CC BY
218
Э. А. Лазарева Л. М. Майданова В. Н. Маров В. Г. Соловьев Э. В. Чепкина
АРГУМЕНТ "К ЧЕЛОВЕКУ" В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ АРГУМЕНТАЦИИ
Аргументация в публицистическом тексте рассчитана на широкий круг адресатов и не может быть тождественна доказательству, т.е. сугубо логическому, рациональному обоснованию суждения. Любой, даже самый добросовестный, стремящийся к объективности и беспристрастности публицист отнюдь не обходится обращением лишь к разуму, к здравому смыслу читателя, слушателя или зрителя. Публицистика, информируя о факте, начинает с констатации его бытия, но при дальнейшем развитии события приступает к его комментированию, оценке, исходя из разных оснований — выгодности или невыгодности происходящего для общества, этичности или неэтичности поступков участников события и т.п. Обоснование оценки трудно свести к строгой логике. И тогда нередко привлекаются доводы, которые издавна именуются в логике аргументом "к человеку". Н.И.Кондаков определяет его как "такое средство убеждения, когда вместо обоснования истинности или ложности рассматриваемого тезиса с помощью объективных аргументов все сводится к положительной или отрицательной характеристике человека, утверждение которого поддерживается или оспаривается"1.
Задача данной работы — рассмотреть виды аргумента "к человеку", место его в смысловой структуре текста, условия появления и функции. Прежде всего эта задача касается полемического диалога. Диалог обычно воспринимается как форма, в которой рождается истина . Однако не всякий диалог предназначен для этого. Так, считается, что цель полемического диалога иная: одержать победу над противником, отстоять и утвердить собственную позицию3. При изучении полемического диалога продуктивным представляется риторический подход, который предлагает для анализа такие категории, как цель, стратегия речи, средства ее реализации и т.д.4 В зависимости от конкретной ситуации диалога полемист вынужден ставить перед собой не одну, а несколько (последовательно и одновременно) целей, например: создание определенного имиджа, выявление своих сильных или слабых сторон в сравнении с оппонентом, оценка его реакции на ту или иную стратегию. При этом нужен постоянный ситуационный анализ, который позволяет видеть возможности развития диалога, принимать правильные, адекватные ситуации решения относительно выбора стратегии и средств ее реализации.
В аспекте нашей темы важен такой вопрос, как типология полемического диалога. Традиционно он рассматривается в структурно-речевом плане: выделяются, например, такие разновидности, как "диалог-противоречие", "диалог-спор", "диалог-ссора"5. С нашей точки зрения,наиболее продуктивной для типологии представляется такая характеристика диалога, как имидж полемиста.
В этом плане диалог анализируется на основе двух параметров речи: аргументированности и пафосности. Первый эксплицирует желание убедить оппонента и аудиторию с помощью логико-интеллектуальных средств, второй — жажду победить с помощью эмоционально-аффективных. Пересечение, сочетание этих двух параметров создает по крайней мере четыре типа ситуаций диалога:
1) с высоким уровнем аргументированности и высоким уровнем пафосности;
2) с высоким уровнем аргументированности и с низким уровнем пафосности;
3) с низким уровнем аргументированности и с низким уровнем пафосности;
4) с низким уровнем аргументированности и с высоким уровнем пафосности.
Варианты имиджа полемиста, лидирующие в перечисленных ситуациях, можно соответственно обозначить образно так: "надежный партнер", "педагог'', "упрямый ребенок", "злой или злобный противник".
Аргумент "к человеку", как правило, входит в средства пафосности, причем бытует он в двух основных разновидностях: в форме образа оппонента и в форме самопрезентации автора. Поскольку лишь два имиджа характеризуются высоким уровнем пафосности. аргумент "к человеку" появляется чаще всего в стратегиях "надежного партнера" и "злого или злобного противника". В смысловой структуре текста этот аргумент может занимать различное место. Мы покажем типы текстов, включающих данный аргумент, и охарактеризуем имидж полемиста в каждом из этих случаев.
