CC BY
156
УДК 821.161.1. 09 «18»; 821.161.1.09 «19»
Коптелова Наталия Геннадьевна
доктор филологических наук Костромской государственный университет nkoptelova@yandex.ru
осмысление октябрьской революции
в АДРЕСОВАННОЙ ЛИРИКЕ З.Н. ГИППИУС 1917-1918 ГОДОВ
В данной статье рассматривается, какое осмысление получила Октябрьская революция в некоторых адресованных стихотворениях З.Н. Гиппиус 1917-1918 годов. Характер адресата в этих произведениях не только определяет коммуникативную стратегию и стилистику, но в целом влияет на особенности истолкования событий Октябрьской революции. Смысловое наполнение мотивов и образов в рассмотренных стихотворениях, во-первых, идёт по линии идеализации и сакрализации (Лавр Корнилов, декабристы, Христос). Во-вторых, оно запечатлевает сложное отношение и рефлексию автора по отношению к близким людям, ставшим далёкими («потерянные дети» Блок и А. Белый). В-третьих, - воплощает резкое и категоричное обличение поэтессой представителей нации, допустивших историческую катастрофу. Но во всех стихотворениях присутствует христианская символика, свидетельствующая о том, что оценка событий Октября, как и участников революционных потрясений с обеих «сторон баррикад», производится у Гиппиус по религиозной шкале.
Ключевые слова: З.Н. Гиппиус, адресованная лирика, революция, коммуникативный аспект, диалог, христианство.
В последнее десятилетие изучение художественного наследия З.Н. Гиппиус заметно активизировалось (диссертационные работы Я.В. Лейкиной [8], О.А. Марке-вич [11], Е.М. Криволаповой [5], Е.Ю. Пановой [15], И.Б. Кондрашиной [4] и др.). Однако до сих пор не становилась предметом специального исследования литературоведов коммуникативная сторона её лирики. А между тем многие характерные черты поэтических произведений Гиппиус связаны с воплощёнными в них коммуникативными заданиями.
В поэзии Гиппиус, как и в творчестве многих лириков Серебряного века, выделяется довольно обширный пласт так называемых «адресованных» стихотворений, то есть произведений, ориентированных на диалог с тем или иным адресатом [6]. Не случайно в лирике Гиппиус новую жизнь обретает жанр послания. Стремление вовлечь другого человека или даже целый круг лиц в сферу собственных мыслей и переживаний, разделить с ними свои искания и сомнения, а иногда разоблачить и беспощадно заклеймить, явно усиливается в стихах Гиппиус, написанных под впечатлением событий Октября.
В данной статье мы рассмотрим, какое осмысление получила Октябрьская революция в некоторых адресованных стихотворениях Гиппиус 1917-1918 годов; проследим, как характер адресата и связанная с ним коммуникативная установка повлияли на содержательно-формальные особенности этих произведений.
Диалогический импульс, например, воплощён в стихотворении Гиппиус «Липнет» (30 октября 1917 года). Примечательно, что это произведение обращено не к конкретной личности, а к петроградской газете «Новая жизнь», которая издавалась при ближайшем участии А.М. Горького, публиковавшего там цикл статей «Несвоевременные мысли» в 1917-1918 годах. Как известно, в «Несвоевременных мыслях» Горький выразил своё резкое
неприятие Октябрьской революции. Но Гиппиус со свойственным ей крайним максимализмом обрушивает на «Новую жизнь» лавину сарказма, обвиняя газету в соглашательстве с кровавым насилием революции, не щадящим даже женщин и детей: Не спешите, подождите, соглашатели, кровь влипчива, если застыла; пусть сначала красная демократия себе немножко мыла... Детская-женская - особо въедчива, Вы потрите и под ногтями [3, с. 195].
