечно, в исходном тексте речь не идет о том, что такое здание не нужно - речь идет о том, что столь шикарное здание неуместно в стране с такими проблемами, как наша, что можно построить здание вполне приличное, но поскромнее. Полемист же утрирует ситуацию и заменяет предыдущее утверждение, приписывая оппоненту мысль о том, что такое здание не нужно, а затем спорит с этой мыслью. Вопрос о возможности экономии средств в данном случае и не обсуждается.
Близка к предыдущей и уловка, построенная на расширении или сужении тезиса (или довода). Эта уловка чаще используется для доказательства собственной правоты. Расширение и сужение тезиса достигается за счет многозначности слов. «Одно и то же слово может обозначать разные мысли. Поэтому часто легко, сохраняя одни и те же слова тезиса (или довода), сперва придавать им один смысл, потом другой» [3, с. 499]. Однако эта же многоуровневость может быть
и самостоятельной уловкой, построенной на омонимии. Здесь используется как синтаксическая омонимия, так и лексическая омонимия. Например, в публикации «Осанна за наличные» [18, с. 76-78] слово «продажность» по отношению к журналистской профессии используется в прямом смысле - торговля результатами своего труда как источник дохода. И в косвенном - моральном, включаемом в категорию личной и профессиональной позиции. Автор доказывает допустимость последнего варианта, цитируя известную пушкинскую строку «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», где «продажа» применяется в другом смысле. Там стоит подчеркнуть именно слова «не продается вдохновенье». Автор же утверждает, что это возможно, поскольку можно продать рукопись. Начав с категории продажности в моральном плане, Ю. Романов расширяет ее до категории продажи вообще и на этой основе выстраивает аргументацию, что, безусловно, нарушает логику доказательства. Можно сказать, что в случае, если тезис омонимичен, он в принципе изначально недоказуем. Если омонимичен аргумент, он может быть неэффективен контекстуально.
Огромное значение в плане уловок имеет «перевод вопроса на точку зрения пользы или вреда» [3, с. 507]. Так, в публикации «Как критикуют Президента» автор рассуждает о справедливости или несправедливости критики в адрес первого лица страны, однако по отношению к одному критическому материалу рассматривает не его содержание, а вопрос о том, стоило ли вообще критиковать Путина, каков смысл такой критики, будет ли от нее польза: «Судьба русских грозненцев по-прежнему не интересует никого: ни нынешнее чеченское правительство, ни федеральных миграционных чиновников, ни Администрацию президента Путина, ведущего войну...»
Это - текст вреза. Далее в статье о Путине ни слова. Ему врезали походя, мимоходом, просто по удобному поводу подвернулся под руку. <...> Но так ли это важно?» [10, с. 48].
Серьезную роль в софистической практике играют названия с пропущенной посылкой, которая оправдывает их. Ведь, как известно, каждое название тоже должно быть
обосновано. Однако в прессе часто посылка не пропускается вообще, а дается в сокращенном варианте, который сам еще требует объяснений: «Хорошее правительство состоит из профессиональных параноиков, иначе оно просто не выживет» [20, с. 20]. В данном случае мы имеем дело с уловкой, основанной на ошибке в использовании языковых средств. Иногда в русле этой уловки акцентируется акт внушения. Есть названия, которые особенно часто используются в рамках такой уловки: это названия, которые имеют оттенок порицания или похвалы. Игра «красивыми названиями» и «злостными кличками» встречается постоянно, например, в тексте «Берегите природу за деньги!» одно и то же явление получает обе формы наименования: «бюрократические изыски» - «бюрократические проволочки» [23].
К тому же роду софизмов произвольного названия относится одна из самых обычных уловок спора - бездоказательная оценка доводов противника: «А ведь «Принцип домино» - передача по нынешним временам почти приличная по сравнению с ток-шоу Малаховых, нагиевых, кушанашвили. Там и говорить не о чем. Там любое хамство позволено» [24].
К софизмам произвольного довода относятся часто и мнимые доказательства. Например, тождесловие, где в виде довода приводится для доказательства тезиса тот же тезис, только в других словах, или «обращенное доказательство», когда мысль достоверную или более вероятную делают тезисом, а мысль менее вероятную - доводом для доказательства этого тезиса. Иногда же используется «ложный круг» или «круг в доказательстве» или «заколдованный круг», когда в одной и той же полемике тезис и доказательство несколько раз меняются местами.