Первый, самый многочисленный класс текстов, включающих в себя аргумент "к человеку" — это тексты, в которых данный довод используется для прямого опровержения или подтверждения тезиса в ряду других аргументов. Он появляется тогда, когда полемизирующие стороны исчерпали аргументы "к делу" и когда задачей спора стало уже не выяснение истины, не выработка общего мнения, не переубеждение противника, а просто привлечение на свою позицию тех, кто оказался свидетелем спора, т.е. аудитории (читателей, зрителей, слушателей). В полемике "Этот вредный выдающийся фильм"6 спорящие стороны — критик Лев Аннинский и историк Леонид Баткин — высказали прямо противоположные мнения о фильме Станислава Говорухина "Россия, которую мы потеряли". Первый оценил его как "выдающееся произведение, ярко и мощно сделанное", второй ответил, что "это профессионально снятый средний фильм", а позже добавил, что это "фильм плохой и вредный". Каждый из участников полемики аккуратно подтвердил свои заключения ссылками на содержание фильма, на кадры, ракурсы, детали, символику. Но сложность интерпретации художественного произведения общеизвестна, поэтому оба суждения оказались как бы доказанными, но ни одно не получило решающего перевеса. Поэтому спорящие перешли к тактике привлечения аудитории на свою сторону за счет самохарактеристик.
Например, Л.Аннинский делает это особенно подчеркнуто и ярко Он вначале констатирует непримиримость позиций, а затем вводит аргумент
"к человеку": "Мы с вами почти ни в чем не сходимся потому, что есть точка зрения, в силу которой все остальное становится вторичным по отношению к тому реальному пласту, который для меня самый главный: мйе некуда деться от этой страны, и, прошу прощения, мне некуда деться От моей судьбы". Подчеркивая свою любовь к родине, полемист положительно характеризует себя в этическом плане. С логической точки зрения этот аргумент явно дефектен ("я прав, потому что я патриот"), т.е. он обращен исключительно к эмоциям адресата. Но зато в этой сфере он может оказаться весьма эффективным.
В данной полемике спорящие являют собой "надежных партнеров": у них богатые фактологические аргументы, последовательное, очень стройное рассуждение, уровень пафосности высок, но никаких грубых выпадов они себе не позволяют.
Примером имиджа "злобного противника", использующего аргумент "к человеку" в форме образа оппонента, может служить одно из выступлений в рамках полемики по поводу проекта переброса вод северных рек на юг. В ответ на статью С. Залыгина "Поворот"7 прошло несколько откликов и среди них статья В.С.Панфилова, А.А.Желобаева и В.В.Мясникова "Занос
о
на повороте" . Низкий уровень аргументированности проявляется в ней не в отсутствии аргументов "к делу" — они есть, поскольку говорят все-таки специалисты. Этот уровень проявляется в наличии грубых уловок, запрещенных приемов, что подрывает логическую сторону выступления, усиливает его пафосность и, следовательно, высвечивает очень неприятный образ "злобного противника". Что это за грубые уловки , на фоне которых возникает аргумент "к человеку"?
Во-первых, это аргумент "к городовому", суть которого, как формулирует С.И. Поварнин, в том, что «приходит какая-нибудь "власть" и зажимает противнику нашему рот. Что и требовалось доказать. Спор прекратился, и "победа" за нами. — Для того, чтобы применить подобную уловку, требуется, конечно, очень невежественная голова или очень темная совесть»9. Авторы статьи призывают к исключению оппонентов из Союза писателей России, причем оформлен этот призыв в технике "наклеивания ярлыков": «Нам кажется, что количество членов Союза писателей на гектар возделываемой земли в ближайшее время должно быть резко сокращено. Это, с одной стороны, должно быть осуществлено за счет существенного увеличения мелиораторами вводимой в оборот орошаемой земли, с другой — за счет исключения из Союза писателей РСФСР скатившихся к дилетантским, демагогическим, безапелляционным рассуждениям несведущих людей и конъюнктурщиков, паразитирующих на "модной теме"» [8, с.205 ].
