CC BY
9
Научная статья УДК 34
https://doi.org/10.24412/2414-3995-2022-4-244-250 NIION: 2015-0066-4/22-435 MOSURED: 77/27-011-2022-04-634
Оперативно-розыскные мероприятия: инструментальная ценность, правовая определенность норм закона.
Статья 3. Оценка правовой определенности законодательной конструкции осуществления оперативно-розыскных мероприятий
Владимир Иванович Червонюк
Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя, Москва, Россия, v.chervonyuk@yandex.ru
Аннотация. Согласно ч. 2 ст. 23 Конституции Российской Федерации ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений допускается исключительно на основании судебного решения. Закон об оперативно-розыскной деятельности (ч. 3 ст. 8) допускает по указанным им основаниям проведение определенных ч. 2 оперативно-розыскных мероприятий с последующим уведомлением суда (судьи) и получением судебного решения, санкционирующего проведение такого мероприятия. Перечень сформулированных законодателем оснований для проведения оперативно-розыскного мероприятия носит оценочный характер и, соответственно, правовая определенность положений ч. 3 не безусловна. Как показывает анализ проблемы, на практике не являются редкостью случаи проведения оперативно-розыскных мероприятий и в ситуации, когда ссылка на основания ч. 3 ст. 8 не вполне очевидна.
Законность осуществления оперативно-розыскного мероприятия в этом случае подвергается сомнению. Про-блемность характерна и для иных конструктивных положений упомянутого Закона, определяющих условия проведения оперативно-розыскных мероприятий. В указанном смысле в контексте фундаментального принципа правовой определенности конструкция ст. 3 Федерального закона от 12 августа 1995 г. N° 144-ФЗ требует усовершенствования. Отмеченные проблемы и рекомендации их решения - предмет исследования настоящей статьи.
Ключевые слова: принцип правовой определенности, неопределенность содержания правовой нормы, правовая определенность как конституционно значимое свойство нормативных актов, обстоятельства, при наличии которых законодатель допускает возможность проведения оперативно-розыскных мероприятий, казуальный и абстрактный способы конструирования правовых установлений, пределы права на проведение оперативно-розыскных мероприятий, исключительный порядок проведения оперативно-розыскных мероприятий, судебная процедура получения согласия на проведение оперативно-розыскных мероприятий
Для цитирования: Червонюк В. И. Оперативно-розыскные мероприятия: инструментальная ценность, правовая определенность норм закона. Статья 3. Оценка правовой определенности законодательной конструкции осуществления оперативно-розыскных мероприятий // Вестник экономической безопасности. 2022. № 4. С. 244-250. https:// doi.org/10.24412/2414-3995-2022-4-244-250.
Original article
Operational investigative measures: instrumental value, legal certainty of the law. Article 3. Assessment of the legal certainty of the legislative structure of the implementation of operational investigative measures
Vladimir I. Chervonyuk
Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Moscow, Russia, v.chervonyuk@yandex.ru
Abstract. According to Part 2 of Article 23 of the Constitution of the Russian Federation, restriction of the right to secrecy of correspondence, telephone conversations, postal, telegraphic and other messages is allowed solely on the basis of a court decision. The Law on Operational Investigative Activities (Part 3 of Article 8) allows, on the grounds indicated by it, the conduct of certain Part 2 operational investigative measures, followed by notification of the court (judge) and receipt of a court decision authorizing such an event. The list of grounds formulated by the legislator for carrying out an operational
© Червонюк В. И., 2022
search measure is evaluative in nature and, accordingly, the legal certainty of the provisions of Part 3 is not unconditional. As the analysis of the problem shows, in practice, it is not uncommon to conduct operational investigative measures in a situation where the reference to the grounds of Part 3 of Article 8 is not quite obvious.
In this case, the legality of the operational search activity is questioned. The problematic nature is also characteristic of other constructive provisions of the mentioned Law, which determine the conditions for conducting operational search activities. In this sense, in the context of the fundamental principle of legal certainty, the construction of Article 3 of Federal Law № 144-FZ of August 12, 1995 requires improvement.
