CC BY
75
УДК 342 ББК 67
DOI 10.24411/2414-3995-2019-10054 © В.Н. Фадеев, Л.В. Тэсс, 2019
Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
ОНТОЛОГИЯ И АНТОЛОГИЯ КРИМИНОЛОГИИ БУДУЩЕГО
(ЧАСТЬ 2 — XX в.)1
Виктор Николаевич Фадеев,
профессор кафедры криминологии, доктор юридических наук, профессор Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя (117437, Москва, ул. Академика Волгина, д. 12)
E-mail: [email protected]; Леонид Владимирович Тэсс, (123298, Москва, ул. Ирины Левченко, д. 1, издательство «Юнити-Дана»)
E-mail: [email protected]
Аннотация. Чтобы понять и эффективно анализировать преступность сегодняшнего дня, разработать меры по ее предупреждению в будущем, неизбежно необходимо заглядывать в ее прошлое, исследовать пути и формы ее исторического развития: где истоки организованной преступности посткоммунистического общества; каким образом развивались и укреплялись организованные криминальные группы; что общее и в чем различие между организованной и профессиональной преступностью; что такое профессионально-организованная преступность? Вот те вопросы, которые требуют своего раскрытия и осознания их сущности.
Ключевые слова: первичная, рецидивная, организованная, профессиональная и профессионально-организованная преступность.
ONTOLOGY AND ANTHOLOGY OF CRIMINOLOGY OF THE FUTURE
(PART 2 — XX CENTURY)
Victor N. Fadeev,
Professor of Criminology Department, Doctor of Law, Professor Moscow University of the Ministry of Internal affairs of Russia named after V.Ya. Kikot' (117437, Moscow, ul. Akademika Volgina, d. 12);
Leonid V. Tess,
(123298, Moscow, ul. Irina Levchenko, d. 1, Unity-Dana publishing house)
Abstract. To understand and effectively analyze the criminality of present days, to develop the measures for its prevention in future, it is inevitably necessary to look in its past, to study the ways and the forms of its historic development. Where are the beginnings of the organized criminality of post-communist society; how organized criminal groups developed and strengthened; what is common and different between the organized and professional criminality; what is professionally-organized criminality? These are the issues that demand to be disclosed and their essence to be realized.
Keywords: primary, relapsing, organized, professional and professionally-organized criminality.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Фадеев В.Н., Тэсс Л.В. Онтология и антология криминологии будущего (часть 2 — XX в.). Вестник экономической безопасности. 2019;(2):17-31.
1 Фадеев В.Н., Тэсс Л.В. Онтология и антология криминологии будущего (часть 1 — XVШ-XIX вв.). Вестник экономической безопасности. 2019;(1):141-57.
ХХ в. — век богатейших открытий во всех известных цивилизации науках. Он дал жизнь многим направлениям научной мысли и обогатил человечество новыми открытиями как на уровне микромира, так и на уровне космоса. Свои открытия появились и в криминологии, и в уголовном праве. Появилась концепция умственной отсталости преступников, обрадовавшая сторонников антропологической теории Чезаре Ломброзо, позволившая ретивым ее приверженцам в начале 20-х годов в
США и ряде европейских стран ввести практику кастрации и стерилизации людей с психическими недостатками.
Психологи, социологи, криминологи активно критиковали эту концепцию, доказывая, что умственные способности представителей низших слоев общества зависят от тяжелого материального положения семей, в которых они живут, что не позволяет этим детям развить свои способности.
В этот же период появилась концепция конституционной предрасположенности к преступлению. Американские исследователи считали, что одной из главных причин в механизме преступного поведения играют различные расстройства эндокринной системы, наряду с другими особенностями телосложения. Наиболее радикальный вывод сделал другой американец — Эрнест Хуттон, считавший, что устранить преступность можно только путем искоренения физически, психически и морально неприспособленных индивидов или путем их полного отделения и помещения в социально здоровую среду. Тема эта была достаточно актуальна в Америке. Последователи этой концепции отказались от ее внедрения в практику работы только после того, как их «детище» стало достоянием широкой общественности, выступившей с резкой критикой.
В это же время возникла и генетическая концепция. Первым, применившим на практике данные новой науки генетики, для проверки гипотезы о генетической обусловленности преступного поведения предпринял немецкий психиатр ЙоханесЛан-ге. Исследуя поведение близнецов, он пришел к выводу, что гены оказываются решающим фактором преступного поведения. На основании этого вывода в нацистской Германии в 1933 году была введена практика кастрации и стерилизации. Аналогичные меры практиковались в США с 1899 года, а в Дании с 1929 года.
Свою концепцию воздействия на преступность выдвинул и популярный психоаналитик Зигмунд Фрейд, считавший, что на агрессивную природу людей должны применяться радикальные, негуманные меры, именно поэтому он и воздерживается от проведения экспериментов в этой области. Тем не менее, различные положения теории Фрейда использовались криминологами для конструирования новых теорий преступности и разработки новых подходов к воздействию на нее.
В ХХ веке появляется такое нетрадиционное направление науки о методах воздействия на преступность, как клиническая криминология. Особенность этого направления науки заключалась в попытке формирования особой системы коррекции личности, которая была бы основным методом воздействия на преступность. Кара, как предупредительное сдерживающее средство отрицалась,
криминология, фактически превращалась в своего рода, антикриминальную медицину, а тюрьма — в клинику. Наиболее известными представителями этого направления являются Филиппо Грамматика и Жан Пинатель. Тремя основными элементами клинического метода они считали наблюдение, интерпретацию и эксперимент, а средствами воздействия — электрошок, лоботомия, медикаментозное и хирургическое воздействие. Ученые этой школы игнорировали сознание человека, как основу его поведения и считали, что его поведение всецело сводится к физиологическим реакциям на внешние раздражители.
Беррес Скиннер, автор концепции оперантного обусловливания считал, что исправительно-трудовое воздействие в местах лишения свободы должно быть заменено модификацией поведения, отличительной особенностью которой является жестокость и радикальность. Например, год и более содержание в одиночках карцерного типа, привязывание заключенных к доске или кровати так плотно, чтобы они не могли нормально справлять свои естественные надобности и т.п. «По сути дела речь идет об отказе от подготовки заключенных к поискам законных способов зарабатывать себе на жизнь по выходу из тюрьмы и о взятии на вооружение концепции о необходимости полностью изменить его индивидуальность, сделав из него послушного, безропотного и лишенного всяких желаний человека» [30, с. 91].
Во второй половине ХХ века авторитет клинической медицины на западе был очень высок, однако положение дел с преступностью в лучшую сторону не произошло. «43% несовершеннолетних заключенных, содержащихся в тюрьмах США, не совершили никакого преступления, а попали в категорию лиц, нуждающихся в надзоре в связи с тем, что допоздна бродили по улицам, курили в учебном заведении, не посещали школу. По ходатайству родителей непослушных несовершеннолетних в США могут поместить в специальный центр по перевоспитанию, где режим сходен с тюремным» [30, с. 63—68].
