ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ НОВОГО УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА, ПРИНЯТОГО В УСЛОВИЯХ ПРОВЕДЕНИЯ СПЕЦИАЛЬНОЙ ВОЕННОЙ ОПЕРАЦИИ НА УКРАИНЕ Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 343.33

doi: 10.25724/VAMVD.A052

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ НОВОГО УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА, ПРИНЯТОГО В УСЛОВИЯХ ПРОВЕДЕНИЯ СПЕЦИАЛЬНОЙ ВОЕННОЙ ОПЕРАЦИИ НА УКРАИНЕ

Александр Сергеевич Сенцов*, Валентина Александровна Волколупова**, Владимир Георгиевич Волколупов***

* Волгоградский институт управления — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Волгоград, Россия, sentsov_1951@mail.ru

** Волгоградский институт управления — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Волгоград, Россия, volkolupovav@mail.ru *** Волгоградская академия МВД России, Волгоград, Россия, volkolupov_osr@rambler.ru

Аннотация. В работе рассматриваются сложные вопросы, относящиеся к правовой регламентации ответственности за некоторые преступления против военной службы и против мира и безопасности человечества с учетом внесенных в Уголовный кодекс Российской Федерации в сентябре 2022 г. новейших изменений и дополнений, обусловленных в том числе проведением специальной военной операции на территории Украины.

В частности, дается критический анализ новой редакции нормы, предусмотренной п. «л» ч. 1 ст. 63 Уголовного кодекса Российской Федерации, расширившей перечень обстоятельств, отягчающих наказание, путем отнесения к их числу таких, как «совершение преступления в период мобилизации или военного положения, в военное время...».

В статье выделяется ряд теоретических и практических проблем, относящихся к законодательной конструкции включенных в Уголовный кодекс Российской Федерации новых норм об ответственности за мародерство (ст. 356.1) и добровольную сдачу в плен (ст. 352.1), а также приводятся авторские аргументы и рекомендации по дальнейшему совершенствованию названных нормативных предписаний и современной практики их применения.

Ключевые слова: уголовная ответственность; обстоятельства, отягчающие наказание; преступления против военной службы; преступления против мира и безопасности человечества; мародерство; добровольная сдача в плен

Для цитирования: Сенцов А. С., Волколупова В. А., Волколупов В. Г. Основные направления дальнейшего совершенствования нового уголовного законодательства, принятого в условиях проведения специальной военной операции на Украине // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2022. № 4 (63). С. 35—42. doi: 10.25724/VAMVD.A052

THE MAIN DIRECTIONS OF FURTHER IMPROVEMENT OF THE NEW CRIMINAL LEGISLATION

ADOPTED IN THE CONTEXT OF A SPECIAL MILITARY OPERATION IN THE UKRAINE

Alexander Sergeevich Sentsov*, Valentina Alexandrovna Volkolupova**, Vladimir Georgievich Volkolupov***

* Volgograd institute of management — branch of the Russian Presidential academy of the national economy and public administration, Volgograd, Russia, sentsov_1951@mail.ru

** Volgograd institute of management — branch of the Russian Presidential academy of the national economy and public administration, Volgograd, Russia, volkolupovav@mail.ru

*** Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia, Volgograd, Russia, volkolupov_osr@rambler.ru

© Сенцов А. С., Волколупова В. А., Волколупов В. Г., 2022

Abstract. The paper deals with complex issues related to the legal regulation of responsibility for certain crimes against military service and against the peace and security of mankind, taking into account the latest amendments and additions made to the Criminal Code of the Russian Federation in September 2022, due, among other things, to the conduct of a special military operation on the territory of the Ukraine.

In particular, a critical analysis is given of the new version of the norm provided for in paragraph "l" of Part 1 of Article 63 of the Criminal Code of the Russian Federation, which expanded the list of circumstances aggravating punishment by including among them such as "the commission of a crime during mobilization or martial law, in wartime...".