Keywords: principle of legal certainty, uncertainty of the content of a legal norm, legal certainty as a constitutionally significant property of normative acts, circumstances in the presence of which the legislator allows the possibility of conducting operational investigative measures, casual and abstract ways of constructing legal regulations, limits of the right to conduct operational search activities, exclusive procedure for conducting operational search activities, judicial procedure for obtaining consent to conduct operational search activities
For citation: Chervonyuk V I. Operational investigative measures: instrumental value, legal certainty of the law. Article 3. Assessment of the legal certainty of the legislative structure of the implementation of operational investigative measures. Bulletin of economic security. 2022;(4):244-50. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2414-3995-2022-4-244-250.
Оценка качества положений Закона об ОРД в контексте принципа правовой определенности
По общему признанию, принцип правовой определенности является общим принципом права и вместе с другими фундаментальными началами права лежит в основе всех правовых систем как международных, так и национальных.
По оценкам Конституционного Суда Российской Федерации, правовая определенность как конституционно значимое свойство нормативных актов обеспечивает устойчивость регулируемых на их основе правоотношений, позволяя тем самым предвидеть действия публичной власти, оценивать их законность, знать способы защиты при нарушении основных прав и свобод. Практикой конституционного правосудия содержание принципа правовой определенности рассматривается в предъявляемых к нормотворческой и правоприменительной деятельности таких требованиях, как стабильность правового регулирования; ясность, недвусмысленность и согласованность правовых норм, правоприменительных решений; единообразное применение закона, включая единство судебной практики; устойчивость правоприменительной практики. В свою очередь, определенность требует согласованного правового регулирования общественных отношений: противоречащие друг другу правовые нормы порождают и противоречивую правоприменительную практику, возможность произвольного их применения ослабляет гарантии государственной защиты конституционных прав и свобод (постановление от 29 июня 2004 г. № 13-П).
Принцип формальной определенности закона, предполагающий точность и ясность законодательных предписаний, является, как указал Конституционный Суд, неотъемлемым элементом верховенства права (постановление от 27 мая 2008 г. № 8-П [1])1. В много-
1 Впервые требование определенности как конституционный принцип и одновременно критерий конституционности было обосновано в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 г. № 3-П (см.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 18. Ст. 1708).
кратно подтвержденных им (Конституционным Судом) решениях подчеркивается, что требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы выводится из конституционных принципов равенства и справедливости. Иной подход к пониманию правовой нормы нарушает ее единообразное применение, допуская возможность неограниченного усмотрения, что ведет к произволу (постановление от 15 июля 1999 г. № 11-П) [3], нарушение требования определенности правовой нормы, влекущее ее произвольное толкование, является достаточным основанием для признания нормы, не соответствующей Конституции Российской Федерации (постановление от 16 июля 2018 г. № 32-П) [4].
Напротив, как неоднократно подчеркивает Конституционный Суд Российской Федерации, неопределенность содержания правовой нормы создает предпосылки для злоупотребления исполнительной властью своими полномочиями, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, вследствие чего самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы достаточно для признания неконституционности такой нормы (постановления от 6 апреля 2004 г. № 7-П, от 21 января 2010 г. № 1-П). Неопределенность содержания правовой нормы допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения, а значит и нарушения не только принципов равенства и верховенства закона, но и конституционно установленных гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан (постановления Конституционного Суда от 25 апреля 1995 г. № 3-П, от 25 февраля 2004 г. № 4-П, от 20 апреля 2009 г. № 7-П, от 6 декабря 2011 г. № 27-П, от 29 июня 2012 г. № 16-П и от 22 апреля 2013 г. № 8-П). В связи с этим из принципов правового государства и справедливости вытекает обращенное к законодателю требование формальной определенности, недвусмысленности, ясности и непротиворечивости правового регулирования, взаимной согласованности предметно связанных между собой норм различной отраслевой принадлежности
(постановления от 15 июля 1999 г. № 11-П, от 27 мая 2003 г. № 9-П, от 27 мая 2008 г. № 8-П, от 27 июня 2013 г. № 15-П, от 25 февраля 2014 г. № 4-П, от 22 апреля 2014 г. № 12-П, от 14 июля 2015 г. № 20-П, от 17 января 2018 г. № 3-П).
