CC BY
214
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ГРУЗИНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ Между традициями политической нации и вызовами радикализации
Максим КИРЧАНОВ
кандидат исторических наук, преподаватель кафедры международных отношений и регионоведения факультета международных отношений Воронежского государственного университета (Воронеж, Россия)
Грузинский националистический дискурс: этничность политического
Один из важнейших факторов, влияющих на конструирование политического пространства в Грузии, — грузинский национализм. Особо актуальными для развития грузинского национализма стали исследования по проблеме национальных
отношений и истории автономных образований в Абхазии и Южной Осетии. Пребывание Грузии в составе СССР современные грузинские националисты оценивают негативно: «Грузия была страной, порабощенной Россией, и грузины жили в российском государстве и сами были жертвами преступлений российского государства»1. Современные национально ориентированные историки в Грузии полагают, что в начале 1920-х годов страна была насильственно присоединена к Советскому Союзу, а политика Москвы в Грузии не отвечала интересам грузин. Например, Левон Тоидзе указывает, что «после насильственной советизации Грузии (февраль — март 1921 г.) на ее территории были образованы две равноправные (по названию именно так и было) советские социалистические республики Г рузии и Абхазии. Этот политический и правовой нонсенс явился результатом пренебрежительного отношения к национальным интересам Грузии»2.
Л. Тоидзе исходит из убеждения, что советская модель решения и урегулирования национальных проблем в корне отличалась от той стратегии, которой руководствовались лидеры Грузинской демократической республики, ликвидированной в результате присоединения к СССР. «Идея независимости получила поддержку и широкое распространение среди нерусских народов, в том числе и среди народов Кавказа. Грузия воплотила в жизнь эту идею в мае 1918 года, восстановив свою независимость. Восстановление национальной государственности и образование Демократической Республики Грузии явилось исключительно важным, радостным событием в истории нации. Радость грузинского народа искренне разделяли тогда и виднейшие деятели Абхазии. Известно, что Акт о независимости Грузии от 26 мая 1918 года подписали и верные сыны Абхазии Варлам Шервашидзе и Арзакан Эмухвари»3.
Левон Тоидзе полагает, что если в рамках независимой Грузии абхазы и осетины получили возможность развивать и сохранять свои национальные культуры, языки и традиции, то советизация этих регионов неизбежно вылилась в русификацию. В связи с этим он подчеркивает: «Что же касается постановки вопроса о вхождении Абхазии в РСФСР, то это можно расценить как логический результат подстрекательской политики, проводимой определенными политическими, клерикальными и другими силами сперва царской, затем Советской России по отчуждению Абхазии от Грузии, вытеснению из Абхазии грузинского языка, грузинской культуры и внедрению русского языка и русской культуры среди абхазов (что и было достигнуто)»4.
В этом контексте очевидна определенная политизация исторического знания в современной Грузии. История используется не только как инструмент политических мобилизаций, но и в спорах с соседними государствами, с которыми Грузия имеет территориальные противоречия. И аргументация грузинских историков в этом контексте сильно политизирована. Примечательно и то, что грузинские национально ориентированные авторы руководствуются политическими ценностями, идеями большой грузинской политической и гражданской нации, но не этническими мифами, что в большей степени характерно для их идейных оппонентов — историков-националистов Абхазии и Южной Осетии.
1 Абхазский народ стоит перед важнейшим выбором: Россия или Запад, 24 июля 2008 [http://www. apsny.ge/analytics/1216922864.php],
2 Тоидзе Л. К вопросу о политическом статусе Абхазии (страницы истории 1921—1931) [http://www. georgianweb.com/history/rus/abkhazia.html].
3 Там же.
4 Там же (см. также: Ментешашвили А. Исторические предпосылки современного сепаратизма в Грузии [http://www.georgianweb.com/history/rus/avtandil/index.html]; Он же. Some National and Ethnic Problems in Georgia [http://www.georgianweb.com/history/avtandil/politics.html]).
«Синтетические» версии идентичности
Национальные тенденции в наибольшей степени проявляются в попытках написания «большой», «синтетической» истории Грузии, то есть в обобщающих исследованиях по грузинской истории, призванных стимулировать развитие тех трендов в грузинской идентичности, которые связаны с восприятием Грузии как одной из величайших наций в Европе, а грузинской истории — как части европейского исторического процесса. Подобные нарративы получили развитие в обобщающем исследовании Нодара Ломоури «История Грузии», а также в специализированной учебной литературе, призванной транслировать и воспроизводить систематизированный дискурс идентичности, отформатированный в соответствии с политической динамикой5. По мнению Н. Ломоури, уникальность грузинской истории до некоторой степени объясняется тем, что регион «расположен на стыке двух континентов — Европы и Азии, и это отразилось на созданной грузинским народом цивилизации, испытавшей влияние как западной, так и восточной куль-тур»6. Грузинские историки М. Вачнадзе, В. Гурули, М. Бахтадзе в своей «большой» синтетической версии грузинской истории продолжают развивать идеи, традиционные для национальной историографии, но иначе расставляют акценты. Грузинские исследователи принимают и культивируют нарратив о грузинах как об одной из древнейших наций («грузинский народ прошел очень длительный период своего развития и является одним из древнейших народов, существующих в современное время, распространенный с древности на обширной территории Кавказа»7) и о территории расселения предков грузин, в прошлом охватывавшей почти всю Европу. «5—6 тысяч лет назад большая часть Передней Азии, Северная Африка и Южная Европа (Пиренейский, Апенинский и Балканский полуостровы) были заселены родственными народами. Затем в Европу пришли индоевропейцы, которые подверглись влиянию этих древнейших народов: басков — на Пиренеях, этрусков — на Апенинах, пелазгов — на Балканах, хеттов8 и субаров — в Передней Азии. Субары занимали территорию от Месопотамии до Кавкасиони. Хетты и субары были предками грузин»9.
