CC BY
99
УЧЕНЫЕ
ЗАПИСКИ
E.H. АШИХМИНА, соискатель кафедры истории русской литературы XI-XIX вв. Орловского государственного университета, заведующая предметно-цикловой комиссией общегуманитарных, социально-экономических, естественнонаучных и общепрофессиональных дисциплин Орловского колледжа культуры и искусств
Тел. (4862) 76-25-18
Статья посвящена проблеме прототипа в творчестве Лескова, в частности рассказа «Грабеж».
Ключевые слова: Лесков, Орел, прототипы, рассказ «Грабеж»
В письме к В.М. Лаврову от 24 ноября 1887 года Н.С. Лесков писал о рассказе «Грабеж»: «...место действия — Орел и отчасти Елец. В фабуле перемешана быль с небылицею, а в общем — веселое чтение и верная бытовая картинка воровского города за шестьдесят лет назад, при Трубецком и Куриленко»1.
«Верная бытовая картинка Орла», предъявленная читателю Лесковым, правда, не шестидесяти, а, если считать от 1887 года, сорокалетней давности, оказалась почти фотографическим описанием города. Писатель зафиксировал особенности городской жизни, бытовой культуры, управления, расположение и названия строений. Но самой интересной особенностью рассказа стало появление в нем жителей города с их подлинными фамилиями. В сюжетную ткань, где «перемешана быль с небылицею», оказались включенными известные и малоизвестные городские личности и местные происшествия. Рассказ показывает, сколь подробно запомнил Лесков события своей юности. Городских обитателей, например, он воспроизвел с документальной точностью спустя 40 лет. В своем «отечественном городе» Лесков испытал сильнейшие эмоциональные перегрузки. Здесь он оказался свидетелем необыкновенно разрушительных пожаров, увидел и пережил горе погорельцев, жуткие, бесчеловечные наказания «поджигателей», смертельный городской «мор»; быт и нравы «мирного» города также впечатались в его память, став неотъемлемой «подкладкой» его творчества.
Известной историкам и литературоведам личностью и частым персонажем лесковских произведений был упомянутый в «Грабеже» военный губернатор г. Орла и Орловский гражданский губернатор Петр Иванович Трубецкой (1797-1871). Известно, что император Николай I, пришедший к власти с поста командующего гвардейской бригадой, перенес близкие ему методы управления на государственную деятельность. Для руководства губерниями были присланы военные губернаторы. В административной сфере они действовали приемами, которым отдавалось предпочтение в армии. Назначенный в Орел 26 декабря 1841 года Трубецкой имел чин генерал-майора, опыт боевых действий и опыт подавления мятежников силой оружия. Трубецкой принимал участие в русско-турецкой войне, за что был награжден бриллиантовым перстнем и орденом Св. Анны 3-й степени (1826). Он выступал «против мятежников» на Сенатской площади (1825) и расправлялся с восставшими в Царстве Польском (1831), после чего к его наградам прибавился орден Св. Анны 2-й степени и польский знак «За военное достоинство» 3-й степени. Вслед за этим «на землях донских казаков» Трубецкой по поручению царя пресекал побеги крепостных крестьян. В дальней-
ПЕРСОНАЖИ РАССКАЗА Н.С. ЛЕСКОВА «ЕРАБЕЖ» — ЖИТЕЛИ ЕОРОДА ОРЛА
© Е.Н. Ашихмина
шем Харьковский и Смоленский гражданский губернатор, Трубецкой удостоится двух орденов Св. Анны 1-й степени, а за выслугу лет получит орден Георгия 4-й степени.
В 1841 году Трубецкой появляется в Орле и волей судьбы оказывается в центре катастрофических событий. На время его правления губернией пришлись «знаменитые орловские истребительные пожары», особенно два из них, 31 мая 1843 и 26 мая 1848 годов, и эпидемия холеры 1847 года. В экстремальных ситуациях губернатор действовал по-военному решительно, но в моральном плане далеко не безупречно. Трубецкой управлял тушением пожаров, как боем. Однажды, увидев масштаб разрушений, не смог сдержать слез. Он организовал сбор денежных средств погорельцам и сам пожертвовал тогда крупную сумму в 150 рублей. (Для сравнения — вице-губернатор Е. С. Тиличеев — 100 рублей, губернский предводитель дворянства В. Я. Скарятин — 150 рублей. Самую крупную сумму в дело помощи оставшимся без крова внес карачевский помещик Н. В. Киреевский — 500 р. Архиепископ Смарагд дал 30 рублей, руководители палат ограничились суммами в 10-15 рублей, орловский полицеймейстер Н.В. Цыганков-Куриленко пожаловал в пользу погорельцев 20 рублей)2. Однако средневековая казнь «поджигателей», вина которых, возможно, отсутствовала вовсе, представляла фигуру губернатора в совсем ином свете. Резко негативную реакцию в городе вызвало чрезмерно мягкое наказание родственника А.А. Трубецкого и его жены, убийц и мучителей крепостных.