Эрих Фромм, является представителем социо-биологической теории деструктивности. Большой поклонник Зигмунда Фрейда, он, переосмыслив многие его положения, пришел к выводу о необходимости замены физиологического принципа объ-
яснения человеческих страстей эволюционным со-циобиологическим принципом историзма. Он основательно и убедительно критикует крайние научные направления: инстинктивизми бихевиоризм.
Все «вредные» действия наносящие ущерб он именует «агрессией». Если они связаны с обороной — это доброкачественная агрессия, а «злокачественная агрессия» — это страсть к абсолютному господству человека над другим живым существом и желание разрушать.
«Человек нуждается в такой социальной системе, в которой он имеет свое место, сравнительно стабильные связи, идеи и ценности, разделяемые другими членами группы «Достижение» современного индустриального общества состоит в том, что оно пришло к существенной утрате традиционных связей, общих ценностей и целей. В массовом обществе человек чувствует себя изолированным и одиноким, даже будучи частью массы; у него нет убеждений, которыми он мог бы поделиться с другими людьми, их заменяют лозунги и идеологические штампы, которые он черпает из средств массовой информации. Он превратился в А4от (греческий эквивалент латинского слова «in-dividuum», что в переводе значит «неделимый»). Единственная ниточка, которая связывает отдельных индивидов друг с другом, — это общие денежные интересы (которые одновременно являются и антагонистическими). Эмиль Дюрк-гейм обозначил этот феномен словом «аномия» [29, с. 101]. По мнению Эриха Фромма, рыночная экономика, где все сущее (не только вещи, но и сам человек, его знания, мнения и даже улыбка) превращается в предмет купли-продажи, продуцирует деструктивный континуум: нормальный накопительский характер — садистский характер — некрофильский характер. Многие из современных явлений, по поводу которых мы возмущаемся, — преступность, наркомания, упадок культуры и духовности, утрата нравственных ориентиров — все это находится в тесной связи с ростом притягательности всякой мерзости и мертвечины» [34, с. 8—9].
«Концепция существования преступности, как особого института преступника, как организатора, была высказана уже в 1915 году, чикагской комиссией по расследованию преступности. В то время отмечалось, что хотя группировки преступников не являются полностью организованными, их харак-
теризует все же наличие определенной системы. Система обладает своим языком, у нее есть свои собственные законы, история, традиции и обычаи, методы и средства, высоко специализированный аппарат для нападения на лиц и их собственность, высоко специализированные способы защиты. Эти профессионалы имеют связи между городами, штатами, и иногда — в интернациональном масштабе.
В 1923 году агентство Ассошиэйтед пресс» сообщало из Филадельфии, что объединяясь в банды и помогая друг другу в беде, нанимая юристов и создавая денежные фонды, преступники укрепили свои позиции не только в этом городе, но почти в каждом крупном городе и стране.
«Если я не страшно ошибаюсь, — писал Кор-тинейТеррет в 1930 году в заключении своей книги о гангстере-рекетире, — налицо блестящая возможность того, что однажды рэкет окажется не просто одним из видов промышленности, а промышленностью в целом.
В 1932 году ДеннисТилден Линч сообщил в своей книге «Преступники и политиканы», что за последние 10 лет в США выросла новая аристократия. «Ее лидеры — в целом порождение публичных домов, игорных притонов и продажных политических машин больших городов, а также тюрем. Их последователи собираются со всех путей жизни. Ее закон является законом террора, дубинки, факела, бомбы и пулемета».
В 1933 году Гордон Л. Хостеттер и Томас Квин Бизлей писали в журнале «Бритиш политиклквар-терли» о том, что если рэкет будет расти нынешними темпами, рэкетиры полностью охватят индустрию Соединенных Штатов в последующие десять лет. Более того, они установят новую аристократию в бизнесе, выросшую из преступных слоев» [34].
Такой вывод говорит о том, что авторы зафиксировали появление новой структуры в уголовной среде, свидетельствующей о ее развитии.
В 1938 году Торстон Селин выдвинул теорию конфликта культур, пытаясь объяснить этим повышенный уровень преступности в кварталах некоренных американцев. На основании этой теории американский социолог Арон Коэн разработал теорию субкультур, изучив особенности поведения и культурных ценностей криминальных объединений, живших по собственным правилам, совокупность
которых он назвал субкультурой. Исследования субкультуры заключенных выявили сильное парализующее воздействие на процесс их перевоспитания.
В России, только в XXI веке, вопросы криминальной субкультуры, достаточно основательно рассмотрели Д.А. Корецкий и В.В. Тулегенов, особенно внимательно в части тюремной субкультуры [14].
Все это свидетельствует о том, что ученые криминологи отслеживая пути развития американской профессиональной преступности, зациклились на наименовании «ОРГАНИЗОВАННАЯ» преступность, что и завело их в тупик, из которого и по сегодняшний день не может выбраться криминология, не найдя должного определения понятию «организованная» преступность.
В то же время, социолог Даниэл Белл полагал, что организованная преступность — исчезающее явление в американской жизни. Он писал: «В связи с рационализацией и включением некоторых видов незаконной деятельности в структуру экономики, в связи с уходом старшего поколения, установившего свою гегемонию над преступностью, общим возрастанием социального положения групп меньшинств, сломом городской системы боссов, точно так же уходит тот вид преступности, который мы рассмотрели. Преступность, конечно, останется существовать столь же долго, сколь долго будут существовать человеческие страсти и жажда выигрыша. Однако тот вид крупной, организованной преступности, который был известен на протяжении последних семидесяти пяти лет, возник на более широком основании, чем универсальные мотивы. Он был основан на определенных характеристиках американской экономики, американских этнических групп и американской политики. Изменения, происшедшие во всех этих сферах, означают, что преступность, по крайней мере, в тех ее формах, в которых она известна нам, также будет изменяться» [35, с. 150].
В начале 60-х годов прошлого века дальнейшее развитие получила социологическая криминология. Р. Кловард и Л. Олин опубликовали монографию «Преступность несовершеннолетних и возможности: теория молодежных криминальных групп», убедительно показав несоответствие действующих нравоучений с условиями реальной жизни. «Ког-
да молодые люди из идеального мира, созданного нравоучениями воспитателей, попадают в реальную жизнь, они начинают испытывать разочарование и фрустрацию. Типичная реакция на это:
• создание воровских шаек, в которых посредством хищений, молодые люди получают возможность жить в соответствии с господствующими в обществе стандартами потребления;
• объединение в агрессивные банды, которые снимают напряжение, вызванное общественной несправедливостью, совершением актов насилия и вандализма;
• вступление в антисоциальные группировки, где молодые люди, употребляя наркотики, алкоголь, уходят в себя, замыкаются в тесном кругу сверстников, озабоченных теми же проблемами, и таким путем пытаются заслониться от окружающего их коварства и лицемерия» [10, с. 167]. В 1938 году Френк Танненбаум привлек к решению криминологических проблем социологическую теорию интеракционизма. Концепция Ф. Таннен-баума о «недопустимости драматизации зла» ставила под сомнение справедливость и эффективность уголовной репрессии, что легло в основу теории стигмы. Стигма в латыни обозначает клеймо. Клеймение преступников делало их изгоями, что в свою очередь порождало более тяжкие преступления, в отместку за клеймение. На развитие теории стигматизации значительное влияние оказала гипотеза Торстона Селлина о том, что среди неосужденных различия между преступниками и непреступниками несущественны.