В целом Н. Ломоури развивает «большой» европейский нарратив, полагая, что история Грузии имеет больше общего с европейскими, а не восточными историческими процессами. В Грузии европейская идентичность связана с христианскими трендами в рамках современного грузинского националистического дискурса. Поэтому грузины в политическом воображении грузинского национализма фигурируют прежде всего как христианская нация: «Велик вклад Грузинской Апостольской Церкви в историю нашего народа. Поэтому в течение веков Православие и Грузия превратились в идентичные понятия. Христианство проникало во все сферы нашей жизни»10. Особое внимание акцентируется на древности Грузинской Церкви и значительном вкладе грузин в христианское богословие: «...на Кавказе, между Черным и Каспийским морями расположена страна
5 Об учебниках истории в контексте развития национализма в Грузии см.: Gigineishvili L. Post-reform History Textbooks in Georgia: Changing Patterns and the Issue of Minorities in Georgian History. В кн.: History Teaching in Georgia: Representation of Minorities in Georgian History Textbooks. Geneva, 2007. P. 7—22.
6 Ломоури H. История Грузии [http://www.georgianweb.com/history/rus/history.html].
7 Вачнадзе М., Гурули В., Бахтадзе М. История Грузии с древнейших времен до наших дней [http:// www.krotov.info/lib_sec/04_g/ruz/ia_kr2.htm].
8 К настоящему времени доказано, что хетты были индоевропейцами, а этническая и языковая принадлежность их предшественников — хаттов — вызывает дискуссии.
9 Вачнадзе М., Гурули В., Бахтадзе М. Указ. соч.
10 Краткая история грузинской церкви [http://lazare.ru/post/6344/].
древнейшей истории и культуры — Грузия. В то же время Грузия — одна из древнейших христианских стран мира. К учению Христа грузинский народ приобщился в первом веке, по жребию, который должен был показать, где и в какой стране апостолам должны проповедовать Христову веру, по жребию Грузия выпала Пресвятой Богородице. Поэтому, Грузия считается избранной страной Пресвятой Богородицы, которая является покровительницей страны»11.
Светский европеизм характерен для большинства представителей грузинского интеллектуального сообщества. Директор Южнокавказского центра ближневосточных исследований Э. Киквадзе подчеркивает, что «ряд армянских экспертов, например, рассматривает Армению как часть именно ближневосточной культуры и проблематики. В Азербайджане и в Грузии подобные настроения и идентификации практически не суще-ствуют»12. В отличие от армянских интеллектуалов, грузинские авторы культивируют нарратив европейской идентичности грузинской нации.
Н. Ломоури констатирует, что «в 30-х годах IV века христианство оформляется как государственная религия Картли и примерно в то же время — Западной Грузии, то есть Эгриси. Этот факт имел огромное культурно-идеологическое значение и окончательно предопределил место и роль Грузии в ближневосточном регионе. Победа христианства означала принятие правящими кругами Картли совершенно определенной ориентации на Запад, в частности на политический союз с Римом. Эта ориентация оставалась определяющей для Грузии на протяжении всей ее дальнейшей истории, но в то время ей не суждено было воплотиться в реальность»13. Нодар Ломоури полагает, что на протяжении всей своей истории Грузия не разрывала контактов с Западом. Например, по его мнению, в XIII столетии «Грузия пользовалась всеобщим признанием и авторитетом на Западе»14. Основным показателем западного, окцидентального, европейского характера Грузии, по мнению Н. Ломоури, является христианство, которое способствовало сохранению европейской идентичности грузин и в условиях принудительной ориентализации в эпоху господства мусульман.
Грузины как политическая нация: государственная доминанта грузинского национализма
В рамках «большого» исторического нарратива в современной Грузии внимание особо акцентируется на государственных традициях грузин, на континуитете в развитии грузинской государственности. Комментируя провозглашение грузинской независимости 26 мая 1918 года, Н. Ломоури подчеркивает, что «Грузия стала полноправной независимой демократической республикой. Была восстановлена утраченная 117 лет назад грузинская государственность»15. Краткий период существования демократической республики современными грузинскими интеллектуалами воспринимается как Национальное Возрождение: «Значительные сдвиги происходят в культурной жизни страны: искореня-
11 Краткая история Грузинской Православной Церкви [http://lazare.ru/post/6261/].
12 Киквадзе Э. Южный Кавказ — субрегион Большого Ближнего Востока. В кн.: Псевдоконфликты и квазимиротворчество на Кавказе / Под ред. А. Русецкого, О. Дорохиной. Тбилиси, 2009. С. 75.
13 [http://www.georgianweb.com/history/rus/history.html].
14 Там же.
15 Там же.