Нужно отметить, что в полемических материалах прессы эти виды софизмов встречаются редко, в отличие от текстов электронных средств массовой информации. Возможно, особенности письменной речи позволяют контролировать процесс их употребления.
Распространенной же ошибкой в прессе можно назвать софизмы непоследовательности (неправильные рассуждения), где тезис «не вытекает» из доводов. В текстах многих полемических статей можно встретить
false cause (ложную причину). Это общий термин для сомнительного заключения о причине и следствии. Скажем, М. Майзель называет героев А. Платонова «ошибкой мастера» на основании того, что герои эти «преклоняются перед мертвой материей». Они «машинны» и в силу этого «пассивны» [25].
Другой вариант - non sequitur - вывод заключения, которое не связано или не является разумным выводом из предпосылок: «Россия не нуждается в резком росте добычи нефти», - заявил Ходорковский. Это утверждение выглядит, по меньшей мере, странным, если учесть, что нефтяной экспорт приносит стране треть ее бюджетных доходов» [26]. Здесь в цитируемом фрагменте идет речь о внутренних потребностях страны, а далее - об экспорте. В первой части - о «резком приросте» добычи нефти, который рискован. Во второй части этот параметр опускается. Фраза Ходорковского искусственно «притягивается» к материалу и трансформируется журналистом в точку зрения оппонента. Факты, которые звучат в материале, опровергают вывод журналиста о столь значительной доходности отрасли для государства. Автор, напротив, доказывает всем текстом сегодняшнюю неэффективность распределения прибыли.
Часто используется и «ложное обобщение». Человек приводит несколько примеров того, что такие-то люди или такие-то предметы обладают известным признаками и без дальнейших рассуждений делает вывод о том, что все подобные лица и предметы обладают этим признаком [12]. Здесь имеет место процесс категоризации, который вообще задействуется в социальном познании и интенсивно реализуется в СМИ. Ложное обобщение выстраивается на отборе фактов, необходимых для самого обобщения. Такой отбор связан с естественной склонностью человека к фиксации лишь части информации - к мозаичному восприятию мира. Когда журналист осознанно осуществляет такое просеивание фактов, оно называется подтасовкой фактов и относится к разряду уловок.
Другой тип уловки - «подмена понятий», двусмысленность: использование одного
слова в более чем одном смысле. Так, у А. Фадеева «кулак» используется сразу в нескольких смыслах - как собственно кулак, представитель конкретной группы, как пред-
ставитель враждебного мироустройства, как активно сражающийся с социализмом человек [27].
К часто встречающимся уловкам относится «раздувание» проблемы, когда, например, для того, чтобы в негативном свете показать оппонента, говорят о проблеме, в которую он включен, как о глобальной, гиперболизируя ее значение.
Иногда проблема раздувается для того, чтобы придать ей вес и обратить внимание общественности на ее существование, а фигура оппонента в таком тексте отходит на второй план. Например, в публикации «Налог с летальным исходом» автор, рассуждая о НДС на лекарства, «раздувает» безусловно существующую проблему до масштабов апокалипсиса: «...Нынешние цены на препараты делают их вовсе недоступными для большинства, именно большинства, я на этом настаиваю - россиян» [28]. Опускается информация о дешевых аналогах дорогих препаратов, односторонне, без конкретизации, тенденциозно подается информация о льготах. В сочетании с заголовком и подписью к фотографии старика «Дорогие лекарства ускоряют дорогу к смерти» публикация прочитывается как необычайно категоричная и скорее вызывает неприятие и протест, нежели согласие с позицией журналиста.
Некоторые уловки, хорошо известные в полемическом дискурсе, вообще довольно редко встречаются в письменной журналистской полемике. К таким уловкам относится (чаще всего в устном споре) оттягивание возражения. Поскольку время вообще в материалах прессы чаще существует в сжатом состоянии, и мы говорим, например, о компрессии тематического ядра, материал, построенный на оттягивании возражения, воспринимался бы как неестественный1.
