CC BY
19
ДИАГНОСТИКА СОЦИУМА
Ценности и смыслы. 2022. № 1 (77). С.111-124.
Values and Meanings. 2022. No.1 (77). P.111-124 (In Rus)
Научная статья
УДК 1 (075)
doi: 10.24412/2071-6427-2022-1-111-124
Орудийная деятельность и жестовая коммуникация: феномен SOV-структуры
Екатерина Сергеевна Белых
ФГБНУ ВО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова», Москва, Россия Е-mail: belyhkaterina16@yandex.ru
Аннотация. В статье анализируется становление жеста как компонента коммуникативного поведения человека в контексте орудийной деятельности, оказавшей беспрецедентное влияние на образ жизни Человека разумного. Приводится краткая характеристика понятия жеста и отмечаются основные направления исследований же-стовой коммуникации. Акцентируется внимание на роли орудийной деятельности в становлении и совершенствовании каузального мышления человека и в эволюции системы зеркальных нейронов. Отмечается, что каузальное мышление позволило людям формировать концепты в терминах причинно-следственных связей и послужило основой конструирования жестов в процессе ритуализации моторно-двигательных практик, реализующихся в ходе орудийной деятельности. Впервые в русскоязычном научном дискурсе используются результаты исследования С. Голдин-Мидоу и её коллег в контексте анализа значения жестов в невербальном представлении событий, предлагается авторская интерпретация этих результатов: отмечается, что жест вводит в единое перцептивное поле субъект действия (S), объект воздействия (O) и сам акт (V), объективируя когнитивно усвоенные в ходе
Е. С. Белых
© Белых Е. С., 2022 111
орудийных практик причинно-следственные отношения, иллюстрируя естественный порядок, SOV-структуру, которые люди накладывают на события и представляют невербально ввиду их уникального для вида перцептивного опыта, в котором становится возможной идентификация сущностей как причин или следствий тех или иных событий. Обосновывается вывод, что жест как компонент мультимодальной коммуникации может рассматриваться в качестве невербального отражения познавательных процессов человека и заслуживает дальнейшего исследовательского внимания.
Ключевые слова: жест, язык жестов, жестовая коммуникация, субъект, объект, действие, причинно-следственные связи, каузальное мышление, орудия труда, зеркальные нейроны.
Для цитирования: Белых Е. С. Орудийная деятельность и жестовая коммуникация: феномен SOV-структуры // Ценности и смыслы. 2022. № 1 (77). С. 111-124. doi: 10.24412/2071-6427-2022-1-111-124
Original article
INSTRUMENTAL MANIPULATION AND GESTURAL COMMUNICATION: THE PHENOMENON OF SOV-STRUCTURE
Ekaterina S. Belykh
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia E-mail: belyhkaterina16@yandex.ru
Abstract. The article analyzes the formation of gesture as a component of human communicative behavior in the context of instrumental activity, which had an unprecedented impact on the lifestyle of a reasonable Person. A brief description of the concept of gesture is given and the main directions of research of gesture communication are noted. Attention is focused on the role of instrumental activity in the formation and improvement of human causal thinking and in the evolution of the mirror neuron system. It is noted that causal thinking allowed people to form concepts in terms of cause-and-effect relationships and served as the basis for the construction of gestures as a result of the ritualization of motormotor practices implemented in the course of instrumental activity. For the first time in the Russian — language scientific discourse, the results of the study of S. Goldin-Meadow and her colleagues in the context of analyzing the meaning of gestures in the nonverbal representation of events and the author's interpretation of these results is proposed: it is noted that the gesture introduces into a single perceptual field the subject of action (S), the object of influence (O) and the act itself (V), objectifying cognitively acquired in the course of instrumental practices causal relationships, illustrating the natural order, SOV-structure that people impose on events and present nonverbally due to their unique perceptual experience, in which it becomes possible to identify entities as causes or consequences of certain events. The author concludes that gesture as a component
of multimodal communication can be considered as a nonverbal reflection of human cognitive processes and deserves further research attention.