The article highlights a number of theoretical and practical problems related to the legislative structure of the new norms on responsibility for looting included in the Criminal Code of the Russian Federation (Article 356.1) and voluntary surrender (Article 352.1), as well as the author's arguments and recommendations for further improvement of these regulations for further improvement of these regulations and modern practice of their application.

Keywords: criminal liability, circumstances aggravating punishment, crimes against military service, crimes against the peace and security of mankind, looting, voluntary surrender

For citation: Sentsov A. S., Volkolupova V. A., Volkolupov V. G. The main directions of further improvement of the new criminal legislation adopted in the context of a special military operation in the Ukraine. Journal of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia, 35—42, 2022. (In Russ.). doi: 10.25724/VAMVD.A052

На современном этапе развития России в условиях резко обострившейся социально-политической и экономической обстановки в нашей стране, что связано прежде всего с проведением Вооруженными Силами Российской Федерации специальной военной операции на Украине и беспрецедентными экономическими санкциями, введенными в отношении России так называемыми недружественными государствами (США, странами ЕС и др.), внесение в сентябре 2022 г. в действующее уголовное законодательство Российской Федерации кардинальных изменений и дополнений было вполне ожидаемым и в целом криминологически обоснованным.

Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» от 24 сентября 2022 г. № 365-ФЗ, вступивший в силу в экстраординарном порядке со дня его официального опубликования, внес и в Общую, и в Особенную часть Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ) ряд принципиальных изменений и дополнений, объективно требующих своего теоретического осмысления в целях единообразного применения соответствующих уголовно-правовых норм.

Не прибегая к подробному анализу всех новелл, включенных названным законом в УК РФ, отметим лишь, что некоторые из них, на наш взгляд, небесспорны и не вполне согласуются с существующими в уголовно-правовой науке теоретическими разработками.

Так, представляется небезупречной и вызывает сомнения новая формулировка п. «л» ч. 1 ст. 63

УК РФ, согласно которой обстоятельством, отягчающим наказание, признается «совершение преступления в условиях чрезвычайного положения, стихийного или иного общественного бедствия, а также при массовых беспорядках, в период мобилизации (выделено нами. — А. С., В. В., В. В.) или военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий».

По смыслу новой редакции п. «л» ч. 1 ст. 63 УК РФ при назначении наказания за любое совершенное после 24 сентября 2022 г. преступление, независимо от того, умышленное оно или неосторожное, а также независимо от его категории (небольшой тяжести, средней тяжести, тяжкое или особо тяжкое), от места его совершения (на территории Российской Федерации или же, при наличии оснований, установленных в ст. 12 УК РФ, вне пределов Российской Федерации), суд обязательно должен признать в приговоре обстоятельством, отягчающим наказание, сам факт совершения данного преступления в период мобилизации и только по этому основанию увеличить осужденному срок или размер наказания относительно его «типовой», «исходной» меры.

Указом Президента России «Об объявлении частичной мобилизации в Российской Федерации» от 21 сентября 2022 г. № 647 в нашей стране с 21 сентября 2022 г. объявлена частичная мобилизация, а следовательно, с этого момента начался период мобилизации. Время окончания данного периода в названном нормативном акте не установлено, и поэтому период мобилизации будет продолжаться до тех пор, пока о его завершении

(отмене) не будет объявлено соответствующим Указом Президента России.

Насколько же объективно отражает существующие реалии признание законодателем самого по себе времени (период мобилизации) совершения преступления (любого) обстоятельством, отягчающим наказание?

Бесспорно, что для многих умышленных преступлений, прежде всего преступлений против военной службы (ст. 332—346 УК РФ), а также общественно опасных деяний, связанных с выполнением государственного оборонного заказа (новые ст. 201.2, 201.3, 285.5 УК РФ и т. п.) или сопряженных с уклонением от прохождения военной и альтернативной гражданской службы (ст. 328 УК РФ) и т. п., сам факт совершения такого деяния в период мобилизации значительно повышает типовую степень их общественной опасности, поскольку именно в это время государство и общество направляют свои усилия на то, чтобы обеспечить подготовку страны, и в частности ее Вооруженных Сил, к условиям военного положения (в настоящее время — к успешному завершению специальной военной операции на Украине). В этот период вред, причиняемый названными преступлениями, хотя и не превышает типового, «обычного», сам факт его причинения воспринимается особенно остро, и он как бы «удваивается», существенно возрастает, в том числе в силу снижения социального контроля, обусловленного тем, что внимание органов государственной власти и гражданского общества отвлечено и акцентировано на решении других важных проблем. К тому же и с субъективной стороны лицо, совершая такие преступления в период мобилизации, осознает наличие этого обстоятельства, но игнорирует его.