ются последствия русификаторской политики царизма, усиливаются национальные элементы и тенденции в народном образовании, науке, литературе и искусстве. Осуществлялись важные мероприятия по расширению, организационному укреплению и качественной перестройке народного образования в республике: к 1920 году более чем вдвое увеличивается количество школ и учащихся, создаются новые программы, учебники и пособия на грузинском языке»16. На этом фоне действия Советской России, по мнению грузинских авторов, следует оценивать как «оккупацию»: «в результате осуществленной Советской Россией интервенции в феврале — марте 1921 года правительство Демократической Республики Грузии было свергнуто и установлен российский оккупационный режим»17. Н. Ломоури подчеркивает, что «правительство Российской Советской Федеративной Республики односторонне нарушило договор 7 мая 1920 года и осуществило оккупацию Демократической Республики Грузии. Грузия потеряла национальный суверенитет, вторично была завоевана Россией»18.
Грузинские авторы, подчеркивая негативное влияние на Грузию вхождения в состав СССР, полагают, что Москва намеренно проводила политику, направленную на обострение отношений между различными народами, проживавшими на территории Грузии: «Советская Россия не удовлетворилась завоеванием Грузии и созданием подвластного ей оккупационного правительства. Теперь Москва приступила к осуществлению своего вероломного плана — разделению Грузии на автономные единицы. Абхазские и осетинские сепаратисты не замедлили воспользоваться антигрузинской политикой России»19.
Активное использование «русских» нарративов современными грузинскими историками ведет к виктимизации образа Грузии — одной из жертв политики советского коммунизма, направленной на подавление национальных движений. Тенденции к виктимизации образа собственной страны кавказскими (в широком плане) интеллектуалами констатировал в 1997 году известный политолог Йохан Гальтунг во время визита в Тбилиси. Согласно версии Й. Г альтунга, на Кавказе имели место «огромные страдания, часто даже геноцид на глазах у многих. Каждая группа будет требовать безраздельного внимания и фокусирования на ее травмах, включая и то, как быть с творителем зла. Однако каждая группа не желает, чтобы такое же внимание обращали на других. Поэтому диалог легко приобретает форму параллельных монологов: никто не слушает, но каждый участник высказывает свои обиды. Этот менталитет бункера, который можно объяснить психологически, является определенным средством достижения статуса-кво. Любая выдвинутая идея или останется без комментария, или же будет отстранена, не обязательно потому, что идея является плохой, а потому, что она не ставит собственные интересы оппонентов в центр дискуссии. Здесь имеет значение комбинация несовместимого когнитивного и эмоционального планов»20.
С другой стороны, за более чем десятилетний период, прошедший со времени тбилисской лекции Й. Гальтунга, стратегии позиционирования Грузии в качестве жертвы претерпели значительные изменения. Они, с одной стороны, связаны с территориальными потерями, ассоциируемыми с российским вмешательством, а с другой — с изменением средств ведения информационной войны, в рамках которой важной ареной стало виртуальное пространство. Грузинские национально ориентированные сайты и информационные ресурсы активно используют комплекс виктимизационных нарративов.
16 [http://www.georgianweb.com/history/rus/history.html].
17 [http://www.krotov.info/lib_sec/04_g/ruz/ia_kr2.htm].
18 [http://www.georgianweb.com/history/rus/history.html].
19 [http://www.krotov.info/lib_sec/04_g/ruz/ia_kr2.htm].
20 Гальтунг Й. Некоторые наблюдения на Кавказе // КРИ, 1997, Т. 2, № 1 [http://poli.vub.ac.be/publi/crs/ rus/R02-001.html].
Август 2008 года и грузинская политическая нация
Новый этап в развитии грузинского национализма наступает в августе 2008 года, что было связано с поражением Грузии в конфликте с югоосетинскими сепаратистами, в который вмешалась РФ. Поражение, которое было воспринято грузинским обществом как национальная трагедия, стало мощным стимулом для развития националистического воображения, актуализировав темы, связанные с образом Грузии как Европы, а грузинской нации — как западной нации, ставшей жертвой имперских амбиций России.
В публикациях грузинских интеллектуалов особое внимание уделяется виктимизации Грузии, созданию ее образа как одной из жертв российского коммунизма и большевизма. В этом контексте В. Гурули, Н. Кипшидзе, Л. Кереселидзе акцентируют тему Грузии как жертвы антигрузинской политики репрессий, преследования национальной интеллигенции и церкви21. С другой стороны, М. Барбакадзе, К. Сарсеванидзе, О. Тушу-рашвили подчеркивают, что грузины стали жертвами не только России, но и ее союзников, например осетин, которые веками жили вместе с грузинами, но почти всегда крайне негативно относились к тем, несмотря на прогрессивное влияние с их стороны22. Таким образом, в рамках грузинского интеллектуального дискурса культивируется миф об исторической неблагодарности осетин.
Усилиями грузинских национально ориентированных авторов создается весьма непривлекательный образ России как страны, которая на протяжении своей истории стремилась исключительно к территориальным захватам23, а пребывание грузинских территорий в составе Российской империи и СССР интерпретируется как «оккупация»24. Особое внимание грузинские интеллектуалы уделяют тем темам, изучение которых в советский период было невозможно в силу цензурных и идеологических барьеров: проблемам сотрудничества грузин с вермахтом в период Второй мировой войны, грузинскому националистическому движению, истории грузинской эмиграции25.
На волне послереволюционного подъема в националистической риторике явно доминировали гражданские идеи и ценности, хотя тенденция к этнизации националистического дискурса сохранялась. Новые элиты Грузии декларировали готовность более активно проводить политику модернизации в ее националистическом варианте. Новый президент Михаил Саакашвили и его основные партнеры Зураб Жвания и лидер парламента Нино Бурджанадзе попытались реализовать эту модель националистической модернизации.
