CC BY
93
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 11 (226).
Филология. Искусствоведение. Вып. 53. С. 12-16.
О. Л. Арискина
ОСМЫСЛЕНИЕ СПОСОБОВ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ ПЕРВЫМИ СЛАВЯНСКИМИ ГРАММАТИСТАМИ
Статья посвящена анализу проблем, связанных с возникновением и развитием русской лингвистической мысли, эволюцией дериватологии, формированием терминов морфемики и словообразования в ранний период отечественной лингвистики.
Ключевые слова: словообразование, морфологические способы словообразования, неморфологические способы словообразования, грамматика, термин.
Способ словообразования - важная единица классификации в словообразовательной системе языка, объединяющая ряд словообразовательных типов с одним и тем же средством словообразования.
В современной лингвистике выделяются две большие группы способов словообразования - морфологический и неморфологический (в более точной терминологии - морфематиче-ский и неморфематический). Установлено, что большая часть слов образуется первым способом, а именно аффиксацией и сложением.
Задача нашего исследования - выяснить, какие способы славянского словопроизводства нашли отражение в зарождающемся учении о словообразовании и как ученые описывали их (напомним, что к тому времени еще не сложилась словообразовательная терминология, не оформился до конца понятийный аппарат, однако денотативный словообразовательный компонент уже находил осмысление, что отразилось в анализируемых трудах).
Материалом для исследования послужили лингвистические труды доломоносовского периода (ХУ1-ХУ11 века): Грамматика 1586 года, «Адельфотис...», грамматики Л. Зизания, М. Смотрицкого, А. Пузины, Ф. Максимова.
Доказано, что «основным морфологическим способом словообразования прилагательных в древнерусском языке к началу письменного периода была суффиксация. Большая часть славянских адъективных словообразовательных формантов сложилась еще в праславян-ском языке на основе древнейших индоевропейских формантов» [5. С. 3]. Действительно. из примеров, приводимых грамматистами на страницах работ, которые касаются изложения учения о морфемике и словообразовании, большую часть составляют слова суффиксальной природы: ‘смеятелен’, ‘нбный’, ‘пилидович’, ‘слнечный’, ‘приамидович’, ‘чловеческий’,
‘мирское’, ‘платонское’, ‘конское’, ‘царское’, ‘месячник’, ‘каменец’, ‘чловечок’, ‘кораблик’, ‘служебничка’, ‘служебница’, ‘рабыня’, ‘обро-чок’, ‘мясце’, ‘дурненький’, ‘нынека’ («Адельфотис.»), ‘небесный’, ‘воздушный’, ‘земный’, ‘царский’, ‘константинович’, ‘еллин’, ‘москви-тин’, ‘златоустец’, ‘читатель’ (Л. Зизаний); ‘славный’, ‘древяный’, ‘павлов’, ‘москвитин’, ‘грекиня’, ‘солнечный’, ‘чтение’, ‘чтец’, ‘словце’, ‘женище’, ‘детище’, ‘железный’, ‘каменный’, ‘греческий’ (М. Смотрицкий, А. Пузина, Ф. Максимов).
Но, несмотря на продуктивность суффиксации, в исследуемых работах не было даже понятия суффикса, в отличие от окончания и предлога (=приставки). Суффикс средневековыми грамматистами понимался как окончание или часть окончания, а это приводило к тому, что иногда суффиксально образованные слова отводились в разряд непроизводных (первообразных) с простым (нечленимым) начертанием, например, ‘славный’ (в «Грамматике» М. Смотрицкого), ‘днесь’ (во всех грамматиках).
Л. Зизаний был первым славянским лингвистом, осмыслившим то, что слова могут производиться не только сложением и префиксацией (которую понимали часто как разновидность сложения: служебное слово (предлог) плюс знаменательное), но и с помощью деривационных средств, находящихся в послек орневой позиции. Именно он привел примеры образования производных слов от первообразных с помощью суффиксов: ‘небесный’ от ‘небо’, ‘воздушный’ от ‘воздух’, ‘земный’ от ‘земля’.
Конечно, в его труде есть и спорные, на наш взгляд, моменты. Так, по мнению Л. Зизания, ‘златоустец’ произведено от ‘златоустаго’, хотя возможна и другая мотивировка: ‘златоу-стец’ - уменьшительное не к прилагательному ‘златоустый’, а к существительному ‘злато-
уст’. Подобные спорные вопросы, касающиеся определения производящего слова, возникают и при анализе грамматик последователей Л. Зизания.
