CC BY
41
Современная цивилизация основана на товарном капиталистическом производстве, идеологией которого является философский и политический либерализм. После развала социалистической системы в конце XX в. можно говорить о его полной победе над всеми другими идеологиями. Либерализму удалось не просто победить, но и включить в свою теорию некоторые элементы конкурирующих политических учений. «Капитализм гораздо более гибок и всеобъемлющ, чем феодализм и обычно вбирает в себя любую оппозиционную организацию» [7, с. 47]. Современные умеренные версии консерватизма и социализма - всего лишь разновидности современного либерального мэйнстрима. Эти политические школы не позволяют взглянуть на сущность либерализма, а соответственно и на сущность современной цивилизации со стороны, оценить ее возможности и узловые проблемы, что, безусловно, необходимо в условиях всеобщего мирового кризиса капиталистического общества. «Бедность уменьшилась в отношении материальноколичественном, но возросла и углубилась в отношении нашего образа жизни», - отмечал еще в 1963 г. Рауль Ванейгем [1, § 1]. Мы намеренно не используем термины «посткапитализм»,
«постиндустриальное общество» и тому подобные, поскольку несмотря на значительные отличия современного и раннего капитализма, основные экономические (частная собственность, рынок), а главное духовные (ориентация на экономический успех, общество потребления) черты капитализма не исчезли.
Считаем продуктивным обращение к анализу позиций крайних, даже маргинальных течений, как в правом, так и левом лагере, в которых неприятие современного капиталистического общества сближает даже непримиримых врагов. Благодаря чему, отчасти, был выработан тезис «о совпадении правого и левого экстремизма», что, конечно, далеко от действительности.
Предметом нашего анализа стал интегральный традиционализм Рене Генона и его последователей - от Ю. Эволы до А.Г. Дугина и идеи представителей крайне левого, анархистского Ситуационистского Интернационала, созданного Ги Дебором.
Взгляды этих мыслителей на цели общественного развития, на структуру общества, на ход и направление исторического процесса диаметрально противоположны. Ценности одних чаще всего являются антиценностями других.
Р. Генон видит общество строго иерархическим, сакральным, управляемым интеллектуальной элитой. Развитие общества подчинено циклу от торжества сверхрационального, сверхчеловеческого Принципа - Бытия к его угасанию, материализации, это движение от высшего к низшему, упадок. «Этот процесс нисхождения проявления (Принципа. - Е.Г.) можно было бы назвать “прогрессирующей материализацией”, так как сам Принцип соотносится с чистой духовностью, являющейся его прямым выражением» [2]. Для Ги Дебора и Р. Ванейгема исторический процесс, напротив, тождественен прогрессу, ведущему к установлению абсолютного равенства, истинной демократии в виде Советов, отмене всякой иерархии. «За борьбой против режима, чей рай -государство кибернетического благополучия, скрывается необходимость еще более развернутой борьбы против фундаментального и имманентного порядка вещей, в развитии которого капитализму отведена мимолетная и преходящая роль; такого порядка вещей, который может исчезнуть, лишь если исчезнут последние следы иерархической власти, наряду, конечно, с “дрянь-человеком”» [1, § 4]. Ведущей силой такого прогресса является пролетариат, массы.
Принципу Единства Р. Генона, выраженного в монархии, в структурированном кастовом обществе, основанном на Традиции, ситуационисты противопоставляют анархический идеал свободных людей, осуществляющих прямую демократию и организованных в свободные, открытые для входа и выхода, самостоятельные общины, связи между которыми возникают и прекращаются по мере необходимости.
Трудно представить себе, что эти мыслители смогли бы между собой о чем-нибудь договориться, но ситуация кардинально меняется как только речь заходит о современном западном обществе. Читая тексты, посвященные современному укладу, трудно определить, какие из них принадлежат ситуационистам, а какие традиционалистам.