Однако безусловное признание рассматриваемого обстоятельства в качестве отягчающего наказание за любое совершенное в период мобилизации преступление представляется чрезмерно категоричным, криминологически необоснованным и не вполне согласуется с такими важнейшими принципами уголовного права, как справедливость и экономия мер уголовно-правовой репрессии.

Прежде всего вызывает сомнение безусловное признание обстоятельством, отягчающим наказание, сам по себе факт совершения в период мобилизации большинства неосторожных преступлений (например, причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности (ст. 118 УК РФ), уничтожение или повреждение имущества по неосторожности (ст. 168 УК РФ), нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств

(ст. 264 УК РФ) и т. п.). При неосторожной форме вины лицо проявляет преступное легкомыслие или преступную небрежность и при этом в момент самого преступления не осознает, что его деяние совершается в период мобилизации, в силу чего данный признак вряд ли можно признавать обстоятельством, отягчающим наказание. Следовательно, в типичных ситуациях сам по себе фактор времени (мирное время, период мобилизации, военное время) никакого существенного влияния на присущую неосторожным преступлениям степень их общественной опасности не оказывает.

Вряд ли является бесспорным и обоснованным признание самого лишь факта совершения преступления в период мобилизации обстоятельством, отягчающим наказание, и для целого ряда умышленных преступлений, особенно преступлений против личности, совершаемых на бытовой почве (побои (ст. 116 и 116.1 УК РФ), истязание (ст. 117 УК РФ), умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ) и др.).

Трудно найти убедительные аргументы, позволяющие обосновать необходимость во всех случаях назначать более строгое наказание, например, лицу, заразившему другое лицо венерическим заболеванием (ст. 121 УК РФ) или совершившему развратные действия (ст. 135 УК РФ), только потому, что данные деяния были совершены в период мобилизации.

На наш взгляд, более предпочтительным является иное решение рассматриваемой проблемы: если какое-то конкретное преступление, совершенное в период мобилизации, действительно становится более опасным и типовая степень его общественной опасности изменяется настолько, что это объективно требует усиления ответственности, то целесообразно выделить данный признак в квалифицированном составе такого преступления, увеличив санкцию соответствующей уголовно-правовой нормы.

Такой подход отчасти уже реализован законодателем и в анализируемом федеральном законе путем дополнения ст. 333, 334, 337, 338, 339, 340, 341, 342 и 344 УК РФ новыми частями, в которых в качестве квалифицированных видов соответствующих преступлений против военной службы выделены «деяния, совершенные в период мобилизации или военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий».

Аналогичные изменения целесообразно было бы внести и в ряд других норм, предусмотренных

такими статьями Особенной части УК РФ, как, например, ст. 328, 201.1, 285.4, 278, 279 УК РФ.

Однако такой подход вовсе не исключает того, что в отдельных случаях конкретное преступление, совершенное в период мобилизации, действительно может быть более опасным, чем аналогичное деяние, но совершенное в обычных условиях (например, причинение легкого или большей степени вреда здоровью потерпевшего, который подлежал мобилизации, а в результате совершенного преступления оказался в лечебном учреждении (ст. 115, 112, 111 УК РФ)). Но в таких случаях суд, определяя осужденному меру наказания (его вид и размер), может индивидуализировать его в рамках общих начал назначения наказания по правилам, предусмотренным ч. 3 ст. 60 УК РФ.