За «постоянно усердную и полезную службу» в Орле Трубецкому был вручен орден Св. Владимира 2-й степени (1845) и звание генерал-лейтенанта за «отличие по службе» (1847). Личность Петра Ивановича постоянно обсуждалась и критиковалась в обществе, Лесков был участником и свидетелем таких разговоров, поэтому с фигурой Трубецкого мы встречаемся в целом ряде известных его произведений.
Достаточно точно отображен в «Грабеже» орловский полицеймейстер Н.В.Цыганков-Кури-ленко, выведенный в рассказе под местным прозвищем Цыганок. Орловская полиция во время управления ею Куриленко вызывала недоверие местных жителей. Яркие характеристики орловской полиции в рассказе «Грабеж» подтверждаются документами Государственного архива Орловской области.
До своего назначения в Орел Куриленко был городничим города Брянска. 10 декабря 1844 года губернатор сообщил «Г. Приставу Гражданских дел
Орловской Градской полиции Солнцеву», что «Орловский Полицеймейстер состоящий по Кавалерии подполковник Неуман увольняется от службы согласно его просьбе в годовой отпуск... с причислением к запасным войскам»3. На место Не-умана Трубецкой переводит «Брянского Городничего капитана Цыганкова-Куриленку», о чем уведомляет министра внутренних дел4. В Орле быстро разобрались, каким образом можно «повлиять» на нового полицеймейстера, и «барашки в бумажках», скорее всего, имели место.
Горожане знали о нарушениях, которые происходили в орловской полиции. В 1850 году проводились выборы в дворянские сословные органы губернии. Обыкновенно накануне мероприятия составлялись списки находившихся под судом и следствием лиц из числа дворян. Если судимость не была снята, дворянин не имел права быть избранным на должность. Материалы о проведении выборов в дворянские сословные органы открывают широкую и пеструю картину нарушения законов орловскими дворянами. Одно из дел такого рода имело широкий общественный резонанс. Оно касалось большой группы дворян, сотрудников Орловской градской полиции. «Бывшие по службе с 1843 по 1844 год ... Полицеймейстеры: Глу-шаковский, Дурново, Неуман, частные приставы Жданов, Гарнаульт, майор; Селиверстов, титулярный советник, Катарский», а также коллежские секретари Соколов и Солнцев, письмоводители: губернский секретарь Михайлов, Гаврилов, титулярный советник Силевич, Демидов, Покровский; столоначальники — Грабилин, Покровский, Тамонов-ский и «Солнцев, квартальный надзиратель» проходили «По делу об утрате засеквестированных в 1830 году вещей Киевского Гражданина Бабров-ского, находившегося в Городе Орле в Полицейском присмотре, и об утрате в орловской градской полиции самого дела и тех вещей»5. То, что в орловской полиции пропадают вещи, граждане города, вероятно, знали из собственного опыта. Но случай с киевским гражданином подлежал расследованию властей. В результате целая группа дворян не получила права занимать выборные должности.
