CC BY
39
2. Рассчитать максимальное потребление кислорода
MaxVO2 = 1,7 * PWC170+1240, где VO2 - в мл/мин.
3. Рассчитать относительное потребление кислорода (мл/мин/кг).
4. Рассчитать максимально возможные затраты энергии для данного испытуемого:
Э макс = 0,7 * VO2 (ккал/кг).
5. Определить наибольшие допустимые ежедневные затраты энергии:
Э ежедн. макс - 0,23 * VO2 (ккал/кг)
6. Рассчитать объемы физической нагрузки:
малый - 50 % от Э ежедн. макс;
средний - 60 % Э ежедн. макс; большой - 80 % Э ежедн. макс.
Для дозирования физической нагрузки можно руководствоваться составленной нами таблицей.
Таблица - Дозирование физической нагрузки спортсменов-гиревиков по энерготратам (калорий)
Нагрузка Весовая категория, энерготраты
60 65 70 80 90 св. 90
Малый объем 270 300 320 370 410 450
Средний объем 370 400 430 500 560 600
Большой объем 400 530 580 660 740 800
Таким образом, определив с помощью субмаксимального специфического теста максимальное потребление кислорода, можно установить уровень функционального состояния спортсмена и определить оптимальный объем физической нагрузки с учетом энерготрат.
Цель нашего второго исследования заключалась в выявлении особенностей адаптации системы кровообращения к физическим нагрузкам занимающихся гиревым спортом.
У исследуемых нами 75 спортсменов при подсчете пульса утром натощак в положении лежа частота его колебалась в пределах от 48 до 72 ударов в минуту, составляя в среднем 56 ударов. В результате занятия гиревым спортом на протяжении 3-5 лет произошло достоверное уменьшение размаха колебаний и частоты сердечных сокращений в покое (P<0.01).
Анализ получаемых данных показал, что многолетняя тренировка приводит к снижению ЧСС и АД в исходном фоне, зарегистрированном перед началом упражнений. Это указывает на улучшение качества регулирования ЧСС и АД в процессе занятий спортом. Снижение ЧСС и АД в исходном фоне происходит по мере повышения физических возможностей спортсменов.
Частота сердечных сокращений при поднимании гирь зависит от их исходного фона, веса гирь, количества подъемов, уровня специальной работоспособности. Как показали наши исследования после выполнения упражнений гиревого двоеборья - рывка или толчка в объеме 70-80% от максимального результата ЧСС достигает 144-180 ударов в минуту. Средний показатель ЧСС достигает 150-180 мм рт. ст., ДАД так же несколько повышается.
Между подходами к гирям устанавливается тренировочный фон пульса (86-100 ударов в минуту) и артериального давления (систолическое 120-130 мм рт. ст., диастолическое 60-90 мм. рт. ст.) восстановление частоты пульса и артериального давления до уровня фона после работы «до предела» у функционально подготовленных спортсменов происходит за 5 - 6 мин.
После выполнения стандартной физической нагрузки (30 подниманий 32-килограммовой гири в течение 2,5 мин.) ЧСС увеличивается до 156-204 ударов в минуту, средняя величина ЧСС достигает 168 ударов в минуту.
Показатели пульса и артериального давления после обычной тренировки восстанавливаются до нормы через 10-15 мин. Приведенные показатели отражают нормальную адаптивную реакцию сердечно-сосудистой системы на нагрузку.
В результате врачебно-педагогического контроля нами были зафиксированы отдельные случаи отсутствия обычного рефлекторного учащения пульса и повышения систолического артериального давления перед непосредственным выполнением упражнений гиревого двоеборья. После многократного подъема гирь пульс учащался всего на 20-30 ударов, а САД повышался не более чем на 10-20 мм. рт. ст. Спортсмен не испытывал желание тренироваться, работоспособность была низкой, ухудшалась координация движений. Такое состояние расценивалось как переутомление. После 2-3 легких тренировок или переключения на занятия другими видами спорта (циклическими, игровыми) появлялось желание тренироваться, улучшалось самочувствие и координация движений, нормализовались реакции сердечно-сосудистой системы, восстановилась работоспособность.