Рене Генон первым разработал концепцию «современности», «современного языка» как основу любых возможных высказываний, теорий современной социально-политической мысли, и противопоставил ее Традиции, «языку Традиции». Кроме того, он ввел в эту дихотомию этический
аспект. Традиция - это положительный полюс, Современность - отрицательный. По Генону, пишет его российский последователь А.Г. Дугин, «современность... наше пресловутое “все”, есть... навязанная нам злонамеренная, аномальная, порочная, глубоко неорганичная и негармоничная, искусственного происхождения иллюзия, артефакт, симулякр, махинация, а вовсе никакое не “все”» [5, с. 25].
Ги Дебор использует для характеристики современности термин «спектакль», но его признаки практически совпадают с признаками «современности» Р. Генона. «Спектакль - это техническая реализация изгнания человеческих сил в преисподнюю; это окончательное разделение внутри человека» [4, § 20]. «Спектакль - это псевдосакральная сущность» [4, § 25]. Другой основатель Ситуационистского интернационала - Рауль Ванейгем - сказал еще более прямо: «Спектакль открывает свою истинную природу: болезнь» [1, § 20]. У Р. Генона мы встречаем: «анормальная и извращенная цивилизация» [2], «беспрецедентным является возведение целой цивилизации на чисто негативных основаниях» [2]. И общим выводом звучат его слова: «В современной западной цивилизации полностью отсутствуют элементы, необходимые для того, чтобы она была нормальной» [2].
Что же больше всего вызывает неприятие в современной цивилизации у этих авторов?
Современное общество - это итог развития либеральных принципов, тесно связанных с товарным капиталистическим производством. Победивший класс буржуазии увидел свой главный интерес в экономической сфере. Это привело к тому, что, по Дебору, «спектакль есть не что иное, как экономика, развивающаяся ради себя самой» [4, § 16] или, как писал Генон, «современная цивилизация вступила на путь деградации, завершившийся обращением к уровню нижайших элементов в человеке и ориентацией на удовлетворение его наиболее грубых, материальных запросов» [2]. Если раньше материальная сфера жизни рассматривалась как средство, необходимое для достижения цели, лежащей, безусловно, за гранью материального, то с развитием капитализма цель прочно укоренилась в экономике. Труд, сделавший из обезьяны человека, в рамках капитализма обессмыслился и запустил обратный процесс, формируя личность, ориентированную на биологические потребности. По мнению Р. Ванейгема, несобственник, вследствие его эксплуатации, не является личностью [1, § 5]. На протяжении тысячелетий человек трудился, чтобы иметь возможность удовлетворять духовные, этические, эстетические потребности, но в современности человек трудится для того, чтобы иметь возможность трудится. Воспроизводство капитала, труда, прибавочной стоимости - процесс бесконечный, самоценный, а потому и бессмысленный: «промышленность. превращается в смысл существования. так что нормальные соотношения между вещами совершенно переворачиваются» [2], а «если мир перевернуть с ног на голову, истина в нем станет ложью» [4, § 9].
Уровень культуры в предшествующие эпохи оценивался наличием людей, не участвующих в процессе материального производства, занятых распространением религиозных и философских учений, грамотности, достижениями в области искусства. Появление личностей, ориентированных на саморазвитие, самопознание, предпочитающих духовное материальному, вплоть до аскетизма, характеризовало общество вставшим на путь освобождения от тотальных законов природы. Представление о высоконравственной, высокодуховной личности заложено в основе всех мировых религий. Поиск сущности человека, смысла его жизни, цели общественного развития выходило за рамки материальной сферы.