Так, М. Смотрицкий считал, что ‘царевич’, ‘царевна’ (властный вид) произошли от ‘царя’. Такую точку зрения имеют и некоторые современные дериватологи (см.: «Словообразовательный словарь» А. Н. Тихонова). Видимо, здесь проявляется своеобразная «диффузия» в сознании лингвистов, обусловленная привнесением жизненных реалий в языковую систему: в жизни ‘царь’ - отец для ‘царевича’ и ‘царевны’, и это наталкивает ученых на мысль, что для соответствующих языковых единиц должна сохраниться подобная иерархия. Хотя эту деривацию можно интерпретировать несколько иначе: ‘царь’ - производящее только для слова ‘царевич’, слово ‘царевна’ образовано от ‘царевича’ посредством усечения производящей основы и присоединением суффикса -н- с деривационным значением ‘название лица женского пола по мужскому»’ - или: и ‘царевич’ и ‘царевна’ образованы от прилагательного ‘царев’ аналогическим путем (‘царев сын’, ‘царева дочь’).
Интересно стремление грамматистов выделять суффиксы экспрессивно-эмоциональной коннотации. Это отражено в делении производных слов на умалительные и уничижительные, напр., ‘словце’ от ‘слово’, ‘женище’ от ‘жена’. Однако в ряде подобных образований встречаются и ошибочно отнесенные в данную группу слова. Так, в разряд уменьшительного вида производных в «Адельфотисе...» вошли слова, лишенные уменьшительной окраски: ‘рабыня’ - название лица женского пола по мужскому - не имеет значения уменьшения (‘рабыня’ от ‘раб’).
На втором месте по продуктивности в языке ХУ1-ХУИ веков стоял префиксальный способ. В отличие от суффиксации, префиксация осознавалась как способ словопроизводства всеми лингвистами доломоносовского периода. Вопрос в том, было ли это осмысление связано с признанием приставочного присоединения как самостоятельного способа или как разновидности сложения. Исследуя терминологическую обеспеченность морфемики и словообразования как зарождающихся наук, мы выявили, что термин ‘предлог’ в ХУ1-ХУИ веках функционировал в двух значениях: 1) служебной части речи; 2) приставки, - что во многом было связано с неразделением двух разноуровневых
денотатов и понятий о них. Поэтому было бы логично предположить, что префиксация в ХУ1-ХУИ веках сводилась к сложению, однако, в отличие от последнего, получила более широкое распространение, так как префиксация - это исконный славянский способ образования слов. Примеры префиксального образования слов приведены во всех трудах без исключения.
Наибольшее количество приставочных примеров зафиксировано в текстах более поздних грамматик, что могло быть связано с открытием словообразовательных возможностей приставочного аффикса в рамках слов одной части речи. В то время как для более ранних лингвистических трудов в плане изучения морфемики и словообразования было характерно приведение в качестве примеров слов, образованных суффиксацией, которая давала несколько возможностей:
1. Трансформацию слов одной части речи в единицы других частей речи:
а) существительное
‘небо’
‘царь’
‘солнце’
‘пилид’
‘дерево’
‘Павел’
‘железо’
‘Греция’
‘камень’
б) ‘глагол’
прилагательное
‘небесный’,
царское , ‘солнечное’, ‘пилидович’, ‘деревянный’, ‘Павлов’, ‘железный’, ‘греческий’, ‘каменный’; существительное’
1) с абстрактным значением
‘читать’ ‘чтение’,
2) со значением деятеля, лица, производящего действие
‘читать’ ‘чтец’;
2. Изменение внутри одной части речи:
а) создание эмоционально-экспрессивной лексики (‘кораблик’, ‘девчинка’, ‘человечек’, ‘каменец’, ‘служебница’, ‘служебничка’, ‘об-рочок’, ‘мясце’, ‘дурненький’, ‘словце’, ‘женище’, ‘детище’);
б) образование названий лиц женского пола по мужскому (‘грекиня’ ‘грек’, ‘рабыня’ ‘раб’);
Префиксация, активизирующаяся с середины XVII века, не изменяла частеречного значения единицы, а представляла собою словообразовательную трансформацию, не выходящую за пределы одной морфологической категории, «игру» с одним корнем и разнообразными префиксами, диапазон значений которых коле-
блется от близких по семантике (‘прехожу’, ‘расхожу’) до противоположных друг другу (‘восхожю’, ‘нисхожю’).