Обратим внимание на наличие в списке квартального князя Солнцева-Засекина, также оказавшегося персонажем «Грабежа». В документах того времени фамилия этих князей часто пишется не полностью. В XVI-XШ вв. в ней не было буквы «л» (Сонцов-Засекин), но с введением единых правил орфографии князья стали писаться Солнцевыми. «Пришли в полицию, а Цыганок сидит уже в присутствии перед зерцалом, а у его дверей стоит
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
молодой квартальный, князь Солнцев-Засекин. Роду был знаменитого, а талану неважного». (Интересно, что князья Солнцевы-Засекины в это время испытывали большие денежные затруднения, в связи с чем вынуждены были служить. Они имели задолженности перед большим количеством кредиторов, среди которых были, в частности, титулярный советник Залесский, губернская секретарша Вакаева, титулярный советник Гиппиус, французский подданный Антон Сироватка и целый ряд других лиц. Среди главных должников числились штаб-ротмистр Александр Михайлович Солнцев-Засекин, подполковник Николай Александрович и мать последнего Александра Михайловна6. Дело гражданина Бобровского не дает инициалов квартального Солнцева, однако, по всей вероятности, молодой князь был их родственником, и служба в полиции оказывалась для него единственным источником получения жалованья, а устройству его именно в полицию, скорее всего, способствовал пристав Гражданских дел Орловской Градской полиции Солнцев. Будучи сотрудником Орловской палаты Уголовного суда, Лесков, вне всякого сомнения, был осведомлен об имевшем место деле и, вероятно, не раз наблюдал действия Солн-цева-Засекина. «Дядя увидал, что я с этим князем поклонился, и говорит:
- Неужели он правду князь!
- Ей-богу, поистине.
- Поблести ему чем-нибудь между пальцев, чтобы он выскочил на минутку на лестницу».
Городские происшествия тихого губернского города вообще вызывали массу толков и разговоров. Судя по документам, преступность того времени в целом была невысокой, а убийство было вообще из ряда вон выходящим явлением. В усадьбах помещиков, среди которых были разные по нравственным качествам люди, убийства крепостных имели место. Дела такого рода рассматривались в суде при закрытых дверях, приговоры при этом, как правило, выносились нестрогие. О некоторых тяжких преступлениях помещиков в отношении крепостных общественность ничего не знала, и городская среда расценивала убийство как чрезвычайное происшествие, о котором помнила годами.
Вот почему, когда в Орле в 1843 году находившийся на майском гулянье в Мамоновой роще губернский регистратор Соломка был найден мертвым, это потрясло весь город. Рассказывались подробности, строились предположения об убийцах и их возможных мотивах. На гулянье вместе с Соломкой были столоначальники Орловской Ка-
зенной палаты губернский секретарь Волохов, губернский секретарь Ляхницкий и коллежский регистратор Пясецкий. В результате расследования все оказались на свободе. «По решению Правительствующего Сената в октябре 1843 года» Ляхницкий и Пясецкий были «оставлены в подозрении», а через три года Сенат вынес решение уволить их от службы, «с тем чтобы не определять никуда без разрешения Его Императорского Величества»7 . Тогда же «Государь Император, усмотрев из представленного от Орловской Гражданской палаты списка Гражданским Чиновникам, что писец той палаты Губернский Секретарь Волохов состоял под судом по делу о смерти Губернского Регистратора Соломки и по решению оставлен в подозрении, Высочайше повелеть изволил: означенного Волохова уволить от службы»8.
Нерядовой факт убийства врезался в память будущего писателя, который спустя много лет вспомнит имя убитого в рассказе «Грабеж»: «.приглашали с собой приказных Рябыкина или Корсунского. Оба силачи были, и их подлёты боялись. Особливо Рябыкина, который был с бельмом и по тому делу находился, когда приказного Соломку в Щекатихинской роще на майском гулянье убили». Щекатихинская — одно из названий Мамоновой рощи. Она находилась близ деревни Щехатихино, числившейся приходом к селу Стар-цево (Лепешкино). «Гуляли» по поводу престольного праздника Николы-летнего, отмечавшегося в мае. Пясецкий в дальнейшем, видимо, будет восстановлен на службе: в 1849 году он даже заслужит повышение: палатный столоначальник Пясецкий становится коллежским секретарем9.
Одно из любопытных дел, связанных с преступлениями дворян, с некоторой долей вероятности дает нам возможность предположить, что именно оно повлияло на фабулу рассказа «Грабеж». Появившееся короткой строкой в 1850 году в материалах по выборам орловских дворян, дело, возможно, имело место раньше, когда Лесков служил еще в Палате Уголовного суда. Возможно, кто-то из бывших сослуживцев в письме ли или лично рассказал Лескову о забавной истории, как рассказывают новости о работе тем, кто покинул ее не так давно. В кратком изложении дворянского отчета, разумеется, потерялись любопытные подробности, и запись выглядит так: «Орловская Палата Уголовного суда. 10 октября 1850 года. Палата Уголовного Суда честь имеет уведомить Ваше Превосходительство, что сообщением Орловского губернского Правления 12 сентября за № 13288 предан суду палаты бывший в городе Мценске частный пристав Гиацинтов по делу удержания у порт-
ного Виноградова часов, принадлежащих Ново-сильскому помещику Мясоедову, каковое дело еще не решено «за неподаченным Гиацинтом ответом»10. В деле, которое пока что не найдено, могли оказаться забавные детали, но все они скрыты от наших глаз, ибо в документах по выборам имелась лишь эта короткая справка. Однако одно то, что Гиацинтов отказывался давать ответы на вопросы, откуда у него взялись часы, принадлежавшие помещику Мясоедову, но каким-то образом оказавшиеся у портного Виноградова, заслуживает того, чтобы подумать, знал ли об этой истории Лесков.
