CC BY
117
РОССИЙСКАЯ ТЕМАТИКА В ИДЕОЛОГИИ СОВРЕМЕННОГО ГРУЗИНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА
Максим КИРЧАНОВ
кандидат исторических наук, преподаватель кафедры международных отношений и регионоведения факультета международных отношений Воронежского государственного университета (Воронеж, Россия)
Русские нарративы грузинского национализма
Российские нарративы играют особую роль в развитии современного грузинского национализма. На протяжении длительного времени Грузия входила в состав Российской империи, а затем и СССР, который воспринимался грузинским национальным сознанием как преимущественно «русское» государство.
С распадом Советского Союза и восстановлением независимости Грузии начался новый этап в истории отношений двух стран. Дискурс истории, главными персонажами которой являются современные политики, тесным образом связан с неким политическим мифом1, предполагающим существование определенных политических образов («других»).
Крах коммунизма был воспринят на постсоветском пространстве как «дезинтеграция официальной коллективной памяти», что привело к новой артикуляции ее многочисленных «неофициальных нарративов»2, связанных с «образами» различных государств, в том числе и России.
В 1990-х годах, после отторжения от Грузии Южной Осетии и Абхазии, грузинские политики и национально ориентированные интеллектуалы навязали своему народу «комплекс жертвы»: в проявлениях регионального сепаратизма они усмотрели «руку Москвы». Определенную роль в подобном отношении к проблеме сыграла «деконструкция исторического мифотворчества»3 советского периода, связанная с постепенным размыванием образа «старшего брата» в лице России.
Политические изменения начала 2000-х годов и попытка радикального решения региональных проблем, предпринятая М. Саакашвили в августе 2008 года, усилили негативное восприятие России националистически настроенными идеологами современной Грузии, что в большой степени способствовало обострению отношений между двумя странами.
По мнению грузинских политиков, лидер Республики Южная Осетия (РЮО) Э. Ко-койты имеет «мышление недоразвитого диктатора»4, а итоги военного конфликта августа 2008 года оцениваются ими следующим образом: «Финалом скрытой агрессии, исходящей от России на протяжении многих лет, стала война 2008 года, которая принесла банде Кокойты и местному населению, «одурманенному» их идеологией, желаемую «независимость»5.
По мнению грузинских националистов, конструкт, примененный Россией в Осетии, вызвал дестабилизацию и обострение отношений между различными этническими группами, что привело к грузино-осетинскому и ингушско-осетинскому конфликтам: «Никакой южной, как и северной, восточной или западной Осетии, не существует; большевистский артефакт под названием «Южная Осетия» прекратил свое существование вместе с Советским Союзом»6.
Как полагает Д. Томпсон7, события недавнего прошлого особенно болезненны, так как связаны с проблемами национальной идентичности и самосознания народа; кроме того, они значительным образом влияют на политический процесс.
Комментируя политику РФ в отношении южноосетинского режима, грузинские националисты подчеркивают, что «тактика Кремля в Южной Осетии точно такая же, как на Северном Кавказе: есть коррумпированный ставленник, которому дан карт-бланш в обмен на верность. Другими словами, Москве наплевать на живущих там осетин; Кремль не заботит разворовывание руководством денег, выделенных РЮО на восстановление»8.
1 См.: Friedman J. History, Political Identity and Myth // Lithuanian Ethnology: Studies in Social Anthropology and Ethnology, 2001, No. 1. P. 41.
2 Аутуэйт У., Рэй Л. Мадэрнасць, памяць i посткамушзм // Пал1тычная сфера, 2006, № 6. С. 29.
3 Куско А., Таки В. «Кто мы?» Исторический выбор: румынская нация или молдавская государственность // An Imperio, 2003, № 1. С. 493.
4 Почему сбежали из Грузии братья Каркусовы // Понедельник, 2009, № 61. С. 5—7.
5 Хубулов Б. Южная Осетия: прошлое, настоящее, будущее [http://www.kavkasia.ge/index.php?action= more&id=53&lang=rus].
6 Васадзе Г. Свет и тени новой стратегии по оккупированным территориям [http://www.apsny.ge/ analytics/1264907003.php].
7 См.: Thompson D. Must History Stay Nationalistic? The Prison of Closed Intellectual Frontiers // Encounter, 1968, Vol. 30, No. 6. P. 27.
8 Осетины могут лишиться своей «независимости» благодаря Чечне [http://lazare.ru/post/21393/].