Итак, появление большого числа приставочных примеров в более поздних грамматиках обусловлено активизацией префиксального способа в языке, процесса, который не мог быть не замечен лингвистами. Вышеизложенное соответствует наблюдениям В. В. Колесова: «... в древнерусских текстах с XVI века увеличивается число префиксальных глаголов, что создает причудливое смешение грамматических (например, по виду), семантических (выраженных обычно разными глаголами) и стилистических противопоставлений на одном синхронном уровне» [7. С. 261].
Несмотря на продуктивность способа, грамматисты ХУ1-ХУ11 веков приводят в своих работах приставочные примеры с ограниченным количеством префиксов: пре- (самая продуктивная и частотная морфема), по-, вос-, нис-, рас-, на-, про-, наи-, субо- (реже употребляемые морфемы), притом что список так называемых сложных и сочинительных предлогов, зафиксированный в грамматике, был гораздо шире: оу, ю, или, съ, во, со, на, над, юб, по, под, пред, при, до, за, вос, нис, пре, про, рас. Видимо, грамматисты пытались приводить примеры наиболее продуктивных и регулярных словообразовательных типов.
Для нас значимым является то, что уже средневековыми языковедами - пусть не совсем осознанно - была отмечена дифференциация между природой суффиксального и префиксального образования, та дифференциация, которая четко будет сформулирована только в XX веке: «Различие между суффиксальными и префиксальными моделями наблюдается и в отношении их функциональной нагрузки: классифицирующую роль в словообразовании чаще играют суффиксы, чем префиксы» [9. С. 69]. Так как общий лингвистический интерес эпохи был направлен на грамматический, вернее, на морфологический ярус языковой системы, суффиксальное образование, дающее возможности межчастеречной транспозиции, было более продуктивным и наиболее изучаемым, правда, не в словообразовательном и морфемном, а в морфологическом аспекте. Видимо, изучению суффиксальных слов в морфемном и словообразовательном плане препятствовало несовершенное, еще зачаточное развитие тер-миносистем этих областей языкознания, хотя возможна и обратная обусловленность.
Сложение как способ словопроизводства осознавался всеми грамматистами. Однако одни понимали этот процесс очень широко (составители «Адельфотиса...», М. Смотриц-кий, А. Пузина, Ф. Максимов, другие - узко (автор(ы) «Грамматики славянского языка» 1586, Л. Зизаний).
Первые включали в сложение продуктивную префиксацию, которая рассматривалась ими как соединение служебного слова - предлога -со знаменательным: ‘посмеятелен’ («Адельфо-тис...»), ‘преславный’ (М. Смотрицкий, А. Пу-зина, Ф. Максимов).
Автор(ы) виленской грамматики 1586 года, Л. Зизаний рассматривали сложение как процесс и результат соединения двух производящих основ в новом слове. В «Грамматике славянского языка» 1586 года дается несколько примеров слов, образованных сложением: ‘Доброславъ’, ‘Радославъ’, ‘Добромиръ’ - как видим, все они представлены именами собственными, это может быть обусловлено тем, что грамматист(ы) отобрал(и) случаи наиболее частотного, регулярного употребления сложений, характерные как раз для образования имен собственных.
Скорее всего, эти антропонимические образования явились не чем иным, как словообразовательными кальками с греческого языка, так как «.в древнерусский период, и особенно с XII века, активно развивается калькирование греческих слов - составление славянских слов по известным греческим образцам, но с использованием русских словообразовательных средств», причем необходимо учитывать, что «заимствуются не модели, а отдельные слова, образованные по какой-то модели» [1. С. 166].
В. В. Колесов считает, что «калек в древнерусском языке нет; последние возможны лишь в литературных письменных памятниках, переводах с греческого, как факт искусственного словотворчества.» [8. С. 150]. Значит, кальки преимущественно встречались в грамматиках - тех памятниках, которые выбраны нами для анализа. Однако нельзя умолчать о том факте, что калькирование активизировало словосложение и сращение в литературном языке [11. С. 159]. И здесь возникает опасность «перепутать» кальку с собственно словосложением. Надо заметить, что калькирование некоторые исследователи языка (П. А. Лекант, Н. Г. Гольцова и др.) считают особым способом словообразования. В данной работе в связи с тем, что разграничить для древнерусского языка каль-
ку и сложнопроизводное слово очень трудно [3. С. 158], калькирование как особый способ словообразования выделяться не будет, тем более что все сложные кальки осознавались средневековыми грамматистами как результат сложения. Так, Л. Зизаний приводит в качестве сложных церковнославянизмов словообразовательные кальки ‘благословен’, ‘благочиннЪ’.