Первым серьезным политическим успехом нового грузинского национализма стало то, что Тбилиси смог взять под контроль Аджарию. С другой стороны, политический режим, установленный после «революции роз», являлся транзитным, отличался нестабиль-
21 См.: Guruli V. The Impingement of Church Property Rights (Inventory of Property of the Kashveti Church of St. George Conducted in 1923) // Archival Bulletin, 2008, No. 2. P. 22—24; Kipshidze N. The Accusation Fabricated to Discredit General Giorgi Mazniashvili // Archival Bulletin, 2008, No. 2. P. 10—15; Kereselidze L. The Struggle against the Church // Archival Bulletin, 2008, No. 2. P. 16—21.
22 См.: Barbakadze M. The History of the Settlement of Ossetians in Georgian Lands // Archival Bulletin, 2008, No. 3. P. 48—54; Sarsevanidze K. The Criminal Gangs of Dianoz Dzokgoev // Archival Bulletin, 2008, No. 3. P. 55—66; Guruli V., Tushurashvili O. Debates About Statehood in a Troubling Time (The History of the Establishment of the South Ossetian Autonomous District) // Archival Bulletin, 2008, No. 3. P. 107—112.
23 См.: Guruli V. The Russian World. Past, Presents and Future // Archival Bulletin, 2008, No. 3. P. 80—90.
24 См.: Guruli V. The Russian Occupation // Archival Bulletin, 2008, No. 3. P. 91—100.
25 См.: Sarsevanidze K. Homeland Betrayed for Love // Archival Bulletin, 2008, No. 2. P. 55—61; Мамулиа Г. Битва за Кавказ. Кавказское соединение особого назначения «Бергманн» // Archival Bulletin, 2008, No. 2. С. 62—65.
ным характером, а консолидация элит была незначительной. Это привело к достаточно быстрому расколу постреволюционного политического лагеря26, распаду временной коалиции демократов и представителей тех групп, которые обрели свой политической опыт в независимой Грузии 1990-х годов.
Национализм и противоречия политической трансформации
В конце 2000-х годов в политической динамике проявились негативные тенденции, которые оказались связаны не с авторитарными устремлениями27 президента М. Саакашвили и не его антироссийским национализмом. Трансформация режима не стала реставрацией авторитаризма: в Грузии сложилась местная модель «нелиберальной демократии». Причины этой метаморфозы следует искать в интеллектуальной сфере. В западной политологии подчеркивается, что возникновение «нелиберальной демократии» связано с кризисом или неудачным развитием гражданской модели национализма28, «вытеснением формальных институтов конституционно-правового государства и их заменой неформальными правилами и институтами»29, хотя, вероятно, более действенным фактором политической трансформации здесь является национализм — эксплуатация национальной памяти, националистическая рефлексия, конструирование новых политических, культурных и исторических мифов30.
Истоки подобной перемены в функционировании режима, вероятно, следует связывать с отсутствием политического опыта европейского типа. С другой стороны, националистический дискурс развивался в условиях постепенной этнизации и радикализации. Подобные процессы создали благоприятную почву для развития внутренних вызовов, направленных против демократии и связанных в одинаковой степени со слабостью грузинского политического класса и значительной силой этнического национализма и радикализма. В этой ситуации и в условиях активизации российской политики в отношении Грузии, что рассматривалось как попытка вмешательства во внутренние дела страны31, блок казавшихся умеренными грузинских националистов и сторонников демократизации, недовольных режимом Э. Шеварднадзе, оказался не в состоянии объединить ни ценности демократии и открытого общества, ни лозунги грузинского национализма. Поэто-
26 Об этих тенденциях в развитии политического процесса в Грузии после «революции роз» см.: Devdariani J. Georgia’s Rose Revolution Grapples with Dilemma: Do Ends Justify Means? // Eurasia Insight, 26 October 2004.
27 Авторитарные устремления не только президента Грузии, но и других европейских политиков стали неприятной неожиданностью для политологов, которые рассматривали теорию транзита как универсальную, полагая, что на смену левым авторитарным режимам придут устойчивые демократии. Степень устойчивости была в значительной степени преувеличена, о чем свидетельствует опыт не только Грузии, но и ее ближайших соседей (об авторитарных тенденциях см.: Corkalo D., Stanakovic N. Autoritarnost i percepcija ostvarene demokracije u Hrvatskoj: analiza odnosa na uzorku studenata // DI, 2000, Br. 9, No. 1. S. 67—81).
28 Подробнее о развитии гражданского национализма и политической идентичности в транзитном обществе см.: Мачкув Е. Нацыя i грамадзянская супольнасьць // Пал1тычная сфэра, 2005, № 4. С. 88—99.
29 Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях. В кн.: Повороты истории. Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей. СПб. — М. — Берлин, 2002. Т. 1. Постсоциалистические трансформации: теоретические подходы. С. 246.
30 В теоретическом плане о подобных процессах в транзитных обществах см.: Аутуэйт У., Рэй Л. Ма-дэрнасць, памяць i посткамушзм // Пал1тычная сфэра, 2006, № 6. С. 27—43.
31 Об этом подробнее см.: Georgia’s Interim Foreign Minister: Russian Security Depends on Georgian Stabilization // Eurasianet, 6 January 2004.
му националистический дискурс был подвергнут этнизации: актуальность снова приобрели русские, осетинские и абхазские нарративы, которые оказались востребованы в грузинском политическом дискурсе.