Кроме того, отмечается, что режим, связанный с российскими политиками и бизнесменами с сомнительной репутацией9, является коррумпированным: «криминальный режим Кокойты старается найти как можно больше выгоды при «отмывании» денег, но трудно представить, что подобное возможно без участия российских чиновников, так как осетинское правительство в основном укомплектовано российскими кадрами. Логично, чтобы ответственность разделили обе стороны — участницы коррупционных сделок, при которых «рука руку моет»10.
Русские нарративы и образ осетинского сепаратизма
В рамках грузинской националистической идеи образ РЮО выглядит так: «...царствующая тирания, тяжелейшее социально-экономическое положение и растрата средств, выделенных на реабилитацию последствий войны, представляют тот неполный список обвинений, который предъявляет оппозиция действующему режиму»11.
По поводу деятельности режимов РЮО и Абхазии утверждается, что она «носит характер этнической чистки»12; южноосетинские сепаратисты при поддержке России взяли курс на реализацию этноцентричной модели развития, что проявляется в росте осетинского национализма и преследовании всего грузинского. Подобная политика определяется грузинскими авторами как апартеид13.
С другой стороны, подчеркивается, что режим в РЮО фактически отказался от социальных обязательств перед осетинами, переложив решение социально-экономических проблем на Москву: «со дня осуществления «сокровенной мечты» (признания независимости южноосетинской республики) прошло чуть более года. Но взамен обещанного рая жизнь местного населения превратилась в постоянную борьбу за выживание; рухнула надежда об обеспеченной, безоблачной жизни. На деле оказалось, что режим Кокойты способен кормить население лишь пустыми обещаниями; сказки о создании независимого и преуспевающего государства оказались утопией»14.
Американский исследователь Д. Фридмен полагает, что исторические штудии, имеющие непосредственное отношение к событиям недавнего прошлого, прямым образом влияют на развитие идентичности; на современном этапе они являются предметом националистической рефлексии15, так как связаны с пережитой национальной катастрофой.
Весьма примечательно, что негативные эмоции грузинских националистов — следствие не столько попыток РЮО позиционировать себя в качестве осетинского государства, сколько политического режима на ее территории. Существование подобного нар-
9 Подробнее о попытках властей Южной Осетии получить кредит от правительства РФ на строительство железной дороги, которая связала бы территорию Южной и Северной Осетии, не проходя по территории других государств и субъектов Российской Федерации, см.: Русско-осетинский Ла-Манш: Александр Жмайло в роли Остапа Бендера [http://lazare.ru/post/28735/]. Следует принимать во внимание, что подобные проекты не рассматривались даже в период существования СССР.
10 Режиму Кокойты угрожает социальный взрыв [http://www.kavkasia.ge/index.php?action=more&id= 78&lang=rus].
11 Правительственные и оппозиционные перипетии в сепаратистской «Южной Осетии» [http://www. kavkasia.ge/index.php?action=more&id=62&lang=rus].
12 Мародерство и провокации — как инструменты современной политики России [http://lazare.ru/post/ 13124/].
13 См.: Квирикашвили В. Цхинвальский регион или... российский плацдарм «Южный» [http://lazare.ru/ post/31147/].
14 Режиму Кокойты угрожает социальный взрыв.
15 См.: Friedman J. Myth, History, and Political Identity // Cultural Anthropology, 1992, Vol. VII. Р. 195.
ратива прослеживается и на более ранних стадиях развития грузинского национализма, когда в первую очередь создавались образы политических противников (но не этнических врагов).
Как отмечают грузинские СМИ, «российская и осетинская стороны стараются представить РЮО как состоявшееся государство, но создается впечатление, что об основных его приоритетах (правах человека, демократии, гуманизме и т.п.) они ничего не слышали. Наглядным примером деградации осетинского общества может служить деятельность местных НПО и правозащитников. Печально, но факт: предметом их заботы являются граждане только осетинской национальности»16.
Подобный нарратив призван подчеркнуть то, что Грузия, в отличие от Осетии и РФ, является частью европейского политического пространства; кроме того, и Россия, и РЮО проводят политику, которая направлена на ликвидацию прав человека и установление авторитарного политического режима.