Эдвин Сатерленд подтвердил эту гипотезу, проанализировав факты преступлений, совершаемых представителями элиты и выявивший, что преступления, которые они совершают по величине материального ущерба и общественной опасности многократно превосходят ущерб от традиционной преступности, но всю силу государственной карательной машины испытывают на себе именно малоимущие, что справедливо и для России.
Один из ведущих криминологов России В.В. Лу-неев, так писал об этом: «Наиболее «неучтенными» преступлениями оказываются коррупция и хищение государственного имущества. По нашим подсчетам соотношение фактических и регистрируемых преступлений этого типа — примерно 1: 1000. В целом
учету органов внутренних дел поддается так называемая преступность бедности — злодеяния, совершаемые маргиналами и слабо адаптированными субъектами. А самая опасная — «преступность богатства, власти и интеллекта» — в «бухгалтерию» МВД, как правило, не попадает» [16].
В целом основные моменты теории стигматизации можно изложить так:
«• не существует абсолютных признаков преступления, определение того или иного деяния в качестве преступного зависит исключительно от реакции людей;
• преступники практически ничем не отличаются от непреступников. Различия между осужденными и неосужденными (выявленными и невы-явленными) преступниками более существенны;
• воздействие судебной системы и карательного аппарата на преступность носит скорей негативный, нежели позитивный характер, оно причиняет обществу больше вреда, чем пользы;
• не следует «драматизировать зло», важна не кара, а меры, которые могли бы удержать человека от преступления, прекратить раскол общества на два враждующих лагеря: преступников и непреступников» [10, с. 175—176].
Э. Сатерленд, автор теории дифференциальной ассоциации, объяснял преступность условиями социальной жизни. Суть его теории заключалась в следующем:
«• преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником лишь в силу своей способности к обучению;
• преступное обучение включает восприятие криминогенных взглядов, привычек и умений. Именно эти отрицательные качества личности, которые формируются в результате негативных социальных явлений (подражания плохому примеру), и только они лежат в основе преступного поведения;
• человек обучается преступному поведению не потому, что имеет особые преступные задатки, а потому, что криминальные образцы чаще попадаются ему на глаза, и у него устанавливается более тесная связь с такими людьми, у которых он может перенять криминогенные взгляды и умения. Если бы он с детства был включен в другой круг обще-
ния, он вырос бы совсем другим человеком» [10, с. 178—179].
Теория Э. Сатерленда послужила появлению целой серии теорий: контроля, дрейфа, социальных связей и других.
В ХХ веке интеракционисты разработали учение о жертве преступления — виктимологии. Вот ее основные идеи:
«• поведение жертвы оказывает существенное влияние на мотивацию преступного поведения. Оно может облегчать и даже провоцировать его. Напротив, оптимальное поведение может сделать невозможным преступное посягательство (либо свести его вероятность к минимуму или позволит избежать серьезных отрицательных последствий криминала);
• вероятность стать жертвой преступления зависит от особого феномена — виктимности. Каждая личность может быть оценена: насколько велика вероятность ее превращения в жертву преступления. Эта вероятность определяет виктим-ность человека (чем больше вероятность, тем выше виктимность);
• виктимность есть свойство определенной личности, социальной роли или социальной ситуации, которое провоцирует или облегчает преступное поведение. Соответственно выделяются личностная, ролевая и ситуативная виктимность;
• виктимность зависит от ряда факторов:
а) личностных характеристик;
б) правового статуса должностного лица, специфики его служебных функций, материальной обеспеченности и уровня защищенности;
в) степени конфликтности ситуации, особенностей места и времени, в которых эта ситуация развивается;
• величина виктимности может изменяться. Процесс ее роста определяется как виктимизация, снижения — девиктимизация. Влияя на факторы виктимности, общество может снижать ее и тем самым воздействовать на преступность» [10, с. 183— 184].
В целом разработки виктимологов сыграли положительную роль в деле защиты населения от преступных посягательств.
Социологическая криминология под воздействием радикальных идей, в начале 60-х годов была переименована в социологию отклоняющегося по-
ведения. Представители этого направления криминологии в своих работах разоблачали социальную несправедливость в капиталистическом обществе и пороки правоохранительной системы, обратив внимание общественности на многие негативные социальные явления. Великолепная работа Рамсея Кларка «Преступность в США» убедительно подтверждала его вывод о том, что преступность насилием не победить. «В Соединенных Штатах преступность в большинстве случаев возникает в атмосфере насыщенной бедностью и ее последствиями: праздностью, окружающим убожеством, безнадежностью. Она зарождается в местах, где тысячи людей не имеют работы, а труд работающих оплачивается по самым низким ставкам; где люди живут в старых, грязных и находящихся в аварийном состоянии домах; где они бесправны» [12, с. 72].
Не менее убедительной работой была и книга Эдвина Шура «Наше преступное общество», открыто заявившего:
«• американское общество преступно, поскольку оно является обществом неравноправных;
• американское общество преступно, поскольку оно участвует в массовых насилиях за рубежом;
• американское общество преступно потому, что в наших культурных ценностях есть элементы, порождающие преступность;
• американское общество преступно, поскольку оно создало «дополнительные» преступления путем чрезмерной регламентации общественной жизни;
• американское общество преступно потому, что оно руководствуется нереальными и недействующими принципами при подходе к проблемам преступности» [32, с. 33].
Радикалы-криминологи заявили, что проведение исследований, запрограммированных на укрепление, большей частью несправедливого, существующего порядка, научное обслуживание политиков, которые утверждают это несправедливое устройство мира, является «проституцией» науки. В определенном смысле они добились повышения уровня независимости и честности криминологических исследований.
Криминология западных стран к началу 70-х годов прошлого века в значительной мере теорети-
чески осмыслила сущность преступности, криминологические теории раскрыли различные стороны этого явления, выявили причины, показали возможные направления воздействия на преступность.
Наряду с этим государственные структуры стали серьезней относиться к исследованиям криминологов: их проведение стало финансироваться значительно лучше, во многих странах созданы криминологические институты, исследовательские центры и т.п., рекомендации криминологов достаточно часто реализовывались в практической деятельности правоохранительных органов по воздействию на преступность.
Взяв на вооружение марксистский тезис, утверждавший, что в условиях капиталистического общества государство не в состоянии справиться с преступностью, поиск эффективных мер по ее обузданию, стал одним из условий выживания буржуазной государственности. Основной упор в воздействии на преступность был сделан на общественные преобразования (социологические теории) и на перевоспитание преступников (клиническая криминология).
Социальные реформы были направлены на уменьшение разрыва в экономическом положении бедных и богатых, на ограничение безработицы, увеличение материальной помощи безработным, содействие профессиональной переподготовке, национализация ряда производств и создание дополнительных рабочих мест. Значительное внимание было уделено и решению жилищной проблемы, чтобы избавить европейские города от гетто и трущоб, представив бездомным муниципальное жилье.