Во-вторых, это так называемый "дамский аргумент", когда выбирается "самое крайнее и самое нелепое противоположное из других мыслимых решений вопроса" и противопоставляется своему мнению10. Поскольку оппоненты выступают как борцы за сохранение природы, авторы как бы продолжают логику их рассуждений, правда, подменив тезис (там — охрана природы, у авторов отклика — первозданная природа): «Мы хотели бы предложить всем борющимся за сохранение первозданной природы на Руси
и сохранение кондового и посконного уклада вместо демагогических выступлений организовать движение под лозунгом "Назад — к предкам!" и личным примером доказать, что можно сделать на этом поприще» [8, с.204 ]. На этом поприще остроумные авторы предлагают отказаться от использования электричества, минеральных удобрений, металлических орудий труда, мыла и стиральных порошков, бумаги, отказаться от охоты, пчеловодства, изготовления пластмасс и других синтетических материалов и т.п.
Уже эти типы аргументов рисуют оппонентов в достаточно неприглядном виде. Но авторы на этом не успокаиваются и вводят прямые характеристики оппонентов, причем в той же манере навешивания ярлыков: "Некоторые журналисты и писатели подобно С.Залыгину, объявившему себя специалистом-мелиоратором, помимо бестактности показывают свою некомпетентность и культивируют в читательской массе легкомысленный подход к этой сложной проблеме, внедряя в сознание, что каждый может быть здесь специалистом на основании того, что все мы в той или иной мере встречаемся с природой и очень ее любим. Нельзя судить о проектировщиках по своей технической безграмотности" [8, с.204]. В целом личности оппонентов негативно характеризуются только в двух аспектах. Оцениваются их нравственные качества (демагоги, конъюнктурщики, бестактные люди), а также постулируется образовательно-интеллектуальная ущербность (несведущие, некомпетентные, технически безграмотные, а кроме того, выступающие против всем очевидных достижений цивилизации, призывающие вернуться к первобытному состоянию). При этом оба направления компрометации оппонентов ставят целью сформировать отрицательное эмоциональное отношение аудитории к ним.
Условие появления аргумента "к человеку" в этой полемике то же, что и в предыдущей, — ощущение слабости аргументов "к делу". На это также специально указывается в ходе спора: С.Залыгин, оценивая выступления противной стороны, характеризует тактику создателей проекта и указывает, что "прежде всего им нужно скомпрометировать противников" |9, с.223].
Второй тип текстов с аргументом "к человеку" — это произведения, построенные как единый сложный аргумент "к человеку". Это портрет оппонента с общим смыслом "такому человеку, как этот, верить нельзя никогда и ни в чем" (или наоборот: можно верить всегда и во всем). Ярким примером такого текста является памфлет В.Г.Белинского "Педант". Прибегая к иронии, гиперболе, гротеску, Белинский создает сатирический портрет С. Шевырева. Имидж полемиста в этом памфлете по нашей классификации можно определить как "злой противник". Почему?
В памфлете нет обсуждения целостной системы взглядов оппонента, нет даже более или менее развернутого обсуждения отдельных его утверждений. Таким образом, в плане столкновения концепций параметр аргументированности можно считать почти нулевым. Зато пафосность достигает высочайшего накала. И центральную роль в формировании этого параметра играет аргумент "к человеку". Все детали портрета проработаны
так, чтобы у аудиторов возникло недоверие к любому суждению портретируемого.
Например, портрет героя рисуется так: "Росту он весьма небольшого; в молодости был сухощав и тщедушен, а теперь довольно осанист и имеет брюшко, несколько четвероугольное и похожее на фолиант"11. Поездка героя за границу (точные биографические сведения) представлена читателю следующим образом: "Вот поехал мой педант за границу — вы думаете в Германию? — Я сам тоже думал сперва, но моя фантазия (об этой фантазии будет сказано особо. — Авт.) велит мне послать его в страну филологов и комментаторов, где на каждый стих великого поэта написано по сто тысяч томов объяснений и примечаний. Не знаю, что он там делал целых семь лет, но знаю, что присылал оттуда предикие стихотворения" [11, с.220 ].
Однако любому читателю понятно, что ни портрет, ни поездка за границу не могут служить причиной для недоверия к суждениям героя. Как Написал об одном из своих героев В. Набоков: "В плане физическом он был человек болезненно лысый, напоминающий с виду блеклую железу. Лицо, на удивление лишенное черт. Глаза цвета кофе с молоком. Помнится, что он вечно носил траурную повязку. Но под этой пресной внешностью таились достоинства истинно мужские. Из-за океанских сияющих зыбей я салютую отважному Освину!" Так что четвероугольное брюшко героя Белинского никак не тянет на аргумент.