Интеграционный потенциал грузинского национализма
Интеграция Аджарии в грузинское политическое пространство продемонстрировала, что грузинский националистический дискурс обладает немалым мобилизационным потенциалом, а правящие элиты в состоянии навести порядок в мятежных регионах относительно быстро и невоенными методами. До распада СССР Аджарская АССР входила в состав Грузинской ССР: ее статус был выше статуса Юго-Осетинской АО, будучи близким статусу Абхазской АССР. В отличие от Абхазии и Осетии в Аджарии проживают этнические грузины, часть которых исповедует ислам. На протяжении 1990—2000-х годов аджарские политические элиты во главе с Асланом Абашидзе не ставили своей задачей отделение от Грузии и не культивировали местный национальный проект, довольствуясь полным политическим и финансовым контролем над регионом.
Весной 2004 года отношения между официальным Тбилиси и Аджарией накалились настолько, что А. Абашидзе приказал взорвать мосты, которые соединяют Аджарию с Грузией, надеясь при этом и на поддержку со стороны РФ, так как на территории Аджарии находилась российская военная база. Расчет аджарского лидера оказался ошибочным: массовые акции протеста и уговоры российских дипломатов вынудили его передать власть Тбилиси, покинув Аджарию. После этого Тбилиси подверг Аджарию интеграции в грузинский политический канон, сохранив при этом ее автономный статус: полномочия республики были сокращены, а Конституция Аджарии приведена в соответствие с Конституцией Грузии32.
В рамках политического режима М. Саакашвили грузинский национализм пользуется большим вниманием со стороны властей, чем это было в период правления Э. Шеварднадзе. Несмотря на прогнозы ряда исследователей относительно того, что демократизация положит конец эпохе национализма33, заменив его универсальными ценностями прав и свобод, в 2000-х годах национализм не только не уступил своих позиций на территории европейских периферий другим идеологиям, но и успешно с ними конкурирует, используя идеи нации, политической и этнической общности, славного исторического прошлого. Национализм проявил высокую приспособляемость к изменившейся обстановке, сочетая идеи нации как политического примата с ценностями свободы как не менее важными для гражданского и политического национализма.
Грузинский национализм конца 2000-х годов демонстрирует поразительную адаптивность, способность реагировать на внешние и внутренние вызовы. Вероятно, ошибочно заключение Энтони Смита, полагающего, что основной характеристикой феномена национализма в современном мире является его временность: «Национализм только на непродолжительное время приобретает первостепенное значение — в период государственных кризисов, внешней опасности, завоевания и защиты территории или в период
32 См.: Georgian Parliament Defines Autonomous Status of Ajara // Prime News, 1 July 2004.
33 О дискуссиях относительно конца нации и, следовательно, эпохи доминирования национализма см.: Posavec Z. Je li drzava prema svojem najvisem odredenju — proslost? // РМ, 2000, Vol. XXXVII, Br. 4. S. 3—11.
внутреннего господства враждебной этнической или культурной группы.»34 Грузинский опыт, напротив, демонстрирует, что национализм самым серьезным образом укоренился на политической карте страны, глубоко институционализировавшись в ее политическом пространстве.
24 января 2004 года инаугурация президента М. Саакашвили состоялась в соборе Гелати в Кутаиси, на территории Западной Грузии35. Во время церемонии М. Саакашвили подчеркивал не только христианские36, но и европейские основания грузинской политической идентичности, указав на то, что грузины «являются не просто старыми европейцами, но древними европейцами»37. Выбор места инаугурации был неслучаен: храм символизирует не только многовековой христианский выбор Грузии, но и ее значительный политический опыт в прошлом. Кроме того, именно в Гелати похоронен Давид Строитель — одна из центральных фигур грузинского национального пантеона.
В этой ситуации инаугурация президента стала своеобразным актом коммемора-ции, призванным подчеркнуть преемственность между средневековой и современной грузинской государственностью. Кроме этого по инициативе М. Саакашвили был изменен государственный флаг Грузии: на смену знамени, принятому грузинскими социал-демократами в 1918 году, пришел новый, национально маркированный флаг с пятью красными крестами38, обращенный и к религиозной39 составляющей грузинской национальной идентичности.
Символическая сторона оказалась чрезвычайно важной для функционирования грузинского националистического дискурса в период президентства М. Саакашвили. Грузинский политический национализм начал активно использовать практики исторической коммеморации как средство укрепления идентичности. В частности, 23 ноября 2006 года в Тбилиси на площади Свободы была установлена статуя Георгия Победо-носца40. Это событие было призвано подчеркнуть утверждение националистического или национально ориентированного дискурса в восприятии грузинского прошлого. С другой стороны, церемония несла в себе немалый символический контент: Грузия пози-
34 Сміт Е. Націоналізм. Теорія, ідеологія, історія. Київ, 2004. С. 29.
35 Об этом подробнее см.: Catholicos-Patriarch to Bless Saakashvili as President of Georgia // InterPress,
24 January 2004. О политической составляющей гражданских ритуалов в контексте развития национализма см.: Криволап А. Конструируя новое пространство. Белорусский опыт визуализации Дня Независимости // Палітьічная сфэра, 2007, № 8. С. 81—93.