Все радикальным образом изменилось, когда новая буржуазная элита переориентировала общество на экономическую сферу. Товарное производство, став целью, превратилось в бесконечный процесс собственного воспроизводства. Понятие результата труда исчезло вместе с его смыслом. В философии Нового времени это привело к отказу от категории сущности в пользу категории существования, к отказу от категории бытия в пользу категории становление, к отказу от категории трансцендентности в пользу категории трансцендентальности. «В спектакле, который является образом господствующей экономики, цель - ничто, развитие - все, спектаклю не нужно ничего иного, кроме себя самого», - утверждает Ги Дебор [4, § 14], что полностью соответствует мысли Р. Генона: «.движение и изменение прославляются сегодня ради них самих, а не ради той цели, к которой они должны были бы привести» [2]. Для А.Г. Дугина совершенно очевидно, что для либерализма
«становление оказывается единственной формой существования бытия» [5, с. 33]. Даже концепция устойчивого развития в современной литературе трактуется «как все более быстрое, непрерывное и самоценное развитие, безотносительное к состоянию того, что развивается» [6, с. 21]. Рауль Ванейгем считает такой подход очивидной истиной для любого, кто не поддается гипнозу современности: «Когда буржуазия заявила, что заменит чистое Бытие феодализма Становлением, на самом деле она лишь сорвала сакральность с Бытия и вновь одела в нее Становление, сыграв при этом себе на руку. Свое собственное Становление она возвела в статус Бытия, статус не абсолютного обладания, но скорее относительного приобретения; мелкого демократического и механического Становления с его внутренними понятиями о прогрессе, достоинствах и причинной связи» [1, § 9].
В процессе становления имеют смысл только количественные изменения, таким образом, умаляется категория качества. «Стремление свести качество к количеству является типичным для современной науки», - пишет Рене Генон [2]. В начале XXI в. многие предположения традиционалистов и ситуационистов подтвердились и даже радикализировались. Современный консервативный философ В.А. Кутырев в своей оценке современности солидаризируется не только с традиционалистами, но и с идеями, сформулированными в рамках ситуационизма: «Возникает развитие без объекта, динамизм без равновесия, волна без частиц, энергия без вещества. Мир-материя превращается в (не)мир-движение, в “устойчивую неустойчивость”, непрерывный кризис, т.е. в бифуркационный = хаосотворящий, с точки зрения сущего иррациональный = безумный процесс. В торжество Ничто над Бытием» [6, с. 21]. Понятие прогресса радикально переосмысливается, поскольку ранее оно предполагало переход от одной качественной ступени к другой. Теперь высшая ступень достигнута в виде правового, капиталистического государства и прогресс превратился в трансгресс [6, с. 22]. У Ги Дебора мы встречаем понятие «всеобщее время человеческого неразвития» [4, § 148], которое подчеркивает невозможность качественных переходов при капитализме.
Либеральная философия определяет современное общество как достигшее абсолютного качественного предела, а человека - как вершину всего процесса антропогенеза. И поскольку ему больше не грозит переход на новый качественный уровень, то его основная задача - увеличивать количество потребляемых благ, прежде всего благ материальных. Рене Генон и Ги Дебор в этом единодушны. «Современная цивилизация может быть названа количественной цивилизацией, а это лишь иная форма выражения для определения ее как цивилизации материальной», - отмечает первый [2]. «Утрата качества очевидна на всех уровнях языка спектакля. Этот язык лишь передает указания реального производства, которому, впрочем, нет дела до самой реальности: оно создает товар, а товар имеет лишь количественную оценку. Производство делает упор лишь на количество и может развиваться лишь в рамках количества», - заключает второй [4, § 38]. Таким образом, сверхчеловек капиталистического общества - это «идеальный потребитель» (тот, кто смысл жизни видит в потреблении товаров и услуг), а целью такого общества является наращивание процессов производства и потребления. Количественное накопление становится самоцелью, но такое бесконечное накопление теряет смысл. Время превращается в бесконечную череду не ведущих никуда событий. «Количественное время мыслится как бесконечная, не имеющая цели поступательность», - утверждает А.Г. Дугин и противопоставляет качественный (традиционалистский) подход количественному (либеральному) [5, с. 34]. Этот же факт, с таким же противопоставлением, отмечает и Р. Ванейгем: «В системе пространственно-временных отношений, где расположено все и вся, время стало воображаемой величиной» [1, § 22]. «Качественное - наша ударная сила» [1, § 17]. Человек в капиталистическом мире не живет, а выживает. «Миф свел воедино всю свою тираническую силу путем низведения жизни до единственного измерения - выживания» [1, § 11]. Смысл жизни человека и цель развития общества в современной цивилизации абсолютно утрачены.