Но полемист обращается к характеристике умственных способностей героя, а также к его прямой речи, выполняющей характерологическую функцию. Пример авторской характеристики: "Но вот что многим может показаться невероятным: прозаическими статьями своими Картофелин обратил на себя общее внимание, как человек со вкусом, умом и дарованием, — и я должен сознаться, что такое мнение о Картофелине было только преувеличено, но в основании не совсем справедливо. Мой педант — извольте видеть — действительно не без ума и не без способностей: он только ограничен, но не глуп, только мелочно самолюбив, но не бездарен: последние достоинства он в качестве педанта должен приобрести впоследствии, когда мелкое самолюбие его, в союзе с летами, задавит в нем то немногое, что дала ему природа" [11, с.221 ]. Прямая речь более откровенна: "В Германии педант был проездом; она ему не понравилась. "Немцы, — говорил он, — раздружились в своей отвлеченности с жизнью; они презирают величайшую из наук — филологию; они предпочитают ей философию, это буйное обожествление разума... Я был в Берлине, — и мой бедный череп трещал от мудреных вещей, которые слышал я в тамошнем университете" [11, с.221 ].
В данном тексте мы слышим более развернутую характеристику личности оппонента: использовано описание его внешности, деталей биографии, но это лишь дополнительные штрихи. Основная цель автора — дать своему герою отрицательную оценку в интеллектуальном плане (бездарен как поэт, имеет ограниченные способности, просто глуп) и скомпрометировать его нравственные качества (главная черта педанта —
раздутое мелочное самолюбие). Проверки на логику эти доводы не выдерживают, но яркий художественный образ способен перевесить все логические аргументы.
Обратим внимание на то, что перечисленные средства ничуть не менее сильные, чем в полемике по поводу строительства каналов. Однако общая окраска пафоса здесь иная, даже несмотря на то, что автор выступает в памфлете за подписью "Петр Бульдогов". Злость, а не злобность окрашивает текст, благодаря тончайшей переработки образа повествователя. Повествователь лукав, самоироничен и откровенно маскараден. Он намеренно дезориентирует читателя. Цель свою он формулирует довольно странно: «Гоголь сказал великую правду, что "у нас если скажешь об одном коллежском асессоре , то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет". Поэтому я нахожу гораздо приличнее и удобнее изображать такие типы, которых совсем нет в действительности, но которые были бы очень смешны: чрез это автор достигнет двух целей разом — доставит удовольствие своим читателям и никого не обидит. Вот причины, которые заставили меня взяться за перо, которое давно уже было мною забыто, и попытаться сделать очерк одного из таких педантов, которых нет и быть не может, но которые могут существовать в праздном воображении человека, подобно мне, имеющего свободное время для бумагомарания» [11, с.217]. Текст имеет подзаголовок "Литературный тип", в конце памфлета обещано еще одно произведение — "ждите от меня тип литературного циника...Да мало ли еще можно написать таких типов?" [И, с.223—224 ]. Таким образом, читателя все время сопровождает оксюморон "тип, которого нет в действительности". Автор постоянно подчеркивает, что он просто тешит свою фантазию (уже упоминалось, что совершенно реальная поездка С.Шевырева в Италию преподнесена как авторский каприз), что все это сочинено "в порыве типического вдохновения" [11, с.221 ].
Итак, читатель знаег, что изображен реальный человек, реальные события. Нарисована личность достаточно неприятная — "не что иное, как раздутое самолюбие" [11, с.223]. Суждениям такого человека не хочется доверять, т.е. аргумент "к человеку" срабатывает. А это значит, что автор сумел обезопасить себя от своеобразной реторсии, от оборачиваемости аргумента прогив самого себя, по формуле: твой герой плох, верить ему не хочется, но ты еще хуже, и тебе тем более веры никакой. Еще раз вернемся к рассмотренному ранее выступлению трех авторов в полемике о повороте северных рек на юг. Против "злобного противника" начинает воевать его же собственный текст. В выступлении есть такой фрагмент: «С такими, как Залыгин, мы не пропадем! В свое время Наполеон сказал: "Государство — это Я!" и "Наука — это тоже Я!" В этой статье мы тоже хотим вынести уроки из проведенной дискуссии по вопросам перераспределения водных ресурсов нашей страны (включая и методы ее организации и проведения), сохраняя объективность освещения этого вопроса, и высказать свое мнение по затронутым вопросам» [8, с. 195]. Конечно, читатель может сказать: не говорил этого Наполеон, так что, видно, и Залыгин этого не
говорил, уж больно вы, милые, пишите безграмотно — разве можно в статье вынести уроки из дискуссии?
