CC BY
188
5. Комментарий к Уголовному Кодексу Российской Федерации / В.Г. Беляев, А.И. Бойко, Б.В. Волженкин и др.; отв. ред. А.И. Бойко. Ростов н/Д; М.: Феникс; Сорока; Зевс, 1996. 734 с.
6. Велиев СА. Принципы назначения наказания. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. 388 с.
7. АнтиповА.Н. Справедливость как средство обеспечения безопасности в обществе // История государства и права. 2015. № 6. С. 9-13.
8. Решетняк В.И. Принятие судами решений об изменении категории преступления на менее тяжкую // Законность. 2016. № 9. С. 38-41.
References
1. Mingalimova M.F. the change in the category of crime // Criminal proceedings. 2017. № 4. P. 3-44.
2. Epifanov B.V. the Principle of social justice in criminal law : the author. dis. ... kand. the faculty of law. sciences'. SPb., 1993. 24 p.
3. Popov A.N. The principle of justice in criminal law: author. dis. ... kand. the faculty of law. sciences'. SPb., 1993. 24 p.
4. Shkredov E.G. Principles of sentencing as one of the criteria of justice // Criminal law. 2016. № 2. P. 102-108.
5. The comment to the Criminal Code of the Russian Federation / V.G. Belyaev, A.I. Boiko, B.V. Volzhenkin, etc.; Ed. ed. A.I. Boyko. Rostov n /D; M.: Phoenix; Forty; Zeus, 1996. 734 p.
6. Veliev S.A. Principles of sentencing. SPb.: The faculty of law. Press center, 2004. 388 p.
7. Antipov A.N. Justice as a means of ensuring security in society // History of state and law. 2015. № 6. P. 9-13.
8. Reshetnyak V.I. the court's Acceptance of the decisions about changing the category of crimes less serious // Legality. 2016. № 9. P. 38-41.
УДК 343.3
Е.П. Сергун
ОСНОВНЫЕ ЮРИДИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ СОСТАВА ВООРУЖЕННОГО МЯТЕЖА (СТ. 279 УК РФ)
Введение: вооруженный мятеж не относится к числу распространенных преступлений. Однако для осуществления государственного переворота или территориальной дезинтеграции страны достаточно однократной реализации стратегического замысла повстанцев. Объем уголовно-правового вклада в предупреждение упомянутого поведенческого акта определяется степенью правильности концептуального подхода к конструированию соответствующего запрета. Обоснованность консервативного законодательного видения вооруженного мятежа вызывает научно-практические сомнения. Цель: дать научную оценку качества юридической техники ст. 279 УК
© Сергун Евгений Петрович, 2019
Кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры права, философии и социологии (Горно-Алтайский государственный университет); е-mail: e.p.sergun@gmail.com © Sergun Evgeny Petrovich, 2019
Candidate of law, Associate professor, associate professor of the Law, philosophy and sociology department (Gorno-Altaisk State University) 215
РФ. Проанализировать состав преступления, предусмотренный ст. 279 УК РФ, на предмет наличия устаревших и спорных с юридико-технических позиций законодательных решений. Методологическая основа: всеобщий метод материалистической диалектики в совокупности с базовыми общенаучными, а также частнонаучными и частноправовыми методами уголовно-правовой доктрины. Результаты: аргументировано, что ст. 279 УК РФ не аккумулирует точных представлений об объекте посягательства; выявлены научные расхождения в интерпретации объективной и субъективной сторон данного состава преступления; доказано, что рассматриваемая уголовно-правовая норма не является эффективным средством обеспечения безопасности демократического государства. Выводы: действующая редакция ст. 279 УК РФ не оправдывает своего назначения и нуждается в основательной юридико-технической переработке.
Ключевые слова: вооруженный мятеж, бунт, восстание, антигосударственные преступления, террористическая деятельность, качество уголовного закона, юридическая техника уголовно-правовых запретов.
E.P. Sergun
THE BASIC LEGAL-TECHNICAL QUESTIONS
OF THE COMPONENTS OF THE ARMED REBELLION (ART. 279
OF THE CRIMINAL CODE OF THE RUSSIAN FEDERATION)
Background: armed rebellion is not a common crime. However, for a coup d'tat or territorial disintegration of the country, a single implementation of the strategic plan of the rebels is enough. The scope of the criminal law contribution to the prevention of the said behavioural act is determined by the degree of correctness of the conceptual approach to the construction of the relevant prohibition. The validity of the conservative legislative conduct of the armed rebellion raises scientific and practical doubts. Objective: to analyze the elements essential to the crime under Art. 279 of the Criminal Code of the Russian Federation, for the existence of outdated and controversial legislative decisions from the legal and technical positions, to give a scientific assessment of the quality of the legal technology Art. 279 of the Criminal Code. Methodology: the universal method of materialistic dialectics in conjunction with the basic general scientific, as well as private scientific and private law methods of the criminal law doctrine. Results: it is argued that Art. 279 of the Criminal Code does not accumulate accurate ideas about the object of infringement; scientific differences in the interpretation of the objective and subjective aspects of this crime are revealed; it is proved that the criminal law in question is not an effective means of ensuring the security of a democratic state. Conclusions: the current version of Art. 279 of the Criminal Code of the Russian Federation does not confirm its purpose and needs a thorough legal and technical processing.