Сравнительно редко встречается софизм «умножение довода», когда один и тот же довод повторяется в разных формах и словах и сходит за два или несколько различных доводов. «Эта уловка особенно применяется
1 Журналисты, правда, могли бы использовать этот эффект неестественности в диалогических жанрах -споре, интервью-конфронтации, фиксируя оттягивание возражения со стороны оппонента. Однако такой прием оговаривается нами только как предположение, поскольку в ряду исследованных публикаций фактически оттягивание возражения не было зафиксировано.
в споре при слушателях, в длинных речах и т. д. Иногда очень трудно разобраться, одна ли мысль перед нами, высказанная в разных формах, или несколько разных мыслей; надо напряжение внимания, а нередко и хорошее знание вопроса, о котором идет речь. Все эти качества редко присущи обычному слушателю - который и доводов-то не умеет выделять сознательно» [8, с. 109].
Чуть менее редок прием претериции (прохождение мимо): автор говорит, что не будет ругать что-то, а потом критикует объект как, например, в публикации «Не все так просто»: «Все аргументы, приводимые заинтересованной стороной, вроде бы, однозначно говорят в его пользу и поэтому было так легко убедить ответственных чиновников в правомочности скорейшего решения этого вопроса. Однако далеко не все так просто, как кажется на первый взгляд» [29].
Отмеченное нами своеобразие в выборе аргументативных средств во многом определяется спецификой информационной среды, в рамках которой устанавливается сложный процесс коммуникации между автором, оппонентом и читателем. Полемический текст прессы вынужден по-своему интерпретировать формы убеждения, адаптируя их к информационным привычкам современной аудитории и особенностям публицистического дискурса.
1. Тертычный A.A. Жанры периодической печати. М., 2000. С. 164.
2. Мисонжников Б.Я. Феноменология текста (соотношение содержательных и формальных структур печатного издания). СПб., 2001. С. 34.
3. Введенская Л.А., Павлова Л.Г. Культура и искусство речи. Ростов н/Д, 1996. С. 455-458.
4. Аронсон Э. Общественное животное. М., 1999. С. 93.
5. Чапек К. // Золотая серия юмора. М., 2001. С. 198.
6. Булыгина Т.А., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. С. 461-481.
7. Дейк Т.А. Ван. Язык, познание, коммуникация: Сб. работ. М., 1989. 334 с.
8. Поварнин С.И. Спор. О теории и практике спора. СПб., 1996. С. 112.
9. В веде« е/aw Л.A., Павлова Л.Г. Деловая риторика. Ростов н/Д, 2002. С. 366.
10. Вайнонен Н. //Журналист. 2003. № 1. С. 41.
11. Зарецкая Е.Н. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. М., 2002. С. 161.
12. Андреева Г. М. Психология социального познания: Учеб. пособие для студентов высших учебных заведений. М., 2000. 288 с.
13. Гуриев В. // Компьютерра. 2003. № 2. С. 18.
14. Аристотель. Риторика. Поэтика. М., 2000. С. 140.
15. Мессер P. II Звезда. 1930. № 4. С. 208.
16. Слитенко В. II Российская газета. 2003. 28 марта. С. 8.
17. Гуриев В. II Компьютерра. 2003. № 2. С. 18.
18. Романов Ю. //Журналист. 2003. № 1. С. 77.
19. Сиснев В. II Труд. 2003. 11 апр. С. 1,4.
20. Богданов Б. II Компьютерра. 2003. № 2. С. 20.
21. Вартанов А. //Журналист. 2003. № 1. С. 74.
22. Янченков В. II Труд. 2003. 11 апр. С. 2.
23. Мытарев В. II Российская газета. 2003. 28 марта. С. 3.
24. Баймухаметов C. II Журналист. 2003. № 1. С. 43.
25. Майзель М // Звезда. 1930. № 4. С. 195.
26. Рогов П. II Российская газета. 2003. 8 марта. С. 26.
27. Фадеев A. II Красная новь. 1931. № 5-6. С. 206-209.
28. Краснопольская И. II Российская газета. 2003. 28 марта. С. 27.
29. Ершов E. II Охотник. 2002. № 5. С. 6-8.