Белинский между собой и своим героем поставил своеобразный экран — повествователя, который преобразует голое отрицание всех суждений противника (всегда невыигрышное в глазах аудитории) в литературную игру, в свободный полет воображения, а над своими фантазиями человек волен смеяться как ему заблагорассудится.
Третий тип текстов с аргументом "к человеку" демонстрирует еще одну возможность установления дистанции между автором и портретом оппонента. Это тексты, в которых данный аргумент использован для косвенного опровержения мнения оппонента. Примером может служить еще одно произведение В.Г.Белинского — "Тарантас". Это рецензия на одноименную повесть В.А.Соллогуба. Непосредственным предметом анализа является художественное произведение, использован комментированный пересказ, следовательно, композиция рецензии обусловлена сюжетом рецензируемого произведения. Внешне это самая обычная рецензия, такая же, как, например, рецензия Н.А.Некрасова, "Тарантас. Путевые впечатления". И в той, и в другой рецензии с несколько преувеличенной похвалой авторы отзываются о яркости письма, точности характеров героев повести, об удачно найденном сюжете. «Текст хорош, то есть жив, разнообразен, в чем нетрудно догадаться всякому, знающему талант графа Соллогуба и читавшему несколько глав из "Тарантаса", напечатанных еще в 1840 году в "Отечественных записках". Это не роман, не повесть, даже не путевые впечатления, но тут есть всего понемножку — и романа, и повести, и путевых впечатлений, и даже того, что называется журнальной статьей, — живой, разнообразной, умеющей всего коснуться и обо всем поговорить умно и остроумно»13. Это Некрасов. А вот Белинский: «Не будем пускаться в исследования — к какому роду и виду поэтических произведений принадлежит "Тарантас". В наше время, слава богу, признается в мире изящного только один род —- хороший, запечатленный талантом и умом» [11, с.813]. Оба автора отмечают донкихотство одного из двух главных героев повести — Ивана Васильевича. Но произведение Некрасова на анализе повести и заканчивается. А у Белинского это "рецензионное" содержание оказывается экраном, отделившим автора-полемиста от оппонента. Между этими двумя фигурами спора встал литературный критик с его обычными заботами и адресами. Адреса критика — художник и читатели повести. Но у текста появился еще и третий адрес — концепция славянофилов, с которой спорит полемист. Анализируя образ Ивана Васильевича, автор-критик, как и положено рецензенту, выявляет его роль в произведении, средства его обрисовки. Автор же полемист дает читателю понять, что имеет в виду другого Ивана Васильевича — реальное лицо, И.В. Киреевского, суждения которого опровергает по формуле: "Если мой оппонент — славянофил — таков, как этот герой Соллогуба, то его утверждениям нельзя доверять, его утверждения нелепы". Однако, если в "Педанте" при всех уверениях автора в обобщенности образа читатель усматривает конкретное лицо, то в "Тарантасе" при всех намеках на конкретное лицо читатель видит обобщенную критику концепции славяно-
филов. Если в "Педанте" аргумент "к человеку" направлен против всех суждений оппонента, то в "Тарантасе" этот аргумент опровергает четко, хотя и иронично сформулированные конкретные тезисы типа: "Иван Васильевич в мужике нашел идеал русского человека и хотел даже дворян нарядить в костюм, очень похожий на мужицкий, за исключением желтых сафьяновых сапожек" [11, с.818]. Описывая суть литературного образа, Белинский-критик, как, напоминаем, и Некрасов, сравнивает его с Дон Кихотом, а Белинский-полемист оборачивает оба образа против славянофильства. Вот только один пример, показывающий, как происходит эта переориентация: "Такие парадоксальные натуры (имеется в виду Дон Кихот. — Авт.) не только не редки, но даже очень часты везде и всегда. Они умны, но только в сфере мечты; они способны к самопожертвованию, но за призрак, они деятельны, но из-за пустяков: они даровиты, но бесплодно; им все доступно, кроме одного, что всего важнее, всего выше — кроме действительности. Они одарены удивительною способностью породить из себя нелепую идею и увидеть ее подтверждение в наиболее противоречащих ей фактах действительности" [11, с.817]. Далее перечисляются нелепые идеи и перечень завершается так: "Есть люди, по мнению которых не только Атилла, но и Адам был славянин... Это ли не донкихотство?.. Другим не нравится созданная Петром Великим Россия, и они, с горя, видно, мечтают о реставрации блаженной эпохи, когда за употребление табака резали носы: другие идут далее и хотят реставрации Руси до нашествия татар, а третьи желают о возвращении в XIX веке Руси гостомысловских времен, то есть Руси баснословной" [11, с.817]. Понятно, что принадлежность идеи такому лицу компрометирует идею.