36 Роль религиозных трендов в функционировании современного грузинского националистического дискурса, вероятно, не следует преувеличивать. Национализм — идеология в значительной степени анти-традиционная. Исторический процесс модернизации периферий был связан с их секуляризацией. С другой стороны, учитывая замедленные темпы и отставание модернизации в Центральной и Восточной Европе по сравнению с Западом, религиозные тренды следует принимать во внимание. Проблема соотношения религии и национализма исследована относительно полно (см.: Boneta Z. Politicki identiteti periferija // RzS, 2004, Vol. 34, No. 3—4. S. 143—158; Marinovic Jerolimov D. Tradicionalna religioznost u Hrvatskoj 2004.: izmedu kolektivnog i individualnog // SSe, 2005, Vol. 43, No. 2. S. 303—338; Marinovic Jerolimov D., Zrinscak S. Religion Within and Beyond Borders: The Case of Croatia // SoC, 2006, Vol. 53, No. 2. S. 279—290).
37 См.: Georgian President Optimistic about Future in Inauguration Speech // BBC Monitoring Former Soviet Union, 25 January 2004.
38 О государственной символике в контексте развития национализма см.: Жикик Б. Амблемот на трите прста: како србите го конструираа визуелниот имиц на нивниот национален идентитет во деведесеттите години од дваесеттиот век // ЕАЗ, 2004, № 4. С. 10—25; Лялькоу I. Пытаньне дзяржаунай сымболт у Беларусі: псторыя і сучасны стан [http://arche.bymedia.net/2002-1/lalk102.html].
39 О религиозном факторе в значительной степени секуляризированных европейских обществах и национализмах см.: Sekulic D., Sparer Z. Religioznost kao prediktor vrijednosnih orijentacija // RzS, 2006, Vol. 37, No. 1—2. S. 1—19; Sram Z. Religioznost i drustvena svijest: analiza odnosa na uzorku gradana Subotice // CuS, 2001, Vol. 36, No. 4. S. 389—419; Idem. Dimenzije etnocentrizma i nacionalna pripadnost // DI, 2002, Vol. 11, No. 1. S. 1—22.
40 Об этом событии и его интеллектуальных предпосылках см.: Андроникашвили 3. Слава бессилия. Мартирологическая парадигма грузинской политической теологии // Ab Imperio, 2007, No. 4. С. 87—120.
ционировалась как страна, не только сохранившая свою свободу и идентичность, но и готовая ее защищать. Таким образом, были предприняты шаги для создания исторического и символического бэкграунда той политической стратегии, которой придерживались правящие элиты.
Политическая (гражданская) доминанта в развитии грузинского национализма
Для грузинского национализма 2000-х годов оставались актуальными и антикоммунистические тренды, развивавшиеся в сочетании с антироссийской риторикой. В этом контексте образ России достаточно четко соотносился с идеологическими вызовами, представленными авторитарными идеологиями, которые, в свою очередь, ставят под сомнение право наций на самоопределение и свободное развитие идентичности. В рамках грузинского националистического дискурса существует крайне непривлекательный образ советского/русского коммунизма, который ассоциируется с авторитаризмом и уничтожением национальных культур и идентичностей нерусских народов. Грузинский политик национальной ориентации Иулон Гагошидзе полагает, что на протяжении XX века для русской истории были характерны «пакт Молотова — Рибентропа и, как его следствие, раздел Польши между гитлеровской Германией и Советским Союзом, а потом подавление Варшавского восстания и, конечно, Катынь, где хладнокровно были убиты выстрелами в затылок двенадцать тысяч пленных офицеров-поляков»41.
В частности, антикоммунистический тренд представлен в работе грузинского политолога Деви Хаиндрава «Эфиопия и советская власть». Рост советского влияния в Эфиопии Д. Хаиндрава связывает с имперскими амбициями СССР, «советским идеологическим империализмом», стремлением советских элит к военному проникновению на территорию Африки42. С другой стороны, в контексте маргинализации левой идеи в 1990-х— 2000-х годах антикоммунистические тренды в рамках грузинского национализма хотя и присутствовали среди элементов националистического дискурса, тем не менее не играли основной роли в функционировании национализма, склонного к этнической радикализации, но не политической идеологизации.
Национализм как универсальный язык: внутриполитическая и внешнеполитическая перспектива
Националистический политический язык характерен для значительной части политических партий Грузии43. Наиболее влиятельной партией, придерживающейся ценностей и принципов политического национализма, является правящая партия — Объединенное национальное движение (Ег^т natsionaluri modzraoba).
41 Гагошидзе И. Трансформация постсоветского пространства. Роль России [http://lazare.ru/content/ view/13207/45/].
42 См.: Khaindrava D. Ethiopia and Soviet Power. Tbilisi, 2006. 85 pp.
43 О развитии партийной системы в Грузии в 2000-х годах см.: The Political Landscape of Georgia. Political Parties: Achievements, Challenges and Prospects / Ed. by G. Nodia, A. Pinto Scholtbach. Delft: Eburon, 2006. Р. 43—60, 89—203.
Новая консервативная партия в своей программе (2003 г.) также акцентирует внимание на национальных ценностях и традициях грузинской нации. Новые консерваторы полагают необходимым строить в Грузии «независимое, свободное и сильное»44 государство. В программе 2002 года особо акцентируется то, что в прошлом грузинская нация была вынуждена бороться против «советской тирании»45. Евро-атлантическая ориентация Грузии воспринимается новыми консерваторами как часть стратегии, направленной на сохранение и укрепление политической независимости46. Лидеры новых консерваторов уверены, что «единственной возможностью добиться полной национальной безопасности является присоединение к НАТО»47. С другой стороны, некоторые грузинские политологи полагают, что именно стремление Грузии стать членом НАТО ведет к обострению отношений с РФ и росту антигрузинских настроений в России. Ивлион Хаиндрава подчеркивает, что политика Тбилиси, направленная на интеграцию в НАТО, вызывает в Москве «наибольшую ярость»48.