Однако своеобразное понимание на Западе понятия «свобода» (не свобода выбора, а свобода, разнузданная и анархическая) привело к тому, что люмпенизированное общество, получив в свое распоряжение муниципальное жилье, устроило там не гетто, но притон, как это случилось в начале XXI века, в Нидерландах. А когда власти решили разгромить этот вертеп, начались массовые беспорядки.
С подобным же явлением в эти же годы столкнулись и власти Парижа, когда выходцы из Африки и Азии, обживая муниципальные дома, использовали их в качестве притонов и устраивали массовые беспорядки, когда власти пытались навести порядок.
США тоже эта проблема не обошла стороной. Все еще помнят тот случай, когда власти Чикаго никак не могли выселить из многоэтажного дома жильцов негритянского гетто, оказывавших упорное сопротивление полицейским. И тогда власти нашли простое и радикальное решение: они сбросили на дом напалмовую бомбу и решили все проблемы по-американски — быстро, дешево и сердито!
На фоне всех потрясений и открытий ХХ века, важнейшим событием века следует считать Великую Октябрьскую социалистическую революцию и возникновение абсолютно нового государственного образования — Союза Советских Социалистических Республик (СССР), открывшего новую страницу истории цивилизации. С его возникновением появляется новая методика изучения явлений в природе и обществе — марксистско-ленинский диалектический и исторический материализм. Метод, демонстрировавший миру истинное положение вещей, касается ли это природы или общества. С этих позиций выступала и криминологическая наука молодого государства того времени.
Как выглядела уголовная статистика дореволюционной России? С.С. Остроумов, комментируя движение числа подсудимых и осужденных в России с 1857 по 1865 годы (в тыс. человек) пишет: «... с 1857 года по 1865 г. число подсудимых увеличилось на 1/3, а число осужденных более чем в 1,5 раза. Конечно, в определенной степени на это увеличение оказало влияние введение в 1860 г. в судах судебных следователей, что привело к более тщательному расследованию, а отсюда к росту числа возбужденных уголовных дел. Но несомненно, основной причиной роста преступности явилось не процессуальное нововведение, а резкое изменение всей экономической обстановки в результате свершившегося в стране экономического переворота» [18, с. 15].
Профессор А.И. Долгова отмечает: «Можно было бы сказать, что в целом динамика числа осужденных на рубеже XIX и ХХ веков в России носила сложный и неоднозначный характер с общей тенденцией к росту. Но в литературе того времени делался довольно определенный вывод о росте преступности ввиду того, что последовательно нарастало число осужденных общими судебными установлениями (на две трети) и уездными членами
городских судов (почти в 2,5 раза), а они рассматривали дела наиболее серьезных преступлениях.
Е.Н. Тарновский отмечал влияние в 1905— 1906 годах и факта введения во многих губерниях страны военного положения и положения усиленной и чрезвычайной охраны, и того обстоятельства, что в тот период многие уголовные преступления наиболее тяжкого характера (убийство, грабежи и т.п.) были изъяты из общей судебной системы и переданы военно-полевым судам. Кроме того, на менее тяжкие преступления и их субъектов вообще в этот период перестали обращать внимание, ибо «внимание полиции ввиду общеопасного политического брожения в стране было занято преимущественно борьбой с этими ненормальными явлениями взбудораженной общественной жизни»2.
Определенные параллели можно провести с рубежом ХХ—ХХ1 веков, когда вся правоохранительная система России оказалась задействованной на предупреждении и пресечении терроризма» [7, с. 95]. В то время, как она должна была сосредоточить все свое внимание, мобилизовав все свои силы и средства на ликвидацию контрреволюционного переворота, готовившегося лицами из числа высшего руководства страны.
В рамках всех вышеперечисленных школ и течений формировалась криминология и в царской России, и в советском государстве. Однако никто не обращал внимания на такие факторы: как уровень образования населения сказывается на преступности и ее квалификации. Как отсутствие безработицы создает условия для криминализации среды и влияет на уровень преступности. Как улучшение материального положения населения способствует возникновению и активизации преступных посягательств на общественную и государственную собственность. Как, в конце концов, преступность становится конкурентом государственной экономике, становясь ведущей силой теневой экономики, используя коррупцию как средство для развала государственного аппарата.
Из практики работы наших криминологов «выпал» вывод советского криминолога М.Н. Гернета о том, что «Как скоро воровство становится про-
2 Тарновский Е.Н. отмечает: не упоминаются малолетние, осужденные по приговорам волостных судов, хотя их число значительно и вероятно, не менее числа осужденных мировыми и городскими судьями [26].
фессией, с ним происходит то же самое, что происходит во всяком труде, в производстве страны».
Сколько лет длится дискуссия о рецидиве. Каких только рецидивистов не наплодили: общий, специальный, особо опасный, а фактически рецидивистом становился хулиган, насильник или грабитель, сколько бы раз их не судили, которым, для совершения преступления были не нужны ни приспособления, ни особые методы и средства.
Статистика показывает, что «специальный рецидив наиболее характерен для лиц, ранее судимых за преступления против личной собственности граждан (46,7%), бродяжничество (43,2%) и хулиганство (59,3%). Во всех этих случаях специальный рецидив значительно выше, чем новая судимость за любое другое преступление» [23, с. 63].
Но здесь же отмечалось, что «Именно в отношении ранее судимых за эти преступления справедливо утверждение И.И. Карпеца в том, что «с ростом числа судимостей преступники специализируются на каких — то одних, постоянных видах преступлений. Для ранее судимых за другие преступления характерна иная тенденция. Так, специальный рецидив для ранее судимых за убийство, изнасилование и причинение телесных повреждений составляет в совокупности всего 14,1%, в то время как доля вновь осужденных за хулиганство из их числа достигает 49,8%» [23, с. 63].
А судимые за одни и те же имущественные преступления неоднократно, становились ПРОФЕССИОНАЛАМИ, обрастая специальными средствами, способами и технологиями. С усложнением производственных промышленных процессов, менялся и арсенал преступников-профессионалов, с одной стороны, а с другой усложнялся процесс раскрываемости преступлений органами правопорядка.
Социалистическая система хозяйства ранее не существовавшая нигде в мире, требовала от государства надежной защиты от расхитителей и коррупции, как от естественного наследства действующих законов рыночной экономики, которые мы получили с царских времен. Расхитители и коррупционеры росли и развивались в совершенно других условиях по сравнению с положением этих антагонистов в системе рыночной экономики.
Но государственный аппарат в лице его правоохранительных органов не справился с этой задачей,
в результате чего мы и получили то, что получили. Мы упорно не хотим признавать профессиональную преступность как СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКУЮ, антиобщественную и СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКУЮ антигосударственную СТАДИИ развития уголовного мира. Хотя производство страны демонстрировало развитие и интенсификацию теневой экономики. Но рассматривать с этих позиций преступность, как политизированную структуру в системе теневой экономики мы отказывались.
