CC BY
88
ББК 83.3(2Рос=Рус)6-8 YAK 82.161.1
Т.Ф. ГРИШЕНКОВА
T.F. GRISHENKOVA
ОПЫТ
РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ КЛАССИКИ В ОСМЫСЛЕНИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА В ТВОРЧЕСТВЕ В.Г. РАСПУТИНА
RUSSIAN LITERARY CLASSICS EXPERIENCE IN CONCEPTUALIZATION OF THE NATIONAL CHARACTER IN V.G. RASPUTIN'S WRITINGS
В статье выявляются связи творчества В. Распутина с традициями русской классической литературы в сфере постижения русского национального характера. При исследовании особенностей характерологии современного прозаика наблюдается тяготение к художественно-стилевым манерам Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, М.А. Шолохова.
The article reveals the relations between V Rasputin's writings and traditional classical literature in the sphere of Russian nature comprehension. The analysis of character drawing peculiarities of the contemporary writer opens his bent to the artistic styles of F.M. Dostoyevsky, L.N. Tolstoy and VA. Sholokhov.
Ключевые слова: концепция русского национального характера, традиции русской классической литературы, своеобразие художественной системы.
Key words: the concept of Russian nature, Russian literature traditions, distinctness of writing.
Постижение русского национального характера во всей его глубине и многогранности, как известно, стало одной из ведущих идей отечественной литературы XIX века. С осмыслением именно этой проблемы так или иначе связаны крупнейшие художественные открытия русских писателей. Своеобразная человекоцентричность отечественной литературы, её сосредоточенность на парадоксе человека, на глубинной сути его природы и смысле явления в мир определила характер её самобытности в контексте мировой словесности.
Неслучайно именно эта стержневая устремлённость классической литературы стала предметом пристального внимания её наследников и последователей в конце XX века. Крупнейшим среди них, по нашему мнению, является В.Г. Распутин.
Важнейшая при изучении творчества любого писателя проблема литературной преемственности вызывает особенное внимание у исследователей прозы В. Распутина, что объясняется характерным для неё высоким интеллектуальным уровнем и своеобразием мировоззренческой концепции автора.
Следует отметить, что В.Г. Распутин в поисках собственной писательской манеры был одинаково отзывчив как к стихии самой жизни, так и к опыту её «прочтения» классической русской литературой. Среди тех, чей художественный багаж не просто почитался, но и активно осваивался современным писателем важнейшее место занимают Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, М.А. Шолохов.
Безусловно, изучение трансформации литературной традиции в плане постижения русского национального характера в творчестве В. Распутина может дать, с одной стороны, более глубокое представление о свойствах художественного мира современного прозаика, с другой - о конкретных фор-
мах осуществления преемственных связей между классикой и современной русской литературой. О своих литературных предшественниках В. Распутин высказывался не раз, отмечая изначальную свою творческую ориентированность на совокупный идейно-художественный опыт отечественной литературы. Среди своих литературных «учителей» писатель называет различные имена художников Х1Х-ХХ вв. Чаще всего упоминалось имя Ф.М. Достоевского, которое современный писатель ставил выше общего ряда великих имён русской классической литературы: «Достоевский стоит не в ряду самых великих имён мировой литературы, впереди или позади кого-то, а над ними, выше их. Это писатель другого горизонта, где ему нет равных. Были и есть таланты блестящие, сильные, смелые, мудрые и добрые, но не было и нет (и не будет, на мой взгляд) явления в литературе более глубокого, более центрового, необходимого, более человеконаправленного и вечного, чем Достоевский» [8, с. 66].
Имена В. Распутина и Ф. Достоевского не раз сближались в нашей критике. С выходом в свет повести «Живи и помни» критики стали все чаще сравнивать распутинских персонажей с героями «Преступления и наказания». Разумеется, произошло это неслучайно. Можно сказать, что с этого момента стало очевидным, что ориентация В. Распутина на идейно-стилевые доминанты творчества Ф. Достоевского носит не избирательно-локальный, но системный характер. Так Е. Старикова в своей статье «Жить и помнить» обнаружила истоки идейно-эстетических достижений Распутина в том, что он показал и исследовал возрождение в новых условиях духовных качеств людей старой земледельческой культуры. Помогло ему в этом, по мнению критика, «кровное родство» с одной из могучих ветвей отечественной литературы.