Результаты исследования сердечно-сосудистой системы спортсменов в процессе многолетних тренировок показали снижение ЧСС в состоянии покоя, стабилизацию ЧСС и АД в исходном фоне за 5 минут до начала занятий и во время работы, снижение ЧСС после стандартной физической нагрузки и сокращение времени ее восстановления до исходного фона. Улучшение хронотропной реакции сердца в результате многочисленных многолетних спортивных тренировок мы связываем с выработкой в этот период приспособительных механизмов, обеспечивающих более совершенную регуляцию деятельности сердечно-сосудистой системы.
Литература
1. Дубровский В.И. Спортивная медицина. - М.: ВЛАДОС, 1999. - С. 122 - 124.
References
1. Dubrovsky V. I. Sports medicine. - M .: VLADOS, 1999. - S. 122 - 124.
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ / PSYCOLOGY
Бодров A.B.
Mam^am,
Mocкoвcкий институт пcихoaнaлизa (МИП)
ОБЗОР КОНЦЕПЦИЙ ДИАДИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Аннотация
В статье приведен обзор основных мировых концепций диадических отношений между матерью и ребенком, рассмотрено влияние типа этих отношений на дальнейшее развитие и адаптацию ребенка, а также возможные последствия на взаимодействие человека с внешним миром.
Ключевые cлoвa: диадические отношения, отношения мать-ребенок, эмоциональные связи.
Bodrov A.V.
Master,
Moscow Institute of Psychoanalysis OVERVIEW OF THE DYADIC RELATIONSHIPS CONCEPTS
46
Abstract
The article provides an overview of the world's major concepts of dyadic relationships between mother and child, consider the impact of these types of relationships on the further development and adaptation of the child, as well as the possible consequences on human interaction with the outside world.
Keywords: dyadic relationship, mother-child relationship, emotional connections.
На протяжении всей жизни человек находится в постоянном взаимодействии c другими людьми, в постоянном диалоге. Первые межличностные отношения, в кoтopые пoпaдaет человек, появляясь на свет - это отношения pебенoк - мaть. В них pебенoк растет и paзвивaегcя, фopмиpуег пpедcтaвления о мире, о себе, о других людях. восхождение и cтaнoвление этих отношений, их влияние на дальнейшую жизнь человека интересует психологов всех направлений. [3]
Зигмунд Фрейд
Первая концепция, объясняющая тесную эмоциональную взаимосвязь ребенка с матерью, была предложена в классическом психоанализе. Фрейд не занимался непосредственными наблюдениями за поведением младенца и его взаимоотношениями с матерью, а свои выводы делал на основе ретроспективного анализа невротических заболеваний взрослых. [3] Исследование и лечение невротических заболеваний привело Фрейда к представлениям о травме как источнике и причине возникновения неврозов.
В психоанализе под травмой понимаются, как правило, глубокие и мучительные переживания человека, вызванные какими-либо событиями в его жизни, а также предельные накопления возбуждений, с которыми он не может справиться или которые частично преодолеваются посредством бессознательных механизмов защиты, ведущих к образованию невротических симптомов. [2]
Однако вскоре З. Фрейд пришел к мысли, что в ряде случаев речь идет не о реальных, физических травмах, а о фантазиях пациентов, вызывающих у них сексуальное возбуждение, оказывающееся не менее травматическим для психики человека, неспособного справиться с накопленной энергией либидо. При этом он полагал, что дело подчас состоит не только и не столько в самой психической травме, полученной в раннем детстве, сколько в патогенных воспоминаниях о ней, остающихся бессознательными, но вызывающих сексуальное возбуждение в период полового созревания и в более позднем возрасте.