Становление и развитие профессиональной преступности как структурной фазы уголовного мира самым наглядным образом отразилось на поле деятельности подразделений борьбы с хищениями социалистической собственности (БХСС). Первые «миллионные» уголовные дела были расследованы в Латвии. Это дело о «молочных бутылках», на которых дельцы сумели украсть миллион рублей и артелей «Дзиркстеле» и «Галалит», 50-е годы XX века, когда государство впервые почувствовало силу профессионалов-преступников, создавших свою технологию, позволившую им незаконно обогатиться. Процесс криминализации социалистического хозяйства вошел в новую фазу, но должной оценки со стороны государства он не получил. Именно это и послужило дальнейшему росту структур профессиональной преступности в экономике государства.
Попав за решетку, «дельцы», «цеховики», как стали их называть в уголовной среде, столкнулись с проблемой защиты себя от посягательств сокамерников, требовавших от них соответствующих «откупов» в виде денег, части передач или одежды. Возникшие проблемы дельцы решили простейшим способом: они обратились к ворам «в законе» с просьбой защитить их от подобных посягательств, естественно, не бесплатно. Сделка была совершена. Дельцы стали себя чувствовать прекрасно о чем, естественно стало известно и на свободе, где не попавшие за решетку соучастники чувствовали себя не менее тревожно. И вот тогда появилась новая категория уголовных услуг «КРЫША». Услугу эту предлагали только воры «в законе». Это была новая структура профессионалов, это был их бизнес, и уступать его они никому не собирались.
Но с появлением «крыши», появились и любители «отнять» украденные деньги или ценности.
Следует отметить, что появление этих «потрошителей» воров уже было в истории развития уголовного мира в СССР. В годы Великой Отечественной войны эта группа уголовников, зная о «законе» воров не обращаться к органам милиции ни по какому поводу, подстерегали вора-домушника, когда он возвращался с «дела», «обремененный» своей добычей. Его встречала группа таких «потрошителей» и начисто лишала всей добычи, будучи абсолютно уверена, что на них в милицию не пожалуются. В конце 40-х годов прошлого века, эта категория прекратила свою деятельность. А вновь, но в иной форме она появилась в новой ипостаси — в категории (структуре) «собирателей недоимок», которую по всеобщей любви к иностранным словам называют «РЭКЕТИРЫ», а фактически натуральные бандиты, структура, которая подчинена все тем же, ворам «в законе».
Это и было время, когда профессиональная преступность, орудовавшая в СССР, закончив период своего эмбрионального развития, благодаря контрреволюционному перевороту Горбачева — Ельцина, вышла на оперативный простор. И потребовала от специалистов вспомнить, что сказал по этому поводу русский криминолог М.Н. Гернет, — «как скоро воровство становится профессией, с ним происходит то же самое, что происходит во всяком труде, в производстве страны»!
А в стране полным ходом шел развал социалистической системы хозяйства, начавшийся Хрущевым с «чистки» органов КГБ-МВД и «перестройки» государственного аппарата с одной стороны. И стремительное развитие профессиональной преступности, перешедшей из СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ, антиобщественной, в СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКУЮ, антигосударственную ФАЗУ своего развития.
К моменту расцвета «перестройки» профессиональная преступность, используя имеющиеся средства, активно обеспечивала себе подстраховку в среде государственных клерков, которые имели все возможности, чтобы защищать интересы дельцов (цеховиков, «кооператоров»), естественно, за соответствующую мзду, как минимум соответствующей должности «страхователя». По неофициальным признаниям дельцов той поры, на эти цели, в начале строительства этой коррупционной системы
на подкуп уходило от одной до двух третей суммы прибыли у каждого крупного дельца.
И чем дальше шло развитие теневой экономики, тем быстрее шли изменения в уголовной среде: старая формация воров «в законе», теряя свои позиции в уголовном мире, была вынуждена мириться с появлением в преступном мире новой «масти», присвоившей себе наименование воров «в законе». Схватка этих двух конкурентов была очень кровавой и затяжной, но закончилась она в полном соответствии с выводами марксистской диалектики, в частности Законом отрицания отрицания: если явление или материальное тело родилось, то пройдя через все стадии своего развития оно умрет, что и произошло с ворами «в законе» старой, царской и советской формаций. Последним, если верить нынешним источникам умер московский «авторитет» — дед Хасан.
К этому времени профессиональная преступность как социально-экономическая, антиобщественная структура четко отграничилась от ее социально-политической, антигосударственной стадии, но и при всем этом, мы не хотим признать, что используемый сегодня термин «организованная» преступность не соответствует своей сути, что это следующая, но уже антигосударственная стадия развития профессиональной преступности. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ стадия, за счет диверсифицированной коррупции обеспечивающая «боссам» уголовного мира выход не только на государственный, но и на международный уровень, выступая под «крышей» новых «предпринимателей», обогатившихся разворовыванием общенародного достояния и успешно создавшая новые виды преступлений, таких как торговля людьми и органами человека, наркоторговля, рэкет, хакерство и целый ряд новых, с точки зрения уголовного права, преступлений. Насколько это возможно только в условиях рыночной экономики, настолько это было немыслимо при социалистической системе хозяйства.
В то же время империализм, базируясь на рыночной экономике, был не в состоянии избавиться от профессиональной преступности, развитие которой в 30-х годах в США, привело к тому, что преступность, освоив возможности, представляемые рынком, взяла под свой контроль первичную преступность, как рабочую силу. Она создает свою «над-
стройку» — управленческий аппарат, используя в качестве базиса, теневую экономику, выступив, как равноправный конкурент государственной экономике, располагая своим бюджетом, политическим аппаратом и располагая «неограниченными» возможностями для распространения и укрепления своего влияния за счет диверсифицированной коррупции. И вся империалистическая система, на базе рыночной экономики, восприняла эту «организованную», а фактически профессиональную преступность, как равноправного конкурента, с которым официальная власть справиться не в состоянии. Но, с которой, она вынуждена делить власть, защищая дельцов-олигархов от закона, который по своему статусу должен их карать. Больше того, она начинает оперировать доходами от преступной деятельности как показателями доходной части бюджета, зачисляя прибыль от торговли людьми, наркоторговли и проституции, и других, новых видах преступлений, как элемент доходной части бюджета.
Более убедительного примера симбиоза власти и преступности трудно даже придумать! Однако вся предыдущая история развития преступности как ремесла, которое требует от исполнителя совершенства своей деятельности, наглядно свидетельствует о правильности вывода М.Н. Гернета о путях развития преступной деятельности.
В связи с этим проведем экскурс в историю развития профессиональной преступности.
Начнем с предыстории. В каждой стране действует активно промышляющая социальная группа, именуемая обществом «преступники», ведущую роль в которой играют категории, именуемые «профессионалы» и «рецидивисты». Они и составляют ведущую силу в структуре, именуемой «теневая экономика». Наиболее наглядно динамика развития этого социального организма просматривается на примере таких организаций как итальянская мафия, корсиканская ндрангетта, японская якудза, китайская триада, американская мафия и советская профессиональная преступность.
Для того, чтобы иметь некоторое представление о сути темы, давайте бегло просмотрим стадии развития этих организаций.