Пафос инвективы пронизывает это стихотворение. Сам поэтический стиль Гиппиус несёт на себе отпечаток жестокого и беспощадного революционного времени. Произведение заканчивается гневным предупреждением газете о возмездии за предательство и духовный соблазн читателей, которые Гиппиус воспринимает как величайший грех: «А то смотрите: как бы не повесили // Мельничного жернова вам на шею» [3, с. 195]. На религиозный подтекст заключительных строк стихотворения намекает выражение «как бы не повесили // Мельничного жернова вам на шею» восходящее к Евангелию от Матфея: «И кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18:6).
В стихотворении «14 декабря 17 года», адресованном Д.С. Мережковскому, Гиппиус противопоставляет духовный феномен декабризма свершившейся Октябрьской революции, оценивая её как полную утрату всех нравственных ценностей и святынь. При этом она говорит об общей вине нации, используя в произведении форму лирического «мы»:
Простят ли чистые герои? Мы их завет не сберегли. Мы потеряли всё святое: И стыд души, и честь земли [3, с. 196-197].
Главное преступление революции видится Гиппиус в варварском уничтожении религиозной
112
Вестник КГУ № 4. 2017
© Коптелова Н.Г., 2017
Осмысление октябрьской революции в адресованной лирике З.Н. Гиппиус 1917-1918 годов
основы русской жизни, зашифрованной в символе «Невесты»:
Мы были с ними, были вместе, Когда надвинулась гроза. Пришла Невеста... И невесте Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря, Её в чану Дворца, на дне. В незабываемом позоре И в наворованном вине [3, с. 197].
Символ «Невесты», очевидно, генетически связан с апокалиптическим образом, иносказательно представляющим церковь: «И дух и Невеста говорят: прииди!» (Откр. 22:17).
Гиппиус представляет деятелей революции в гиперболических, зооморфных образах, подчёркивающих всю глубину их нравственного падения: Ночная стая свищет, рыщет, Лёд на Неве кровав и пьян. О, петля Николая чище, Чем пальцы серых обезьян! [3, с. 197].
Символ «серых обезьян» у Гиппиус в то же время коррелирует с размышлениями Д.С. Мережковского, представленными в критическом исследовании «Л. Толстой и Достоевский». Мережковский истолковывает фразу Ставрогина, об-ращённую к Верховенскому: «Я на мою обезьяну смеюсь» [12, с. 130]. Критик-символист стремится выявить в этом выражении религиозный смысл, полагая, что главный герой романа Достоевского «Бесы» не только подчёркивает рабское подражание ему Верховенского, оказывающегося пародирующим двойником, но и намекает на известное изречение: «Дьявол - обезьяна Бога» (приписывается священномученику Иринею Лионскому и блаженному Августину).
Серый цвет в стихотворении Гиппиус становится приметой дьявольского начала, что вполне согласуется не только с мифотворчеством Мережковского («Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», «Гоголь и чёрт», «Л. Толстой и Достоевский»), но и с общесимволистским мировидением. Любопытно, что тот же мистический код для смысловой дешифровки серого цвета в статье «Священные цвета» (впервые опубликована в книге «Арабески» (1911)) заимствует у Мережковского и А. Белый. Он пишет: «Воплощение небытия в бытие, придающее последнему призрачность, символизирует серый цвет. И поскольку серый цвет создаётся отношением чёрного к белому, постольку возможное для нас определение зла заключается в относительной серединности, двусмысленности. Определением чёрта, как юркого серого проходимца с насморком и хвостом, как у датской собаки, Мережковский заложил прочный фундамент для теософии цветов, имеющей будущее» [1, с. 201]. Дьявольское, по Мережковскому и Гиппиус, воплощается в «серединной пошлости», в серости, то есть той духовной «теплоте», которая отвергается
в «Откровении Святого Иоанна Богослова» (3 гл., ст. 15 и 16): «.знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч: о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Отсюда - удвоение семантики демонического в образе «серых обезьян», созданного Гиппиус в стихотворении: слова «обезьяны» и «серые» в равной мере маркируют принадлежность к миру Дьявола.