«Наблюдаются случаи, в которых причина заболевания кроется в основном в сексуальных переживаниях детства, оказывающих несомненное травматическое воздействие на человека. Нapяду c ними бывaют дpугие cлучaи, в кoтopых бoлее действенными являются сздние ганфликты. Cлoвoм, уcлoвия, лежащие в ocнoве вoзникнoвения невpoзoв, cлoжны и неoбхoдимo учитывaть pa^HH^re фaктopы.» [2]
Зигмунд Фpейд выдвинул пoлoжение o теcнoй cвязи между тpaвмoй и cтpaхoм. Oн paccмoтpел cтpaх сд углoм зpения вocпpoизведения aффективных cocтoяний, cooтветcтвующих имеющнмcя у челoвекa вocпoминaниям. Реальный cтpaх - этo cтpaх пеpед извеcтнoй oпacнocтью, в тo вpемя кaк невpoтичеcкий cтpaх - этo CTpaK пеpед oпacнocтью, кoтopaя неизвеcтнa челoвеку. Oценкa coбcтвеннoй шлы в cpaвнении c величинoй oпacнocтн пo cYrn являетcя пpизнaнием беcпoмoщнocтн челoвекa пpoтив нее, мaтеpиaльнoй беcпoмoщнocтн в cлучaе pеaльнoй oпacнocтн и пcихичеcкoй беcпoмoщнocти в cлучaе oпacнocтн, иcхoдящей oт влечений. Пеpежитую cитуaцию беcпoмoщнocти Фpейд нaзвaл тpaвмaтичеcкoй. Caмocoхpaнение челoвекa cвязaнo c тем, чтo oн не ждет наступления тpaвмaтичеcкoй cитуaции, a пpедвocхищaет ее. Ситуация oжидaния cтaнoвитcя cитуaцией oпacнocтн, пpи нacтуплении кoтopoй вoзникaет cигнaл cтpaхa. Пocледний oзнaчaет oжидaние челoвекoм cитуaции, нaпoминaющей иcпытaннoе пpежде тpaвмaтичеcкoе пеpеживaние. Челoвек гак бы пpедупpеждaет тpaвму, хoчет веош cебя тaк, будтo oнa уже нacтупилa, пoкa еще не мзде oтклoнитьcя oт нее. «Cтpaх является сэтому, c oднoй cropod, oжидaнием тpaвмы, a c дpугoй cropod, cмягченdм вocпpoизведением ее».
C точки зpения З. Фpейдa, cтpaх пpедcтaвляет coбoй пеpвoнaчaльную pеaкцию нa беcпoмoщнocть пpи тpaвме, pеaкцию, кoтopaя зaтем pепpoдуциpуетcя пpи cитуaциях oпacнocтн гак шгнал пoмoщи. Этo oзнaчaет, что пеpежившее пaccивнo тpaвму Я «вocпpoизвoдит aктнвнo ocлaбленную pепpoдукцию ее в надежде, чтo cмoжет caмocтoятельнo pукoвoдить ее течением». Я защищается ^и пoмoщи pеaкции cтpaхa как oт внешней pеaльнoй oпacнocтн, так и oт внутpенней, не менее pеaльнoй oпacнocтн, иcхoдящей oт влечений. Ho вcледcтвие неcoвеpшеннocти пcихичеcкoгo aппapaтa защита пpивoдит к невpoзу.
Тaким oбpaзoм, Фpейд пpишел к вывoду, что зa иcтеpичеcкими cимптoмaми егo пациентов лежит некий бoлезненный aффект, кoтopый ocтaетcя в «cвязaнcм» cocтoянии, пocкoльку oтнocитcя к изoлиpoвaннoму oт coзнaния вocпoминaнию. Зaблoкиpoвaннaя cвязкa aффект - вocпoминaние cтaнoвитcя ядpoм «втopичнoй пcихичеcкoй группы» или «пpедcoзнaтельdм кoмплекcoм идей». Однажды oбpaзoвaвшиcь в мoмент тpaвмы, этo ядpo cлужит пpичинoй уменьшения coпpoтнвляемocти пcихики пpи пoвтopении тpaвмaтнчеcких cитуaций. Cледoвaтельнo, лечение не будет утешным, еcли не вoccтaнoвить иcхoдный тpaвмaтичеcкий мoмент c aффектoм.
Пoдвoдя итoг cвoим paзмышлениям, Фpейд пpедпoлoжил, чтo pезультaтoм тpaвмы являетcя пoвpеждение пcихики в виде pacщепления эго. Именс этo пpивoдит к oбpaзoвaнию «втopичнoй пcихичеcкoй гpулпы», кoтopaя cтaнoвитcя иcтoчникoм coпpoтнвления иcцелению.