Keywords: gesture, sign language, gesture communication, subject, object, action, causal relationships, causal thinking, tools, mirror neurons
For citation: Belykh E. S. Instrumental manipulation and gestural communication: the phenomenon of SOV-structure. Values and Meanings. 2022 (77). No.6 P. 111-124 (In Rus). doi: 10.24412/2071-6427-2022-1-111-124
Введение
Философское осмысление коммуникативной природы человека с необходимостью предполагает выявление и анализ ключевых проявлений коммуникации последнего. Человеческая активность, разворачивающаяся в пространстве социума, с необходимостью опосредована языковыми и, прежде всего, речевыми практиками. При этом очевидно, что естественно протекающая коммуникация является мультимодальной и, осуществляясь по нескольким каналам (слуховому, зрительному, кинетическому), предполагает, наряду с вокальной, жестовую, оро-лицевую и глазную сигнализации. В связи с этим представляется плодотворным каждый из отмеченных типов сигнализации подвергнуть специальному исследованию.
Представляется, что отдельного исследовательского внимания заслуживает жест как один из модусов коммуникации, который следует рассматривать как важнейший ключ к процессу познания человеком объектов и событий: «Жест, по-видимому, представляет большой интерес именно потому, что можно увидеть, с одной стороны, как он является проявлением спонтанного способа представления значения, но, с другой стороны, как такие проявления могут быть стандартизированы и преобразованы в произвольные символические формы» [14, p. 44].
В данном контексте интерес для автора статьи представляет как генезис жестовой коммуникации человека, так и то, каким образом в жесте могут отображаться особенности ментальных репрезентаций, присущих человеческому сознанию.
Для того чтобы охарактеризовать сущность жеста, в частности, его моторно-двигательную природу и визуальный способ идентификации, в данном исследовании я рассматриваю феномен жеста и развитие жестовой коммуникации в контексте орудийной деятельности, предполагающей количественное и качественное разнообразие коллективных манипулятивных практик, в которых задействованы разные части чело-
веческого тела, и, в частности, руки и кисти рук, которые также участвуют в воспроизводстве жестов. В ходе орудийных практик, как в процессе дальнейшего изложения будет продемонстрировано, в сознании человека проясняются причинно-следственные закономерности, которые служат когнитивной основой концептуализации объектов и событий в терминах причин и следствий — сущностей, оказывающих воздействие (S) и сущностей, претерпевающих его (O). Ввиду отмеченного у людей формируется естественная склонность представлять события, которая невербально отражается в жесте.
С целью более полного освещения поднятой в исследовании проблемы в первую очередь представляется необходимым дать краткую характеристику понятия жест и тезисно перечислить основные направления исследований жестовой коммуникации.
Понятие жеста
Жест можно определить как движение человеческого тела или его части, как правило, сопровождающее речь и обладающее определенным значением. Термин произошел от латинского gerere («делать», «нести») и/или gestus (Комментарий!), что переводится как «движение тела», «положение», «поза», «позиция»», «движение».
Приведенное выше определение является, вероятно, самым распространённым, но далеко не единственным: в литературе встречаются различные трактовки понятия жест. К примеру, Г. Е. Крейдлин определяет жест как знаковое движение рук, ног или головы [5, с. 10], А. Кендон — как видимые действия, которые идентифицируются наблюдателями как намеренно коммуникативные, при этом автор разделяет ко-речевые (англ. co-speech) и автономные жесты [!4, p. 28, 3!], Ю. Кристева — как деятельность, не сводимую к знаковой коммуникации [6, с. !22], Дж. Агамбен — как обнаружение медиальности, видимое выражение средства как такового [1], А. Бергсон — как универсальный способ бытия предметности [10, с. 268] и т.д.
В данной работе преимущественно будет использоваться определение жеста как движение головы, конечностей и/или тела, направленное на реципиента (воспринимающего сигнал), не воздействующее на него механически и предполагающее добровольную реакцию со стороны воспринимающего [19, p. 532]. Данная трактовка была предложена авторами мультикаузальной теории происхождения языка Ж. Приером,
С. Барбу, К. Блуа-Хойлен и А. Лемассон, в контексте исследований же-стовой коммуникации приматов.