Осмысляя Октябрьскую революцию как величайшее бедствие, святотатство и предательство, Гиппиус не только вступает в диалог-согласие с Мережковским. Она ведёт скрытую полемику и со стихотворением самого близкого и любимого своего поэта Ф.И. Тютчева [7, с. 17, 27, 36] «14-е декабря 1825» («Вас развратило самовластье.»). Уже само название произведения Гиппиус соотносится с заголовком тютчевской инвективы в адрес декабристов. Поэтесса опровергает уничижительную и скептическую оценку исторических и духовных результатов революции декабристов, данную Тютчевым («И ваша память от потомства, // Как труп в земле, схоронена»). Напротив, в этом стихотворении она утверждает мысль о вечной правде декабризма, являющегося нравственным эталоном, а самих декабристов буквально «причисляет к лику святых». Только возвращение к идеалам декабристов, соединяющих религиозность и общественность, по Гиппиус, может духовно спасти Россию: И вот из рва, из терпкой муки, Где по дну вьётся рабий дым, Дрожа, протягиваем руки Мы к вашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,
Уста сухие приложить,
Чтоб умереть - или проснуться,
Но так не жить! Но так не жить [3, с. 197].
В лирической системе Гиппиус важную функцию выполняет принцип автокоммуникации [10], превращающий поэзию в своеобразный «внутренний» диалог автора с самим собой. Через год, вновь отмечая дату восстания декабристов, Гиппиус откликается на своё стихотворение «14 декабря 17 года», но при этом перечёркивает собственные чаяния, выраженные в нём. В стихотворении «14 декабря 18 г.» поэтесса уже с горечью признаётся в том, что её соотечественники полностью забыли идеалы декабристов: «Нас больше нет. Мы всё забыли. // Взвихрясь в невиданной игре» [3, с. 210]. Параллельно она солидаризируется с ранее оспариваемой точкой зрения Тютчева, предсказывавшего в будущем гибель дела декабристов и исчезновение памяти о них из сознания потомков. Но причину предательства идейного наследства декабристов поэтесса покаянно видит в «слепоте души» своих современников, утративших право на жизнь вечную:
Заветов тайных Муравьёва Свились напрасные листы.
Напрасно, Пестель, вождь суровый, В узле пеньковом умер ты.
Напрасно всё: душа ослепла, Мы преданы червю и тле, И не осталось даже пепла От «Русской Правды» на земле [3, с. 210].
Тему священной жертвенности и связанной с ней вечной памяти, разрабатываемую в стихотворении «14 декабря 17 года», Гиппиус по-своему продолжает и развивает и в стихотворении «Имя», посвящённом генералу Добровольческой армии Лавру Георгиевичу Корнилову, погибшему в ходе гражданской войны во время так называемого «ледяного похода». Это произведение звучит как торжественный гимн герою, пожертвовавшему своей жизнью в борьбе с большевизмом, как метафизическим воплощением зла. По мнению Гиппиус, имя генерала Корнилова обретёт святость и бессмертие, станет прорывом в вечность, в отличие от кровавых событий революции, которым суждено погрузиться в небытие:
Безумные годы совьются во прах, Утонут в забвеньи и дыме И только одно сохранится в веках Святое и гордое имя.
Твоё, возлюбивший до смерти, твоё, Страданьем и честью венчанный. Проколет, прорежет его острие Багровые наши туманы [3, с. 201].
Гиппиус пытается прочесть скрытое пророчество, заключённое в имени и отчестве адресата стихотворения (Лавр Георгиевич):
От смрада клевет не угаснет огонь, И лавр на челе не увянет Георгий, Георгий! Где верный твой конь? Георгий Святой не обманет. -
Он близко! Вот хруст перепончатых крыл И брюхо разверстое Змия. [3, с. 201].