В кoнечнoм cчете, ocнoвaтель пcихoaнaлизa пpедлoжил такую фopмулу для oпнcaния paзвития невpoзa: paнняя тpaвмa -защита - лaтентнocть - нacтупление невpoтичеcкoгo зaбoлевaния - чacтичнoе вoзвpaщение вытеcненнoгo.
Идеи З. Фpейдa o теcнoй cвязи между тpaвмoй и невpoзoм, тpaвмaтичеcкими пеpеживaниями pебенкa пpи oтcутcтвии мaтеpи и следующими пcихичеcкими зaбoлевaниями случили cвoе дальнейшее paзвитне и углубление у pядa пcихoaнaлитнкoв, cocpедoтoчивших cвoе внимaние нa иccледoвaнии paзpывa эмoциoнaльных oтнoшений между мaтеpью и млaденцем и егo пocледcтвий, зaчacтую пpивoдящих к невpoтнзaции.
Анна Фрейд
Детсгае paзвитие Aннa Фpейд paccмaтpивaлa гак ^o^cc coциaлизaции, кoтopый едчиняется загану пеpехoдa oт пpинципa удoвoльcтвия к ^иннину pеaльнocтн. no ее мнению, ^иннил удoвoльcтвия - этo едиственный зaкoн, кoтopoму пoдчиняютcя вcе пpoявления нoвopoжденнoгo, нo удoвлетвopение этих пoтpебнocтей pебенкa пoлнocтью пpедocтaвленo мaтеpи. В тагам cлучaе пoиcк удoвoльcтвия - это «внутpенний пpинннп» pебенкa, a удoвлетвopение желаний зaвиcит oт внешнего м^а. C caмoгo начала cущеcтвует paзpыв между желанием и вoзмoжнocтью егo удoвлетвopить. Мать мoжет иcпoлнить, а мoжет и oтвеpгнуть желания pебенкa, в pезультaте чегo cтaнoвитcя не тoлькo пеpвым oбъектoм любви, с также и пеpвым загас дателем, а их взaимooтнoшения лежат в ocнoве вcех следующих oтнoшений pебенкa c внешним миpoм. [3]
Карл Юнг
Для Юнга oчень важей пpедcтaвлялacь идея o тoм, что тpaвмa - этo не ^octo «пеpегpузкa в цепи», нo нечто, имеющее oтнoшение к беccoзнaтельнoму cмыcлу.
«Мнoгo людей пеpежили детьми или взpocлыми тpaвмы без тoгo, чтобы из с^едиих oбpaзoвaлcя невpoз... Этот вначале неж^льс cмущaющий pезультaт cвoдит на нет этнoлoгичеcкoе значение paнней cекcуaльнoй тpaвмы, пoтoму чтo, как из этого шедует, coвеpшеннo безpaзличнo, была ли тpaвмa в дейcтвительнocтн или ее не былo. Опыт учит rnc, чтo фантазии мoгут вoздейcтвoвaть так же тpaвмaтичеcки, как и пpoизoшедшие в дейcтвительнocтн тpaвмы.» [1]
И Юнг и Фpейд пpидеpжнвaлиcь тoй тoчки зpения, что пpичинoй глубoких изменений в сюике являетcя не caмo тpaвмaтнчеcкoе сбытие. Тут неoбхoдимo paccмoтpеть еще и тагай кoмпoнент как фантазии. О каких именс фантазиях идет pечь, cтaлo ключевым вoпpocoм, в кoтopoм Фpейд и Юнг не ^итти к coглacию.
47
C точки зрения Юнга, вторичные эго-состояния, воплощенные в комплексах, вызываются не одной лишь сексуальной травмой, но всеми трагедиями, всеми несчастьями человеческой жизни, каждое из которых по-своему уникально. Юнг был увлечен попытками найти "универсальный'' ядерный комплекс, стоящий за травматическими неврозами. Однако его собственное исследование «блокированных аффектов» в диссоциативных состояниях привело его к пониманию множественности травмы, к мысли о существовании множества разных индивидуальных историй и фантазий об этой травме. Исходя из своего открытия, Юнг разработал плюралистическую модель, описывающую способности психики диссоциироваться на множество различных комплексов, каждый из которых содержит определенный набор архетипических мотивов или образов в своей сердцевине.