То, что лингвисты доломоносовского периода оценивали как пресложное начертание, представляло собой результат образования нового слова посредством префиксации от сложной единицы: ‘преблагословен’ от ‘благословен’ (Л. Зизаний), - или посредством префиксации от префиксального образования: ‘пре-прославный’ от ‘преславный’ (М. Смотрицкий,
А. Пузина, Ф. Максимов). В последнем случае интересна взаимная перестановка приставок: образованное от ‘преславный’ с помощью префикса про- новое слово должно было выглядеть как ‘пропреславный’, - поэтому данный словообразовательный феномен, заключающийся в возможности присоединения словообразованного средства в «середину», в центр производящей основы, нуждается в детальном изучении и анализе других подобных единиц. Возможно, этот процесс следовало бы расценивать как разновидность приставочного способа или как особый способ образования новых слов, но из-за недостаточности материала об этом говорить пока преждевременно (к тому же ‘препро-славный’ может оказаться просто фактом искусственного словотворчества, появившегося в результате калькирования).
В «Адельфотисе...» к пресложному начертанию отнесено и слово ‘пачепосмеятелен’, которое нельзя расценить как результат префиксации сложного слова: паче- не приставка, а слово; нельзя считать это и сложением ‘паче’ и ‘посмеятелен’, так как первая часть в этой единице, являясь в словосочетании ‘посмеятелен паче’ зависимым словом, соединившись с главным, потеряла основное ударение, однако генетическая синтаксическая связь ощущается в данном деривате до сих пор, а следовательно, речь здесь должна идти о неморфологическом способе производства слов - лексикосинтаксическом.
Таким образом, сложение в грамматиках XУI-XУИ веков отражено как непродуктивный способ образования слов (в узком понимании термина ‘сложение’); данный процесс был оценен лингвистами неоднозначно и недостаточно осмыслен на материале славянского языка.
К морфологическим по традиции относят и такой способ словопроизводства, как без-аффиксный, или нулевая суффиксация. Ученые до сих пор не пришли к согласию о сущности этого способа словообразования. Одни (Н. М. Шанский, В. Н. Немченко и др.) считают безаффиксный способ образования объективной реальностью языка, другие (В. М. Марков, Н. А. Копосова, Г. А. Николаев, Й. Йрачек,
A. В. Лемов и др.) постулируют существование нулевых суффиксов, считая терминологическое сочетание ‘безаффиксный способ словообразования’ бессмыслицей.
Чтобы не нарушать общепринятого представления о системной природе словообразования, мы будем использовать предложенный учеными казанской школы термин ‘нулевая суффиксация’.
В учении о морфемике и словообразовании XУI-XУИ веков примеры подобного образования слов впервые приведены Л. Зизанием: ‘златый’ от ‘злато’. Это производное есть и в «Грамматике» М. Смотрицкого, который к подобным образованиям отнес и слово ‘каменый’ от ‘камень’. На такую мысль могла натолкнуть «своеобразная» орфография прилагательного; или же аналогия ‘каменый’ - ‘камень’, ‘золотой’ -‘золото’ привела к данному орфографическому облику. Однако орфография - лишь «оболочка» языка, а словообразование - целая подсистема, а значит, в решении подобных вопросов «первое слово» остается за системообразующими языковыми единицами, которые должны находить адекватное отображение в языковой оболочке, тем более что возможны и другие аналогии: в данном случае ‘каменый’ от ‘камень’ является образованием по аналогии ‘железный’ от ‘железо’ (с помощью суффикса -н-).
На наш взгляд, славянские ученые XУI-XУII веков видели возможность образования новых слов без материально выраженного словообразовательного средства, хотя и не всегда верно иллюстрировали эту возможность.