Key-words: armed rebellion, rebellion, uprising, anti-state crimes, terrorist activities, quality of criminal law, legal technique of criminal law prohibitions.
| Преступления террористического характера продолжают удерживать за-
метные позиции в структуре наиболее тяжкой преступности в Северо-Кавказском федеральном округе. С 2011 г. Республика Дагестан доминирует по количеству ежегодно регистрируемых преступлений, связанных так или иначе с террористической деятельностью. В 2017 г. в республике было выявлено 531 преступление (для сравнения — в 10 субъектах Российской Федерации не было 216 зафиксировано ни одного подобного случая). Следом идут Чеченская Республи-
ка и Кабардино-Балкарская Республика (за 2017 г. — 256 и 143 преступлений соответственно)1.
Согласно примечанию 2 к ст. 205.2 Уголовного кодекса Российской Федерации2 (далее — УК РФ) в числе преступлений данной группы фигурирует вооруженный мятеж, ответственность за который установлена ст. 279 УК РФ. Нужно признать, это одно из самых редко совершаемых уголовно наказуемых деяний. Однако его специфика такова, что, если мятежникам все же удастся реализовать предопределяющие бунт намерения, то социально-политические последствия содеянного примут непредсказуемый масштаб, вплоть до возникновения новых вооруженных национальных конфликтов и радикального изменения геополитической ситуации в мире, о чем, например, свидетельствуют актуальные события в Украине [1, с. 10-18].
Вместе с тем диспозиция ст. 279 УК РФ, остающаяся без изменений с 1 января 1997 г., не является совершенной в юридико-техническом смысле. В подтверждение этого тезиса, а также для привлечения повышенного внимания законодателя и научного сообщества к имеющемуся кругу открытых вопросов дадим оценочную уголовно-правовую характеристику каждого из элементов обозначенного состава преступления.
Родовой (специальный) объект вооруженного мятежа (если при его констатации руководствоваться структурой Особенной части УК РФ) — государственная власть (разд. X УК РФ). Однако для нужд правоприменительной деятельности такая формулировка не является информативной ввиду многообразия и неоднозначности доктринальных подходов к определению власти в общем и государственной власти в частности [2, с. 39-42]. В контексте научного обоснования уголовно-правовой защиты всякой государственной власти уместно поднять вопросы и относительно того, должен ли уголовный закон обеспечивать интересы, допустим, нелегитимной, нелегальной власти [3, с. 107-112], и может ли вооруженный мятеж при некоторых обстоятельствах являться формой реализации естественного права народа [4, с. 43-49]. Действующее законодательство об этом умалчивает, а потому подобного рода «метафизические» формулировки объекта преступного посягательства не имеют реального квалификационного значения.
Видовой объект анализируемого состава преступления, как пишет А.И. Ра-рог, — «общественные отношения, обеспечивающие незыблемость основ конституционного строя и безопасность государства» [5, с. 494]. Чуть более конкретизированным представляется мнение П.В. Агапова, согласно которому вооруженный мятеж есть «посягательство на внутреннюю безопасность Российской Федерации в части незыблемости ее конституционного строя и территориальной целостности» [6, с. 66].
Полагаем, нарушение территориальной целостности государства (способное, кстати, преследовать цель как образования суверенных антидемократических территориально-властных формирований, так и построения нового демократически ориентированного государства на обособляемой территории) и дей-
1 См.: Портал правовой статистики. Генеральная прокуратура Российской Федерации. URL: http://crimestat.ru/ (дата обращения: 08.11.2018).
2 См.: Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-Ф3 (в ред. от 3 октября 2018 г. № 352-Ф3) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1996. № 25, ст. 2954; 2018.
№ 41, ст. 6192. 217
ствия, непосредственно направленные на искоренение гуманистического (ст. 2 Конституции Российской Федерации3 (далее — Конституция РФ)) и демократического (ст. 3 Конституции РФ) политико-мировоззренческих начал конституционного строя Российской Федерации, правильно рассматривать в качестве самостоятельных (независимых друг от друга) составов преступлений. В первом случае речь идет о посягательстве на материальный (физический) компонент любой страны (территория), а во втором — на нематериальную (идейно-правовую) составляющую исключительно демократического государства (конституционный строй).
Кроме того, несмотря на очевидные различия между мирной сецессией и воинствующим сепаратизмом, имеющим террористическую природу, с фило-софско-правовых позиций спорно относить к террористической деятельности также вооруженный (насильственный) мятеж, предполагающий нарушение территориальной целостности государства, если в таком государстве установился антидемократический режим, а действия бунтовщиков обусловлены выражением несогласия с диктатурой, направлены на отстаивание права народов на самоопределение и носят вынужденный оборонительный, не заключающийся в стремлении к кровопролитию характер.