Когда человек испытывает какое-либо травматическое переживание, то нормальным решением психики будет «уход». В том случае, если «уход» невозможен, то интегрированное эго фрагментируется или диссоциируется. Диссоциация является нормальной частью защит психики от потенциального ущерба травматического воздействия. Можно сказать, что диссоциация - это трюк, который психика разыгрывает над самой собой. Таким образом, человек продолжает жить, а непереносимые переживания разделяются и распределяются по различным отделам психики и тела, причем большая часть переводится в «бессознательные» аспекты. Переживание при этом становится прерывистым, а аффект и образ отделяются от осознанного знания. Время от времени могут вспыхивать отдельные воспоминания, которые сопровождаются ощущениями, при этом они вроде бы никак не связаны с поведением. В результате индивидуальная память характеризуется провалами, нарушается способность вербализации и не получается полноценного рассказа о том, что произошло.
Диссоциация как психологический защитный механизм позволяет человеку, пережившему невыносимую боль, участвовать во внешней жизни, но за счет больших внутренних затрат. Внешнее травматическое событие прекращается, и связанные с ним потрясения могут быть забыты, однако психологические последствия продолжают переполнять внутренний мир в виде определенных образов, которые образуют наслоения вокруг сильного аффекта, названного Юнгом «чувственно окрашенным комплексом». Эти комплексы имеют тенденцию вести себя автономно, как пугающие «существа», населяющие внутренний мир. [1]
Травматическое переживание состоит из многих факторов и интеграция переживания не всегда идет легко. При диссоциативном расстройстве либо один из этих аспектов подвергается расщеплению внутри самого себя, либо обычные связи между ними нарушаются. Нормально интегрированные переживания включают как соматические, так и психические элементы -аффекты и телесные ощущения, мысли и образы. Переживание должно приобрести смысл, а для этого телесные возбуждения и архаичные аффекты младенчества нужно оформить мысленно, что позволит переживаниям достичь уровня словесного выражения, и ими можно будет поделиться с другим человеком. Это центральный элемент персонализации всех архетипических аффектов, включая и те, что возникли при ранней травматизации.
В случае психической травмы аффективные переживания слишком интенсивны для того, чтобы вынести их, поэтому расщепление становится жизненно необходимым. В особо тяжелых случаях ребенок уже не в состоянии придать вообще какой-либо смысл элементам своего восприятия, и они не обращаются в символические мысленные представления. В итоге внутренний мир населяется фантастическими архаичными объектами, вследствие чего развивается психосоматическое заболевание или «алекситимия» - состояние, при котором пациент не имеет слов для выражения своих чувств.
В более благоприятных случаях диссоциация не является такой глубокой и фигуры внутреннего мира не становятся преследователями, но архетипические фантазии замещают собой процесс взаимодействия воображения и внешнего мира. В том случае «игровое» пространство доступно контакту с помощью метафор и символов, появляется возможность начать процесс восстановления, между терапевтом и пациентом может установиться достаточная степень доверия для того, чтобы негативные аффекты могли прорабатываться. [1]
Мелани Кляйн и Вилфред Бион
Мелани Кляйн и Вилфред Бион исследовали инстинкт смерти и его персонификации у детей самых младших возрастов. Кляйн была шокирована, обнаружив, как много насилия проявляется в спонтанных играх ее маленьких пациентов-детей. Она полагала, для того чтобы не оказаться жертвой своего собственного инстинкта смерти, ребенок направляет свою ненависть наружу, на (плохую) грудь или пенис, где он может «локализовать» свою тревогу, которая иначе была бы невыносимой, в виде преследующего страха нападения. Чувства любви также проецируются (хорошая грудь или пенис) и ребенок приходит к окончательному открытию того факта, что хорошие и плохие грудь-пенис принадлежат одной персоне. В процессе проработки ребенком чувств любви и ненависти суперэго подвергается трансформации, становится менее суровым, преобразуется в способность переживания чувства вины, ребенок пытается загладить воображаемый ущерб, который он якобы причинил своим объектам.
В начале этого процесса чувства ненависти проецируются на мать в лице терапевта, который «превращается» в угрожающее или ужасающее «существо». Если психотерапевт не может трансформировать эти проекции, то индивид чувствует себя преследуемым во внутреннем мире угрожающими грудью-пенисом.