Представляет теоретический и практический интерес и еще одна новелла (а точнее, восстановление в УК РФ традиционного для российского уголовного права состава преступления, именуемого «мародерство»), закрепленная в новой статье 356.1 УК РФ. В этой статье, названной «Мародерство», сформулированы основной (ч. 1) и несколько квалифицированных (чч. 2, 3 и 4) составов данного преступления.

В новой норме понятие мародерства определено законодателем как «совершенные с корыстной целью в период военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий и не связанные с вынужденной необходимостью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение в пользу виновного или других лиц чужого имущества (в том числе имущества, находящегося при убитых или раненых, имущества гражданского населения)» (ч. 1 ст. 356.1 УК РФ)1. При буквальном толковании объективных и субъективных признаков основного состава мародерства отличить его от хищения чужого имущества, совершенного в период мобилизации или военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий, практически невозможно.

В статье 266 УК РСФСР 1960 г. мародерство определялось как «похищение на поле сражения вещей, находящихся при убитых и раненых»2,

1 Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-Ф3 (по сост. на 24.09.2022). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

2 Уголовный кодекс РСФСР (утв. постановлением

Верховного Совета РСФСР от 27 октября 1960 г.) // Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1960. № 40. Ст. 591.

и в санкции данной нормы предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок до 10 лет либо смертная казнь. В отдельной статье УК РСФСР 1960 г. (ст. 267) предусматривалась повышенная ответственность за «разбой, противозаконное уничтожение имущества, насилие, а равно противозаконное отобрание имущества под предлогом военной необходимости, совершаемые по отношению к населению в районе военных действий»3.

Таким образом, в российском уголовном праве на всех этапах его развития мародерство всегда рассматривалось как воинское преступление, совершаемое, как правило, на поле боя (сражения) или в районе ведения военных действий, оно толковалось в узком смысле и сводилось лишь к похищению вещей, находящихся при убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.

На наш взгляд, новая формулировка понятия мародерства имеет ряд недостатков, которые на практике затруднят применение уголовно-правовых норм, предусмотренных в ст. 356.1 УК РФ, особенно при квалификации рассматриваемого преступления.

Во-первых, как уже отмечалось, неясно, по каким признакам состав мародерства следует отграничивать от хищений чужого имущества, совершенных в период военного положения или в военное время. Ведь и объективные, и субъективные признаки состава мародерства полностью совпадают с признаками хищения чужого имущества, определенными в примечании 1 к ст. 158 УК РФ. Оба рассматриваемых преступления (хищение чужого имущества и мародерство) — это «совершенные с корыстной целью... противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение в пользу виновного или других лиц чужого имущества...». Единственными отличительными признаками мародерства являются либо время его совершения (период военного времени, или военное время), либо обстановка его совершения (условия вооруженного конфликта или ведение боевых действий). Но эти признаки в составе мародерства являются альтернативными, и данный состав имеет место при наличии хотя бы одного из названных признаков (например, период военного положения).

Таким образом, буквальное толкование диспозиции нормы, предусмотренной ч. 1 ст. 356.1 УК РФ, дает основание полагать, что все хищения чужого имущества (независимо от способа их совершения), совершенные в период военного положения или в военное время, образуют состав мародер-

3 Там же.

ства и подлежат квалификации по соответствующей части ст. 356.1 УК РФ. Представляется, что такое законодательное решение вряд ли оправданно, и требуется внесение соответствующих изменений в редакцию ч. 1 ст. 356.1 УК РФ, которые позволяли бы разграничить мародерство и хищение чужого имущества в его традиционных формах. Например, как один из возможных вариантов можно предложить следующую редакцию ч. 1 ст. 356.1 УК РФ: «Мародерство, то есть совершенные с корыстной целью на поле сражения в период военного положения, в военное время или в условиях вооруженного конфликта при отсутствии крайней необходимости... (далее по тексту действующей редакции)».

Требуют, на наш взгляд, уточнения и такие неоднозначно решаемые вопросы, как предмет мародерства (сейчас это только чужое имущество, но, может быть, в предмет мародерства целесообразно включить и иные вещи, которые могут находиться при убитых и раненых: государственные награды, личные документы, авторские произведения и иные предметы интеллектуальной собственности и др.).