На современном историческом этапе юридическому исследованию этих нюансов не уделяется достаточного внимания. С эпохи Н.С. Таганцева, относившего «мятеж или бунт» к посягательствам на «внутренний государственный строй» [7, с. 184], отечественные законодательные взгляды в этой области концептуально не поменялись. Научные представления о сущности и назначении государства между тем подверглись кардинальному пересмотру.
Академические дефиниции основного непосредственного объекта разбираемого состава преступления традиционно апеллируют к двум составным элементам расплывчатого по своему содержанию видового объекта, сформулированного в названии гл. 29 УК РФ (т.е., с одной стороны, к «основам конституционного строя», а с другой — к «безопасности государства»). Думается, в этом смысле на ст. 279 УК РФ возлагаются слишком глобальные и многоаспектные задачи, совокупное выполнение которых выходит за пределы ее возможностей и требует хорошо продуманного комплексного уголовно-политического подхода.
Так, суждение о том, что «объектом данного преступления являются общественные отношения, складывающиеся по поводу охраны государственного суверенитета и территориальной целостности Российской Федерации» [8, с. 95], представляется идеализированно-обобщенным. В нашем видении отмеченная уголовно-правовая норма фрагментарно регулирует общественные отношения, обеспечивающие реализацию:
во-первых, принципа недопустимости захвата власти, предусмотренного ч. 4 ст. 3 Конституции РФ, нарушение которого повлечет изменение или свержение конституционного строя Российской Федерации (неполное уголовно-правовое обеспечение, поскольку процесс перерождения демократического политического режима в антидемократический может быть вызван не революцией «снизу» (т.е. вооруженным «народным ополчением»), но, что более вероятно, применением манипулятивных политических технологий «сверху», оказывающих деструктив-
3 См.: Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. (в ред. от 21 июля 2014 г. № 11-ФКЗ) // Российская газета 1993. 25 дек.; Собр. законодательства Рос. Федерации. 2014. № 31, ст. 4398.
ное воздействие на конституционное правосознание граждан, и использованием квазидемократических институтов для юридической легитимации политических результатов);
во-вторых, принципа целостности и неприкосновенности территории Российской Федерации, закрепленного в ч. 3 ст. 4 Конституции РФ, и принципа федеративного устройства Российской Федерации, отраженного в ст. 65 Конституции РФ (частичное уголовно-правовое обеспечение, т.к. в ст. 279 УК РФ речь идет только о вооруженно-бунтарском способе территориальной дезинтеграции страны);
в-третьих, принципа недопустимости создания и деятельности общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, провозглашенного ч. 5 ст. 13 Конституции РФ (условное уголовно-правовое обеспечение, потому что организация вооруженного мятежа не требует, но и не исключает возможности создания общественного объединения, описанного в ст. 5 Федерального закона от 19 мая 1995 г. № 82-ФЗ «Об общественных объединениях» (в ред. от 20 декабря 2017 г. № 404-ФЗ4)).
По мнению Н.А. Силаевой, вооруженный мятеж относится к группе посягательств на политическую систему Российской Федерации [9, с. 73]. Однако в ст. 279 УК РФ ничего не свидетельствует о том, что данный запрет относится к уголовно-правовому механизму защиты демократической формы политической организации общества (заметим, в действующем уголовном законе отсутствуют такие термины, как «демократическое правовое государство», «демократический режим» и т. п.). Наличие анализируемой уголовно-правовой нормы не препятствует изменению политической системы Российской Федерации путем внесения соответствующих изменений в Конституцию РФ с помощью массовой идеологической пропаганды и коррупционно-лоббистской деятельности.
Деяние по ст. 279 УК РФ подразумевает широкий перечень дополнительных и пространный круг всевозможных факультативных непосредственных объектов, что в совокупности с иными замечаниями не свидетельствует о приемлемом качестве юридической техники (прежде всего из-за наличия конкурирующих составов преступлений). Так, можно согласиться не только с лаконичным суждением С.В. Дьякова о том, что «насильственные действия в ходе вооруженного мятежа ставят под угрозу также жизнь и здоровье граждан» [10, с. 97], но и с развернутым выводом П.В. Агапова: «Общественная опасность вооруженного мятежа заключается и в том, что в процессе совершения данного преступления причиняется вред здоровью различной степени тяжести и смерть сотрудникам правоохранительных органов и военнослужащим, выполняющим обязанности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности, гражданским лицам, значительный имущественный ущерб, дезорганизуется работа государственных органов власти и управления, парализуется деятельность промышленных предприятий, организаций, школ, детских садов, учреждений торговли и других объектов жизнеобеспечения, наступают иные тяжкие последствия» [6, с. 66].
Неудивительно, что в судебной практике отсутствуют обвинительные приговоры, которыми осужденные были признаны виновными в совершении единственного
4 См.: Собр. законодательства Рос. Федерации. 1995. № 21, ст. 1930; 2017. № 52, ч. I, ст. 7927.
219
преступления — вооруженного мятежа. Наоборот, при совершении действий, образующих состав вооруженного мятежа по ст. 279 УК РФ, виновным инкриминируется целый спектр сопутствующих составов преступлений. Так, в 2003 г. имел место случай осуждения лица одновременно по ч. 2 ст. 208, ст. 279, ч. 3 ст. 222, ч. 3 ст. 223, ч. 3 ст. 205; ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 205; ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 205; ч. 5 ст. 33, п. «а», «б» ч. 3 ст. 111; ч. 5 ст. 33, п. «а», «б», «е», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ5.