Косвенным подтверждением сказанному можно считать то, что Лесков, по всей видимости, был знаком с Гиацинтовым. Известно, что коллежский регистратор Владимир Гиацинтов служил ранее квартальным надзирателем в Орловской Градской полиции и был перемещен частным приставом в город Мценск 1 ноября 1848 года11. Служащие Орловской полиции и клерки Орловской палаты Уголовного суда в те патриархальные времена были не столь многочисленны, те и другие общались между собой и, пусть не близко, знали друг друга.
Особую группу подлинных фамилий в повествованиях Лескова представляют собой купцы. В «Грабеже», например, упоминается крестный главного героя купец Кулабухов, даются подлинные названия орловских мест, названных по купеческим фамилиям, например, Секеренский завод и Репинская гостиница.
Купцы Кулабуховы были представителями многочисленного и разветвленного орловского семейства, среди которого имелись личности весьма яркие. Самым известным среди них был купец 3-й гильдии Никита Николаевич Кулабухов, торговый депутат Орловской градской думы12. Лесков не дает инициала Кулабухова, поэтому он мог иметь в виду и купца А.Ф. Кулабухова. В «лесковское время» этот Кулабухов жил на Ахтырской улице у Никитской (Ахтырской) церкви. Где-то рядом в домике «у Никития» родня снимала квартиру для гимназиста Николаши. Никитский дьякон тоже, вероятно, обитал где-то по соседству, раз он пробирался между барками на правый берег Оки. Кого-то из многочисленной родни кулабу-ховской молодежи, безусловно, знал будущий писатель. Может быть, ему были знакомы «купеческие племянники» торгового депутата Никиты Николаевича Никита, Петр и Иван13, или «3-ей гильдии купеческий сын Максим Фокин Кулабухов»14, или Кулабуховы «Иван Семенов» и «Павел Васильев»15.
Известными в Орле лицами считались и купцы Секерины (Сикерины). Александр Козмич Секерин, Екатерина Ивановна Секерина, Алексей Секерин были состоятельными людьми. Они давали в долг немалые суммы разным лицам. Деньги в те времена, как правило, занимались под залог недвижимого имущества — дома «с местом и строением» или участка земли. Если сумма не возвращалась, город немедля выставлял имущество должника на торги. Так, за не отданные Екатерине Секе-риной долги выставлялись на продажу деревянный дом умершего орловского мещанина Михаила Васильевича Семекуменкова, находившийся «в приходе Покрова»16, и деревянный дом орловского же мещанина Филиппа Михайловича Пере-лыгина «с местом и строением, состоящий в 1-й части города Орла»17. А за долги Алексею Секе-рину и «наследнице умершего купца Яковлева по-ручице Марье Кашерениновой» продавалась «1-й градской части 1 квартала в приходе Богоявленья Господня в рыбном ряду близ оной церкви лавка, содержимая орловским мещанином Алексеем Васильевичем Калмыковым» и «за неплатеж» тем же лицам «покойного орловского мещанина Ивана Гвоздовского» лавки в овощном ряду, восемь каменных лавок в охотном ряду и трехэтажный каменный дом в 1-й и 3-й частях города Орла18.