Кроме того, по мнению Конституционного Суда, неопределенность содержания правовой нормы создает предпосылки для злоупотребления исполнительной властью своими полномочиями, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, вследствие чего самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы достаточно для признания неконституционности такой нормы (постановления от 6 апреля 2004 г. № 7-П, от 21 января 2010 г. № 1-П). Неясность и противоречивость правового регулирования препятствуют адекватному уяснению его содержания и предназначения, допускают возможность неограниченного усмотрения публичной власти в процессе правоприменения, создают предпосылки для административного произвола и избирательного правосудия, чем ослабляют гарантии защиты конституционных прав и свобод; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы вполне может быть достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции (постановления от 20 декабря 2011 г. № 29-П, от 19 июля 2017 г. № 22-П).
Таким образом, принцип правовой определенности предполагает высокую степень определенности права в целом и высокую степень определенности правовой нормы, в частности.
Отмеченные положения выступают методологическими ориентирами при оценке положений ст. 8 Закона об ОРД. Как следует из Конституции Российской Федерации, ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений допускается исключительно на основании судебного решения (ч. 2 ст. 23). Закон об ОРД (ч. 3 ст. 8) допускает по указанным им основаниям проведение определенных ч. 2 ОРМ с последующим уведомлением суда (судьи) и получением судебного решения, санкционирующего проведение такого мероприятия. Перечень сформулированных законодателем оснований для проведения ОРМ носит оценочный характер и, соответственно, правовая определенность положений ч. 3 не безусловна. Исследование проблемы показывает, что на практике случаи проведения оперативно-розыскных мероприятий и в ситуации, когда ссылка на основания ч. 3 ст. 8 не вполне очевидна, не являются редкостью. Одновременно, как представляется, конструкция ст. 8 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ требует усовершенствования и с точки зрения ее процедурной достаточности. Представляется, что в контексте поставленной проблемы одновременно актуализируются вопросы обеспечения законности в деятельности оперативных подразделений, уполномоченных осуществлять ОРМ.
Оценка конструкции ст. 8 Закона об ОРД
Статья 8 «Условия проведения оперативно-розыскных мероприятий» (в современном виде включает 11 частей), по замыслу законодателя, представляет комплекс установлений, относящихся к определению условий проведения ОРМ1. Если оценивать эти положения с точки зрения постулатов теории законодательствования, то в своем единстве они призваны представить юридический механизм реализации собственно основного ресурса ОРД - осуществления ОРМ. Как следует из самого Закона, ОРД как раз и осуществляется оперативными подразделениями государственных органов в пределах предоставленных им полномочий посредством проведения ОРМ (ст. 1) [6].
Конструктивно ст. 8 после вступления в силу Закона об ОРД претерпела существенные изменения, которые были внесены федеральными законами от 5 января 1999 г. № 6-ФЗ, от 20 марта 2001 г. № 26-ФЗ, от 2 декабря 2005 г. № 150-ФЗ, от 24 июля 2007 г. № 211-ФЗ, от 25 декабря 2008 г. № 280-ФЗ, от 21 декабря 2013 г. № 369-ФЗ, от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ, от 1 июля 2021 г. № 252-ФЗ). «Нетронутой» оказалась ч. 1, императивное установление которой определяет круг лиц, потенциально могущих выступать «объектами» ОРМ, а также ч. 6, положения которой, в принципе, константны. В контексте требований принципа правовой определенности обратим внимание, прежде всего, на представляющие особый интерес для теории и практики чч. 2 и 3 анализируемой статьи2.