Среди тем, которые поднимаются при исследовании феномена жеста, можно отметить следующие: генезис жестовой коммуникации, взаимосвязь между жестовой и речевой коммуникацией, жестовая коммуникация и познание, роль жеста в овладении первым и вторым языками, распознавание жестов (проблематика Human-machine interface), жесты в социальном взаимодействии приматов, роль жестовой коммуникации в глоттогенетическом процессе и т.д. (Комментарий 2).
В рамках текущей работы я акцентирую внимание на проблеме становления жестовой коммуникации во взаимосвязи с орудийной деятельностью людей и развития у последних каузального мышления.
Каузальное мышление человека и жестовая коммуникация
Человек в ходе эволюции научается изготавливать орудия труда в процессе антропо- и социогенеза с учетом действия ряда факторов самой разнообразной природы (индивидуальных, видовых, контекстуальных, поведенческих и т.д.). Ввиду наличия взаимосвязи между особенностями строения нервной системы, поведенческими моделями и экологическими характеристиками живого организма [8, с. 11], орудийная деятельность, способствующая интенсификации и диверсификации поведенческих практик в группах ранних людей, привнесшая качественно новые элементы в субъект-субъектные, субъект-объектные и объект-объектные связи между людьми и окружающей их средой, позволившая последним выйти за пределы их сенсорных возможностей, расширив доступ к познанию свойств окружающей действительности и увеличив количество признаков для категоризации воспринимаемого, явилась одной из ключевых предпосылок развития лобных отделов коры головного мозга человека. Префронтальные формации мозговой коры данных отделов, занимая только у человека почти треть всей массы полушарий, ответственные за понимание человеком причинно-следственных связей, лежат в основе планирования сложного поведения, позволяют людям делать выводы из нескольких посылок, синтезировать различные входные данные и реагировать соответствующим образом на стимул и т.д. [3, с. 187]. В целом, лобные доли позволяют людям организовывать и реализовывать сложные поведенческие программы, играют важнейшую роль в формировании намерений и конструирова-
ним программы действий, осуществляющих эти намерения [7, с. 92].
Более того, именно в лобных отделах коры головного мозга (если быть точнее — в задненижней части третьей лобной извилины левого или правого (у левшей) полушария) находится участок, ответственный за моторную организацию речи — зона Брока (которая задействована не только в речевых, но и в иных двигательных актах). К тому же, моторные, премоторные и префронтальные отделы коры головного мозга, локализующееся опять же в лобных долях, представляют собой, в соответствии с общей структурно-функциональной моделью мозга (А. Р. Лурия), один из трех блоков психического функционирования и лежат в основе программирования, контроля и регуляции произвольной деятельности. При этом доминирующие структуры в данных областях коры носят моторно-двигательный характер [7, с. 89].
Важным представляется то, что в лобных долях также были обнаружены зеркальные нейроны, ответственные за имитативные способности. Данные нейроны, являясь основой подражательного научения, активизируются как при выполнении определенного предметного действия, так и в ходе наблюдения за выполнением некоторого действия другим конспецификом, а также, в соответствии с более поздними исследованиями, в ответ на звук, связанный с действием [19, р. 540]. При этом данные действия должны быть целесообразными, то есть отличаться от простых движений и совершаться почему-то и для чего-то с учетом контекстуальных характеристик.
Стоит добавить, что система зеркальных нейронов подконтрольна зоне 46 по Бродману, которая отвечает за комбинирование отдельных двигательных актов и конструирование новой схемы действий, которая будет максимально приближенной к той, которую воспроизводит наставник [2, с. 372]. Можно заключить, что здесь имеет место прямая связь между восприятием и действием: визуальная (зрительная) информация преобразуется в потенциальные двигательные акты.