Неясно, с какого момента мародерство, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, или с угрозой применения такого насилия, следует признавать оконченным преступлением. Ведь по сути это разбой, но применительно к деянию, предусмотренному ч. 1 ст. 356.1 УК РФ, для вменения п. «в» ч. 3 этой статьи требуется обязательное «изъятие и обращение в пользу виновного или других лиц чужого имущества», и при буквальном систематическом толковании этих норм вполне логичен вывод о том, что в отличие от состава разбоя, являющегося преступлением против собственности (ст. 162 УК РФ), состав особо квалифицированного мародерства, предусмотренного п. «в» ч. 3 ст. 356.1 УК РФ, сконструирован по типу материального и для признания его оконченным преступлением обязательным является наступление общественно опасных последствий в виде имущественного ущерба, а это тоже представляется далеко не бесспорным.

Иными словами, нормы, предусмотренные в новой ст. 356.1 УК РФ, требуют, на наш взгляд, дальнейшего совершенствования в целях единообразного применения в следственной и судебной практике.

Еще одной новеллой, внесенной 24 сентября 2022 г. в УК РФ, является ст. 352.1, в которой установлена (а точнее, восстановлена) уголовная ответственность за добровольную сдачу в плен.

В российском уголовном праве добровольная сдача военнослужащего в плен традиционно и вполне обоснованно признавалась одним из самых тяжких воинских преступлений. За совершение данного деяния даже в предыдущем УК РСФСР 1960 г. (ст. 264) была установлена исключительная мера наказания — смертная казнь (на первом месте) или — в качестве ее альтернативы — наказание в виде лишения свободы сроком на 15 лет (этот вид наказания был абсолютно-определенным).

Более 25 лет в России самостоятельный состав добровольной сдачи в плен в уголовном законе отсутствовал, поскольку при принятии УК РФ 1996 г. «на волне либерализации» доминирующей оказалась идея о том, что сама по себе сдача в плен не нуждается в криминализации, и только если при этом был умысел на оказание противнику помощи «в деятельности, направленной против безопасности Российской Федерации», то такое деяние признается государственной изменой и влечет ответственность по ст. 275 УК РФ.

Но четверть века спустя в изменившейся социально-политической обстановке, обусловленной участившимися вооруженными конфликтами в непосредственной близости от границы нашей страны, а особенно начавшейся специальной военной операцией на территории Украины и рядом других негативных факторов, законодатель наконец восстановил в УК РФ состав добровольной сдачи в плен при отсутствии признаков государственной измены в виде перехода на сторону противника (примечание к ст. 275 УК РФ), включив в раздел XI «Преступления против военной службы» новую статью 352.1, установившую самостоятельную ответственность за данное деяние.

Не прибегая к подробному анализу всех объективных и субъективных признаков рассматриваемого состава, отметим лишь, что при применении уголовно-правовой нормы, сформулированной в ст. 352.1 УК РФ, могут возникнуть сложности, связанные с установлением реального содержания некоторых терминов, использованных законодателем в диспозиции данной нормы. Согласно этой диспозиции состав рассматриваемого преступления определяется как «добровольная сдача в плен при отсутствии признаков преступления, предусмотренного статьей 275 настоящего Кодекса». Исходя из того что данная норма помещена в разделе XI, главе 33 «Преступления против военной службы», основным непосредственным объектом в составе рассматриваемого преступления являются урегулированные нормами права общест-

венные отношения, обеспечивающие установленный порядок несения военной службы в районе ведения боевых действий. Между тем в уголовно-правовой доктрине имеются и иные подходы к определению объекта данного преступления [1]. В частности, таковыми признавались «советская воинская дисциплина» [1, с. 522], «установленный порядок несения воинской (военной) службы на поле боя» [2, с. 598; 3, с. 446], «порядок несения военной службы в районе военных действий» [4, с. 574; 5, с. 573].