На правом берегу Оки в доме купца Секерина в районе современной улицы Дубровинско-го размещалось одно из самых притягательных для ряда орловских жителей место. Это был пивзавод купца Ильина, впоследствии проданный Секерину. Газета «Орловские губернские ведомости» рекламировала «лучшей доброты пиво и мед», производившиеся там, а именно: «пиво крепкое, за ведро серебром 86 копеек, сладкое с духами — 95 копеек, мед разнаго сорта 1 р. за ведро же, без посуды»19. Секеренский завод не мог не попасть в «Грабеж» хотя одной строкой: «Тогда маменька стали подумывать меня женить, чтобы не начал на Секеренский завод ходить или не стал с перекре-щенками баловаться». Конечно, родителям молодых купеческих сыновей опасности Секерен-ского завода были очевидны, а Лесков вообще поместил дом своего героя в непосредственной близости от него — от Нижней улицы до Секеренского завода небольших два квартала. Сынок Катерины Леонтьевны Миша к тому же часто ходит «в ссыпные амбары или к баркам на набережную, когда идет грузка», а завод фактически стоит прямо на набережной, причем именно рядом с амбарами, но кроткий и набожный Миша и не помышляет приближаться к оча-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
гу соблазна — маленький, но яркий штришок характеристики героя.
Любопытнейшим лицом, кредитовавшим небедных орловских жителей, можно считать и по-ручицу Марью Кашеренинову. Марья представляет собой яркий пример известного «орловского явления», о котором говорит героиня «Грабежа» тетушка Катерина Леонтьевна: «Не женись, — говорила, — Миша, на орловской — ни за что не жинись. Ты смотри: здешние, орловские, все как переверчены — не то они купчихи, не то благородные. За офицеров выходят». Марья, в девичестве Яковлева, была дочерью «орловского 3-й гильдии купца». Замуж она вышла за офицера — поручика Кашеренинова, представителя известной в Орле и Ливнах дворянской фамилии. Став дворянкой, Марья, скорее всего, получила «купеческое» приданое и неоднократно давала в долг очень крупные суммы. Помимо указанных выше случаев в том же 1846 году Марья Кашеренинова взыскивала по заемному письму с коллежского асессора Николая Яковлевича Бодиско 2500 рублей ассигнациями20.
В «Грабеже» присутствует и фамилия купца Репина, державшего гостиницу в 3-й части города Орла. Как и Кулабуховых, представителей семьи Репиных было несколько. Гостиницей, представлявшей собой двухэтажный каменный дом, построенный неподалеку от кафедрального собора, в это время владел Иван Иванович Репин21. Можно предположить, что именно его представлял себе Лесков, описывая сонного «гостинника». Дом И.И. Репина и дом тетки Лескова Н.П. Константиновой находились рядом (№ 2 и № 4 в 112 кв. у Плаутина колодца)22. То, что Лесков отлично знал, как расположены номера в гостинице, то, что он знал, что там бывает менее людно, чем в постоялых дворах вокруг площади Ильинки, выдает и его личное знакомство с «администрацией» репинских«апартаментов».
Любопытно появление в «Грабеже» фамилии орловского купца Фалеева, у которого дядя героя рассказа купил свой бобровый картуз («Мой картуз у Фалеева пятьдесят рублей дан»)23. И хотя речь здесь идет, вероятно, о елецком торговце, возможно, в «Грабеже» намеренно были оставлены знакомые Лескову люди.
Достаточно показательно существование в «Грабеже» фамилии орловского доктора Деппи-ша. «Лекаря Деппиша не хотели; боялись, что он будет обо всем состоянье здоровья расспрашивать. Обратились к религии».
Орловский доктор Михаил Балтазарович Деп-пиш был широко известен в городе как один из
бессменных и безотказных докторов. Инспектору Орловской Врачебной управы штаб-лекарю и коллежскому советнику Деппишу в 1848 году было 60 лет24. 35 лет из них он прослужил «беспорочно», в связи с чем Врачебная управа просила наградить его орденом Св. Владимира25. Выпускник Дерпт-ского университета, лекарский сын, католического вероисповедания «вирцбургский уроженец», а в «орловское время» российский подданный, Деп-пиш начинал служить в Рижском военном госпитале врачом-ординатором (1812). Он участвовал в войне 1812-1814 годов и был награжден серебряной медалью «За взятие города Парижа». Дети Михаила Балтазаровича — Александр (учился в Дерптском университете), Николай (в Московском Дворянском Институте), а также дочери Юлия, Екатерина, Мария и Варвара были уже «вероисповедания православного». В 1848 году доктор Деп-пиш был вдов, имел в Орле «деревянный дом и оного еще уезда в деревне Гостиной, и 84 ревизских мужского пола душ и земли 527 десятин»26. В Орловскую Врачебную Управу Деппиш был назначен «оператором» 9 мая 1823 года и с тех пор десятилетиями лечил орловцев и в госпитале, и на дому и, как и доктор Лоренц, был одним из самых известных лиц орловской жизни. За свою длинную врачебную практику Деппиш перенес немало испытаний, но «За неутомимую ревность и примерное усердие, оказанное им по спасению заболевших воспитанников и нижних чинов Орловского Бахтина кадетского корпуса во время болезни холеры, объявлено ему» было «Высочайшее Его Величества благоволение. 24 Генваря 1848 года», а за 25-летнюю службу он был «награжден пенсией 2/3 жалованья — 1066 руб. в год»27. Орден Св. Владимира доктор получил 1 февраля 1850 года.