Отношения между РФ и Грузией после прихода к власти президента М. Саакашвили обрели негативную динамику, что выразилось в периодически возникавших шпионских скандалах и дипломатических демаршах со стороны как России, так и Грузии, в росте националистических идей в РФ49, направленных, в том числе, и против бывших союзных республик.
Грузинские национально ориентированные интеллектуалы пытались найти объяснение подобной динамике. «Мы разозлили Россию своим стремлением к независимости и стремлением в НАТО, и теперь она нас наказывает. Наказание выражается и в присвоении наших территорий, и в закрытии российского рынка для грузинской продукции.. ,»50 Тем не менее среди национально ориентированных грузинских интеллектуалов существует уверенность в том, что, если Грузия начнет процедуру вступления в НАТО, РФ будет вынуждена пересмотреть свою позицию и отказаться от агрессивной политической риторики в отношении грузинского суверенитета, как это произошло в период интеграции в НАТО государств Балтии51.
Иулон Гагошидзе, комментируя роль русского фактора в новейшей политической истории Грузии, формирует крайне негативный образ России как главного источника нестабильности, конфликтов и сепаратизма в Закавказье: «19 декабря 1991 года Грузия отказалась вступить в СНГ, а 22-го начались заранее спланированные и поддерживаемые российскими войсками вооруженные выступления «оппозиции», завершившиеся военным переворотом 6 января 1992 года. Законно избранное грузинское правительство было изгнано, и Грузией начала править хунта из ставленников российских спецслужб. Затем по планам, разработанным в Кремле, следуют возобновление южноосетинского конфликта и братоубийственная война в Абхазии, закончившиеся этнической чисткой — изгнанием с родных мест почти полумиллиона грузинских граждан,
44 Platform of the New Conservative Party of Georgia... Approved at the Party Congress on 27 June 2003. Tbilisi, 2003. P. 3.
45 Ibid. Р. 30.
46 Ibid. Р. 31.
47 Ibid. Р. 33.
48 Хаиндрава И. Грузия: между Южным Кавказом и Черным морем. В кн.: Кавказское соседство: Турция и Южный Кавказ / Под ред. А. Искандаряна. Ереван, 2008. С. 61.
49 О тенденциях развития русского национализма, который заслуживает отдельного научного исследования, подробнее см.: Кильдюшов О. Русский национализм как проблема российской общественности [http://magazines.russ.ru/logos/2006/2/ki12.html]; Куренной В. Заметки о русском национализме [http:// magazines.russ.ru/logos/2006/2/ku14.html].
50 Кацитадзе К. Замороженные конфликты: дозированная эскалация [http://www.pankisi.info/analitic/ ?page=ge&id=246].
51 См.: Гогалошвили К. В западном мире эти ценности прогрессивные [http://www.pankisi.info/analitic/ ?page=ge&id=253].
большей частью этнических грузин, и российской военной оккупацией конфликтных регионов»52.
Грузинский политолог Каха Кацитадзе склонен объяснять столь неоднозначную политику РФ особенностями российского сознания, которому, по его мнению, изначально присущ империализм, что является результатом нашествия на Россию Наполеона в 1812 году и нападения Германии в 1941-м53. Грузинский аналитик Георгий Хелашвили подчеркивал, что вступление России в конфликт было продиктовано вовсе не желанием поддержать российских граждан, но намерением символически заявить о своих новых имперских амбициях и устремлениях54.
Трансформация российских нарративов
С другой стороны, грузинские аналитики подчеркивают, что РФ проводит подобную политику в ущерб собственным гражданам. Грузинский аналитик Тенгиз Аблотия подчеркивает, что политика В.В. Путина привела к институционализации крайне неэффективного и неспособного на развитие режима, несмотря на «десять лет самой потрясающей в истории внешнеэкономической конъюнктуры». В связи с этим Т. Аблотия подчеркивает, что именно В.В. Путин в новейшей российской истории «не провел ни одной более или менее радикальной реформы, возвел коррупцию в ранг двигателя системы, в два раза увеличил бюрократию»55.
По мнению Т. Авалиани, российские политические элиты руководствуются своими узкокорпоративными интересами и проводят политику экономического империализма, направленного на полное подчинение Европы: «Европе уготована незавидная участь территорий, покрытых злокачественными метастазами российских трубопроводов»56. Грузинский аналитик Н. Гудушаури, комментируя новейшие российско-грузинские отношения, подчеркивает, что «победа России над маленьким и несравнимо более слабым соседом ничуть не усилила позиции этой страны, ее влияние в мире (скорее всего, можно говорить о его ослаблении). Более того, признав сепаратистские режимы, она на многие годы заработала себе головную боль в отношениях с Западом, создала дополнительные угрозы всем тем странам, где сепаратисты подтачивают изнутри территориальную целостность и государственный организм»57. Г. Хелашвили констатирует, что вместо решения проблем, существующих на Северном Кавказе («Северный Кавказ будет спокоен до тех пор, пока гарантированы денежные вливания в экономику республик Северного Кавказа и пока там расквартированы части российских Вооруженных сил. У российского руководства никогда не было плана фундаментального урегулирования кавказских проблем, что чревато осложнениями, как только российская экономика начнет испытывать первые серьезные проблемы после роста последних нескольких лет»58), политические элиты РФ стремятся демонстрировать свои внешнеполитические амбиции, не задумываясь о возможных последствиях.