Вилфред Бион выдвинул гипотезу о том, что садистическое суперэго, о котором говорит Кляйн, ошибочно атакует не только эго ребенка, но и все психические «связеобразующие» процессы. В силу того, что и грудь, и пенис являются как связующими объектами, так и первичными объектами переживания младенца, то впоследствии нападение на них генерализируется в нападение на все, что они символизируют, а именно на отношения с объектами внешнего мира и на внутреннюю интеграцию объектов. В итоге подвергается нападению сама способность к интеграции, к целостному переживанию. Мысли отделяются от чувств, образы от аффекта, воспоминания от сознания - атакуется даже способность мыслить. Это приводит к формированию «разрушающего эго», которое занимает место нормально развивающегося эго и узурпирует его функции. Эта негативная внутренняя сила является «причудливым объектом», который систематически разрушает смысл всех переживаний. В терапии такие клиенты, по-видимому, не способны получить пользу от своего окружения и, следовательно, от своего терапевта.
Д.В. Винникотт
Работы Винникотта в той или иной степени касаются темы психической травмы. Травму он всегда трактовал как неудачную попытку матери в обеспечении такой «достаточно хорошей» опеки над ребенком, которая бы поддержала активные творческие отношения между внутренней и внешней реальностью. Если материнская забота служит источником возбуждения и чрезмерной стимуляции или если мать грубо отвергает ребенка, то увеличивается разрыв между «истинным я» и преждевременно образовавшимся «ложным я» ребенка, которое предохраняет «истинное я» от дальнейшей травматизации. По мнению Винникотта разделение целостного «я» является итогом вторжения примитивных защит с целью предотвратить переживания «немыслимой агонии», связанной с ранней травмой.
«Истинное я» Винникотта появляется в самом начале жизни, до того как сформированы «внутренние объекты», и является «не более чем совокупностью сенсорно-моторной активности». Его «всемогущество» постепенно «очеловечивается» в рамках отношений мать-ребенок. Если этот процесс не идет оптимальным образом, тогда «ложное я», сформированное под давлением внешних обстоятельств, начинает руководить жизнью человека, заключив в себе как некую постыдную тайну «всемогущее», но теперь травмированное «истинное я».
Майкл Эйген
Эйген ближе всех подошел к архетипическому пониманию «примитивных защит» системы самосохранения. Он следовал идеям Биона о том, что ранняя травма стимулирует «недоброжелательный разум», который опустошает психику и приводит к деформации способности переживать. Эйген выдвигает предположение, что сами бессознательные фантазии, при помощи которых психика младенца пытается защитить себя от ранней травмы, представляют собой смысловые структуры, присутствие которых
48
ухудшает состояние человека, испытавшего травматическое переживание. Когда травмированный в детстве индивид сталкивается c теми же самыми структурами в религии, поэзии и искусстве, они привносят преобразующий смысл именно потому, что существовали с самого начала. В результате этого травма «запечатлевается» в памяти именно в этих поздних схожих архетипических образах.
Рональд Фэйрберн
Фэйрберн работал с детьми, которые подверглись сексуальному насилию во время Второй мировой войны. Он обнаружил, что эти невинные дети испытывали чувство стыда из-за того, что они были объектами сексуального насилия. Они не хотели погружаться в воспоминания, так как это заставляло их чувствовать себя «плохими». Фэйрберн пришел к выводу, что мотив ребенка быть «плохим», возникающий в контексте отношений зависимости, определяется потребностью сделать объект «хорошим». Впоследствии образы «я» и объекта, несущие эту «плохость», вытесняются под воздействием агрессии.