В одном из орловских пожаров 21 июля 1841 года дом Деппиша чуть не сгорел. Он был спасен самоотверженными действиями полиции, к которой все относились так критично. Губернатор Н.М. Васильчиков оценил ее действия по достоинству. «При последнем пожаре, — писал он, — я заметил отличныя действия и распоряжения Градской Полиции к утушению онаго, так что бывший в совершенной опасности дом Инспектора Врачебной управы Г. Деппиша остался в целости и чрез то прекращено действие пожара на сей улице, как между тем успешными действиями остановлен оный и по линии строений, идущих по Полесской площади»28.
Доктор Деппиш был почти знаковой фигурой Орла, где врачей было мало, причем большинство их было «из немцев», к тому же неправославных. Может быть, этот фактор и создавал некий нега-
ФИЛОЛОГИЯ
тивный оттенок у обывателей по отношению к профессиональной медицине вообще. К докторам жители обращались в последнюю очередь, когда все средства народной медицины и, как писал Лесков, все «средства народной поэзии» были уже исчерпаны и помощь уже невозможно было оказать. Даже в эпидемию холеры жители старались не прибегать к помощи врачей и упрямо лечились домашними средствами («Несмертельный Голован»). С этим фактом обывательского предубеждения упорно боролся губернатор П.И. Трубецкой, который во время холерной эпидемии организовал шесть больниц с бесплатным лечением, а из жителей заставил выбрать «комиссаров» по одному на 100 домов, которые ежедневно по утрам обходили свой участок и доставляли заболевших холерой в стационары. Но как только опасность исчезала, «доктора Деппиша» снова «не хотели».
Кстати, по миновании холеры 16 ноября 1847 года Архиепископ Смарагд отслужил Божественную Литургию. Для общегородского моления тогда был избран Покровский собор, место служения отца Ефима из того же «Грабежа»29. Покровский собор был избран для литургии, поскольку рядом с ним находилась обширная Ильинская площадь. Утром 16 ноября на ней собралось до 15 тысяч человек. Когда процессия из церкви вышла на Ильинку, многие горожане во время крестного хода, несмотря на ноябрьскую распутицу, старались «из усердия» ложиться под иконы. На площади тогда состоялось отдельное «молебствие с коленопреклонением». Жертвами холерной эпидемии оказалось 1060 человек30. Но умерших от холеры могло оказаться больше, если бы не самоотверженность орловских докторов, таких, как доктор Деппиш.
Наконец, в рассказе упоминается «француз Сенвенсан», который в свое время был гимназическим учителем Николая Лескова. С сыновьями
Устина Сен-Венсана Лесков начинал службу в Орле. Из Ведомостей о молодых дворянах, находящихся на службе в учреждениях Орловской губернии в первой половине 1849 года, известно, что «Писец 1 разряда Николай Семенов сын Лесков поступил в Орловскую палату Уголовного суда 30 июня 1847 года», а «воспитывался в Орловской губернской гимназии»31. На момент составления документа находился «налицо». В графе «Какого поведения?» о Лескове написано: «Хорошего». «Какие имеет способности или наоборот»
— «Хорошие». Одновременно в документах присутственных мест мы видим имена гимназических соучеников Лескова, сыновей учителя французского языка. Это служащие Казенной палаты «Федор Устин Сен-Венсан, 19 лет», вскоре покинувший службу по болезни, и его брат-погодок 20-летний писец Сергей Сен-Венсан, чьи способности и поведение аттестуются начальством как «очень хорошие»32. Ранее Сергей работал в Курской дирекции училищ, но в сентябре 1848 г. прибыл домой.