Грузинские националисты характеризуют Э. Кокойты как современного нацистского диктатора, поставившего неосетин вне закона: «на месте стертых с лица земли грузинских сел строятся российские военные базы, в РЮО запрещено говорить по-грузински, в школах запрещены грузинские учебники и обучение на грузинском языке, в центре Цхинвали публично уничтожаются произведения грузинской и мировой классики, с культурно-исторических памятников стираются грузинские надписи, оскверняются могилы гру-
зин»17.
В грузинских СМИ доминирует мнение, что в то время как на территории Грузии существуют все условия для развития осетинской идентичности, РФ проводит в РЮО политику, направленную на ассимиляцию и уничтожение осетин как нации.
Грузинские националисты полагают, что признание РЮО Россией приведет к ее постепенной интеграции в политический регион Северного Кавказа, что чревато гонениями на христианство и исламизацией осетин18, а также этническими столкновениями на фоне неурегулированного осетино-ингушского конфликта и резко возросшего влияния президента Чеченской Республики Р. Кадырова19.
О тревожных тенденциях роста исламофобии в РЮО20 пишет и известный грузинский аналитик Г. Маисурадзе.
Грузинские авторы полагают, что Россия, поддерживающая сепаратистские режимы в Абхазии и РЮО, сама может столкнуться с ростом сепаратизма и обострением национальных противоречий в своих субъектах.
Например, М. Абашидзе подчеркивает, что «российские СМИ умалчивают о том, что обстановка на Северном Кавказе крайне осложнилась, особенно после того, как по настоятельному требованию Р. Кадырова в Чечне был упразднен так называемый режим контртеррористической операции. Независимые от Кремля российские эксперты очень встревожены создавшейся в республиках Северного Кавказа обстановкой и предполагают, что, если события будут и в дальнейшем развиваться в таком же направлении, возможно, Россия даже потеряет на определенный период контроль над этим отрезком своей территории. В Кремле не замечают, что между Северным Кавказом и федеральным цен-
16 Российско-осетинский гуманизм [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=63<Иang=ms].
17 Там же.
18 См.: Религиозная экспансия в сепаратистской Южной Осетии [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?action= more&id=84&lang=rus].
19 См.: Рамзан Кадыров — новый губернатор Северного Кавказа? [http://www.kavkasia.ge/
index.php?action=more&id=59&lang=rus]; Кадыров — новый советник Кремля по вопросам внешней политики [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=81<Иang=ras]; Чечня в водовороте авторитаризма [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=91<Иang=ras].
20 См.: Маисурадзе Г. Свадьбы с точки зрения госбезопасности: в Цхинвали ополчились на ислам [http://lazare.ru/post/35018/].
тром уже давно установились конфедеративные отношения и законы шариата действуют там более эффективно, чем Конституция России»21.
Русские нарративы и кавказские стратегии грузинской политики
Ряд других грузинских националистов более радикален: например, 3. Касрелишви-ли, возглавляющий Конфедерацию народов Кавказа, выступает с инициативой признания независимости Чечни и Ингушетии со стороны Грузии22.
Подобное предложение мотивируется политикой, проводимой РФ («Россия ведет на Северном Кавказе сильную антигрузинскую пропаганду»); 3. Касрелишвили полагает, что «у такого признания единственная перспектива — Россия распадется! Население Абхазии и РЮО будет вынуждено пойти на диалог с Грузией по той простой причине, что у России не будет желания их поддержать. Татарстан, Чечня, Ингушетия, Дагестан, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария и Адыгея доведут Россию до грани распада»23.
Для описания современной ситуации в РЮО и Абхазии грузинские национально ориентированные СМИ используют комплекс нарративов, призванных сакцентировать внимание на нелегитимности местных режимов и высоком уровне коррупции: «После окончания войны ликование в связи с победой над «грузинскими агрессорами» продолжилось серией признаний «Южной Осетии» русскими оккупантами, террористической организацией «Хамас», У. Чавесом, обладающим сомнительной психикой, наркодилером Д. Ортегой и завершилось «самым большим в мире шашлыком». Эйфория прошла, и жители на собственной шкуре почувствовали горькую реальность. Кокойты говорит о широкомасштабном строительстве, а жители домов, разрушенных российской «освободительной» армией, до сих пор живут в палатках. Митинг протеста оставшихся без крова людей был окрещен антигосударственным и беспощадно разогнан по приказу «президента»... Сегодня же «Южная Осетия» — обанкротившееся образование, которое скорее превратится во второстепенный военный городок, чем в независимое государство»24.