Глубинные, онтологические основания капитализма не позволяют сделать остановки в процессе бесконечного становления. Экономика расширенного воспроизводства не предполагает достижения какого-либо, пусть даже промежуточного, результата. Представитель пост-ситуационизма Кен Нэбб замечает, что уже «пятьдесят лет назад Пол Гудман подсчитал, что менее 10 % выполняемого в то время труда способны удовлетворить наши основные нужды» [7, с. 124], что «в обществе со здоровой организацией количество необходимого труда можно уменьшить до одного-двух дней в неделю» [7, с.
126], что «материальных препятствий для основания бесклассового общества больше не существует» [7, с. 34], что «труд становится все менее необходимым и направленным на все более абсурдные цели. Смысл не в том, чтобы восхвалять пролетариат, а упразднить его» [7, с. 80], и «проблема здесь не в том, что у многих людей нет работы, но в том, что у многих людей она все еще есть» [7, с. 23]. С этим согласен В.А. Кутырев, который утверждает: «Самая великая ложь нашего времени, которой предаются люди и правительства всех стран мира, что для счастливой, да просто благополучной жизни им не хватает средств» [6, с. 20], а на самом деле «по параметру потребностей, соответствующих потенциалу человека как естественного существа, современное общество достигло потолка» [6, с. 20]. Таким образом, он указывает на аномальность современной цивилизации: «Странность сложившейся ситуации в том, что человечество не осознает своего принципиально нового положения, оно продолжает наращивать технические достижения и опирающееся на них массированное потребление. Переходит к сверхпотреблению, т.е. тому, что, превышая жизненные потребности, начинает искажать, подавлять свою природу и способности, трансформируя их, в качестве желаний, в сверх(пост)человеческое состояние» [6, с. 20].
Экономизм современного мира вызывает общее упрощение и деградацию, потерю «цветущей сложности» (термин К. Леонтьева). «Вместе с возникновением спектакля утрачивается былое единство мира» [4, § 29], а на самом деле необходимо видеть, что «в универсальном порядке во главе иерархии стоит Единство, поскольку именно Единство, Единица есть изначальный принцип, из которого происходит в дальнейшем всякая множественность» [2].
Ситуационисты рассматривают современность как процесс отчуждения и всеобщей пролетаризации: «Степень человечности и бесчеловечности определяется абсолютно количественным варьированием пассивности. Качество везде одно: мы опролетарились» [1, § 29], «современный капитализм пролетаризировал почти всех» [7, с. 80], таким образом, «ситуационисты... использовали термин “пролетариат”. говоря “о всех тех, кто не имеет власти над своей собственной жизнью и знает это”» [7, с. 81]. Традиционалисты видят современность как процесс деградации мира на последней стадии кали-юги. Утрата сложности связывается Р. Геноном с индивидуализмом, который он характеризует «как главную причину настоящего упадка Запада» [2]. С чем, безусловно, соглашается Г. Дебор: «В спектакле одна крошечная часть мира хочет выдать себя за весь мир в целом, она даже считает себя лучше и полноценнее этого мира» [4, § 29]. Если Традиция - это, прежде всего, холистический взгляд на мир, то «разделение - это альфа и омега спектакля» [4, § 25].