Учительская зарплата была невелика, французским языком, наоборот, старались заниматься многие, поэтому учитель Сен-Венсан и совершал свои визиты к ученикам в довольно позднее время. Не забыл Лесков и «предводителя Страхова», дом которого также стоял в свое время на Нижней улице. Всем известно, что город Орел был описан Лесковым в целом ряде его произведений. Но по насыщенности персонажами и деталями орловской жизни рассказу «Грабеж» мало найдется равных. Знаменитую орловскую хлебную пристань, которая «кормила» хлебом всю Центральную Россию, описал один лишь Лесков, и только в этом рассказе. Черточки орловского быта, оставленные для нас писателем, поистине бесценны в деле изучения истории повседневности. Но они также бесценны и для понимания такой мощной писательской фигуры, какой был Лесков, для понимания всего его литературного наследия.
Примечания
1 Лесков Н.С. Собрание сочинений в одиннадцати томах. — М., 1958. Т. 11. — С. 359.
2 Государственный архив Орловской области (далее — ГАОО). Ф. 580. Оп. 2. Д. 489. Л. 40.
3 Там же. Ст. 2. Д. 170. Л. 1.
4 Там же. Л. 2
5 Там же. Ф. 580. Оп. 2. Д. 633. Л. 94.
6 Орловские губернские ведомости. 1847. 21 июня. № 25.
7 Орловские губернские ведомости. 1846. 3 августа. № 31
8 Там же.
9 Орловские губернские ведомости. 1849. 5 февраля. № 6.
10 ГАОО. Ф. 580. Оп. 2. Д. 633. Л. 151.
11 ГАОО. Ф. 580. Ст. 2. Д. 475. Л. 99 об.
УЧЕНЫЕ
ЗАПИСКИ
12 Там же. Д. 634. Л. 8.
13 Орловские губернские ведомости. 1946. 19 января. № 3.
14 Орловские губернские ведомости. 1947. 13 декабря. № 50.
15 Там же. 27 декабря. № 52.
16 Там же. 1846. 30 марта. № 13.
17 Там же. 9 февраля. № 6.
18 Там же. 1847. 5 апреля. № 14; 3 мая. № 18.
19 Там же. 1846. 25 марта. № 12.
20 Там же. 1846. 2 марта. № 9.
21 ГАОО. Ф. 593. Оп. 1. Д. 618. Лл. 3 об., 4. На основании данных о владельце за 1850 год строения в Квартале 2, дома № 9 значились принадлежавшими купцу Ивану Ивановичу Репину. Во второй половине XIX века внук его купец Николай Захарович Репин продолжал владеть имевшимися постройками. В 1877 году он получил по наследству «Двухэтажный каменный дом с местом и строением и местом земли с выстроенным деревянным домом». Усадьба досталась ему «от матери его купчихи Екатерины Александровны Репиной по духовному завещанию, утвержденному 5 декабря 1845 года и отмеченному о вводе во владение 22 мая 1879 года», «а также и по наследству от отца его Захара Ивановича Репина на основании определения Окружного суда», состоявшемуся 16 июля 1871 и отмеченному о вводе во владение 24 октября 1871 года.
22 Список владельцев усадебных мест г. Орла за 1877. ГАОО. Ф. 593. Оп. 1. Д. 618. Л. 392.
23 ГАОО. Ф. 593. Оп. 1. Д. 618. Л. 449 об. Квартал 132. Водокачка Земской Орловско-Витебской железной дороги. Номер 14 Мещанин Дмитрий Григориевич Сырцев. В 1850 году место принадлежало Матвею Лукичу Фалееву.
24 ГАОО. Ф. 580. Оп. 1. Д. 416. Л. 7.
25 Там же. Л. 1.
26 Там же. Л. 4 об.
27 Там же. Л. 8 об.
28 Там же. Оп. 2. Д. 32. Л. 136
29 Об отце Ефимии Остромысленском см.: Ашихмина Е.Н. Лесков в гимназии: новые факты биографии. — Ученые записки Орловского государственного университета. Лесковский сборник — 2007. — Орел, 2007. — С. 284-298; ее же: И прошлого мы слышим голоса. — Орел, 2008.
30 Орловские губернские ведомости. 1847. 29 ноября. № 48
31 ГАОО. Ф. 580. Оп. 1. Д. 545. Л. 25 об.
32 Там же
E.N. ASHIKHMINA
CHARACTERS OF THE STORY OF N.S.LESKOV «ROBBERY» - TOWNSMEN OF THE OREL
Article is devoted to a prototype problem in Leskov’s creativity, in particular, the story «Robbery».
Key words: Leskov, the town of Orel, prototypes, the story «Robbery».