Самым близким писателю, считает критик, оказалось наследие Ф. Достоевского. В подтверждение этого наблюдения Е. Старикова отметила черты сюжетного сходства романа «Преступление и наказание» и повести «Живи и помни», вместе с тем уточнив: «Только здесь (в «Живи и помни». - Г.Т.), в крестьянском варианте преступления и наказания, случившихся в XX века, искупление вины обходится ещё дороже, чем там, в городском романе XIX века» [13, с. 238].
Несмотря на традиционное для отечественной литературы решение проблемы связи человека с обстоятельствами, едва ли есть основания для сопоставления Гуськова и Раскольникова. Объясняя замысел «Преступления и наказания», Ф.М. Достоевский писал, что герой романа «по легкомыслию и гласности в понятиях» решает убить старуху, помочь матери и сестре, докончить университет, «а потом всю жизнь быть честным, твёрдым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству», чем уже, конечно, «загладится преступление...» Он кончает тем, что принуждён сам на себя донести. Принуждён, чтоб хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединённости с человечеством, которое он ощутил тотчас же по свершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли своё» [2, с. 402].
Проникновение в психологию человека приближает Распутина «по гуманной направленности таланта к Достоевскому». Только в героях современного прозаика, по словам Н. Котенко, «нет того надрыва, той почти дикой, перехлёстывающей все рамки, крайней - «вверх пятками» - философии, какую исповедовали герои Достоевского» [5, с. 130].
Двойственность героев Распутина осмысливается им как психологическая аномалия. Для современного прозаика ключевым моментом в исследовании личности становится её внутренняя цельность, направленная сила. В то время, как «Достоевский абсолютизировал двойственность человеческой природы, считал её уделом высокоразвитой личности». Художественный характер в произведениях великого классика построен «на основе взаимодействия двух амбивалентных качеств. Его динамика заключается
в резкой смене противоположных состояний, метаний между этими крайностями» [6, с. 75]. Не случайно один из героев романа «Преступление и наказание» даёт Раскольникову следующую характеристику: «... угрюм, мрачен, надменен и горд ... мнителен и ипохондрик. Великодушен и добр. Чувств своих не любит высказывать и скорей жестокость сделает, чем словами выскажет сердце. Иногда, впрочем, вовсе не ипохондрик, а просто холоден и бесчувственен до бесчеловечия . точно в нем два противоположных характера поочерёдно сменяются» [3, с. 165]. Постоянное чередование гордыни и великодушия - несовместимых душевных качеств - является основой психологического развития образа Р. Раскольникова. Следовательно, метод Достоевского, как справедливо полагает О.Н. Осмоловский, не диалектика души», а метод изображения психологических контрастов, амбивалентных сил сознания» [6, с. 79]. Несовпадение в принятых писателями концепциях исследования личности влечёт за собой и различия в использовании средств и приёмов характеристики действующих лиц. Так, внутренний монолог в произведениях Достоевского отражает расколотость сознания героев, у Распутина - является средством раскрытия устойчивых, сложившихся черт народного характера. В отличие от классика XIX века, воссоздающего психологию душевного раздвоения, современный прозаик, изображая все живое многообразие внутренней жизни человека, не придаёт двойственности человеческой природы первостепенного значения в психологическом исследовании характеров.
Общеизвестно, что важнейшим средством психологического анализа характеров в «полифоническом романе» Ф.М. Достоевского является «слово героя о себе и своём внутреннем мире» (М. Бахтин). Роль монологической и диалогической речи в произведениях В. Распутина сравнительно невелика. Герои Ф. Достоевского «любят выложить все, что у них на душе, и часто делают это независимо от того, как это воспринимается и оценивается окружающими людьми» [15, с. 455], то есть «тяготеют» к пространственным монологам-исповедям, сами характеризуют себя. Монолог-исповедь используется Распутиным очень избирательно, лишь в повести «Живи и помни».