Объективную сторону в контексте диспозиции ст. 279 УК РФ образуют следующие действия: организация вооруженного мятежа либо активное участие в нем [11, с. 580].
Как пишет Ю.Е. Пудовочкин, «...вооруженный мятеж можно определить как активную, насильственную, совершаемую с применением или угрозой применения оружия деятельность широкого круга лиц, направленную на свержение, изменение конституционного строя либо нарушение территориальной целостности Российской Федерации. Сама по себе эта деятельность может быть выражена в самопровозглашении отдельной территории России независимым государством, вооруженном захвате власти, применении репрессий в отношении должностных лиц законно образованных органов власти, неподчинении требованиям федеральных властей, вооруженном сопротивлении воинским контингентам, призванным восстановить конституционный правопорядок, и т. д.» [12, с. 949]. Однако настолько всеобъемлющая трактовка не позволяет провести отчетливую грань между преступлениями, предусмотренными ст. 278 и 279 УК РФ. Дискуссионность точки зрения Ю.Е. Пудовочкина можно объяснить тем, что законодатель не принял во внимание ряд практических обстоятельств, например, нереалистичность насильственного захвата власти или насильственного изменения конституционного строя (ст. 278 УК РФ) одним невооруженным человеком, т.е. без учинения вооруженного мятежа (ст. 279 УК РФ). Также, в частности, логически невозможна организация вооруженного мятежа в целях свержения конституционного строя (ст. 279 УК РФ) вне фактического совершения действий, направленных на насильственный захват власти (ст. 278 УК РФ) и т.п.
Отсюда возникает проблема разграничения единичного преступления и совокупности деяний. Так, И.А. Ефремов утверждает, что если применяемое при захвате или удержании власти насилие приобретает форму вооруженного мятежа, то содеянное полностью охватывается ст. 279 УК РФ и не требует дополнительной квалификации [13, с. 59]. Напротив, М.Ф. Мусаелян считает, что «если насилие при насильственном захвате власти приобретает форму вооруженного мятежа (с присущими ему целями), содеянное образует совокупность преступлений, предусмотренных ст. 278 и 279 УК РФ» [14, с. 14]. Официальные разъяснения по этому поводу отсутствуют.
Полагаем, в ст. 279 УК РФ подразумевается не «стихийное выступление против власти, характеризующееся массовостью (участием достаточно большой группы людей, толпы) и вооруженностью» [15, с. 559], а, как заметил А.И. Рарог, «...организованное вооруженное выступление против законной власти, конституционного строя и территориальной целостности Российской Федерации» [5, с. 505]. «Организованность» выступления наводит на предпо-
5 См., например: Апелляционное постановление Красноярского краевого суда от 21 октября 2014 г. по делу № 22-7016/2014. Интернет-ресурс «Судебные и нормативные акты Российской Федерации» (СудАкт.Ру). URL: http://sudact.ru/regular/doc/oFL6jCokcFri/ (дата обращения: 220 08.11.2018).
ложение об имплицитном законодательном выделении самостоятельной формы преступного соучастия, которую можно было бы обозначить, например, как «сообщество вооруженных мятежников». Если его создание изначально было частью концепции ст. 279 УК РФ, то необходимо различать организацию вооруженного мятежа и собственно вооруженный мятеж. К слову, как сказано в одном из учебников, «организация вооруженного мятежа — это различные действия, направленные на провоцирование вооруженного выступления против законной власти в Российской Федерации. Они могут состоять, в частности, в пропаганде вооруженного мятежа, в вербовке его участников, в снабжении мятежников оружием, воинским снаряжением, в планировании вооруженных операций и других действиях по идеологическому, материальному или организационному обеспечению мятежа» [5, с. 505].
Следует заметить, что если отождествлять «сообщество вооруженных мятежников» и незаконное вооруженное формирование, то рационально говорить об общей (ст. 208 УК РФ) и специальной (ст. 279 УК РФ) нормах уголовного закона.