И традиционалисты, и ситуационисты подчеркивают факт тотального контроля современности над всеми сторонами жизни человека и общества. «Мы отравлены спектаклем» [1, § 20]. Современный человек говорит на «языке Современности», который обусловливает все возможные высказывания: «Все, что связано с мыслью, связано и со спектаклем» [1, § 17]. А.Г. Дугин, следуя за Геноном, рассматривает «современность» как парадигму, операционную систему, метаязык: «В наше сознание прочно и до корней внедрена кодовая таблица “языка современности”» [5, с. 10]. Выйти за ее пределы можно только в результате героического усилия, онтологического бунта. Такой шаг, по его мнению, совершил Рене Генон, поняв сущность «современности» и противопоставив ее «Традиции», уже его последователи (М. Элиаде и др.) оказались менее радикальными. Спектакль ситуационистов также является единственно возможным языком, любая критика спектакля превращается в спектакль, так было с марксизмом и это же случилось и с самим ситуационизмом. «Дискредитирующий и поражающий язык так же глубоко укоренен и инстинктивен, как и подозрение, с которым люди смотрят на мифы, в то же самое время оставаясь накрепко привязанными к ним. Как можно использовать фразы для того, чтобы указать знаки, которые опровергают фразеологическую организацию внешнего?» [1, § 10]. Для преодоления спектакля современного зрелищного капитализма нужна «революция сознания», полное отрицание онтологии капиталистического производства.
Оба этих направления утверждают невозможность борьбы против современного общества, оставаясь в его рамках. «Никакая идея не может вывести нас за пределы существующего спектакля, в лучшем случае - за пределы уже существующих идей о спектакле» [4, § 203]. Тем самым себя они позиционируют как вышедших за пределы «современности» в некое трансцендентное бытие. Именно эта претензия на трансцендентность сближает ситуационистов и традиционалистов. С позиции
стороннего наблюдателя они полностью отвергают ценности современного мира, хотя при этом предполагается, что это единственные воплощенные, реальные ценности. Сами же они вынуждены опираться на ценности исключительно нормативные. Систему таких ценностей традиционалисты видят в прошлом - это Традиция, а ситуационисты - в будущем, в анархистском идеале антииерархического общества, что делает оба эти подхода утопическими и революционными. И в этом они сближаются со своим врагом либерализмом, который также не лишен утопических коннотаций. Утопизм либерализма связан с представлением о человеке как о неком абстрактном существе, индивиде, гражданине, наделенном абстрактными правами [3, с. 18]. Человека рассматривают не как полноценную личность, а сводят к его отдельным функциям, к разуму, к экономической составляющей (от homo sapiens к homo economicus). Такой односторонний человек постепенно лишается всех своих человеческих качеств, расчеловечивается, преодолевается, сводится к Ничто в постмодернизме и трансгуманизме. «Мы - биологическая протоплазма технической цивилизации, мы - носители прото-интеллекта, мы прото-машины, именуемые “организмами”» [6, с. 24]. Таким образом, сбывается предсказание Ги Дебора: «Развитие, исключившее из себя критерий качества, само претерпевает качественное изменение» [4, § 39].
Человек, как в крайне правой, так и в крайне левой антропологии, более сложный феномен, чем в либеральной трактовке. Его жизнь имеет ценность не только в сфере экономики. У традиционалистов он встроен в сакральную, иерархическую структуру мира, у анархистов он как открытая система может стать кем угодно. И те, и другие видят цель и предназначение человека выходящими за пределы простого выживания в материальном мире, они ставят сферу духа над сферой материи. Они ждут и готовы принять новый качественный этап человеческого бытия, на котором раскроются его истинно человеческие качества.
Литература
1. Ванейгем Р. Прописные истины // Internationale Situationniste. 1963. № 7.
2. Генон Р. Кризис современного мира // http://www.philosophy.ru/lib/relig/
3. Григоров Е.В. Консервативная стратегия // Философия права. 2011. № 3.
4. Дебор Г. Общество спектакля // http://avtonom.org/old/lib/theory/debord/society_of_ spectacle.html
5. Дугин А.Г. Философия традиционализма. М.: Арктогея-Центр, 2002.
6. Кутырев В.А. Время Mortido // Вопросы философии. 2011. № 7.
7. Нэбб К. Радость революции / Пер. с англ. Омск: Библиотека журнала «Прибавление А»; Сибирская конфедерация труда, 2002.