Мы не нашли в средневековых грамматиках отражения такого способа словопроизводства, как конфиксация (см. работы ученых казанской школы, в первую очередь труды
B. М. Маркова).
Что касается неморфологических способов образования слов, то они в деривационной системе языка, безусловно, были, но средневековыми лингвистами, по-видимому, не осознавались.
Гипотетически можно говорить, что в «Адельфотисе...» была предпринята попыт-
ка выделить образования неморфологической природы в подвиде производных зиждительное имя: ‘платонское’ и ‘платонское’, ‘омирское’ и ‘омирское’, ‘конское’ и ‘конское’, ‘царское’ и ‘царское’, ‘человеческое’ и ‘человеческое’. Но даже гипотетически однозначно классифицировать данный неморфологический способ словопроизводства не представляется возможным: имеется ли здесь в виду лексико-семантический способ - и под вторыми лексемами скрывается иное значение, чем под первыми (что, конечно, более вероятно), или здесь предполагается морфолого-синтаксический способ - и это слова разных частей речи (что тоже вполне возможно). Также оправданно предположение, что из-за описки в переводе «потерялся» морфологический суффиксальный способ, согласно которому данный подвид должен был выглядеть так: ‘конь’ и ‘конское’, ‘царь’ и ‘царское’, ‘платон’ и ‘платонское’ и т. п.
Мы уже упоминали, что на страницах «Адельфотиса...» были обнаружены единицы, образованные лексико-синтаксическим способом: ‘пачепосмеятелен’ и ‘прежедревле’. Эти образования восходят к синтаксическому подчинению: ‘посмеятелен паче’ и ‘древле преже’. Однако авторами грамматики эти слова оценены как сложение: ‘пачепосмеятелен’ - пре-сложное, ‘прежедревле’ - сложное.
Не отражение, а реализацию морфологосинтаксического способа образования можно наблюдать в терминологическом оснащении данных грамматик, в метаязыке морфемного и словообразовательного разделов лингвистики. Хотя, наверное, нужно в данном случае говорить об этом явлении не как о результате, а как о процессе. Так, слова ‘первообразный’, ‘производный’, употребляемые вначале в качестве имени прилагательного только со словом ‘вид’, стали со временем соотноситься и с единицами ‘слово’, ‘начертание’, а потом функционировать и без этих определяемых: ‘небо’ - первообразное, ‘небесный’ - производное.
Таким образом, несмотря на существование в языке славян XУI-XУИ веков и морфологических, и неморфологических способов словопроизводства, ученые доломоносовского периода осознавали лишь первые, что и было отображено в их грамматических трудах.
Список литературы
1. Аверина, С. А. Сложные слова в языке XII века // Древнерусский язык домонгольской поры : межвуз. сб. Л., 1991. С. 163-173.
2. Адельфотис. Грамматика доброглаголи-ваго еллино-словенскаго языка. Совершеннаго искуства осми частей слова. Львов : Брат. тип., 1591. 160 с.
3. Вялкина, Л. В. Словообразовательная структура сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. // Вопросы словообразования и лексикологии древнерусского языка. М., 1974.
С. 156-196.
4. Грамматика славянскаго языка. Вильно : Тип. Мамоничей, 1586. 47 с.
5. Зверковская, Н. П. Суффиксальное словообразование русских прилагательных XI-XУII вв. М. : Наука, 1986. 112 с.
6. Зизаний, Л. Грамматика словенска со-вершеннаго искуства осми частей слова и иных нужных новоставлений. Вильно, 1596. 160 с.
7. Колесов, В. В. Древнерусский литературный язык. Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1983. 294 с.
8. Колесов, В. В. О русизмах в составе древнерусских текстов // Древнерусский язык домонгольской поры : межвуз. сб. Л., 1991.
С.121-155.
9. Кубрякова, Е. С. Что такое словообразование? М. : Наука, 1965. 78 с.
10. Максимов, Ф. Грамматика славенская въ кратце собранная въ Грекославенской школе яже въ великомъ Нове граде при доме архи-ерейскомъ. СПб. : Александронев. тип., 1723. 124 л.
11. Николаев, Г. А. Формы именного словообразования в языке XII в. // Древнерусский язык домонгольской поры : межвуз. сб. Л., 1991. С.155-163.
12. Пузина, А., епископ Луцкий. Грамматика, или Писменница языка словенскагю тщате-лемъ въ кратце издана в Кремянци. Кременец, 1638.
13. Смотрицкий, М. Грамматика. М., 1648. 389 с.