Однако с принятием Федерального закона от 2 ноября 2013 г. № 302-Ф3 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»6, на основании п. 8 ст. 3 которого уголовное законодательство было дополнено ст. 205.4 УК РФ, выяснилось, что гипотетическое «сообщество вооруженных мятежников» не является по смыслу ч. 1 ст. 205.4 УК РФ ни самостоятельным криминальным образованием, ни незаконным вооруженным формированием. Это — «террористическое сообщество». При этом трудно признать разумным вынесение «организации террористического сообщества», преследующего цель «организации вооруженного мятежа», за рамки состава преступления, предусмо-
В
тренного ст. 279 УК РФ. Приведенные уголовно-правовые запреты дублируют т
н
друг друга и порождают искусственную множественность преступлений. С
«Активное участие в вооруженном мятеже состоит в совместном с другими а
т
участниками мятежа совершении насильственных действий с применением или с
к
попыткой применения оружия, направленных на достижение целей мятежа. Г
Однако умышленное причинение смерти в процессе применения насилия не д
охватывается составом данного преступления и должно дополнительно квалифи- т
цироваться по ст. 105 УК РФ, а если потерпевшими являются государственные I
или общественные деятели либо сотрудники правоохранительных органов, то по 1
ст. 277, 295 или ст. 317 УК РФ (при наличии остальных признаков этих составов д
преступлений)» [16, с. 548]. Вторая часть цитаты не вызывает разногласий, т.к. е
с
изложенное суждение базируется на общих правилах квалификации престу- | плений. Что же касается практической констатации «активности» участия в I вооруженном мятеже, то здесь возникают трудности. П.В. Агапов справедливо | обратил внимание на то, что «такого рода технико-юридический прием является •
м Ю
нетипичным, поскольку в других нормах, где содержится признак „участие ( (ст. 208, 209, 210, 212, 239 УК РФ), указание на активность такого участия от- ) сутствует» [6, с. 68-69]. 1
Касательно непроработанности ст. 279 УК РФ нужно в свою очередь под- 9 черкнуть, что объективная сторона вооруженного мятежа идейно не отличается от объективных признаков массовых беспорядков (ч. 1 ст. 212 УК РФ). В обеих диспозициях фигурируют такие общие, но по-разному сформулированные ква-
6 См.: Собр. законодательства Рос. Федерации. 2013. № 44, ст. 5641.
221
лификационные признаки, как «организованность», «вооруженность», «насиль-ственность». Законодатель называет и другие характерные черты массовых беспорядков, присущие вооруженному мятежу на практике (в частности, оказание сопротивления представителям власти). Условный знак равенства также можно поставить между активным участием в вооруженном мятеже и участием в массовых беспорядках (ч. 2 ст. 212 УК РФ). Кроме того, действия, направленные на провоцирование вооруженного выступления против законной власти в Российской Федерации, составляющие «организацию вооруженного мятежа», по своей юридической природе аналогичны призыву к массовым беспорядкам (ч. 3 ст. 212 УК РФ). Наконец, организация массовых беспорядков, участие в них и (или) призывы к массовым беспорядкам с целью свержения или насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации могли бы подлежать квалификации по соответствующей части ст. 212 УК РФ и ст. 278 УК РФ. Эти аргументы ставят под сомнение обоснованность наличия ст. 279 УК РФ.
Собственных взглядов придерживается С.В. Дьяков, утверждающий, что если в вооруженный мятеж «перерастают» массовые беспорядки, то имеет место реальная совокупность преступлений [10, с. 99]. С формальной законодательной стороны это правильный вывод. Однако такой подход выглядит полемичным с позиций принципов справедливости, экономии уголовной репрессии, а также применительно к эффективному достижению целей уголовного наказания (которое при надуманной множественности преступлений становится исключительно строгим).
В науке уголовного права совокупность преступлений рассматривается как критерий повышенной общественной опасности содеянного. Но, вооруженный мятеж не станет более вредоносным для общества (его пагубность и так предельно высока), если он начнется в форме массовых беспорядков. Затем общественная опасность массовых беспорядков поглотится материальным признаком вооруженного мятежа, как более тяжкого преступления (причем, если государство окажется не в состоянии подавить массовые беспорядки, то с большой вероятностью именно так и произойдет). Необходимость уголовно-правовой квалификации со ссылкой на ст. 69 УК РФ возникает в подобных случаях не в ходе наблюдения за обсуждаемым социальным феноменом, а в процессе реализации несогласованных, повторяющихся по смыслу норм уголовного законодательства. Никакой действительной множественности преступлений здесь, на наш взгляд, не наблюдается.
«Анализируемый состав преступления относится к числу формальных составов, однако момент его окончания для организаторов и активных участников различен» [12, с. 951]. Вместе с тем в силу законодательной неопределенности понятийных словосочетаний «организация вооруженного мятежа» и «активное участие» возникает сложность в установлении времени начала совершения рассматриваемых деяний.
Организация вооруженного мятежа, как полагает А.И. Рарог: «...представляет оконченное преступление с момента первого вооруженного выступления мятежников. Действия, которые были направлены на организацию массовых вооруженных выступлений против законной власти, но фактически не привели к ним, следует квалифицировать как приготовление к вооруженному мятежу» [16, с. 548].
Как известно, приготовление к преступлению имеет место лишь тогда, когда преступление не было доведено до конца по независящим от уличенного лица обстоятельствам (ч. 1 ст. 30 УК РФ). Чтобы определить момент доведения разбираемого преступления до его логического завершения, требуется исключить многозначность формулировки «организация вооруженного мятежа». Так, если понимать под этим термином умышленное обеспечение одним из потенциальных бунтовщиков всех обязательных условий для начала организованного вооруженного выступления другими лицами, то чем исчерпывается его запланированный вклад в совершение преступления, закономерно появляется вопрос: имеют ли для него квалификационное значение последующие действия, совершаемые мятежниками? Полагаем, что нет и деяние надлежит признать оконченным уже с момента выполнения организационных мер, способных инициировать вооруженный мятеж (по аналогии с усеченным составом преступления).