Первостепенное значение художник XX века в исследовании характеров уделяет внутреннему монологу и авторской речи, опосредованному изображению внутренних процессов через действия и поступки персонажей. так в повести «Деньги для Марии» художественное исследование ведётся через восприятие Кузьмы, его мысли, ощущения, сны, в «Последнем сроке» -через размышления, воспоминания главной героини, в «Живи и помни» меняется сам способ художественного изображения, авторский «голос» чётко отделяется от «голоса» главного персонажа, в повести «Прощание с Матерой» «голос» главного героя и «голос» повествователя вбирают в себя «голоса» остальных персонажей. В то время как полифонический принцип изображения характеров у Достоевского предполагает «автономность» каждого «голоса», а авторский комментарий «сведён к минимуму и ограничивается объективно-информационной функцией» [7, с. 85].
Один из наиболее распространённых видов внутреннего монолога в произведениях В. Распутина - монолог-размышление. Он используется для передачи свободного течения мыслей и чувств героев. Это и спокойное воспоминание Анны Степановны из «Последнего срока», это и терзающие душу думы Настены из повести «Живи и помни» и философские отступления, пронизанные метафизическим беспокойством о будущем главной героини «Прощание с Матерой». Такая стройность, логическая упорядоченность размышлений распутинских персонажей вряд ли свидетельствует о преломлении традиции Достоевского в изображении характера человека, ибо героям великого классика XIX столетия «не свойственны внутренние монологи в форме спокойно развиваемых, логически стройных, последовательных рассуждений» [14, с. 78].
Указывая на свои творческие приоритеты в русской литературе XIX-XX веков, В. Распутин заявил: «Писатель должен всегда искать собственную манеру и по возможности быть самим собой. Я с удовольствием, даже с наслаждением читал и перечитывал таких несхожих художников, как Ф. Достоевский и И. Бунин. И у того и другого учился и всегда буду учиться. Их нельзя противопоставлять. Меня привлекал напряжённый психологизм Достоевского, страсти его героев, умение все рассказать о человеке. Бунин же привлекает меня отточенным литературным мастерством, ощущением весомости слова, короче говоря, умением писать и живописать. Из современных прозаиков мне хотелось бы назвать, конечно, в первую очередь Михаила Шолохова. Мы все у него учимся» [9, с. 146]. О самом сокровенном и плодотворном в творчестве автора «Тихого Дона» современный прозаик сказал: «Шолохов навсегда войдёт в наше ощущение Родины, духовной её мощи, которая выказалась в нем именно тогда, когда больше всего это было необходимо. Когда потребовалось на весь мир подтвердить, что живо у нас народное слово, что не повредился в испытаниях и битвах здоровый природный нрав русского мужика и что по-прежнему на этой древней земле всему голова хлебушко, во имя которого приходится принимать и ратные труды» [10, с. 4].
Рассматривая и сопоставляя самобытные художественные образы М. Шолохова и В. Распутина, мы отмечаем, в первую очередь, их типологическую близость. Судьба героини «Последнего срока» - Анны Степановны -типичный пример жизнеописания русской женщины, в образе которой мы видим следование шолоховской художественной традиции.
Среди героинь В. Распутина образ старухи Анны является особенно ёмким и по-своему ключевым женским образом. В романах М. Шолохова написана целая галерея ярких порывистых, страстных запоминающихся образов женщин, среди которых явно выделяются такие деятельные натуры как Аксинья, Наталья, Лушка, Дарья, Дуняшка. Но особое место в этом ряду занимает «гордая мужественная» Ильинична, которая не озлобилась, не возненавидела весь белый свет за тяжкую бабью долю, оставалась такой же непреклонной.