Вполне очевидно, что националисты пытаются развить идею грузинской политической нации, к которой они относят осетин и абхазов; наряду с негативными образами сепаратистских режимов культивируется и позитивный имидж Грузии как гражданской нации-государства и подлинного отечества для национальных меньшинств.
В современном грузинском национализме российские нарративы играют одну из центральных ролей. Именно поэтому в публикациях грузинских авторов и национально ориентированных СМИ довольно часто присутствуют сюжеты, связанные с Россией (в частности, с кризисом 2009 г.), которая преподносится как страна, в которой существует диктатура спецслужб: «Не имеет смысла говорить с российскими спецслужбами о жизнях граждан другого государства, так как для осуществления своих авантюрных планов они беспощадно жертвуют жизнями собственных граждан. Российским чиновникам стоит вспомнить о терактах 1999 года, проведенных спецслужбами в Москве, Волгодонске и Буденновске; в их совершении обвинили чеченских боевиков. В результате погибло более
21 Абашчдзе M. Россия теряет контроль над Северным Кавказом [http://www.inosmi.ru/print/249649.html].
22 См.: «Конфедерация народов Кавказа» признала независимость Чечни и Ингушетии [http:// www.apsny.ge/2009/pol/1256251549.php].
23 Несколько европейских государств готовятся к признанию независимости Чечни и Ингушетии [http://www.apsny.ge/interview/1255740461.php].
24 Южная Осетия: прошлое, настоящее, будущее.
300 человек, а около 2 тыс. получили ранения. Впоследствии сотрудники ФСБ решили устроить подобный «спектакль» и в Рязани, но местные жители вовремя подняли тревогу. Тогда спецслужбы окрестили данный факт «учениями» для проверки бдительности населения. Данные события были использованы господином Путиным как повод для повторного вторжения в Чечню»25.
Подобные нарративы призваны не только подчеркнуть отсталость и опасность России для Европы26 и постсоветского пространства; грузинские националисты утверждают, что РФ утрачивает черты европейского демократического государства, постепенно приближаясь по уровню развития к азиатским недемократическим режимам.
В рамках грузинского информационного пространства формируется образ РФ как государства, неспособного управлять Северным Кавказом. Грузинские националисты настаивают на том, что российские власти стремятся вернуться к репрессивной модели управления национальными регионами: «В Ингушетии большой резонанс и волнения вызвала новая инициатива российского правительства — «программа по трудоустройству ингушей». Она предусматривает переселение ингушей. С того дня, как русский сапог впервые ступил на землю Северного Кавказа, такие действия, как насильственное переселение, физические расправы и разжигание межнациональной розни (в полном соответствии с принципом «разделяй и властвуй») по наследству передаются каждому последующему российскому правителю. Каждый из них в собственной интерпретации осуществляет этапы «российского плана». Население Северного Кавказа перенесло не один натиск, направленный на исчезновение целого народа. Притеснения со стороны «матуш-ки-России» труднее всего вынести малочисленным народам и при этом сохранить свою культуру и самобытность»27.
Россия как топос национальной нетерпимости
Комментируя идеи российских политиков, грузинские националисты подчеркивают континуитет между ассимиляционными стратегиями царской России и современной РФ. По их мнению, универсальность ассимиляции и принудительное разрушение национальных культур являются составными частями российской модели межнациональных отношений: «Цель российского правительства ясна — сегодня переселят ингушей, завтра чеченцев (если физически выживут), затем аварцев и т.д. Параллельно, согласно традиции, начнется заселение освободившихся земель русскими. В Осетии этот процесс идет уже давно, и результат налицо: недалек тот день, когда днем с огнем вы не найдете осетина, говорящего по-осетински, и абхаза, говорящего по-абхазски»28.
Согласно точке зрения национально ориентированных СМИ Грузии, Россия ведет крайне противоречивую политику, подавляя национальные движения в Чечне, Ингушетии, Северной Осетии и Кабардино-Балкарии и одновременно заигрывая с их лидерами. Грузинские националисты подчеркивают, что «политика Кремля на Северном Кавказе зашла в тупик. Пока официальная Москва ищет выход, ситуация осложняется с каждым днем.
25 Продолжение информационной войны или подготовка к новой агрессии? [http://www.kavkasia.ge/ index.php?action=more&id=89&lang=rus].
26 О европейском восприятии российской внешней политики после военного конфликта в августе 2008 года см.: Tardieu J.-Ph. Russia and the Eastern Partnership after the War in Georgia // Russie.Nei.Visions, August 2009. 26 pp.