В ч. 2 анализируемой статьи представлен соответствующий пп. 1-3 перечень трех групп обстоятельств, при наличии которых законодатель допускает возможность проведения ОРМ (включая получение компьютерной информации), ограничивающих такие права, как право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых по сетям электрической и почтовой связи, а также право на неприкосновенность жилища.
Законодательно оговорены условия для проведения ОРМ, которые ограничивают конституционные права
1 При этом сами условия проведения ОРМ в Законе об ОРД «рассматриваются и в качестве обстоятельств, обстановки, в которых происходит или от которых зависит порядок проведения ОРМ» [5, с. 162].
2 Актуальность исследования отмеченной проблемы, в том числе, подтверждается материалами судебной практики: по данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, в отношении конституционных прав и свобод, предусмотренных ч. 2 ст. 23 и ст. 24 Конституции Российской Федерации, только в 2016 г. российскими судами было рассмотрено почти 610 тыс. ходатайств о проведении оперативно-розыскных мероприятий, связанных с необходимостью ограничения тайны сообщений; в 2017 г. число таких ходатайств составило 586 786 [7; 8]. Одновременно констатируется, что такие обращения рассматриваются судами крайне «формально»; соответствующие органы получили отказ в удовлетворении ходатайств
0 «прослушке» или нарушении тайны переписки в 2017 г. в
1 598 случаях, а в 2016 г. - в 1 539 случаях.
человека и гражданина на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых по сетям электрической и почтовой связи, а также на неприкосновенность жилища. Это, во-первых, необходимость получения инициатором ОРМ решения суда1, санкционирующего проведение ОРМ2; во-вторых, при условии, что инициатор ОРМ располагает информацией определенного законом характера, а именно: а) о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, по которому производство предварительного следствия обязательно; б) лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние, по которому производство предварительного следствия обя-зательно3 (перечень таких преступлений предусмотрен ст. 150 УПК РФ); в) событиях или действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации (ч. 2 ст. 8 в ред. Федерального закона от 2 декабря 2005 г. № 150-ФЗ, от 21 декабря 2013 г. № 369-ФЗ). При этом, как следует из ч. 4 ст. 8 Закона об ОРД, прослушивание телефонных и иных переговоров допускается только в отношении лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений средней тяжести, тяжких или особо тяжких преступлений, а также лиц, которые могут располагать сведениями об указанных преступлениях. Тем самым, как это может показаться, нормативный объем положений ч.
1 Согласно Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2001 г. № 303-О допустимость ограничения прав на тайну телефонных переговоров на основании судебного решения установлена ч. 2 ст. 23 и ст. 25 Конституции Российской Федерации. Вместе с тем ч. 3 ст. 55 Основного Закона допускает в конституционно значимых целях возможность соразмерного ограничения федеральным законом прав и свобод человека и гражданина, в том числе путем проведения ОРМ. При этом, разумеется, должны быть соблюдены все определенные законодательством об ОРД условия.
2 Закон об ОРД допускает также применение ОРМ на основании согласия (чч. 7, 8, 11 ст. 8), без санкции вообще (ч. 7 ст. 8), а с учетом бланкетной нормы ст. 64 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ «О связи» - предоставление информации ОВД и ФСБ на основании не судебного решения, а в соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 27 августа 2005 г. № 538, утвердившим «Правила взаимодействия операторов связи с уполномоченными государственными органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность».
3 Конституционный Суд Российской Федерации в Опреде-
лении от 14 июля 1998 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» по жалобе гражданки Ч... указал, что, исходя из смысла названного Федерального закона, его ст.ст. 1, 2, 7, ч. 2 ст.ст. 8 и 10, определяющих цели, задачи, основания и условия проведения оперативно-розыскных мероприятий, под противоправным деянием подразумевается лишь уголовно наказуемое деяние, т. е. преступление. При этом, как следует из вышеупомянутого решения Суда, когда в ходе ОРД обнаруживается, что речь идет не о преступлении, а об иных видах правонарушений проведение ОРМ в силу ст. 2 и ч. 4 ст. 10 должно быть прекращено.