Итальянская мафия, с феодальных времен существующая в государстве, не только смогла выстоять в борьбе против государства, но и до сего дня
имеет сильные позиции в экономике и политике своей страны. Располагая значительными материальными средствами, она выступает как основной конкурент государственной власти, обеспечивая за счет теневой экономики, реальную власть не только внутри государства, но и на международном уровне. При всех усилиях, которые стараются продемонстрировать миру власть имущие Италии, юстиция не в силах справиться с этим явлением. Почему? Потому, что, как оказалось, во власть приходят те же представители мафии, против которых якобы, борется государство.
В этом отношении, точно также, выглядит и японская якудза. С феодальных времен возникнув в Японии, она не только внедрилась в экономику страны, но и является ведущей силой профессиональной преступности Японии. Как отреагировали на это власти? Они включили эту преступную организацию в систему своего управления государством, за счет чего пытаются держать в руках уголовную преступность. Для криминологов всего мира остается загадочным феномен Японии по уровню преступности в стране, ибо до сих пор не могло прийти в голову никому из нормальных юристов, что для контроля над уголовным миром можно использовать структуру, изначально противостоящую Закону.
«Исследование, проведенное в Японии в 1989 году NationalPoliceAgency, показало, что ежегодная прибыль якудзы составляет около 1,5 триллиона иен (для сравнения: весь бюджет третьей экономики мира составляет 77 триллионов иен). Понятно, что примитивным рэкетом таких денег не «вышибешь». И в этой связи, невольно, возникает вопрос, а можно ли назвать такую организацию преступной?
«Многопрофильная корпорация, когда падает спрос на электронику, начинает заниматься туризмом, не продаются спорттовары — переключается на строительство спортивных сооружений и т.д. По тому же многоотраслевому принципу устроена и экономика японской мафии» [24]. В этом и суть сегодняшней профессиональной преступности. Получив в свое распоряжение денежные средства, сравнимые с суммами государственного бюджета, она структурировалась по направлениям деятельности и создала механизм, позволяющий ее руководителям выступать на равных с представителями
государственной власти, имея за своими плечами собственные вооруженные силы, финансы, юстицию и прочие атрибуты власти, не зависимые от официального Правительства.
В этом отношении совсем в других условиях находится китайская триада. Судя по сообщениям прессы, основной ареал обитания этих деятелей теневой экономики располагается в зонах свободной торговли — Гонконг или Тайвань. В континентальном Китае, где власть прочно держит свои позиции, профессиональная преступность не имеет такого устойчивого положения, но, тем не менее, Китай, вынужден мириться с тем, что теневая экономика оттягивает определенную часть ВВП из бюджета. Надо полагать это будет длиться до тех пор, пока политическое руководство и юристы страны не осознают повышающего уровня развития уголовного мира и не создадут новые формы его регулирования.
Классическим примером развития уголовного мира может служить мафия США, знаменитый представитель которой — Аль Капоне, из профессионального преступника превратился в процветающего бизнесмена. Используя «священный» Закон спроса и предложения, он организовал дорогостоящий, но всеобъемлющий «рынок» услуг и сырья без каких-либо ограничений, но в полном соответствии с драконовскими законами итальянской мафии и вопреки требованиям американской Фемиды, с которой начал открытую борьбу. Сегодня официально признано, что юстиция США проиграла в этой борьбе3. Дальнейшее развитие социально-экономической, антиобщественной профессиональной преступности в США также привело к появлению социально-политической, антигосударственной профессиональной преступности.
Характерным в этом плане является положение, что средства, нажитые за счет получения сверхприбылей в области теневой экономики, позволили структурироваться безликой массе занятой в этой сфере и составить новую иерархию уголовного мира: те, кто занимался совершением насильственных или корыстных преступлений, вошли в категорию исполнителей; те, кто занял места в офисах и
3 Аль Капоне был в итоге осужден на длительный срок отбывания наказания, но не за «мафиозную» деятельность, а за налоговые преступления.
конторах стали клерками, а те, кто управлял всем этим хозяйством стали бизнесменами, политиками и банкирами.
Из всей этой активной массы дельцов теневой экономики, юстиция США смогла дотянуться только до непосредственных исполнителей, да и то, только в тех случаях, когда мафия позволяла это сделать. А «дотянуться» до иерархов этой системы, чтобы предъявить им полновесные обвинения юстиция США не в силах и до сего дня.
Советская власть тоже считала, что уголовного мира у нас нет. Более того, основоположники социалистического государства утверждали, что «при социализме отсутствуют социальные корни преступности». Откуда же взяться уголовному миру? С точки зрения философии с этим можно согласиться, но практика показала ошибочность этой точки зрения: рецидивная преступность, — это корень и идеологический источник уголовного мира, оставшийся с царских, более того, ДОИСТОРИЧЕСКИХ времен, выжил и при плановой экономике.
Правда, по уровню преступности успехи у Советской власти были достаточны, чтобы и сегодня можно было сказать, что в СССР профессиональной преступности, до 60-х годов прошлого века, МВД не давало поднять головы. Но с подачи Н.С. Хрущева, проводившего политику «укрепления» правоохранительной системы, тем самым разогнавшего опытнейшие кадры уголовного розыска и заменившего их партийным «десантом», освободив от уголовной ответственности партгосноменклатуру, профессиональная преступность подняла голову и нашла свою нишу в плановой экономике. Стремительно развернув свою деятельность, используя получаемые сверхприбыли от подпольных кооперативов, фабрик и казино, дельцы теневой экономики интенсивно обустраивали свои позиции во всех инстанциях государственного аппарата, используя коррупцию, как универсальную «фомку» для всех преград.
К началу 90-х годов ХХ века, уголовный мир СССР, используя международный опыт профессиональной преступности, имел стабильные позиции во всех государственных структурах, политических и общественных организациях, основную роль, среди которых играли кредитно-финансовые, строительные организации и наркобизнес. Именно за
этот счет, по нашему мнению, теневая экономика на территории бывшего СССР, заявила о себе как полновластный и могучий конкурент экономики государственной.
«Продавшись» международному капиталу, совершив контрреволюционный переворот, Ельцин пропустил к власти людей, оказавших ему финансовую поддержку, а они, в свою очередь, придя к власти, обеспечили себе такое законодательство, которое позволило им жить по их пословице: «чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было»!
Таким образом, преступность, из категории ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ, социально-экономической перешла, переросла, в полном соответствии с законами диалектики в свое качественно новое состояние — преступность ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ, социально-политическую. Отсюда элита уголовного мира, используя сверхприбыли от своего «бизнеса», вышла на уровень процветающих бизнесменов и политиков. А они не подсудны сегодняшней юстиции, стоящей на позициях уголовного права и процесса прошлого века, когда считалось (и считается), что уголовного мира, как самостоятельного социального организма нет, а есть «отдельные нехорошие люди», которых надо наказывать. Причем наказание, из категории здравого смысла переходит в область юмора идиотов — людей приговаривают к тюремному заключению на 130 лет! И где? В самой «демократической», «руководящей» стране мира — США! А уголовный процесс, по форме и содержанию, во всех странах Запада ведется по законам и при форме средневековья. Можно ли сегодня, в 21-м веке, считать все это ПРАВОСУДИЕМ?