Это ведёт поэтессу к мифологизации образа и судьбы Корнилова, к созданию собственного «неомифологического текста». Философская интерпретация имени «Лавр» выражается в метонимии: «лавр на челе не увянет». Гиппиус намёками создаёт образ лаврового венка, связанного в христианстве с представлениями о победе и воспринимающегося как знак вечной жизни. Отчество Корнилова также прочитывается в стихотворении Гиппиус как сакральное послание, в котором генералу предначертан путь христианского святого, великомученика Георгия Победоносца, одержавшего победу над Змеем, воплощением дьявольских сил. Стихотворение завершается гневной угрозой, обращённой к революционной России: «Дрожи, чтоб Святой и тебе не отмстил // Твои блудодей-ства, Россия!» [3, с. 201]. Образ Георгия Победоносца в стихотворении «Имя» вписывается в ряд общих религиозных символов, используемых Гиппиус и Мережковским в одном смысловом ключе.
Ранее этот образ встречается в статье Мережковского «Пророк русской революции» (1906), вошедшей в состав книги «Не мир, но меч» и транслирующей идею «религиозной революции». Через облик Св. Егория (фольклорная рецепция образа Святого Георгия), «победителя дракона, змия древнего» [13, с. 441]. Мережковский раскрывает активное, действенное, воинственное начало мужика Марея, героя из рассказа Ф.М. Достоевского, олицетворяющего «русский "народ-богоносец"» [13, с. 441]. С.С. Аверинцев в энциклопедической статье, посвящённой толкованию семантики образа Святого Георгия, отмечает, что легенда о нём активно осваивалась писателями конца XIX - начала XX веков в контексте «религиоведения» эпохи [13, с. 275]. Гиппиус вслед за Мережковским трактует этот образ в свете концепции религиозной революции, противостоящей событиям Октября, и проецирует его на личность Корнилова.
Вектор расширения адресата организует композицию диптиха Гиппиус «Шёл» (1918), оказывающегося важной вехой на пути осмысления Октябрьской революции. Коммуникативная амплитуда этого произведения весьма широка: от интимного послания «далёким близким» «Белому и Блоку» автор переходит к обращению, звучащему, как «колокол на башне вечевой»: «Всем, всем, всем». Первое стихотворение диптиха является полемическим откликом Гиппиус на публикацию поэм А. Блока «Двенадцать» и А. Белого «Христос воскрес», по-своему освящающих Октябрьскую революцию. Гиппиус же оценивает «псевдорелигиозные» творения своих соратников по литературе как отпадение от Христа. При этом свои упрёки Белому и Блоку, отступившим от заветов «истинного христианства», она воплощает в форме лирического сюжета: на поиски нравственно и политически безответственных, духовно незрелых поэтов отправляется сам Христос:
По торцам оледенелым, В майский утренний мороз Шёл, блестя хитоном белым Опечаленный Христос.
Он смотрел вдоль улиц длинных, В стёкла запертых дверей. Он искал своих невинных Потерявшихся детей. [3, с. 203].
В интонационном рисунке стихотворения, об-ращённом Гиппиус к Блоку и Белому, выражены тонкие нюансы отношения автора к адресатам. В нём парадоксально соединяется осуждение, презрение, сожаление и отчаяние. Поэтесса находит оригинальный образ для того, чтобы выразить свою позицию. Это - символ «потерявшихся (потерянных) детей», сопровождаемый эпитетами «невинные», «неразумные». Он переосмысливает представления о Божьих детях, выраженное в стихотворении Гиппиус «Свобода»: «Мы не
114
Вестник КГУ№ 4. 2017
Осмысление октябрьской революции в адресованной лирике з.Н. Гиппиус 1917-1918 годов
рабы, - но мы Божьи дети. // Дети свободны, как Он» [3, с. 121]. В стихотворении Гиппиус «По торцам оледенелым.» образ «потерянных детей» замещается перифразом: «сироты малые». Генезис этого символа намечается ещё в дневниковой записи Гиппиус от 24 октября 1917 года: «Бедное "потерянное дитя" Боря Бугаев, приезжал сюда и уехал вчера обратно в Москву. Невменяемо, Безответственно. < > Другое "потерянное дитя", похожее, - А. Блок. Он сам сказал, когда я говорила про Борю: "И я такое же потерянное дитя"» [2, с. 380]. Композиционным центром стихотворения Гиппиус становится структурно не выявленный монолог Христа, содержащий просьбу, обращённую к Богу-Отцу вернуть «потерянных детей», вновь приблизить их к Сыну Божьему, выделив из массы многих заблудившихся чад:
Все - потерянные дети, -Гневом Отчим дышат дни, -Но вот эти, но вот эти. Эти двое - где они?