2 ст. 8 сужается, а соответственно и сужаются возможности для проведения такого вида ОРМ, как прослушивание телефонных переговоров. С точки зрения техники законодательствования в данном случае имеет место установление пределов права (в данном случае права на проведение ОРМ). Думается, что такой прием законодательной техники, использованный в конструкции анализируемой статьи, следует отнести к достоинству Закона об ОРД, что в наибольшей мере отвечает требованиям принципа правовой определенности, согласуется с формально не провозглашенным принципом оптимального использования средств ОРД.
В специальной литературе обращается внимание на особенность конструкции чч. 2 ст. 8 и взаимосвязанных с ней иных установлений этой же статьи. Отмечается, что содержание пп. 1, 2 ч. 2 ст. 8 Закона об ОРД по своему нормативному содержанию идентичны положениям пп. 1, 2 ч. 1 ст. 7 данного Закона [11, с. 106]. В понимании исследователей, законодатель допускает смешение оснований и условий проведения ОРМ. Представителями экспертного сообщества справедливо обращено внимание на то обстоятельство, что, ограничив сферу применения прослушивания телефонных и иных переговоров категориями преступлений средней тяжести, тяжких или особо тяжких преступлений, законодатель тем самым фактически признает право на тайну переговоров более значимым в сравнении с правом на тайну переписки и неприкосновенности жилища [12, с. 170; 11, с. 106], что действительно входит в противоречие с положениями чч. 1 и 2 ст. 23 Конституции Российской Федерации. Презюмируется как «ошибочная законодательная привязка условий для проведения ОРМ исключительно к наличию сведений о противоправных деяниях, которые уже подготавливаются, совершаются или совершены, а также о лицах, их подготавливающих, совершающих или совершивших, т. е. которые начали уже реализовывать свой преступный замысел». Тем самым, по мнению цитируемых авторов, сужаются возможности использования ОРМ для осуществления профилактических мер [13].
Как это следует из действующей конструкции ч. 2 ст. 8 Закона об ОРД, проведение ОРМ поставлено законодателем в зависимость от конкретных обстоятельств. Иными словами, речь идет об использовании законодателем так называемого казуального способа конструирования правового установления. Используемый в законодательной деятельности такой способ конструирования установления не позволяет учесть появления новых обстоятельств в результате динамично развивающихся социально-правовых связей и отношений. Следствием такого подхода в законодательствовании является «старение» норм права4. Симптоматично, что вносимыми в
4 Представляется, что законодатель чрезмерно увлекается использованием данного способа. Так, согласно ч. 6 ст. 8 в случае возникновения угрозы жизни, здоровью, собственности отдельных лиц по их заявлению или с их согласия в письменной форме разрешается прослушивание переговоров, ведущихся с их
1999, 2005, 2013 и 2016 гг. поправками содержание ч. 2 ст. 3 перманентно подвергалась изменениям. Активное обсуждение отмеченных особенностей ч. 2 ст. 3 Закона об ОРД, очевидно, что действительно указывает на существующую проблемную ситуацию. В одном из предлагаемых проектов новой редакции федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» предлагается закрепить право на проведение ОРМ, влекущих ограничение конституционных прав человека и гражданина, «...при наличии судебного решения, принимаемого «с учетом характера и степени общественной опасности деяния или степени реальности угрозы. безопасности Российской Федерации, а равно безопасности объектов государственной охраны» тяжести возможных или наступивших последствий, что все же отличается от редакции п. 1 ч. 2 ст. 8 Закона об ОРД [14, с. 12]. Предлагается также в качестве критерия обоснованности принятия решения о проведении ОРМ «отказаться от указания формы предварительного расследования и степени тяжести преступления» и исходить «из определения «достаточности данных, позволяющих предположить, что проведение данного конкретного ОРМ, ограничивающего конкретное конституционное право или свободу личности, будет способствовать решению задач, предусмотренных ст. 2 ФЗ об ОРД» [11, с. 110]. С точки зрения еще одного подхода, «при принятии решения о проведении ОРМ, ограничивающего конституционные права личности, судья вне зависимости от степени тяжести преступления должен руководствоваться направленностью, степенью и характером общественной опасности преступления» [15, с. 12].