Представляется, что отмеченные выше идеи можно интегрировать в новой, авторской конфигурации: во многом именно орудийная деятельность, разворачивающаяся в определённом социоэкологическом контексте и предполагающая разнообразные транзитивные акты (хватание, дотягивание, удерживание и т.д.), которые необходимо было идентифицировать, имитировать и на которые необходимо было реагировать, послужила основой эволюции системы зеркальных нейронов.
А они, в свою очередь, позволили, при визуальной фиксации предметных действий другого, наделять окружающие предметы функциональным смыслом с точки зрения потенциально доступных действий, которые можно с ними совершить (фактор причины) для достижения определенных целей (фактор следствия), и формировать собственный алгоритм действий. Представляется, что здесь идет речь о концептуализации предметной действительности — процессе, который в данном случае позволяет классифицировать объекты/стимулы в терминах потенциально доступных действий, которые могут с этими объектами/стимулами совершиться по аналогии с уже когда-то реализованными и визуально зафиксированными целенаправленными действиями, свершившимися по определенным причинам и приведшими к определенным следствиям.
Таким образом, понимание причинно-следственных связей, как уникальный когнитивный навык человека, позволил последнему формировать концепты в описанном выше ключе и конструировать жесты, в результате филогенетической ритуализации сигналов (Комментарий 3) — процесса, предполагающего возникновение коммуникативных сигналов из движений тела, изначально не обладающих коммуникативной функцией ввиду их заимствования из других социальных контекстов [19, p. 535]. Следует пояснить данный тезис и раскрыть авторское видение генезиса жестовой коммуникации.
Как мне представляется, что орудийный социальный контекст явился одним из источников невербальной коммуникации моторно-двигатель-ной природы: кинетические акты, воспроизводящиеся в ходе орудийной деятельности и представляющие собой либо орудийные практики непосредственно, либо сопровождающие их телодвижения, обретают значимость. Изначально не обладая сигнальной функцией, данные виды практик являются неотъемлемой частью орудийного отношения к среде предковых форм людей, формируя их моторно-двигательный (выполнение действий) и визуальный (наблюдение за выполнением действий) перцептивный опыт. Затем, вероятно, в ходе совместной орудийной деятельности телодвижения, представляющие и/или сопровождающие манипуляторные практики с объектами материального мира, подверглись определенной ритуализации, в результате которой и сформировались жесты как носители определенной информации, возбуждающие моторно-визуальный опыт.
Именно жесты связаны одновременно с несколькими аспектами
опыта: с моторно-двигательным и визуальным (об иконических жестах и вокализации, их связи с действиями и наблюдением см. подробнее [12]). Жест тем самым активирует моторное представление о действии, которое ранее было совершено с помощью отображенных в жесте манипуляций, возбуждая моторно-зрительный опыт (в том числе посредством зеркальных нейронов, функционал которых был описан выше): жесты, в целом, дают больше «справочной» информации, чем вокализация [12].
Следует добавить, что, по утверждению Дж. Риццоллати, впервые обнаружившем зеркальные нейроны в нижней премоторной коре (Б5) у макак, «Известно, что зона Брока, одна из классических речевых зон, задействована не только в речевых, но и в других двигательных актах и активируется при движениях губ..., рук... и гортани..., а ее организация сходна с организацией гомологичной области у обезьян — Б5. Более того, зона Брока, как и Б5, входит в состав зеркальной системы, основная функция которой как у человека, так и у обезьян состоит в установлении связи между пониманием действия и выполнением действия. Отсюда следует, что ответ на вопрос о происхождении языка следует искать не в примитивных формах голосовой коммуникации, а в эволюции жестовой коммуникации, находящейся под контролем латеральных зон коры» [11, с. 139].
Представляется, что воспроизводство и идентификация жеста происходит по аналогии с осуществленными ранее действиями и подконтрольна тем же корковым структурам мозга, в силу чего можно заключить, что жест является более «простым» носителем информации (коммуникативным компонентом) в силу его структурного тождества привычным манипуляторным практикам.
