Научная статья на тему 'Орловский губернский текст Н. С. Лескова: консерватизм и удальство в характере персонажа'

Орловский губернский текст Н. С. Лескова: консерватизм и удальство в характере персонажа Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
321
95
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ОРЛОВСКИЙ ТЕКСТ / Н.С. ЛЕСКОВ / КОНСЕРВАТИЗМ / БУЙСТВО / СТЕРЕОТИП ПОВЕДЕНИЯ / N.S.LESKOV / OREL PROVINCE TEXT / CONSERVATISM / RAGE / BEHAVIOUR STEREOTYPE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Антонова М. В.

В статье анализируется орловский губернский текст в рассказе «Грабеж» и очерке «Продукт природы» Н.С. Лескова. Доказывается, что одной из черт орловского текста является наличие сочетания удальства и консерватизма в характерах персонажей орловских жителей.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

N. S. LESKOV'S ORYOL PROVINCIAL TEXT: CONSERVATISM AND UDALSTVO IN CHARACTER OF THE CHARACTER

In this article is devoted Orel province text in the article «Robbery» and essey «Nature product» by N.S. Leskov. One of the trait of Orel province text is combination of rage and conservatism in the orel's peoplecharacter.

Текст научной работы на тему «Орловский губернский текст Н. С. Лескова: консерватизм и удальство в характере персонажа»

УДК

ОРЛОВСКИЙ ГУБЕРНСКИЙ ТЕКСТ Н.С. ЛЕСКОВА: КОНСЕРВАТИЗМ И УДАЛЬСТВО В ХАРАКТЕРЕ ПЕРСОНАЖА

М.В. Антонова

В статье анализируется орловский губернский текст в рассказе «Грабеж» и очерке «Продукт природы» Н.С. Лескова. Доказывается, что одной из черт орловского текста является наличие сочетания удальства и консерватизма в характерах персонажей — орловских жителей.

Ключевые слова: орловский текст, Н. С. Лесков, консерватизм, буйство, стереотип поведения.

Общеизвестно, что Орел занимает важное место в творчестве Лескова, что орловские впечатления, орловские прототипы положены в основу многих произведений писателя. Понятно, что за счет этих лиц и событий в наследии Лескова «пишется» особый текст, который с полным основание можно назвать «орловским».

При анализе рассказа «Грабеж» мною были выделены несколько конструктов, которые позволяют говорить о существовании единого «орловского текста» в произведении. К ним относятся: 1)особое городское пространство, топонимика Орла, которая весьма точно воспроизводится в «Грабеже», 2) городская мифология, а имнно: легенда о подлетах, которая функционирует в форме слухов, устных расказов и актуализируется в конкретном событии, описанном в рассказе, и, наконец, 3) характерологические свойства орловских жителей. На этом последнем конструкте мне и хотелось бы остановиться [См.: 1: 40-44].

В «Грабеже» орловцы отличаются специфическим сочетанием двух свойств: консервативности и удальства, смиренности и буйства, сдержанности и страстности.

С одной стороны, рассказчик Миша живет «по воле родительской», «у матушки в полном повиновении», «баловства и озорства» не дозволяет», «ни в театр, ни даже в трактир «Вену» чай пить «матушка ни за что не дозволяли». «Ничего, дескать, там, в «Вене», хорошего не услышишь, а лучше дома сиди и ешь моченые яблоки» (5,292). Дядюшка Иван Леонтьич в беседе с родственниками о причинах своего приезда в Орел пренебрежительно восклицает: «Да ведь у вас когда же о чем-нибудь интересном слышат! Такой уж у вас город глохлый!» (5,297). В той же беседе: «У вас и город-то не то город, не то пожарище - ни на что не похож, и сами-то вы в нем все как копчушки в коробке заглохли!» (5,297).

С другой стороны, буйство, удальство героя реализуется через невинное увлечение гусиными боями и не столь невинное участие в молодецкой забаве - кулачных боях. Миша, выросший в здоровенного детину, наделенного немалой физической силой, несмотря на утверждение, что он не дозволяет «баловства и озорства», тайком от матушки бьется на кулачках. Да и невесты в Орле тоже, как считают матушка и тетушка, нехороши: «здешние орловские все как переверчены - не то купчихи, не то благородные» (5,294).

Упомянутые два качества уживаются в одном человеке. Так, Миша весьма опасается других проявлений «буйства»: он боится прослыть «непутным» человеком, гулякой либо «наемщиком», которые только и могли, по местному представлению, ездить на живейных извозчиках, поэтому он «от стыда» «свешивается с извозчика», когда едет с дядей к часовщику.