Объективная сторона в составе рассматриваемого преступления включает совершение комплекса действий (иногда в их сочетании с бездействием), в результате которых военнослужащий прекращает оказывать сопротивление противнику и выражает свое намерение отдать себя во власть неприятеля. В уголовно-правовой доктрине признаки объективной стороны определяются чаще всего путем указания на такие действия, как «прекращение военнослужащим сопротивления врагу, сложение им оружия и сдача в плен» [1, с. 522], либо «добровольный переход военнослужащего к неприятелю» [3, с. 446], либо «прекращение борьбы с противником, несмотря на имеющуюся у военнослужащего возможность оказывать вооруженное сопротивление» [3, с. 589; 4, с. 573].

К числу сложных вопросов, которые будут возникать в правоприменительной практике, относится определение момента окончания состава рассматриваемого преступления. Данный вопрос должен решаться, на наш взгляд, с учетом нормативных предписаний, содержащихся в нормах Международного гуманитарного права . В этих нормах статус военнопленного, а соответственно, и защита от нападения предоставляются не только военнослужащим, уже оказавшимся в состоянии пленения, т. е. под контролем вооруженных сил противника, но и таким лицам, которые объективно выразили свое намерение немедленно сдаться в плен и прекратили вооруженное сопротивление. И те, и другие в международном праве приравниваются к «вышедшим из строя лицам».

С учетом приведенных норм международного гуманитарного права состав рассматриваемого преступления сконструирован по типу усеченного и данное деяние является оконченным с момента

1 Женевская Конвенция об обращении с военнопленными от 12 августа 1949 г. // Международный Комитет Красного Креста: офиц. сайт. URL: https://www.icrc.org/ ru/doc/resources/documents/misc/geneva-conventon-3.htm (дата обращения: 03.08.2022).

совершения военнослужащим первых же действий (или сочетания действий с бездействием), которые однозначно свидетельствуют о его добровольном намерении сдаться в плен. Состоялось при этом его фактическое «пленение» или нет — на квалификацию содеянного не влияет.

О намерениях военнослужащего сдаться в плен могут свидетельствовать, например, такие его действия, как публичная демонстрация неприятелю поднятого белого флага, громко высказанные устные заявления о своей сдаче в плен, поднятие обеих рук, иные конклюдентные действия (жесты и т. п.).

Приведенная позиция, на наш взгляд, представляется вполне обоснованной, она соответствует логике объекта данного преступления и согласуется с историческими правовыми традициями, давно сложившимися в судебной практике военных трибуналов времен Великой Отечественной войны (1941—1945 гг.).

С субъективной стороны состав добровольной сдачи в плен включает только вину в виде прямого умысла, а мотив и цели в этом составе являются факультативными признаками, но при этом не должно быть цели последующего участия лица «в составе непосредственно противостоящих Российской Федерации сил (войск) иностранного государства, международной либо иностранной организации в вооруженном конфликте, военных действиях или иных действиях с применением вооружения и военной техники» (прим. к ст. 275 УК РФ).

Если сдача в плен преследует названную цель, то содеянное образует состав государственной измены и квалифицируется по ст. 275 УК РФ как «переход на сторону противника».

Типичными мотивами добровольной сдачи в плен являются трусость или малодушие. В статье 264 УК РСФСР 1960 г. эти мотивы были предусмотрены в качестве конститутивных признаков данного состава, но в действующую редакцию ст. 352.1 УК РФ они не включены и находятся за пределами данного состава.

Субъект добровольной сдачи в плен специальный — только военнослужащий, проходящий военную службу по призыву либо по контракту.

На наш взгляд, целесообразно было бы внести в ст. 352.1 УК РФ дополнения и включить в нее часть 2, где предусмотреть такой квалифицирующий признак, как совершение данного деяния группой лиц по предварительному сговору.

Представляется, что требует легального толкования и такой обязательный признак, как добровольность сдачи в плен. Содержание этого при-

знака логично было бы законодательно определить в примечании к ст. 352.1 УК РФ. Возможно и иное решение: принять в ближайшее время новое постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о преступлениях против военной службы и пре-

ступлениях против мира и безопасности человечества» и в нем дать соответствующие разъяснения по сложным вопросам применения новых уголовно-правовых норм, введенных в действие с 24 сентября 2022 г.