Переживая смерть мужа, «твёрдая старуха» Ильинична «слёзки не выронила», лишь замкнулась в себе, наедине со своим горем. «Сама жизнь стала ей в тягость. За один год потерять столько близких её сердцу людей, она жила надломленная страданием, постаревшая и жалкая. Много пришлось пережить ей горя, пожалуй, даже слишком много. Она была уже не в силах сопротивляться ему и жила, исполненная суеверного предчувствия, что смерть, так часто повадившаяся навещать их семью, ещё не раз переступит порог старого мелеховского дома» [16, с. 679]. У Распутина читаем столь созвучное мыслям Ильиничны признание: «... в обычае русской бабы устраивать свою жизнь лишь однажды и терпеть все, что ей выпадет!» [11, с. 124]. Но оказывается, что нам не только история жизни героини Распутина знакома в самых существенных её очертаниях по роману Шолохова «Тихий Дон». Гораздо важнее то, что в произведении современного прозаика обнаруживаются характер мировосприятия, тип связи человека в природой, жизненные приоритеты, подобные тем, которые выявились в эпохе Шолохова.
Образ распутинской Анны Степановны создан в результате творческого освоения некоторых принципиальных художественных идей Шолохова. И одна из них занимает центральное место в творчестве и Шолохова и Распутина - сама идея духовной преемственности поколений, воплощённая в женских образах произведений обоих писателей.
В произведениях В. Распутина особой ценностью отмечено женское, материнское начало. М. Шолохов, по словам П. Палиевского, создаёт такой «семейный тип», который остаётся и по сей день на недосягаемой высоте. Классик XX века чрезвычайно ярко выписывает мужские образы, подчёркивая черты крестьянина-землепашца, главы семейства. Но вот столь любимую Л. Толстым «мысль семейную» выводит на иной уровень. Писатель открывает
грани чистой, верной «глубоко запрятанной» любви хранительницы домашнего очага Ильиничны, достойной её духовной преемницы - Натальи, и «порочной», запретной, но страстной, ничему не подвластной любви Аксиньи. Как справедливо заметил Ф. Бирюков, «изображение высокой страсти простого человека никогда не поднималось до таких вершин, до такой силы убедительности и тонкости» [1, с. 191].
Убеждение В. Распутина в том, что у женщины-матери «сохраняется в первозданном виде житейская мудрость, наследованная от поколения предков, потому что женщина, оставаясь с семьёй не могла растерять её по ближним и дальним дорогам» [12, с. 2], сложилось под воздействием не писанного свода народных нравственных законов и правды. Женщина-мать в народной среде всегда являлась олицетворением верности высокому духовному, добрым старым традициям. Распутин в образе русской женщины выражает великую национальную идею духовной связи времен и поколений.
Образ Анны Степановны получает развитие в тех же идейно-художественных координатах, что и шолоховская героиня. Отмечая близость содержательной ткани шолоховских и распутинских образов, необходимо обнаружить мотивы и цели их создания. По собственному признанию В. Распутина, он следует за Шолоховым в художественной реализации определённых методологических принципов, о которых литературная наука сделала следующий вывод: «. шолоховские многомерные принципы изображения характера - это художественно новый, романно-эпопейный масштаб измерения характера героя, подход к нему от лица прошлого, настоящего и будущего, от совокупности народного мнения, в конечном счёте - от лица всемирной правды истории» [4, с. 265].
Современный прозаик творчески использует приёмы и способы постижения человека и мира, открытие которых принадлежит М. Шолохову. Одна из основополагающих черт в концепции личности, выстраиваемой Распутиным на страницах произведений, - способность нести груз ответственности за себя, за то, что происходит вокруг. Это является неотъемлемой чертой характера шолоховских героев. Герои Распутина, как и герои Шолохова всегда открыты для «людского суда» (В. Распутин).
В сущности, в книгах М. Шолохова и В. Распутина решаются вечные вопросы жизни: Смерть и бессмертие, Красота и Счастье, Память и Правда, человек и род, смысл жизни человека. Реализация этой важнейшей художественно-философской задачи происходит через многоголосое повествование. У Шолохова ведущим средством психологического анализа становится несобственно-прямая речь, которая кажется выражением голоса самой жизни.