Представляется, что в указанном случае использование законодателем не казуального, а абстрактного способа конструирования анализируемого установления все же имело бы преимущества. Даже при том, что в этом случае пришлось бы неизбежно прибегнуть к использованию в содержании конструируемого установления оценочных понятий. Но, как отмечает Конституционный Суд Российской Федерации, лежащая на законодателе обязанность формулировать правовые предписания с достаточной степенью точности, позволяющей гражданину (объединению граждан) сообразовывать с ними свое поведение - как запрещенное, так и дозволенное, не исключает использования оценочных или общепринятых понятий, значение которых должно быть доступно для восприятия и уяснения субъектами правоотношений либо непосредственно из содержания нормативного положения или из системы взаимосвязанных положений, рассчитанных на применение к неограниченному числу конкретных правовых ситуаций, либо посредством выявления более сложной взаимосвязи правовых предписаний, в частности с помощью даваемых судами разъяснений, а также не вызывает раз-
телефонов. А как следует действовать органу, осуществляющему оперативно-розыскную деятельность, если угрозы поступают по электронной почте, на другие средства связи?
ногласий у субъектов правоотношений (постановления от 14 апреля 2008 г. № 7-П, от 5 марта 2013 г. № 5-П, от 31 марта 2015 г. № 6-П, от 4 июня 2015 г. № 13-П, от 22 июня 2017 г. № 16-П, от 8 декабря 2017 г. № 39-П).
В практической деятельности органов, осуществляющих ОРД, встречаются случаи, когда для предотвращения преступной деятельности, пресечения общественно опасного деяния оказывается невозможным соблюсти все требования для получения санкции суда на проведение ОРМ. В Законе об ОРД такие случаи квалифицируются как те, «которые не терпят отлагательства». Федеральным законом от 2 декабря 2005 г. № 150-ФЗ в ч. 3 ст. 8 Закона об ОРД было включено положение, согласно которому в случаях, которые не терпят отлагательства и могут привести к совершению тяжкого или особо тяжкого преступления, а также при наличии данных о событиях и действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации, на основании мотивированного постановления одного из руководителей органа, осуществляющего ОРД, допускается проведение ОРМ. Таким образом, законодатель ввел исключительный порядок проведения ОРМ, используя уже упоминавшееся оценочное понятие. Законодатель обусловил проведение ОРМ двумя обязательными условиями: во-первых, инициатор ОРМ в течение 24 часов с момента вынесения постановления обязан уведомить суд (судью); вынесенное постановление (в нем должен быть описан случай, указано, почему он не терпит отлагательства) направляется в оперативно-техническое подразделение субъекта ОРД для непосредственного осуществления ОРМ.; во-вторых, получение в течение 48 часов судебного решения является правовым основанием для осуществления или прекращения ОРМ (ч. 3 ст. 8 в ред. Федеральных законов от 2 декабря 2005 г. № 150-ФЗ, от 21 декабря 2013 г. № 369-ФЗ). Таким образом, законодательно все же созданы определенные условия для законности действий субъектов ОРМ.
В то же время в контексте требований принципа правовой определенности положения ч. 3 ст. 8 все же вызывают вопросы. Прежде всего, это касается возможности проверки судом (судьей) законности проведения ОРМ, достаточности оснований для этого. Безусловно, что необходимость быстрого вмешательства в ситуацию должна восприниматься с пониманием. В то же время не меньше аргументов у сторонников той точки зрения, что у суда должна быть возможность оценки обоснованности и законности постановления ОВД о проведении ОРМ. Как следует из правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированной в постановлении от 9 июня 2011 г. № 12-П «По делу о проверке конституционности положений п. 7 ст. 16 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и ч. 1 ст. 9 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» в связи с жалобой гражданина И. В. Аносова», характер ОРД указы-
вает на то, что процедура получения согласия на проведение ОРМ может быть только судебной [16].