SOV-структура и невербальное представление информации
В контексте исследования роли орудийной деятельности в становлении жестовой коммуникации и формировании концептов далее я обращаюсь к результатам исследования, проведенного в 2007-2008 гг. С. Голдин-Мидоу, Вин Чи Со, А. Озюрек и К. Миландер (более подробное описание материалов и методов исследования см.: [13])
Авторы исследования поставили следующую цель: выяснить, как носители разных языков представляют информацию невербально и влияет ли на это представление их языковой опыт (исследователи отталкивались от гипотезы Сепира-Уорфа).
Проведя испытания на коммуникативную задачу (описание событие с помощью жеста (только при помощи рук) без речи) и некоммуникативную задачу (реконструкция событий при помощи картинок) с носителями разных языков (английский, испанский, китайский и турецкий), различающихся по преобладающему порядку слов, авторы исследования обнаружили, что носители всех четырех языков использовали один и тот же порядок в обеих невербальных задачах: порядок слов, характерный для различных языков испытуемых, не оказал влияния на их невербальное поведение.
Так, подавляющее большинство испытуемых представили информацию невербально в следующем порядке: актор — объект действия — действие [actor (Ar) — patient (P) — act (A)]. Данный порядок аналогичен структуре субъект — объект — глагол [subject (S) — object (O) — verb (V)], которая характерна для многих языков мира и для новых развивающихся жестовых языков [13, p. 9163]. Полученные результаты, по мнению С. Голдин-Мидоу и её коллег, свидетельствуют о том, что существует естественный порядок, который люди (вне зависимости от их языка) «накладывают» на события при невербальном описании и реконструировании последних.
Испытуемые использовали отмеченный порядок (который будет в текущей работе именоваться SOV-структура) при представлении событий, во многом в силу того что «Сущности когнитивно более просты и менее реляционны (курсив мой — Е.Б.), чем действия, что может привести к тому, что участники выделят сущности, участвующие в действии, прежде чем сосредоточиться на самом действии, таким образом, расположив Ar и P перед A. Более того, существует особенно тесная когнитивная связь между объектами и действиями (курсив мой — Е.Б.), которая свяжет P с A, что приведет к порядку ArPA» [Ibid, p. 9166]. Вместе с тем, как предполагают авторы указанного исследования, SOV-структура преобладает и на ранних стадиях разговорного и жестового языков (в частности, жестовый язык бедуинов Аль-Сайид, возникший и развивающийся в последние 80 лет, приобрел грамматическую структуру SOV) [13, p. 9166].
Ниже предлагается оригинальная авторская версия результатов и выводов, к которым пришли С. Голдин-Мидоу и её коллеги. Вероятно, во многом существующий порядок (SOV-структура), отражающий процессы ментальной репрезентации событий, сформировался у Человека Разумного именно в ходе совместной орудийной деятельности. Как было
отмечено выше, в ходе орудийных практик у человека проясняются в сознании причинно-следственные связи: само понятие причинности зиждется на повседневном наблюдении людей за людьми в ходе деятельности, преимущественно орудийной, когда в ходе воздействия одного предмета на другой последний претерпевает изменения. В дальнейшем же представление о причинно-следственной связи экстраполируется на явления неживой природы [4].
Таким образом, в данной работе обосновывается утверждение о том, что в едином перцептивном поле (преимущественно связанном с мотор-но-визуальным опытом) оказываются: предмет, оказывающий воздействие (8),— причина (причиняющий фактор), приводящий к изменениям (следствиям); предмет, претерпевающий воздействие (О); само действие, связывающее воедино два предмета (V). И, в силу того, что люди, ведя коллективный образ жизни, наблюдают непосредственно друг за другом и научаются друг у друга в результате наблюдения за действиями и воспроизводства этих действий, представляется, что, вероятно, изначально причиной, причиняющим фактором, в первую очередь, становится сам человек как субъект действия (8), являющийся, выражаясь словами К. Х. Момджяна, активной, инициирующей стороной действия, способной к целеполагающей активности. Можно развить дальше эту идею следующим образом: становящаяся перцептивно очевидной в результате наблюдений активность, деятельное начало, «энергейя», причиняющая сила человека, в дальнейшем переносится и на иные объекты живой и неживой природы — прежде всего, на сущности, которые, как уже было отмечено, когнитивно более просты и перцептивно более очевидны (до них можно дотронуться, их можно обозреть). Сущности тем самым концептуализируются как оказывающие воздействие (8) или как претерпевающие его (О).