Я полагаю, что под «орловским текстом» у Лескова следует понимать не только собственно городской текст Орла, но в целом текст Орловского края в его краеведческом понимании, то есть в границах Орловской губернии XIX века. Другие города Орловской губернии обладают сходным конструктом в плане особенностей характеров его обитателей. Интересно, что в том же рассказе «Грабеж» консервативность и удальство отличают и жителей Ельца. Тамошние купцы также богомольны и богобоязненны, а невесты в Ельце «есть настоящие девицы: не щепотницы, а скромные - на офицеров не смотрят, а в платочке молиться ходят и старым русским крестом крестятся» (5,294). В то же время «елецкие купцы любят перед орловскими гордиться и в компании часто бывают воители» (5,292), дядюшка «бивал во славу божию так, что по Ельцу знали и в Ливнах» (5,312), да и приехавший с дядюшкой первый прихожанин Павел Мироныч - кулачный боец, «первый елецкий силач» (5,310). Конечно, кроме сближений, есть и отталкивание, локальный елецкий текст, входя в общий орловский текст, тем не менее, обладает своей спецификой. Но на этом аспекте сейчас останавливаться не будем.

Если мы обратимся к жителям или уроженцам других городов и поселений Орловской губернии у Лескова, то можно вспомнить и мценских жительниц Домну Платоновну, и Катерину Измайло-

ву, в которых также отмечается парадоксальное соединение пассивности и страстности. За закрытыми ставнями купеческих усадеб, казалось бы, однообразное, замкнутое, правильное существование чревато кипением страстей. Можно возразить, что данная особенность персонажей есть качество, присущее купеческой среде вообще, и оно хорошо описано, например, в драматургии Островского. Но здесь есть существенное возражение. У Островского консервативность и удальство в своем соединении отличают весьма ограниченное число персонажей, тогда как у Лескова именно сочетанность этих качества составляют основу характеров орловских обитателей, стиль жизни вообще. Кроме того, вероятно, названные качества у представителей купеческого сословия в пьесах Островского типологически иные, чем у лесковских героев.

Парадоксальное соединение консерватизма и удальства, смиренности и буйства не имеет сословной приуроченности, это характеристика «орловского народа». В «Грабеже» на кулачках бьются молодцы и из купечества, и из мещан. Дядя подозревает, что «трепачи из кромчан» вполне способны на разбой и смертоубийство (5, 299). Живейный извозчик непременно седока «оберет, да и с санок долой скинет» (5, 305). Никитский дьякон в драке сумел постоять за себя, укусил обидчика и сбежал. Черный дьякон силою ворвался к будочнику и заснул там, правда, впоследствии недосчитался часов и денег. В Пушкарной слободе некая девка, по бедности не имеющая возможности прокормит ребенка, «даже под орлицкую мельницу уже топить носила» (5, 327). Конечно, это опять примеры всплесков буйства, нарушения правил из одного текста, но здесь мы видим, что консервативность и удальство характеризуют и мещан, и ремесленников, и духовенство.

По наблюдениям Лескова, эти качества в своей сочетанности и в прошлом были свойственны орловскому жителю как таковому, в том числе и орловскому крепостному мужику. Собственно выражение «орловский народ» заимствован из рассказа Лескова «Продукт природы», в котором обнаруживается доказательство вышеприведенного суждения. В этом произведении рассказывается о переселении большого числа крестьян центральных губерний в степные помещичьи хозяйства. «Людей, которых вели сюда, - замечает писатель, - скупали на вывод у разных помещиков в губерниях Орловской и Курской, отчего «сводные люди» делились на два народа: «народ орловский» и «народ курский». «Орловский народ» считался «пошельмоватее», а куряне - «ведомые кмети» - подразумевались якобы «подурасливее» (12, 124). Рассказчик принимает участие в перевозе одной из партий крестьян и рисует ужасающие картины страданий этих бедняг во время переезда на барках («стругах»): скученность, голод, грязь, нечистоты, вошь.

«Народы» по время переезда размещались на трех барках: на двух «шельмоватые» орловцы, на третьей - «дурасливые» куряне. Интересно, что орловцами руководил в качестве старосты улыбчивый и молчаливый тележник Фефёл, который незадолго перед этим ни за что ни про что убил оглоблей человека, который пришел звать его на ужин. Считалось, что с орловцами может справиться только такой человек. Курянами распоряжался тоже орловец — добрый и степенный мужик Михайло, потому что «курский народ — что цыплята!» (12, 127). В первое посещение барок рассказчик не усмотрел ничего особенно страшного, «горького или угнетающего»: «Сидели люди босые, полураздетые, -словом, такие жалкие и обездоленные, как их обыкновенно видишь в русской деревне» (12, 127). И далее: «Смирение их было обычное в их положении» (12, 127). Народы орловские и курские на первых порах ведут себя одинаково. Смирение, покорность - ожидаемое поведение, проявления своего рода консерватизма, в равной мере присущего курянам и орловцам.