Справедливо обращено внимание и на то, что в Законе об ОРД не решен вопрос о форме уведомления о проведении (или проведенном) ОРМ и форме судебного акта в случае признания незаконным проведенного ОРМ. Нет единообразия относительно формы уведомления на практике [11, с. 125]. Предполагается, что такого рода уведомления могут быть как в устной, так и в письменной форме; встречаются уведомления по телефону, направление специального уведомления и др. Несмотря на неясность правовых установлений, практика выработала некое обыкновение: уведомление должно быть представлено в письменной форме, подписано должностным лицом ОВД, правомочным принимать решение о проведении ОРМ [17, с. 71-72].
Уже отмечалось, что «в течение 48 часов с момента начала проведения оперативно-розыскного мероприятия орган, его осуществляющий, обязан получить судебное решение о проведении такого оперативно-розыскного мероприятия либо прекратить его проведение» (пред-лож. 2 ч. 2 ст. 8). Не все здесь ясно относительно того, кому адресуется такая обязанность. Формально-юридически, как следует из Закона об ОРД, если судебное разрешение не получено, то ОРМ должно быть прекращено (ч. 7 ст. 8). Обращается внимание и на то, что судебное решение необходимо и в том случае, если ОРМ носит кратковременный характер, и было прекращено до истечения 48 часов.
Список источников
1. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 г. № 8-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 24. Ст. 2892.
2. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 г. № 3-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 18. Ст. 1708.
3. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 15 июля 1999 г. № 11-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 30. Ст. 3988.
4. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июля 2018 г. № 32-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2018. № 30. Ст. 4810.
5. Теория оперативно-розыскной деятельности / под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского. 4-е изд., пе-рераб. М. : Норма : ИНФРА-М, 2017. 384 с.
6. Федеральный закон от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (с изменениями и дополнениями) // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 33. Ст. 3349; 2005. № 49. Ст. 5128; 2013. № 51. Ст. 6689.
7. Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции
за 12 месяцев 2016 г. URL: http://www.cdep.ru/index. php?id=79&item=3832 (дата обращения: 25.10.2021).
8. Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 12 месяцев 2017 г. URL: http://www.cdep. ru/index.php?id=79&item=4476 (дата обращения: 25.10.2021).
9. Постановление Правительства Российской Федерации от 27 августа 2005 г. № 538 «Об утверждении Правил взаимодействия операторов связи с уполномоченными государственными органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2005. № 36. Ст. 3704.
10. Определение Конституционного Суда РФ от 14 июля 1998 г. № 86-О «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» по жалобе гражданки И. Г. Черновой» // Собрании законодательства Российской Федерации от 24 августа 1998 г. № 34 ст. 4368.
11. Гусев В. А., Луговик В. Ф. Теория оперативно-розыскных процедур : монография. М. : Проспект, 2019. 336 с.
12. Чечетин А. Е. Актуальные проблемы теории оперативно-розыскных мероприятий : монография. М. : Академия управления МВД России, 2006.
13. Маслов А. А., Бабушкин А. А., Белых-Силаев Д. В. Основные направления совместных научных исследований МВД России и ФСИН России в сфере оперативно-розыскной деятельности // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2021. № 5. С. 3-9.
14. Шумилов А. Ю. Новая редакция оперативно-розыскного закона России : открытый проект : научно-справочное пособие. М., 2004.
15. Захарцев С. И. Оперативно-розыскные мероприятия : общие положения : монография. СПб. : Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. 259 с.
16. Постановление от 9 июня 2011 г. № 12-П «По делу о проверке конституционности положений п. 7 ст. 16 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и ч. 1 ст. 9 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» в связи с жалобой гражданина И. В. Аносова» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 26. Ст. 3858.
17. Оперативно-розыскная деятельность : научно-практический комментарий (постатейный) к Федеральному закону / [А. И. Бастрыкин и др.] ; под ред. докт. юрид. наук, проф. А. И. Бастрыкина. М. : Юрлитин-форм, 2020. 280 с.