Жест же, согласно развиваемой в статье трактовке, является более «простым» коммуникативным компонентом в силу его структурного тождества привычным манипуляторным практикам. При этом в жесте, в отличие от речи (в которой задействуется только временной параметр), используется и время, и пространство при создании выразительных форм [14, р.38]: посредством жеста можно как указать на предмет, с которым, например, необходимо совершить определенные манипуляции в ходе совместной деятельности, от успешной реализации которой зависит степень выживаемости коллектива, так и изобразить как сам предмет, так и те действия, которые с ним необходимо совершить.
Следует добавить, что жест «...указует не для того, чтобы что-то означать, а для того, чтобы включить в единое пространство (без проведения дихотомии между мыслью и словом, означаемым и означающим) (курсив мой — Е.Б.), можно даже сказать, в один и тот же семиотический текст, «субъект», «объект» и практику» [6, с. 118].
Исходя из вышесказанного, можно прийти к заключению, что именно жест — это особой инструмент, способствующий, с одной стороны, формированию концептов на основе понимания каузальных зависимостей, элементы которых (8, О и V) включаются в единый пространственно-временной контекст, а с другой — это ритуализированный коммуникативный сигнал, передающий определенную информацию и иллюстрирующий процессы невербального представления событий Человеком разумным.
Заключение
В ходе текущей работы была продемонстрирована фундаментальная роль орудийной деятельности в становлении каузального мышления человека и в генезисе жестовой коммуникации: способствуя интенсификации моторно-двигательных практик, расширяя спектр перцептивно идентифицируемых признаков для категоризации воспринимаемого, наглядно иллюстрируя причиняющие сущности и испытывающие влияние последних претерпевающие единицы, являясь одной из ключевых предпосылок развития системы зеркальный нейронов, орудийная деятельность стала, с одной стороны, мощным толчком к развитию каузального мышления людей, обусловившего определенный способ концептуализации воспринимаемого. С другой стороны, орудийные манипуляторные практики послужили моторно-двигательной основой жестов, сформировавшихся в результате ритуализации этих практик и возбуждающих моторно-визуальный опыт.
Впервые, при использовании ранее не интегрированных в русскоязычный научный дискурс результатов исследования С. Голдин-Мидоу и её коллег в контексте анализа значения жестов в невербальном представлении событий, в данной работе был выдвинут и подкреплен эмпирическим базисом тезис о концептуализирующей роли орудийной деятельности и жестовой коммуникации: жест, вводя в единое перцептивное поле субъект действия (8), объект воздействия (О) и сам акт (V), объективирует когнитивно усвоенные в ходе орудийных практик причинно-следственные отношения, иллюстрируя естественный порядок,
SOV-структуру, которые люди накладывают на события и представляют невербально ввиду их уникального для вида перцептивного опыта, в котором становится возможной идентификация сущностей как причин или следствий тех или иных событий.
С точки зрения автора данной работы, полученные результаты могут стать толчком к новым исследованиям, в том числе эмпирическим, роли орудийной деятельности в развитии жестовой коммуникации людей как особой коммуникативной системы, отличной, например, от жестовой сигнализации приматов; влияния каждодневного перцептивного опыта, предполагающего множество транзитивных актов, на концептуализацию событий и невербального представления последней; субъектов и объектов действия как визуально идентифицируемых «динамических» (энергейя) или «статических» (эргон) сущностей и т.д. Вероятно, было бы полезно провести исследование с целью обнаружения SOV-структуры у детей разных возрастов с различным речевым (языковым) и моторно-двига-тельным опытом.
Таким образом, изучение жеста как одного из аспектов мультимодаль-ной человеческой коммуникации предстает актуальным направлением гуманитарного и естественнонаучного исследовательского поиска, в ходе которого возможно приблизиться к обнаружению фундаментальных основ когнитивно-коммуникативного бытия Человека разумного.