Сегодня, это касается всех республик, входивших в состав бывшего СССР, за исключением может быть Белоруссии, где ее лидер возглавил борьбу с преступностью, отбивая атаки профессиональной преступности и их политических наставников, выступающих под прикрытием политических лозунгов о демократии.
А вот здесь, экономика и криминология плавно переходят в политику, ибо на фоне всего вышесказанного, о какой же демократии может идти речь? Если ДЕМОКРАТИЯ, в переводе с греческого языка — народовластие (власть народа), то к сегодняшним условиям жизни народа, в постсоветских странах все идет и делается вопреки воле
народа и его интересам, в ущерб ему и во вред. Почему?
Потому, что расхищенная экономика государства не позволяет иметь сильный аппарат власти, обеспечивающий строгое и неуклонное исполнение действующих законов из-за парализующего влияния диверсифицированной коррупции, как раковой опухолью поразившей государственный аппарат. Олигархия, захватившая власть, обеспечила себе законодательство, во многом отменившее «для себя любимых» ответственность за совершаемые преступления. А противопоставить что-либо силам теневой экономики, структурам профессиональной преступности, внедрившимся в аппарат властных структур, государству нечего. Для этого у власти должны быть силы, которые не запятнали себя преступными связями.
В частности, засилье беззакония в Латвии, на государственном уровне (в свое время) было заявлено Президентом Латвии — Затлерсом. Не успело это заявление прозвучать, как на его автора обрушились со всей силой те, кто подвергся критике и, притом, абсолютно обоснованной. Может ли в данной ситуации Президент что-либо изменить? Давайте посмотрим, что представляет собой эта должность — ПРЕЗИДЕНТ в Латвии. Объективности ради, следует сказать, что на эту должность ставится лицо, которое определяется и утверждается правящей партийной элитой, состоящей из фашиствующих националистов и олигархов, обеспечивавших расхищение материальных ценностей государства, составлявших всенародное достояние, после соответствующих согласований с заокеанскими опекунами. В этой ситуации попытайтесь проанализировать все эти пропагандистские игры с «письмами Президенту», «обращениями» и прочими «требованиями народа». Как этот «руководитель» государства может выполнить то, что ждет и требует народ, если он, фактически, поставлен на этот пост теми, кто назначил его на должность, возглавлять эту власть расхитителей народного достояния?
Но и возглавляет-то эту власть ПРЕЗИДЕНТ только номинально. Представьте, что он даст приказ реализовать все секретные досье, хранящиеся в сейфах спецслужб на ведущих коррупционеров и руководящих деятелей теневой экономики (суть представителей профессиональной преступности).
Через очень короткое время все эти лица будут знать об этом распоряжении. Через два часа правящие олигархи соберутся для принятия решения. Через три часа участь ПРЕЗИДЕНТА будет решена, если раньше не поступит распоряжение об отмене данного приказа. А на следующий день Сейм может объявить об отстранении ПРЕЗИДЕНТА от своих обязанностей. Здесь уже возможны варианты — то ли «по состоянию здоровья», то ли «по семейным обстоятельствам», то ли «по собственному желанию». Такова у нас демократия. Ладно, хоть не пристрелят, как Кеннеди, хотя никакой уверенности в этом нет.
Все эти «институты»: политика, партии, демократия, правосудие — базируется на экономике. Состояние ее прекрасно прокомментировал широко известный в Латвии ученый-экономист Э. Буй-вид [5; 6] в своих работах, а добавив к их анализу криминологическую составляющую, становится понятным, откуда «ноги растут» у нашего «экономического чуда».
Вполне естественно, что поиски решения по выходу из тупика приводят нас к мысли о том, что для победы над коррупцией и теневой экономикой существует (пока) только один путь: государство должно наладить жесткий учет и четкий контроль над всеми денежными потоками в стране, от пенсионера до Председателя Правления банка. Здесь первая проблема.
По выражению В.И. Ленина, социализм — это «учет и контроль», а уже потом «плюс электрификация». Стало быть, если начинать с учета и контроля, то должна наступить новая система хозяйствования, известная как «социалистическая» — контролируемая и плановая, а это уже переход в новую (для кого-то) социально-экономическую формацию.
И здесь не предвидится революций, бунтов и войн. В силу исторических условий развития общества, во имя его выживания и процветания, в полном соответствии с законами диалектики, общество будет вынуждено ступить на следующую ступень своего развития, как это и предсказывали классики марксизма-ленинизма.
Западная Европа осваивает этот путь, как бы, самостоятельно, имея перед глазами опыт СССР и активно его используя, в чем любой непредвзятый исследователь может убедиться, наблюдая за
процедурами организации Европейского Союза и стремлением к глобализации, с позиций антиинтернационализма. Ибо только строгая система учета и контроля в экономике стран ЕС с использованием законов рыночной экономики позволят, если не ликвидировать, то, хотя бы, «загнать» теневую экономику в рамки, в которых она была поставлена в СССР до 60-х годов ХХ века, и обеспечить занятие господствующих позиций официальной экономике. Без этого коррупцию не сломать. Представляется, что объективные, здравомыслящие экономисты согласятся с этим тезисом.
Вторым основополагающим выводом из сказанного следует: вся правозащитная, правоохранительная система современных государств, основанная на принципах и приоритетах уголовного права и процесса ХХ века, (хотя во многих государствах Европы «буйствует» юстиция Х1Х, а то и ХУШ века), подлежит коренной перестройке, реорганизации и реконструкции. Начиная от полицейских структур до структур исполнения наказания, делая акцент не на наказание или перевоспитание отдельных личностей, а на борьбу с социальной антигосударственной структурой, именуемой «уголовный мир», структуру, финансовое состояние и истинное положение которой, государство должно детально знать, чтобы борьба с его реальными проявлениями давала положительный результат.
Этот результат должен выражаться не в процентах раскрываемости преступлений, а в реальных суммах возмещенного государству ущерба от совершенных преступлений, в реальном соотношении к бюджетным ассигнованиям, направленным на функционирование правоохранительной системы. Тогда автоматически отпадет вопрос о смертной казни. Ибо долги, которые будут числиться за преступником, не будут «закапываться» в землю вместе с казненным, а заставят преступника отрабатывать этот ущерб своим «горбом». До полной компенсации затрат на его содержание и возмещение причиненного ущерба, если не потерпевшему, то, по крайней мере, тем, кто будет получать компенсацию от государства, за потерю кормильца. Правосудие должно определять не срок наказания, а устанавливать сумму нанесенного ущерба и количество времени, необходимое преступнику, чтобы компенсировать обществу этот ущерб.
В свою очередь, работа правоохранительной системы должна оцениваться не по проценту раскрываемости преступлений, а по суммам, отпущенным на нее бюджетом по сравнению с суммой компенсированного ущерба от совершенных преступлений.
В XXI веке не может и не должна существовать система, при которой следствие длится годами, люди, не осужденные судом, лишены своих естественных условий жизни, как представители рода Homo sapiens, включая режим дня, качество питания, общение и всего прочего, из чего складывается жизнь простого человека на свободе. Западная система тюрем, изолируя людей от общества, способствует одичанию, озверению людей, вырывая их из естественных условий. Секретные тюрьмы в Литве и Румынии, которые отстраивали США, тюрьма в Гуантанамо, где содержатся люди годы и десятилетия без суда и следствия, в которых пытают, добиваясь от них нужных властям США показаний — все это примеры средневекового правосудия, которые не стыдится использовать юстиция США под покровительством своих президентов.