«Активное участие в вооруженном мятеже, — продолжает А.И. Рарог, — может считаться оконченным преступлением с момента совершения участником мятежа конкретных насильственных действий с применением или попыткой применения оружия, направленных на достижение целей мятежа, независимо от фактического осуществления этих целей или наступления иных последствий» [16, с. 548]. Такое суждение кажется дискуссионным, поскольку оно косвенно сводит «активное участие» к исполнительству. Получается, какую бы объективно активную роль в вооруженном мятеже не выполнял, например, пособник, он не может быть, признан «активным участником», если воздерживается от совершения насильственных действий. Оглашенное научное расхождение объясняется абстрактностью объективной стороны изучаемого состава преступления. е
Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом и наличием одной и из трех альтернативных целей: 1) свержения конституционного строя; 2) насиль- а ственного изменения конституционного строя; 3) нарушения территориальной о целостности Российской Федерации [5, с. 506]. Как заметил П.В. Агапов, обо- к значенные цели во многом взаимосвязаны, в связи с чем провести семантическое о
с
различие между ними нелегко. Не случайно в процессуальных документах | судебно-следственных органов они указываются, как правило одновременно е [6, с. 68]. |
В науке относительно вариативности названных целей высказаны и иные ю
Т5
соображения. Так, И.М. Агзамов и Т.И. Юсупов пишут: «Характеризуя субъек- |
тивную сторону состава преступления, предусмотренного ст. 279 УК РФ, следует к
иметь в виду, что отсутствие хотя бы одной из перечисленных в диспозиции целей а
исключает ответственность по исследуемой нами норме» [8, с. 96]. Вместе с тем |
разделительные союзы «или» и «либо», употребленные законодателем, делают и
изложенную позицию уязвимой для критики. №
По мнению А.И. Рарога, цель свержения конституционного строя Российской 1
Федерации предполагает стремление насильственным путем упразднить основы )
конституционного строя, закрепленные в гл. 1 Конституции РФ, ликвидировать 99 права и свободы, провозглашенные в гл. 2 Конституции РФ, и установить общественный и государственный строй, не соответствующий Основному Закону. В свою очередь, под целью насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации ученый подразумевает «стремление упразднить конституционные институты, органы и учреждения и заменить их институтами,
органами и учреждениями, не предусмотренными Конституцией РФ» [5, с. 506]. 223
Выразим солидарность с этими утверждениями. Но все же во второй дефиниции мы бы не стали опускать прилагательное «насильственное», потому что главная проблема на сегодня состоит в том, что действующее уголовное законодательство допускает формально легитимное (внешне мирное, квазидемократическое) изменение сложившегося конституционно-правового устройства Российской Федерации в антидемократическом русле. Такие действия не охватываются ни ст. 278, ни ст. 279 УК РФ, ни иными уголовно-правовыми нормами. Вся общественная опасность усматривается правотворцами только в насилии, но не, например, в установлении тоталитаризма, легализующего государственный террор (к слову, пропаганда антидемократизма в России не запрещена).
Последняя цель — нарушение территориальной целостности страны — означает в представлении А.И. Рарога «намерение разрушить принципы федеративного устройства, закрепленные в гл. 3 Конституции РФ, и насильственно отторгнуть часть ее территории с провозглашением ее независимости от России или присоединением к иностранному государству» [5, с. 506]. Только отмеченный субъективный признак придает рассматриваемому преступлению некоторую оригинальность в числе прочих уголовно-правовых запретов.
Военизированный выход субъекта Российской Федерации или части его территории из состава Российской Федерации не находится в непосредственной причинно-следственной связи с ликвидацией базовых конституционных принципов на оставшейся (нетронутой) суверенной территории Российской Федерации. Так, независимость Чечни в 1990-х гг. не вызвала изменений гл. 1 Конституции РФ. Данное обстоятельство наделяет деяния, ориентированные а на сепаратизм, спецификой, отличающей их от прямых посягательств на право? вую структуру демократического государства (конституционный строй). В то же
со
я время безосновательно дифференцируемые в ст. 279 УК РФ цели повстанческого
! свержения и насильственного изменения конституционного строя Российской
I Федерации равнозначны между собой и концептуально тождественны целям
1 преступления, предусмотренного ст. 278 УК РФ. В связи с этим нами допуска-
го
| ется уголовно-политическая возможность преобразования ст. 279 УК РФ в со-
| став с чисто сепаратистской целью с исключением прочих квалификационных
| субъективных признаков.
2 Впрочем, некоторые авторы, к примеру В.Н. Воронин, усматривают це-° лесообразность в декриминализации ст. 279 УК РФ с переносом цели наруше-£ ния территориальной целостности в диспозицию ст. 278 УК РФ. С такой точки | зрения, стадия, предшествующая вооруженному мятежу, могла бы охватываться
0 ст. 208 УК РФ, а последующие действия повстанцев — ст. 278 УК РФ [17, с. 119].