Комментарии
Широко известен фразеологизм bellum gerere — вести войну. О связи gestus с древнеримским figura и древнегреческим (жест-схема) —
см. работу И. Я. Мацевич-Духан ([9 и ссылки там же])
Ознакомиться с историей изучения жестов можно обратившись к работам Адама Кендона и Дэвида МакНила. В 70-80 гг. прошлого столетия эти учёные были пионерами в области комплексного осмысления жестовой проблематики в контексте соотношения жеста, слова и мысли, жестового и речевого аспекта коммуникации (см., например: [15 and references in it; 17, 18]). В одной из статей, опубликованной в 1996 году [16], А. Кендон составил специальный библиографический список, разделенный на тематические блоки («История жестов и история изучения жестов», «Изучение взаимосвязи между жестом и речью», «Изучение общепринятых жестов и конвенционализации в жесте» и т.д.), позволяющий всем заинтересованным в исследовании жестов ознакомиться
с основной литературой по данной проблематике.
Термин, предложенный авторами мультикаузальной теории происхождения языка. О конструировании жестов приматами — см. подробнее [19].
Литература
1. Агамбен Дж. Заметки о жесте [Электронный ресурс]. URL: http://seance.ru/ blog/chtenie/agamben/ (дата обращения 18.11.2021).
2. Ахутина Т. В. Нейролингвистический анализ лексики, семантики и прагматики. М.: Языки славянских культур, 2014. 424 с.
3. Бурлак С. А. Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы. М.: Альпина Паблишер, 2019. 610 с.
4. Касавин И. Т. Дэвид Юм: парадоксы познания // Вопросы философии. 2011. № 5. C. 157-171.
5. Крейдлин Г. Е. Невербальная семиотика. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 592 c.
6. Кристева Ю. Жест: практика или коммуникация? // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. С. 114-135.
7. Лурия А. Р. Лекции по общей психологии. СПб.: Питер, 2006. 320 с.
8. Лурия А. Р. Основы нейропсихологии: учеб. пособие для студ. учреждений высш. проф. образования. М.: Издательский центр «Академия», 2013. 384 с.
9. Мацевич-Духан И.Я. Эстетика жеста в креативном обществе: leje-ne-sais-quoi// Вопросы философии. 2018. № 3. С. 33-43.
10. Постмодернизм: энциклопедия / сост. и науч. ред.: А. А. Грицанов, М. А. Можейко. Минск: Интерпрессервис; Книжный дом, 2001. 1038 с.
11. Риццолатти Дж., Синигалья К. Зеркала в мозге. О механизмах совместного действия и сопереживания / Пер. с англ. О. А. Кураковой, М. В. Фаликман. М.: Языки славянских культур, 2012. 208 с.
12. Bohn M., Call J., Tomasello M. Natural reference: a phylo- and ontogenetic perspective on the comprehension of iconic gestures and vocalizations // Developmental Science, e12757, 2018.
13. Goldin-Meadow S., So W. Ch., Ozytirek A. et al. The natural order of events: How speakers of different languages represent events nonverbally // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 105, 2008. P. 9163-9168.
14. Kendon A. Current Issues in the Study of Gesture. In: Nespoulous, J.L., Perron, P., Lecours, A.R. (eds.) The Biological Foundations of Gestures: Motor and Semiotic Aspects, Erlbaum Hillsdale, New Jersey, 1986. P. 23-47.
15. Kendon, A. Gesture and speech: How they interact. In J. Wieman & R. Harrison (Eds.) Nonverbal interaction, Beverly Hills, CA: Sage Publications, 1983. P. 13-45.
16. Kendon, A. An agenda for gesture studies // Semiotic Review of Books, 7, 1996. P. 8-12.
17. Kendon, A. Gesture. Annual Review of Anthropology, 26, 1997. P. 109-128.
18. McNeill D. Gesture and Thought, Chicago: University of Chicago Press, 2005. 318 p.
19. Prieur, J., Barbu, S., Blois-Heulin, C. et al. The origins of gestures and language: history, current advances and proposed theories. Biol Rev, 95, 2020. P. 531-554.