В отличие от них, в советской системе уголовного процесса и исполнения наказания принцип социалистической законности и организации производственных коллективов был положительным, однако здесь были иные недоработки и «перекосы».
Тем не менее, действующая ныне система плодит преступность, превращая тюрьмы в питомники преступников, где людей содержат как зверей в зоопарке, в клетке и за решеткой. За чей счет? Кто возмещает расходы на эту систему? Налогоплательщик. А этот аспект даже не целесообразно в данном случае затрагивать. Пусть оценят рациональность затрат на функционирование этих систем экономисты, а криминологи давно доказали необходимость внесения соответствующих изменений в действующие системы следствия и наказания, соответствующие времени поправки, чтобы укрепить власть и унять торжество воров.
Литература
1. Аристотель. Сочинения в 4-х т. Т. 4 / Перев. и ред. А.И. Доватура. М.: Мысль, 1983.
2. Барихин А.Б. Большой юридический энциклопедический словарь. М., Книжный мир, 2005.
3. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / Беккария Ч. М.: Инфра-М, 2004.
4. Бизнес вести [Газета]. 2015. 28 апреля.
5. Буйвид Э. Латвийский путь: из Российской империи в СССР и ЕС: Легенды и действительность (Путевые заметки): сб. статей. Рига, 2007.
6. Буйвид Э. Латвийский путь: к новому кризису: сб. статей / Эрнест Буйвид; Предисл. Л.В. Тэсс. Рига: Б.и., 2009. На рус. яз.
7. Долгова А.И. Преступность, ее организованность и криминальное общество / Долгова А.И. М.: Российская криминологическая ассоциация, 2003.
8. Дюркгейм Э. Метод социологии. Киев-Xарьков, 1899.
9. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Одесса, 1900.
10. Зарубежная криминология / Иншаков С.М. М.: Норма, Инфра-М, 1997.
11. Кант И. Метафизика нравов: Метафизические начала учения о праве / И. Кант. Сочинения. В 6 т. Т. 6. М., 1997.
12. Кларк Р. Преступность в США: замечания по поводу ее природы, причин, предупреждения и контроля / Р. Кларк; пер. с англ., ред. и вступ. ст. Б.С. Никифорова. М.: Прогресс, 1975.
13. Коммерсантъ 07.08.2017 г. URL:https:// news.mail.ru/economics/32475197/?frommail=1 (дата обращения 08.09.2018).
14. Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Криминальная субкультура и ее криминологическое значение / Корецкий Д.А., Тулегенов В.В. Санкт-Петербург: Юрид. центр Пресс, 2006.
15. Криминология: учебник для юридических вузов. М.: Издательство: Инфра-М, 1997.
16. Лунеев В.В. // Общая газета. 1996. № 10.
17. Лунеев В.В. Преступность XX века: Мировые, регион. и рос. тенденции: Мировой криминол. анализ / В.В. Лунеев; Ин-т государства и права РАН. М.: Норма, 1997.
18. Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М.: Издательство МГУ, 1980.
19. Платон. Сочинения. В 3-х т.: пер. с древне-греч. Т. 3 / Платон; Ин-т философии АН СССР; ред. А.Ф. Лосев. М.: Мысль, 1972.
20. Подольско-измайловская ОПГ. 39. иЯ!: // https://ru.wikipedia.org/ (дата обращения 07.09.2018).
21. Преступный мир Москвы: сб. ст. / Под ред. и с предисл. [с. 1-ХЫ] М.Н. Гернета. [Репринт. изд.]. М.: МХО «Люкон», 1991. ХЫ, 245,[3] с.
22. Русская мафия // Диена [газета Латвии] 1994.31октября.
23. Солопанов Ю. Рецидив и рецидивисты / Ю.В. Солопанов, В.Е. Квашис. М.: Изд-во ВНИИ МВД СССР, 1971.
24. Строкань С. Щит и меч Якудзы // Совершенно секретно. 2002. № 22. 1мая.
25. Тард Габриель. Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступления толпы: учеб. пособ. М.: Инфра-М, 2010.
26. Тарновский Е.Н. Движение числа несовершеннолетних, 10—17 лет, осужденных в связи с общим ростом преступности в России за 1901— 1910 года [Текст] / Е.Н. Тарновский. // Журнал Министерства юстиции. 1913. № 10. Декабрь.
27. Теневая экономика в Латвии и других странах Европы: что мы (не) знаем? // Деловой телеграф. 2010. 7 октября.
28. Ферри Э. Уголовная социология. Перевод с 5-го французского издания 1905 г. / Ферри Э.; под ред.: Познышев С.В. (предисл.); пер.: Позныше-ва О.В.; предисл.: Э. Ферри. М.: В.М. Саблин, 1908.
29. Фромм Э. Анатомия человеческой деструк-тивности / Э. Фромм; пер.: Э.М. Телятниковой, Т.В. Панфиловой; ред. П.С. Гуревич; вступ. ст. С.Я. Левит. М.: Республика, 1994.
30. Чавкин С. Похитители разума. Психохирургия и контроль над деятельностью мозга / С. Чав-
кин; пер. с англ. С. Пономаренко, И. Гавриленко. М.: Прогресс, 1981.
31. Чертков В. За преступников берется контрразведка // Правда. 1990. 21 сентября.
32. Шур Э. Наше преступное общество: социал. и правовые источники преступности в Америке / Э.М. Шур; пер. с англ. Ю.А. Неподаева; предисл. и ред. В.Н. Кудрявцева. М.: Прогресс, 1977.
33. Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 2, М.: Политиздат, 1955.
34. Яковлев А.М. Преступность как образ жизни / Яковлев А.М. М.: Юрид. лит.,1967.
35. Bell D. The End of Ideology, 1960, p. 150 Bell D. The end of ideology: On the exhaustion of polit. ideas in the fifties / By Daniel Bell. Glencoe (Ill.): The Free press of Glencoe, Cop. 1960. 416 p.
36. Burton B. Turkus, Sid Feder. Murder Inc.: The Story of the «Syndicate». New York, 1952.
37. Earl Jr. Johnson. Organized Crime: Challenge to the American Legal System // Journal of Criminal Law and Criminology. 1963 march. vol 54. № 1.
38. URL:http://genocid.net/news_content. php?id=4588 (дата обращения 12.08.2018).
3 9. URL:http://publikatsii.ru/stats/5653-nu-chto-barany-gotovimsya-na-kolbasu-oligarhi-okazalis-v-ofshornoy-lovushke.html (дата обращения 21.07.2018).
40. URL:http://www.finanz.ru/novosti/aktsii/ rosstat-zafiksiroval-rekordny-za-8-let-obval-promyshlennosti-1011550704 (данные Росстата на 19.12.2017) (дата обращения 25.07.2018).
41. URL:vetonet.ru/clubs/85_-deneg-net-... (дата обращения 11.08.2018).