Кто сирот похитил малых, Кто их держит взаперти? Я не знаю. Ты мне дал их, Если отнял - возврати. [3, с. 203].
Концовка стихотворения звучит по-гиппиусовски резко, жёстко и категорично: «Никогда их не отыщет, // Двух потерянных, Христос» [3, с. 204].
Мотивика стихотворения «По торцам оледенелым...» подхватывается затем и в стихотворении Гиппиус «А. Блоку («Всё это было кажется в последний.») (1918), написанном на экземпляре сборника с апокалиптическим названием «Последние стихи» (1918) и подаренном адресату. В нём описание последней встречи с Блоком обрамляется, с одной стороны, эпиграфом («Дитя, потерянное всеми.»), выражающим оценку Гиппиус бло-ковского восхищения Октябрьскими событиями. А, с другой стороны, - оно опоясывается строкой, выплескивающей гневное обличение автором стихотворения «бессознательности» и «инфантильности» «Рыцаря Прекрасной Дамы». Гиппиус не может примириться с тем, что Блок заворожен, загипнотизирован «музыкой революции»: «Я не прощу. Душа твоя невинна. // Я не прощу ей - никогда» [3, с. 205]. Образ «потерянных детей», столь ёмкий по смыслу и весьма значимый для Гиппиус, становится предметом авторефлексии и в её письме к А. Белому от 1 сентября 1918 года [9, с. 480], а также в воспоминаниях («Мой лунный друг (о Блоке»)) (1922) [2, с. 32].
Во втором стихотворении диптиха «Шёл» Гиппиус осваивает и трансформирует новозаветный сюжет, рассказывающий об изгнании Христом торговцев из храма и присутствующий в четырёх евангелиях: от Иоанна (2:13-17), от Матфея (21:1213), от Луки (19:45-46), от Марка (11:15-17). Если
в первом стихотворении диптиха представлен образ «опечаленного Христа», то здесь Сын Божий - гневно карающий, воздающий справедливое возмездие всем, допустившим и радостно встретившим события Октябрьской революции: По камням ночной столицы, Провозвестник Божьих гроз, Шёл, сверкая багряницей, Негодующий Христос.
Тёмен лик Его суровый, Очи гневные светлы. На верёвке, на пеньковой Туго свитые узлы.
Волочатся, пыль целуют Змеевидные концы. Он придёт, Он не минует В ваши храмы и дворцы <.>
Хлещут, мечут, рвут и режут, Опрокинуты столы. Будет вой, и будет скрежет -Злы пеньковые узлы![3, с. 204].
При этом в стихотворении Гиппиус в качестве источника образов на первое место выходит именно евангелие от Иоанна, где упоминается «бич из верёвок», которым Христос наказывал торговцев: «Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим и нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул» (Ин. 2:13-17).