References
• Agamben Dzh. Zametki o zheste [Elektronnyjresurs]. URL: http://seance.ru/ blog/chtenie/agamben/ (data obrashcheniya: 18.11. 2021). [In Rus].
• Akhutina T. V. Neirolingvisticheskii analiz leksiki, semantiki i pragmatiki. M.: Yazyki slavyanskikh kul'tur, 2014. 424 s. [In Rus].
• Bohn M., Call J., Tomasello M. Natural reference: a phylo- and ontogenetic perspective on the comprehension of iconic gestures and vocalizations, Developmental Science, e12757, 2018.
• Burlak S. A. Proiskhozhdenie yazyka. Fakty, issledovaniya, gipotezy. M.: Alpina Didzhital, 2019. 610 s. [In Rus].
• Goldin-Meadow S., So W. Ch., Ozytirek A. et al. The natural order of events: How speakers of different languages represent events nonverbally, Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 105, 2008. P. 9163-9168.
• GricanovA.A., MozhejkoM.A. (eds.). Postmodernizm: enciklopediya. Mn: Interpresservis; Knizhnyj dom, 2001. 1038 s. [In Rus].
• Kasavin I. T. Devid Yum: paradoksy poznaniya, Voprosy filosofii, 2011, No. 5. S. 157-171. [In Rus].
• Kendon A. Current Issues in the Study of Gesture. In: Nespoulous, J.L., Perron, P., Lecours, A.R. (eds.) The Biological Foundations of Gestures: Motor and Semiotic Aspects, Erlbaum Hillsdale, New Jersey, 1986. P. 23-47.
• Kendon, A. An agenda for gesture studies. Semiotic Review of Books, 7, 1996. P. 8-12.
• Kendon, A. Gesture and speech: How they interact. In J. Wieman & R. Harrison (Eds.) Nonverbal interaction, Beverly Hills, CA: Sage Publications, 1983. P. 13-45.
• Kendon, A. Gesture. Annual Review of Anthropology, 26, 1997. P. 109-128.
• Krejdlin G. E. Neverbal'naya semiotika. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2002. 592 s. [In Rus].
• Kristeva Yu. Zhest: praktika ili kommunikaciya?, Kristeva Yu. Izbrannye trudy: Razrushenie poetiki. M.: «Rossijskaya politicheskaya enciklopediya» (ROSSPEN), 2004. S. 114-135. [In Rus].
• Luria A.R. Lektsii po obshchei psikhologii. St. Petersburg: Piter, 2006. 320 s. [In Rus].
• Luria A. R. Osnovy neiropsikhologii: ucheb. posobiedlya stud. Uchrezhdenii vyssh. prof. obrazovaniya. M.: Akademiya, 2013. 384 s. [In Rus].
• Macevich-Duhan I. Ya. Estetika zhesta v kreativnom obshchestve: le je-ne-sais-quoi. Voprosy filosofii. 2018. № 3. S. 33-43. [In Rus].
• McNeill D. Gesture and Thought, Chicago: University of Chicago Press, 2005. 318 p.
• Prieur, J., Barbu, S., Blois-Heulin, C. et al. The origins of gestures and language: history, current advances and proposed theories. Biol Rev, 95, 2020. P. 531-554.
• Rizzolatti G., Sinigaglia C. Zerkala v mozge. O mekhanizmakh sovmestnogo de-istviya i soperezhivaniya, trans. by O. A. Kurakova and M. V. Falikman. M.: Yazyki slavyanskikh kul'tur, 2012. 208 s. [In Rus].
Информация об авторе
Е. С. Белых—аспирант философского факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Information about the author
Ekaterina S. Belykh—post-graduate student Lomonosov Moscow State University.
Статья поступила в редакцию 02.02.2022; одобрена после рецензирования 07.02.2022; принята к публикации 08.02.2022. The article was submitted 02.02.2022; approved after reviewing 07.02.2022; accepted for publication 08.02.2022.