В. Распутин опирается на устоявшуюся традицию использования и творческой переработки фольклорных мотивов, образов и приёмов повествования. Так голос автора вбирает в себя голоса персонажей и голос народа, обладающего особым на истину.
Мысль о единстве человека и природы является традиционной для русской литературы, отношение к природе как составной части единого целого мира, органично связанной с человеком, является первоосновой народного мировосприятия. Природа в концепции Распутина, именно в силу глобальности осмысления современных проблем, приобретает мифологическое значение. Для мифологического сознания свойственна невыделенность человеком самого себя из природы, «рождающая всеобщее одушевление и персонификацию» (Лосев). Это качество в определённой степени характеризует распутинских героев, составляя пласт их сознания, либо находясь на подсознательном уровне, определяет особенность их мировосприятия.
Таким образом, в своём содержании концепция русского национального характера в творчестве В. Распутина глубоко традиционна, а также сохраняет и трансформирует основные черты художественных концепций русских писателей XIX-XX вв.
Литература
1. Бирюков, Ф.Г. Художественные открытия М. Шолохова [Текст] / Ф.Г. Бирюков. - М. : Современник, 1976. - 368 с.
2. Достоевский, Ф.М. Об искусстве [Текст] / Ф.М. Достоевский. - М. : Искусство, 1973. - С. 401-402.
3. Достоевский, Ф.М. Преступление и наказание [Текст] / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. - Л. : Наука, 1973. - Т. 6. - 421 с.
4. Киселёва, Л. Художественные открытия советского классического романа-эпопеи [Текст] / Л. Киселёва // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. - М., 1978. - С. 243-280.
5. Котенко, Н. Прежде всего - точность: о творчестве В. Распутина [Текст] / Н. Котенко // Лит. учёба. - 1978. - № 4. - С. 127-133.
6. Осмоловский, О.Н. Психологическое искусство Ф.М. Достоевского [Текст] / О.Н. Осмоловский // Проблемы метода и жанра. - Вып. 3. - Томск. - 1976. -С. 65-80.
7. Осмоловский, О.Н. Достоевский и русский психологический роман [Текст] / О.Н. Осмоловский. - Кишинев : Штиница, 1981. - 167 с.
8. Распутин, В.Г. Деятели советской культуры о Достоевском [Текст] // Достоевский Ф.М. : материалы и исслед. - Л. : Мир, 1983. - Т. 5. - С. 66-67.
9. Распутин, В.Г. Быть самим собой [Текст] / В.Г. Распутин // Вопр. лит. -1976. - № 9. - С. 142-150.
10. Распутин, В.Г. Высота таланта // Лит. газ. - 1984. - 29 февр. - С. 4.
11. Распутин, В.Г. Собр. соч. : в 3 т. Живи и помни [Текст] / В.Г. Распутин. - М. : Молодая гвардия, 1994. - Т. 1. - С. 115-304.
12. Распутин, В.Г. Болеть человеческой болью : диалог лит. критика Н.С. Тен-дитник с писателем В. Г. Распутиным [Текст] / В.Г. Распутин // Совет. молодёжь. - 1977. - 29 нояб. - С. 2.
13. Старикова, Е. Жить и помнить [Текст] / Е. Старикова // Новый мир. -1977. -№ 11. - С. 236-248.
14. Страхов, И.В. Психологический анализ в литературном творчестве [Текст] / И.В. Страхов. - Саратов, 1975. - Ч. 3. - 148 с.
15. Храпченко, М.Б. Лев Толстой как художник [Текст] / М.Б. Храпченко. - М. : Художеств. лит., 1978. - 580 с.
16. Шолохов, М.А. Тихий Дон : роман : в 4 кн. Кн. 3 и 4 [Текст] / М.А. Шолохов. -М. : Молодая гвардия, 1980. - 847 с.