«Именно переживание фрустрации либидо вызывает агрессию ребенка по отношению к его либидозному объекту - так возникает состояние амбивалентности... Так как для ребенка невыносимо иметь объект, который одновременно является и хорошим, и плохим, он пытается ослабить напряжение этой ситуации, расщепляя фигуру матери на два объекта. В дальнейшем она представляет собой «хороший» объект, если удовлетворяет его либидозно, и наоборот, в случае неудачи в удовлетворении его либидозных потребностей она оказывается «плохим» объектом... Так, выражая агрессию, он подвергает себя риску утраты хорошего объекта, если же, с другой стороны, он выражает свою либидозную потребность, то ему угрожает особенно опустошительное переживание унижения и стыда от осуждения его любви и пренебрежения или преуменьшения значения выказанной им потребности... на более глубоком уровне над ним нависает угроза переживания дезинтеграции и психической смерти.» [1]
Согласно Фэйрберну, преследующие внутренние объекты такого рода представляют собой персонификации агрессии, которая предназначалась для внешней адаптации, а индивид остается со своим ищущим компромиссов «ложным я», направленным во внешний мир, и с агрессией, обращенной вовнутрь.
Джоди Дэйвис, Мэри Фроупи
Джоди Месслер Дэйвис и Мэри Гэйл Фроули также работали с теми, кто в детстве перенес сексуальные домогательства или насилие.
Они рассматривают переходное пространство психотерапевт - клиент как «поле», на котором проявляются диссоциированные в момент ранней психической травматизации части, при этом происходит реконструкция «забытой» травматической ситуации. Среди персонажей, которые возникают в этом пространстве, встречаются сильно напоминающие детско-родительские образы. Например:
- отстраненный, не склонный к насилию родитель - отвергаемый ребенок;
- садистический насильник - беспомощная, не имеющая возможности выразить свою ярость жертва;
- идеализированный, всемогущий спаситель - обретший права ребенок, нуждающийся в спасении;
- соблазнитель - соблазняемый.
В рамках этих четырех паттернов отношений существует восемь позиций, которые клиент и психотерапевт могут занимать, взаимно дополняя друг друга, идентифицируясь с ними или проигрывая их, как роли. От терапевта этот процесс требует как активного вовлечения, так и нейтральности наблюдателя.
Взрослые, пережившие психическую травму в детстве, часто боятся того, что хорошее быстро закончится, что обещания будут нарушены. Как правило, эти индивиды вместо ожидания неизбежного разочарования предпочитают брать контроль над ситуацией - так перестает расти тревога и разрушаются «иллюзии»... [1]
Джеймс Мастерсон
Джеймс Мастерсон в своих работах объяснял образование садо-мазохистических диад, если нормальный процесс сепарации был прерван психической травмой.
При нормальном развитии единство матери-ребенка проходит через промежуточную стадию, в которой частичные образы («хороший» и «плохой») образуют целостную саморепрезентацию. Проблема появляется, когда мать нарушает процесс сепарации, поощряет только уступающее ей дитя, отстраняясь от желаний ребенка. Попытки самовыражения наталкиваются на отвержение матерью, а послушание, зависимость и пассивность поощряются.
В такой ситуации ребенок становится объектом исходящей изнутри критики, направленной на собственные истинные потребности в самовыражении, и уходит в патологическую «поощряемую» саморепрезентацию. В терапии такой клиент проецирует поощряющее единство на терапевта и ищет его одобрения за свое «хорошее» поведение, чтобы избежать отвержения и депрессии, которые ассоциативно связаны с истинным самовыражением. Если же психотерапевт противостоит этому паттерну, то клиент приходит в отчаяние, чувствует себя «плохим», а терапевт занимает роль преследующего внутреннего объекта.
Джеффри Сейнфилд
Сейнфилд творчески использует модель Фэйрберна и подчеркивает, что родители, которым не удается предоставить удовлетворительную поддержку и утешение своим детям, пытаются использовать еду, игрушки, сексуальную стимуляцию, деньги как их суррогат, вследствие чего в ребенке потребности остаются неутолимыми. Результатом являются ненасытные пагубные привычки, садо-мазохистическая одержимость и убежденность в собственной негодности.
Сьюзан Кавалер-Адлер
Кавалер-Адлер утверждает, что ранняя травма оставляет внутренний мир в состоянии угрозы со стороны архаичных («плохих» и «хороших») образов. Она отмечает, что у женщин, страдающих от ранней травмы, связанной с отношениями с матерью, замена отцом отсутствующего опыта отношений с матерью не приносит желаемого результата. Отец в этом случае скорее будет соответствовать «возбуждающему объекту» Фэйрберна, и женщина будет пытаться восполнить отсутствующий опыт на «духовном» уровне через свое творчество, не ведая иных способов коммуникации. Принуждаемая таким образом заниматься творчеством, она остается в состоянии фрустрации, не получая в ответ на свое творчество то, в чем она нуждается. Это реактивирует раннюю травму, связанную с отношениями с матерью, и порочный круг замыкается.