References
1. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation № 8-P of May 27, 2008 // Collection
of Legislation of the Russian Federation. 2008. № 24. Art. 2892.
2. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of April 25, 1995 № 3-P // Collection of Legislation of the Russian Federation. 1995. № 18. Art. 1708.
3. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of July 15, 1999 № 11-P // Collection of Legislation of the Russian Federation. 1999. № 30. Art. 3988.
4. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation № 32-P of July 16, 2018 // Collection of Legislation of the Russian Federation. 2018. № 30. Art. 4810.
5. Theory of operational investigative activity / edited by K. K. Goryainov, V. S. Ovchinsky. 4th ed., pererab. M. : Norm : INFRA-M 2017. 384 p.
6. Federal Law № 144-FZ of August 12, 1995 «On operational investigative activities» (with amendments and additions) // Collection of Legislation of the Russian Federation. 1995. № 33. Art. 3349; 2005. № 49. Art. 5128; 2013. № 51. Art. 6689.
7. Report on the work of the courts of general jurisdiction on the consideration of criminal cases in the first instance for 12 months of 2016 URL: http:// www.cdep.ru/index.php?id=79&item=3832 (accessed: 25.10.2021).
8. Report on the work of the courts of general jurisdiction on the consideration of criminal cases in the first instance for 12 months of 2017 URL: http:// www.cdep.ru/index.php?id=79&item=4476 (accessed: 25.10.2021).
9. Resolution of the Government of the Russian Federation № 538 of August 27, 2005 «On approval of the Rules of interaction of telecom operators with authorized state bodies engaged in operational investigative activities» // Collection of Legislation of the Russian Federation. 2005. № 36. Art. 3704.
10. Ruling of the Constitutional Court of the Russian Federation dated July 14, 1998 № 86-O «In the case of checking the constitutionality of certain provisions of the Federal Law «On operational investigative activities» on the complaint of citizen I. G. Chernova» // Collection of Legislation of the Russian Federation dated August 24, 1998. № 34 .Article 4368.
11. Gusev V. A., Lugovik V. F. Theory of operational search procedures : monograph. M. : Prospect, 2019. 336 p.
12. Chechetin A. E. Actual problems of the theory of operational investigative measures : monograph. M. : Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2006.
13. Maslov A. A., Babushkin A. A., Belykh-Silaev D. V. The main directions of joint scientific research of the Ministry of Internal Affairs of Russia and the Federal Penitentiary Service of Russia in the field of operational investigative activities // Penal enforcement system: law, economics, management. 2021. № 5. P. 3-9.
14. Shumilov A. Yu. New edition of the operational search law of Russia : open project : scientific reference manual. M., 2004.
15. Zakhartsev S. I. Operational search measures : general provisions : monograph. St. Petersburg : Publishing house of R. Aslanov «Law Center Press», 2004. 259 p.
16. Resolution № 12-P of June 9, 2011 «On the case of checking the constitutionality of the provisions of paragraph 7 of Article 16 of the Law of the Russian Federation «On the Status of Judges in the Russian Federation» and Part 1 of Article 9 of the Federal Law «On Operational Investigative Activities» in connection with the complaint of citizen I. V. Anosov» // Assembly legislation of the Russian Federation. 2011. № 26. Art. 3858.
17. Operational investigative activity: scientific and practical commentary (article-by-article) to the Federal Law / [A. I. Bastrykin et al.]; ed. doct. jurid. Sciences, prof. A. I. Bastrykin. M. : Yurlitinform, 2020. 280 p.
Информация об авторе
В. И. Червонюк - профессор Московского университета МВД России имени В. Я. Кикотя, доктор юридических наук.
Information about the author V. I. Chervonyuk - Professor of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Legal Sciences.
Статья поступила в редакцию 25.04.2022; одобрена после рецензирования 17.06.2022; принята к публикации 15.08.2022.
The article was submitted 25.04.2022; approved after reviewing 17.06.2022; accepted for publication 15.08.2022.