Грузинские аналитики склонны акцентировать внимание и на крайне низком уровне развития политической культуры в РФ. К. Кацитадзе подчеркивает, что «российская элита
52 Гагошидзе И. Указ. соч.
53 См.: Кацитадзе К. Указ. соч.
54 См.: Хелашвили Г. Интернационализация не панацея, а необходимость, не обещающая простого решения [http://www.pankisi.info/analitic/?page=ge&id=249].
55 Аблотия Т. Главный позер России [http://www.apsny.ge/articles/1259628341.php].
56 Авалиани Т. Мировая проблема по имени Путин [http://apsny.ge/analytics/1243015266.php].
57 Гудушаури Н. Чего хочет Россия от Грузии? [http://apsny.ge/analytics/1242406377.php].
58 Хелашвили Г. Указ. соч.
никак не намерена признать Грузию независимым государством. Российская элита рассматривает нас как временно отпавшую часть, которая рано или поздно вернется в состав империи-матушки. Это относится не только к Грузии, а ко всему СНГ. Россия не расстается с иллюзией, что с ростом цен на энергоносители и покорением ею европейского энергорынка Запад рано или поздно признает Грузию и все СНГ зоной ее влияния»59. С другой стороны, грузинские авторы подчеркивают не только незавершенность процесса формирования политических элит в РФ, но и неясность того, по какому принципу эти элиты рекрутируются.
После признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии грузинские авторы начали более активно использовать русские нарративы, призванные сформировать негативный образ Российской Федерации. По мнению Т. Мчедлишвили, российские СМИ намеренно искажают события, занимаясь политической дезинформацией: «.рядовые российские обыватели под этим шквалом дезинформации, играющей на лучших человеческих чувствах, искренне верят в «грузинский фашизм» и миротворческую миссию Кремля». Грузинские авторы, анализируя стратегии позиционирования образа Грузии и грузин в России, полагают, что российские элиты намеренно занимаются «разжиганием национальной розни»60. В связи с этим грузинские национально ориентированные авторы культивируют нарратив, согласно которому «грузины подвергаются гонениям из-за своей этнической принадлежности»61. В подобной ситуации вина возлагается на Россию, которая, как полагают грузинские националисты, не только виновна в начале августовской войны 2008 года, но и проводит политику этнических чисток, направленную на изгнание грузин из Абхазии и Южной Осетии.
Вместо заключения:
Перспективы этнизации грузинского политического поля
В грузинских средствах массовой информации и в политической публицистике на протяжении конца 2008-го—2009 годов утвердился антироссийский нарратив, который стимулировался и создавался не только грузинскими радикалами, но и русскими националистами, а также не совсем корректными попытками руководства РФ возложить ответственность за конфликт исключительно на Грузию. С другой стороны, часть грузинских исследователей считают, что политика президента М. Саакашвили в отношении этнически отличных от Грузии сепаратистских регионов была, с одной стороны, излишне радикальной, а с другой — несвоевременной. По мнению Арчила Гегешидзе, «после окончания войны 1993 года грузино-абхазские отношения были трудными, что было в основном обусловлено тем, что так называемые «национальные проекты» грузинского и абхазского обществ оказались несовместимыми — Грузия стремилась к восстановлению территориальной целостности, а Абхазия добивалась независимости. Наряду с этим непосредственной причиной этого было и недоверие сторон друг к другу, а также все усиливающийся образ врага, особо в восприятии абхазов»62. Несмотря на это, грузинские политические элиты в 2008 году предприняли попытку радикального решения территориальной проблемы, что привело к российскому вмешательству, фактическому поражению Грузии,
59 Кацитадзе К. Указ. соч.
60 Мчедлишвили Т. Август 2008 — психология российской лжи. В кн.: Грузия: информационные угрозы и вопросы безопасности / Под ред. А. Русецкого, О. Дорохиной. Тбилиси, 2008. С. 91, 94.
61 Российско-осетинский гуманизм [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=63&lang=ms].
62 Гегешидзе А. Анализ новых реалий в контексте грузино-абхазских отношений. В кн.: Колбаиа В., Хаиндрава И., Сарджвеладзе Н., Чомахидзе Е., Гегешидзе А. Гарантии по невозобновлению боевых действий: опасения в контексте грузино-абхазских взаимоотношений. Тбилиси, 2009. С. 18.
разрыву дипломатических отношений, что в значительной степени актуализировало «русские» нарративы в рамках грузинского националистического дискурса.
Вероятно, сочетание политического и этнического, значительный опыт политического участия, развитие грузинского национализма как преимущественно политического и гражданского движения спасают современный грузинский национализм от крайностей радикализации и этнизации, характерных для некоторых националистических движений на постсоветском и постсоциалистическом пространстве Восточной Европы. В этом контексте заметно стремление грузинских интеллектуалов писать историю Грузии XX века как историю интеллектуальных оппозиций, где политический грузинский национализм европейского типа сталкивается с русско-советским коммунизмом. В целом для исторической схемы современных национально ориентированных грузинских историков и интеллектуалов в наибольшей степени характерен политический национализм, и хотя в его концепции история Грузии — это история, написанная с этноцентристских позиций, тем не менее мощный политический тренд, связанный с грузинским гражданским национализмом, очевиден.