Но вот начинается поход, жара и «вшивая болезнь», то есть страдания, которые невозмождно вытерпеть. В Нижнем и курский, и орловский народы кричат и шумят, требуя, чтобы их сводили в баню, но жестокосердный руководитель партии Петр Семенов им в этом отказывает. Через несколько дней «на орловской барке обнаружилось оригинальное и дерзкое покушение против власти: в стенке каюты Петра Семенова была просверлена дырочка, и в нее «вправлена соломинка». Приспособление это сделал какой-то «орловский шельма» для того, чтобы перепускать через соломинку вшей» (12, 130). После того как это злодеяние осталось безнаказанным, «в стенках горенки было открыто уже три пропускных дырки» (12, 130). Да и то правда: зачем же Петру Семенову взбрело в голову разместить свою резиденцию именно на орловской барке!

Проявления эмоций возможны в рамках консервативного стереотипа поведения. Но дальше этих эмоциональных всплесков дело пока не идет. Казалось бы, барки идут по реке, купайся! Ан нет! купаться в Оке крестьяне отказываются: нельзя мыться и стирать в холодной воде. Только банька! Рассказчик раздает бабам мыло. Бабы благодарны за добросердечие, но от вши мыло не поможет, считают они, только щелок или выжаривание. Погибаем от грязи и завшивленности, но даже и пытаться не будем соблюдать чистоту! Это тоже проявление консерватизма в равной мере характерное для любого крестьянина.

Буйство же проявляют только орловцы. Именно они придумывают оригинальный способ мести Петру Семенову, а в дальнейшем совершают попытку побега, тогда как куряне продолжают проявлять пассивность.

В отсутствии грозного начальника, который съехал на берег накануне большого церковного праздника, народы обратили к милосердному рассказчику «вопль единодушный и ужасный», в результате чего сорок мужиков были отпущены на берег в баню. Но эти мужики, пристав к берегу на лодках, отнюдь не отправились в якобы топящиеся бани, а «пошли в Орловскую губернию», оставив на барках жен, детей и рухлядь (12, 132). Именно шельмоватые орловцы оказываются способными на нестандартное поведение. Однако при встрече с начальством снова включается консервативный стереотип. Бунтовщиков остановил секретарь исправника силою одной лишь шинели с форменной пряжкой и трех калек-казаков с пиками. Их вернули обратно, перепороли и, посадив на барку, повезли далее.

Лесков из этого происшествия делает обобщающие выводы относительно «продукта природы», то есть русского мужика вообще. Как легко «народы» поднимаются неведомо куда, подчиняясь власти, как безропотно, или почти безропотно, терпят, как быстро и бессмысленно воспламеняются и так же быстро угасают и возвращаются в свое бессмысленное состояние! Конечно, можно здесь вспомнить и многочисленные рассуждения о «долготерпении» русского народа, и расхожую этнологическую концепцию «спеленутой русской души». Несомненно, в своих горьких обобщениях писатель прав: смиренность и бунтарство в их сочетанности суть качества русского народа, признаваемые многими общественными деятелями, мыслителями и исследователями. Но в то же время факт остается фактом: в рассказе «Продукт природы» терпели все, но изощренную месть немилосердному начальнику придумали именно орловские шельмоватые крестьяне и взбунтовались (хотя по-глупому!) именно орловские мужики.

Рассказанное Лесковым происшествие позволяет нам утверждать: отмеченное парадоксальное сочетание консерватизма и удальства, смирения и буйства свойственно жителю Орловской губернии вообще, без учета сословия и конкретного места обитания, что собственно и составляет один из конструктов орловского губернского текста в его широком значении.

In this article is devoted Orel province text in the article «Robbery» and essey «Nature product» by N.S. Leskov. One of the trait of Orel province text is combination of rage and conservatism in the orel's peoplecharacter.

The key words: Orel province text, N.S.Leskov, conservatism, rage, behaviour stereotype.

Список литературы

1. Антонова М.В. Городская легенда в рассказе Н.С. Лескова «Грабеж»: к вопросу об орловском тексте // Лесковский сборник 2011. Орловский текст русской словесности: творческое наследие Н. С. Лескова (к 180-летию со дня рождения писателя): Сборник статей. Орел, 2011. С. 40-44.

2. Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. М., 1989. Ссылки на данное издание даются в тексте с указанием тома и страницы в круглых скобках.

Об авторе

Антонова М.В. - Орловский государственный университет, gavrila@orel .ru

Orel province text by N.S.Leskov: conservatism and rage in the personage nature M.V. Antonova

Orel State University, gavrila@orel.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.