27 «Мирная» депортация ингушей?! [http://www.kavkasia.ge/index.php?action=more&id=64&lang=rus].
28 Там же.
Многолетние наблюдения показывают, что в указанном регионе невозможно достичь стабильности только силовыми методами. Таким образом, Северный Кавказ может оказаться определенным тестом для России в деле сохранения территориальной целостности»29.
Кроме того, отмечается, что РФ переживает глубокий кризис: «российский кризис — это букет кризисов. Можно назвать несколько его важнейших составляющих. Прежде всего, это кризис физического износа техносферы, связанный с огромным недоинвестированием капиталов в нее. Россия-91 подошла к эпохе глобального смутокризиса невероятно изношенной — вал техногенных инцидентов, аварий и катастроф обеспечен. Средний возраст оборудования в РФ — 21,5 лет по сравнению с 9,8 годами в СССР (1990 г.) или по сравнению с 10 годами в нынешнем развитом мире. Доля инвестиций развитых стран в основные фонды составляет 25—30% ВВП, а в РФ — всего 18%»30.
Столь многочисленные усилия, прилагаемые для формирования негативного образа России (равно как и ее истории), свидетельствуют, что в грузинском обществе исторические исследования в значительной степени связаны с политической конъюнктурой31.
Грузинские националисты, настаивая, что модель экономического развития России является вредной в первую очередь для нее самой, отмечают: «3ападу удалось создать в России коррумпированный режим по типу диктатур в банановых республиках, представители которого, заботясь о собственном благополучии, гарантируют, что в обозримом будущем страна будет неконкурентоспособна, а значит, будет выполнять функцию сырьевого придатка развитого мира»32.
В 2009 году, по мере углубления кризисных тенденций, грузинские националисты начали выражать все большую обеспокоенность по поводу дальнейших перспектив развития России, полагая, что крах ее экономической модели приведет к распаду и, как следствие, в значительной степени дестабилизирует всю мировую ситуацию33.
В этой связи национально ориентированные грузинские авторы начали все чаще взывать к памяти о совместном опыте и позиционировать себя в качестве выразителей интересов россиян перед лицом политических элит РФ, которые, как полагают некоторые интеллектуалы, «ведут курс на уничтожение страны»34.
Тупики модернизации: социально-экономическая история современной России и ее грузинские отражения
Особой критике со стороны грузинских национально ориентированных СМИ подвергаются Вооруженные силы РФ: предпринимаются попытки сформировать крайне
29 Нескончаемые страсти на Северном Кавказе [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=33& 1а^=гш].
30 У нас — два кризиса // Понедельник, 2009, № 93. С. 6—7. О восприятии РФ в рамках грузинского национализма см.: Просуществует ли РФ до 2014 года? [http://lazare.ru/post/12646/].
31 О связи исторических исследований с политикой см.: Лінднер Р. Нязменнасць і змены у постсавец-кай гістарьіяграфіі Беларусі. В кн.: Беларусіка / АШагиШепіса. Т. 6. Мн., 1997. Ч. 1. С. 114.
32 Васадзе Г. Стратегия национальной безопасности Грузии [http://www.apsny.ge/analytics/12641268 57^р].
33 См.: Развал «сверху» как элитарный интерес // Понедельник, 2009, № 93. С. 11—12; Великая несамостоятельность // Понедельник, 2009, № 93. С. 13—15.
34 Готовиться к моменту «Ч» // Понедельник, 2009, № 93. С. 12—13.
отрицательный имидж российской армии, главными составляющими которого являются отсталость и высокий уровень коррупции: «перед российской армией стоит множество проблем: совершенно устарели структуры и механизмы управления, нет дисциплины, высок уровень коррупции. Российская армия фактически небоеспособна. Успеху реформ препятствуют многие факторы; в частности, их проведению мешают высокопоставленные военные чиновники, так как численное сокращение коснется, в первую очередь, генералитета и офицерского корпуса. Они могут потерять работу, привилегии, источник доходов (за счет коррупции, царящей в рядах вооруженных сил). У них нет опыта управления бригадами, что в значительной степени отразится на конечном результате. У Министерства обороны и генштаба разные подходы к осуществлению реформ, не выработана новая концепция рациональной безопасности. В таких условиях велика вероятность того, что военная реформа, военная доктрина и концепция национальной безопасности будут осуществляться независимо друг от друга. В итоге, все это негативно отразится на результатах реформ российской армии»35.