Причём очевидно, что Гиппиус даже усиливает интонацию гнева и негодования, звучащую в Новом Завете, конкретизирует и дополняет адресат обличительных обвинений. В евангелии Христос обращается к торговцам, превратившим храм в «вертеп разбойников» (в Евангелии от Луки (19:45-46), в Евангелии от Марка (11:15-17)). А в стихотворении Гиппиус возникает пространное обращение к носителям разных грехов, иносказательно представляющим всех современников поэтессы, так или иначе оказавшихся причастными к стихии революции, сознательно или бессознательно. Оно выражено весьма резкими и даже бранными словами: К вам, убийцы, изуверы, Расточители, скопцы, Торгаши и лицемеры, Фарисеи и слепцы! [3, с. 204].
Анализ данных стихотворений-посланий, созданных Гиппиус в 1917-1918 годах, показывает, что характер адресата в них не только определяет коммуникативную стратегию и стилистику, но в целом влияет на особенности осмысления Октябрьской революции, выраженного в специфических мотивах и образах. Их смысловое наполнение, во-первых, идёт по линии мифотворческой сакрализации («освящение» дела декабристов, проекция образа Святого Георгия на лич-
ность Л.Г. Корнилова, «осовременивание» образа Христа). Во-вторых, оно запечатлевает сложное отношение и рефлексию автора по отношению к близким людям, ставшим далёкими («потерянные дети» Блок и А. Белый). В-третьих, - воплощает резкое и категоричное обличение поэтессой всех представителей нации, допустивших историческую катастрофу (деятелей революции; народ, предавший Россию; интеллигенции, проявившей малодушие в борьбе с большевиками). Но во всех стихотворениях присутствует христианская символика, свидетельствующая о том, что оценка событий Октября, как и участников революционных потрясений с обеих «сторон баррикад», проходит у Гиппиус по религиозной шкале. Для неё очень важно духовное измерение происходящего.
Библиографический список
1. Белый А. Священные цвета // Белый А. Символизм как миропонимание / сост., вступ. ст. и прим. Л.А. Сугай. - М.: Республика, 1994. - С. 409-417.
2. Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. Кн. 2. - Тбилиси: Мерани, 1991. - 383 с.
3. Гиппиус З. Сочинения: Стихотворения. Проза / сост., подгот. текста, вступ. ст., комм. К. Азадовско-го, А. Лаврова. - Л.: Худож. лит., 1991. - 672 с.
4. Кондрашина И.Б. Образы пространства и времени в поэзии З.Н. Гиппиус: дис. . канд. филол. наук. - Волгоград, 2008. - 194 с.
5. Криволапова Е.М. Литературное творчество З.Н. Гиппиус конца Х1Х - начала ХХ века (1893-
1904 годов): религиозно-философские аспекты: дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2003. - 230 с.
6. Круглова Т.С. Адресованная лирика русского модернизма: поэтологический аспект: дис. ... д-ра филол. наук - М., 2013 - 480 с.
7. Лавров А.В. З.Н. Гиппиус и её поэтический дневник // Лавров А.В. Русские символисты: этюды и разыскания. - М.: Прогресс-Плеяда, 2007. - С. 5-59.
8. Лейкина Я.В. Поэтический мир Зинаиды Гиппиус 1889-1919 годов: дис. . канд. филол. наук. -Смоленск, 2000. - 191 с.
9. Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 3. -М.: Наука, 1982. - 862 с.
10. Лотман Ю.М.Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты (О двух моделях коммуникации в системе культуры) // Лотман Ю.М. Се-миосфера. - СПб.: Искусство, 2000. - C. 159-165.
11. Маркевич О.А. Лирика З.Н. Гиппиус: Проблема творческой индивидуальности: дис. ... канд. филол. наук. - Вологда, 2002. - 183 с.
12. МережковскийД.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. - М.: Республика, 1995. - 622 с.
13. Мережковский Д.С. Не мир, но меч. - Харьков: Фолио; М.: АСТ, 2000. - 720 с.
14. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С.А. Токарев. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1980. - 672 с.
15. Панова Е.Ю. Стиль в системе художественного мироздания З.Н. Гиппиус: дис. . канд. фи-лол. наук. - Магнитогорск, 2008. -197 с.