1 Субъектом обсуждаемого преступления является, со слов А.И. Рарога,
0 ^^
° «... лицо, достигшее возраста 16 лет. При совершении преступления в форме
го
3 организации вооруженного мятежа субъектом могут быть его организаторы и
1 руководители (лица, осуществляющие руководство его практической реализа-| цией). Активные участники вооруженного мятежа — это лица, непосредственно
совершающие насильственные действия с применением оружия ради достижения целей мятежа» [5, с. 506]. Однако, как заметил П.В. Агапов, использование в ст. 279 УК РФ лексической конструкции «активное участие» «дает основание полагать, что уголовной ответственности должны подлежать не все лица, вовлеченные в процесс антигосударственного вооруженного выступления, а лишь
224
участники, чья противоправная деятельность существенно способствовала
достижению указанных в законе целей» [6, с. 69]. В результате остается открытым вопрос о юридической оценке поведения лиц, принимавших «неактивное» участие в вооруженном мятеже.
Итак, уголовно-правовая оценка качества юридической техники состава преступления, предусмотренного ст. 279 УК РФ, позволяет сделать выводы о том, что его законодательному описанию присущи: а) двусмысленность в установлении общественных отношений и благ, на которые посягает деяние; б) неопределенность признаков объективной стороны поведенческого акта (в частности нераскры-тость терминов «организация вооруженного мятежа» и «активное участие»); в) концептуальное совпадение с массовыми беспорядками по ст. 212 УК РФ (т.е. повторяющаяся в уголовном праве доминанта); г) неуточненное соотношение с составами преступлений, предусмотренными ст. 208 и 205.4 УК РФ; д) неустра-ненная конкуренция со ст. 278 УК РФ (между конструктивными признаками обоих составов преступлений впору поставить знак смыслового равенства, за исключением альтернативной цели нарушения территориальной целостности Российской Федерации, свойственной только вооруженному мятежу. Эти убеждения разделяет А.Г. Хлебушкин, отмечающий, что «вооруженный мятеж (ст. 279 УК РФ) является частным случаем насильственного захвата власти или ее насильственного удержания (ст. 278 УК РФ) [18, с. 14]). В связи с этим справедливо говорить о том, что проанализированный запрет не оправдывает своего назначения. Он нуждается в основательном доктринальном и законодательном пересмотре. Научному сообществу рекомендуется обратить внимание на возможность проектирования альтернативного состава преступления сепаратистской направленности. ш
с
—I
s
Библиографический список п
1. МанойлоA.B. Вооруженный мятеж на Украине: тень арабской весны // Геополи- т| тический журнал. 2014. № 4. С. 10-18. к
2. ЧувашовЛА. Понятие государственной власти: социально-философский анализ Г // Социум и власть. 2011. № 3. С. 39-42. Д
3. Ламанов Е.Н., Полчанинова Н.Р. Легитимность и легальность государственной с
т
власти // Ценности и нормы правовой культуры в России: сборник научных статей IV н Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русско- й го философа и юриста. Курск: Юго-Западный государственный университет, 2013. I С. 107-112. 1
х
4. ГалимоваА.Ш. Право народа на восстание в учениях юристов «школы естествен- о ного права» и Ж.-Ж. Руссо // Актуальные проблемы российского права. 2009. № 2. КК С. 43-49. J
ф
5. Российское уголовное право: в 2 т. Особенная часть: учебник / Г.Н. Борзенков [и и др.]; под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. 3-е изд., перераб. № и доп. М.: Проспект, 2011. Т. 2. 688 с. g
6. Агапов П.В. Вооруженный мятеж: некоторые аспекты уголовно-правовой харак- ) теристики и совершенствования законодательства // Законы России: опыт, анализ, g практика. 2013. № 10. С. 66-70. 99
7. Романовская В.Б., Рогов С.Л. Политические преступления по Уголовному уложению 1903 года // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2007. № 3. С. 183-187.
8. Юсупов Т.И., Агзамов И.М. Организация вооруженного мятежа либо активное участие в нем в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации // Закон и право. 2014. № 12. С. 93-97. 225
9. Силаева НЛ. Криминологическая характеристика преступлений, посягающих на политическую систему России, в период с 2009 по 2011 годы // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2013. № 2. С. 73-76.
10. Дьяков С.В. Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства: уголовно-правовое и криминологическое исследование. СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2009. 267 с.
11. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник / М.П. Журавлев [и др.]; под ред. А.И. Рарога. 6-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 2010. 704 с.
12. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник / под ред. А.В. Брил-лиантова. М.: Проспект, 2011. 1232 с.
13. Ефремов ИЛ. Как защитить власть от захвата и (или) ее незаконного удержания // Законодательство и экономика. 2012. № 5. С. 58-61.
14. Мусаелян М.Ф. Террористический акт и преступления, предусмотренные статьями 277, 278 и 279 УК РФ: квалификация и отграничение // Российский следователь. 2010. № 10. С. 13-15.
15. Комментарий к Уголовному Кодексу Российской Федерации / отв. ред. А.И. Бойко. Ростов н/Д.: Феникс, 1996. 736 с.
16. Уголовное право России: Особенная часть / под ред. А.И. Рарога. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Эксмо, 2010. 704 с.