Опровергая концепцию славянофилов, автор негативно характеризует оппонента лишь в одном аспекте: ставятся под сомнение его интеллектуальные качества (оторванный от реальности фантазер, неумный, бесталанный, бездеятельный). Этих характеристик достаточно для компрометации личности в целом, так как Белинский постоянно подчеркивает в качестве следствия приверженности нелепым идеям несостоятельность героя в реальных делах. При этом описание оппонента строится по формуле "да, но..." — иронически признаются и некоторые достоинства личности, что придает авторским суждениям видимость объективности.
Как обстоят здесь дела с параметрами аргументированности и пафосности? Имидж полемиста можно определить как "надежный партнер". Дело в том, что аргументация критика безукоризненна, и на этом фоне скрадывается то обстоятельство, что полемист суждения своего оппонента только высмеивает, но никак логически не опровергает. Таким образом, в целостном тексте читатель имеет высокий уровень аргументированности и высокий уровень пафосности. хотя эти качества фактически распределяются между разными ликами автора и разными адресатами текста.
Итак, аргумент "к человеку" играет большую роль в публицистическом споре, так как обусловлен спецификой данной области общения, ориентированностью общающихся не только на интеллект, но и на чувство. Именно к чувству, эмоциям аудитории апеллирует автор, стараясь создать резко
отрицательный образ оппонента или положительно охарактеризовать себя и носителей точки зрения, аналогичной его собственной. Как правило, такой образ строится не на развернутой характеристике личности, а на подчеркивании одного-двух ее качеств, чаще всего интеллектуальных или этических. Для формирования эмоционального отношения аудитории к создаваемому образу особенно важно рассмотрение таких качеств, как ум — глупость, нравственность — безнравственность, однозначной оценки которых можно уверенно ожидать от любого адресата. Материал наш показывает, однако, что использование этого аргумента обычно связано с соблюдением ряда условий, которые обеспечивают силу, вес данного довода. Эти условия — наличие весомых аргументов "к делу" и особая окраска пафоса произведения, препятствующая реторсии — оборачиваемости аргумента против самого автора.
Примечания
1 Кондаков Н.И. Логический словарь. М., 1971 С.235—236.
2 См.: Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. С.126.
См.. Павлова Л.Г. Спор, дискуссия, полемика. М., 1991. С.6.
4 См.: Кожин А.Н., Крылова O.A., Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. М., 1982; Ушакова Т.Н., Павлова Н.Д., Зачесова И.А. Речь человека в общении. М., 1989.
5 См.: Бырдина Г.В. Динамическая структура русской диалогической речи. Тверь, 1992. С.58.
6 Этот вредный выдающийся фильм / / Лит. газ. 1992. 1 июля.
7 Залыгин С. Поворот // Новый мир. 1987. №1.
8 Панфилов B.C., Желобаев A.A., Мясников В.В. Занос на повороте // Новый мир. 1987. №7.
9 Поварин С.И. Спор: О теории и практике спора / / Вопр. философии. 1990. №3. С.97.
1<J Там же. С.129.
11 Белинский В.Г. Педант // Собр. соч.: В 3 т. М„ 1948 Т.2 С.218 Далее в тексте указаны страницы по этому изданию.
12 Набоков В. Бледное пламя. Свердловск, 1991. С.38.
13 Некрасов H.A. Поэт и гражданин. М., 1982. С.38.