1. Советское уголовное право. Часть Особенная: учеб. пособие / под общ. ред. В. Д. Мень-шагина, П. С. Ромашкина, А. Н. Трайнина. Москва: Изд-во Моск. ун-та, 1957. 544 с.

2. Советское уголовное право: Особенная часть: учебник / под ред. П. И. Гришаева, Б. В. Здра-вомыслова. Москва: Юрид. лит., 1988. 608 с.

3. Советское уголовное право. Особенная часть: учебник / под ред. Г. А. Кригера, Б. А. Ку-ринова, Ю. М. Ткачевского. Москва: Изд-во Моск. ун-та, 1982. 472 с.

4. Уголовное право. Часть Особенная: учебник / под ред. Н. И. Загородникова и В. Ф. Кириченко. Москва: Юрид. лит., 1968. 584 с.

5. Советское уголовное право. Часть Особенная: учебник / под общ. ред. Н. И. Загород-никова. Москва: Юрид. лит., 1973. 576 с.

1. Soviet criminal law. A special part. Textbook. General ed. by V. D. Menshagin, P. S. Romashkin, A. N. Trainin. Moscow: Publishing House of Moscow University; 1957: 544. (In Russ.).

2. Soviet criminal law: A special part. Textbook. Ed. by P. I. Grishaev, B. V. Zdravomyslov. Moscow: Legal literature; 1988: 608. (In Russ.).

3. Soviet criminal law. Special part. Textbook. Ed. by G. A. Krieger, B. A. Kurinov, Yu. M. Tka-chevsky. Moscow: Publishing House of Moscow University; 1982: 472. (In Russ.).

4. Criminal law. A special part. Textbook. Ed. by N. I. Zagorodnikov and V. F. Kirichenko. Moscow: Legal literature; 1968: 584. (In Russ.).

5. Soviet criminal law. A special part. Textbook. General ed. by N. I. Zagorodnikov. Moscow: Legal literature; 1973: 576. (In Russ.).

Сенцов Александр Сергеевич,

профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Волгоградского института управления — филиала Российской академии народного хозяйства

и государственной службы при Президенте Российской Федерации, кандидат юридических наук, доцент; sentsov_1951 @таП.ги

Волколупова Валентина Александровна,

доцент кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Волгоградского института управления — филиала Российской академии народного хозяйства

и государственной службы при Президенте Российской Федерации, кандидат юридических наук, доцент; volkolu povav@mail. ги

Sentsov Alexander Sergeevich,

professor at the department of criminal law, criminal procedure and criminalistics of the Volgograd institute of management — branch of the Russian Presidential academy of the national economy and public administration, candidate of juridical sciences, docent; sentsov_1951 @mail.ru

Volkolupova Valentina Alexandrovna,

associate professor at the department of criminal law,

criminal procedure and criminalistics

of the Volgograd institute of management —

branch of the Russian Presidential academy

of the national economy

and public administration,

candidate of juridical sciences, docent;

volkolu povav@mail. ru

Волколупов Владимир Георгиевич,

старший преподаватель кафедры уголовного права учебно-научного комплекса по предварительному следствию в органах внутренних дел Волгоградской академии МВД России, кандидат юридических наук; volkolupov_osr@rambler.ru

Volkolupov Vladimir Georgievich,

senior lecturer at the department

of criminal procedure

of the educational and scientific complex

on the preliminary investigation

in the Internal Affairs Bodies

of the Volgograd Academy of the Ministry

of the Interior of Russia,

candidate of juridical sciences;

volkolupov_osr@rambler.ru

Статья поступила в редакцию 17.10.2022; одобрена после рецензирования 31.10.2022; принята к публикации 10.11.2022.

The article was submitted 17.10.2022; approved after reviewing 31.10.2022; accepted for publication 10.11.2022.

* * *