17. Воронин В.Н. Насильственные преступления против основ конституционного строя и безопасности государства: проблемы качества конструирования уголовно-правовых норм // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 1. С. 116-120.
18. Хлебушкин А.Г. Уголовно-правовая политика Российской Федерации в сфере охраны основ конституционного строя: автореф. дис____д-ра юрид. наук. СПб., 2016. 41 с.
References
1. Manoylo A.V. Armed Insurrction in Ukraine: the Shadow of the Arab Spring // Geopolitical journal. 2014. № 4. P. 10-18.
2. Chuvashov LA. The Concept of State Power: Social and Philosophical Analysis // Socium and power. 2011. № 3. P. 39-42.
3. Lamanov E.N., Polchaninova N.R. Legitimacy and Legality of State Power // Values and norms of legal culture in Russia: Coll. of scient. publications of IV International Round Table, dedicated to the birthday of I.A. Ilyin, Russian philosopher and lawyer. Kursk: Southwestern State University, 2013. P. 107-112.
4. Galimova A.S. The Right of the People to Revolt in the Doctrine of the «school of natural law» the lawyers and J.-J. Rousseau // Actual problems of Russian law. 2009. № 2. P. 43-49.
5. Russian Criminal Law: in 2 vol. Special part: textbook / G.N. Borzenkov [and others.]; ed.by L.V. Inogamova-Khegai, V.S. Komissarov, A.I. Rarog. 3rd ed., revised and enlarged. M.: Prospect, 2011. V. 2. 688 p.
6. Agapov P.V. Armed Insurrection: Certain Aspects of the Criminal Law Characteristics and Improvement of the Legislation // Laws of Russia: experience, analysis, practice. 2013. № 10. P. 66-70.
7. Romanovskaya V.B., Rogov S.L. Political Crimes under the Criminal Code of 1903 // Bulletin of the N.I. Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod. 2007. № 3. P. 183-187.
8. Yusupov T.I., Agzamov I.M. The Organization of an Armed Rebellion or Active Participation in it in order to Overthrow or Forcibly Change the Constitutional System of the Russian Federation // Law and Right. 2014. № 12. P. 93-97.
9. Silaeva NA. Criminological Characteristics of Crimes Encroaching on the Political System of Russia, in the Period from 2009 to 2011 // Criminology: yesterday, today, tomorrow. 2013. № 2. P. 73-76.
10. Dyakov S.V. Crimes against the Foundations of the Constitutional System and State Security: Criminal Law and Criminological Research / S.V. Dyakov. SPb.: R. Aslanov Publishing House «Legal Center Press», 2009. 267 p.
11. Criminal Law of Russia. Parts General and Special: textbook / M.P Zhuravlev [and others]; by ed. A.I. Rarog. 6th ed., revised and enlarged. M.: Prospect, 2010. 704 p.
12. Criminal Law of Russia. Parts General and Special: the textbook / ed. A.V. Bril-liantov. M.: Prospect, 2011. 1232 p.
13. Yefremov I.A. How to Protect the Government from Seizure and (or) its Illegal Confinement // Legislation and the economy. 2012. № 5. P. 58-61.
14. Musayelyan M.F. The Terrorist Act and Crimes under Articles 277, 278 and 279 of the Criminal Code of the Russian Federation: Qualification and Delimitation // Russian investigator. 2010. № 10. P. 13-15.
15. Comment to the Criminal Code of the Russian Federation / resp. ed. A.I. Boyko. Rostov n/d.: Phoenix, 1996. 736 p.
16. Criminal Law of Russia: The Special part / ed. A.I. Rarog. 4th ed., revised and enlarged. M.: Eksmo, 2010. 704 p.
17. Voronin V.N. Violent Crimes against the Foundations of the Constitutional System and the Security of the State: Problems of the Quality of Construction of Criminal Law Norms // Law science and practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2018. №. 1. P. 116-120.
18. Khlebushkin A.G. Criminal Law Policy of the Russian Federation in the Field of Protection of the Fundamentals of the Constitutional System: extended abstract of dis. е ... doc.of law. SPb., 2016. 41 p. И
к
П
—
О
УДК 343.1 !
О
у
Н.В. Спесивов I р
с
—I
СОВРЕМЕННЫЙ ВЗГЛЯД НА ПРОБЛЕМУ [
РЕАЛИЗАЦИИ РЕШЕНИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА | ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА К
В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ к
е
Введение: происходящие политические процессы на современном этапе европейской | интеграции и связанные с ней реформы, в том числе в сфере уголовного правосудия по- • вышают значимость вопроса о роли и значении постановлений Европейского суда по 3 правам человека в уголовно-процессуальном законодательстве и правоприменитель- 88 ной практике. Цель: рассмотреть научно-практические вопросы, касающиеся влияния 2
© Спесивов Никита Владимирович, 2019
Кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса, директор Юридического института правосудия и адвокатуры (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: nikita_spesivov@ bk.ru
© Spesivov Nikita Vladimirovich, 2019
Candidate of law, Associate professor of the Criminal procedure department (Saratov State Law Academy), Director of the Law Institute of Justice and Advocacy 227