Грузинские интеллектуалы считают, что для разрешения кризисной ситуации российские элиты избрали ошибочный и тупиковый путь, состоящий в поисках внешних врагов и позволяющий отвлечь внимание населения от реальных проблем. В связи с этим грузинские СМИ подчеркивают, что «Кремль осознает, что постепенно теряет контроль над регионом, поэтому прибегает к испытанным советским методам и старается скрыть собственную беспомощность, нагнетая страх перед внешним врагом. Это делается и с расчетом на внутреннего потребителя, и для того, чтобы возложить всю вину за создавшуюся в регионе сложнейшую ситуацию на Грузию. Россия старается убедить своих граждан и мировое сообщество в том, что Грузия — это террористическая страна. Неизвестно, насколько оправдана такая устаревшая российская тактика, но фактом является то, что подобной пропагандой Москва готовит почву для осуществления новой боевой операции на территории Грузии. Россия использует любой повод, для того чтобы максимально повысить напряженность на границе с Грузией и создать нужный фон для осуществления военных провокаций. Именно в эту схему вписываются обвинения в связях с «Аль-Каидой», высказанные в адрес Грузии»36 .
Развитие подобных нарративов в рамках современного политического пространства Грузии свидетельствует о постепенной трансформации грузинских националистических идей: с одной стороны, мы можем констатировать наличие тенденций к постепенной этнизации национализма, а с другой — прослеживается наличие мощной традиции политического гражданского национализма (несмотря на национальную катастрофу августа 2008 г.). Вероятно, именно поэтому в Грузии не получил развития этнический национализм, демонизирующий русских как универсальных «других» (демонизации подвергся исключительно политический класс современной России).
Заключение
Процессы политической трансформации в Грузии вылились не в «триумф» гражданского общества (что поставило под сомнение универсальность западной политической модели сосуществования гражданского общества и гражданского национализма),37 но в
35 Реформа Вооруженных сил России [http://www.kavkasia.ge/mdex.php?actюn=more&id=76<Иang=ms].
36 Продолжение информационной войны или подготовка к новой агрессии? [http://www.kavkasia.ge/ index.php?action=more&id=89&lang=rus].
37 В теоретическом плане о сложностях установления гражданского общества в транзитных режимах см.: Кока Ю. Европейское гражданское общество: исторические корни и современные перспективы на Востоке и Западе // Неприкосновенный запас, 2003, № 2. С. 54—61.
ренессанс этнического и этнизированного национализма, радикального политического мышления и протеста. В условиях демократического транзита и политической нестабильности грузинский национализм играл не меньшую роль, чем во времена существования Грузинской ССР.
В развитии грузинского националистического дискурса, сформировавшегося в период независимости, можно выделить несколько этапов:
1) начало 1990-х — 1993 год — период политической нестабильности и резкой этнической радикализации грузинского национализма;
2) середина 1990-х — 2003 год — этап нестабильного развития националистического дискурса в условиях функционирования политического режима Э. Шеварднадзе, характеризующегося значительными тенденциями к авторитаризации;
3) 2003-й — август 2008 года — период от «революции роз» до военной операции против РЮО и вмешательства РФ, характеризующийся консолидацией и радикализацией националистического дискурса, а также попытками коренного решения стоящих перед Грузией проблем;
4) современный этап в развитии националистического дискурса; в условиях политической нестабильности грузинский национализм развивается как совокупность политических и этнических трендов (при наличии значительного и разнообразного националистического опыта).
Вероятно, важнейшая проблема развития грузинского национализма в транзитном обществе состоит в том, что он, имея богатые традиции, в 1990—2000-х годах подвергся значительной радикализации, трансформировавшись в этнический национализм государства, правящие элиты которого сочли возможным решать территориальные проблемы не методом диалога, а путем применения военной силы.
Подобная трансформация грузинского националистического текста стала возможна в силу ряда факторов. Процессы политического транзита в Грузии протекали в обществе с сильным авторитарным наследием; в течение нескольких десятилетий оно подвергалось форсированной модернизации путем разрушения традиционных отношений и политических институтов. Не исключено, что подобная ситуация осложнила демократический переход, способствуя радикализации национализма и, как результат, значительной этнизации националистического дискурса.
Другим немаловажным фактором, повлиявшим на деформацию развития грузинской политической культуры, стало длительное нахождение (в течение почти 200 лет) Грузии в составе Российской империи и СССР.