Джон Калшед
В первые годы жизни ребенок целиком сосредоточен на матери, через которую он взаимодействует с окружающим миром, то есть мать функционирует как некий внутренний орган для обработки переживаний младенца. Мать эмпатично чувствует возбуждение и тревогу ребенка, поддерживает и успокаивает его, восстанавливая гомеостаз. Со временем психика младенца становится все более дифференцированной, он начинает справляться со своими аффектами самостоятельно, выдерживать конфликтующие эмоции. Однако до тех пор, пока этого не произошло, внутренние объекты являются мифологичными и представлены в психике как противоположности; примером такой пары противоположностей служит образ Хорошей Матери в «тандеме» с образом Ужасной Матери.
Во внутреннем мире ребенка боль или дискомфортные чувственные состояния быстро сменяются чувством комфорта и безопасности таким образом, что постепенно выстраиваются образы самого себя и внешнего объекта. Эти репрезентации себя и объекта заключают в себе противоположные аффекты и имеют тенденцию образовывать полярные структуры: один - «хороший», другой - «плохой», один - любящий, другой - ненавидящий и так далее. Следует различать негативные и позитивные аффекты.
49
Негативные связаны c агрессией и приводят к диссоциации, в то время как позитивные аффекты объединяют фрагменты психики и восстанавливают баланс.
Здоровое развитие ребенка во многом определяется процессом постепенного объединения архетипических противоположностей. В этом случае агрессия ребенка не разрушает объект, и он может справиться с чувством вины. Однако если ребенок пережил психическую травму, то есть был поставлен перед лицом непереносимых переживаний, то внутренний мир остается под угрозой этих «дьявольских» фигур. Эта ситуация чревата травматизацией теперь уже со стороны внутренних объектов, несмотря на то, что внешняя травматическая ситуация уже давно завершилась. [1]
Калшед Д. утверждает, что не иметь в детстве возможности выразить свои потребности родителям или тем, кто их замещает,-это все равно, что не иметь детства вовсе. В случае подобной «кумулятивной травмы» детства естественная анестезия делает пациента неспособным вспомнить какое-то конкретное травматическое событие. Опыт показывает, что до тех пор, пока какой-то аспект ранней травматической ситуации не проявится в отношениях переноса, ни пациент, ни аналитик не смогут раскрыть эмоциональный компонент реальной проблемы.
До тех пор, пока клиент не осознает свой травматический опыт, внутренний мир травмы отображается во «внешней» жизни в виде навязчивого повторения. Фрейд назвал этот паттерн «демоническим». Юнг говорил, что исходная травматическая ситуация в памяти индивида сохраняется не в формах личностного опыта, а в «демонической архетипической» форме, который воплощается в межличностном взаимодействии, что зачастую приводит к повторной травматизации. То есть для того, чтобы «разблокировать» внутреннюю систему, бессознательное повторение травматизации во внутреннем мире должно стать реальным опытом с объектом из внешнего мира. По этой причине проработка динамики отношений переноса и контрпереноса является одним из ключевых моментов в работе с тяжелой травмой.
Когда подавленный аффект или переживание впервые становятся осознанными, у клиентов во многих случаях не происходит увеличения энергетического потенциала или улучшения функционирования. Напротив, они погружаются в оцепенение, их внутренний мир расщепляется, они дают соматические реакции и т.д., вплоть до того, что эго клиента может подвергнуться разделению на фрагментарные личности. Следовательно, в терапевтической работе с этими клиентами должны быть использованы более «мягкие» техники. Много внимания должно быть уделено как созданию безопасного физического пространства, так и безопасной межличностной атмосферы. Все формы так называемой «арттерапии» оказываются чрезвычайно эффективными, поскольку позволяют вскрыть травматический аффект быстрее, чем одно только вербальное исследование. [1]
К Халл, P. Сирс
В теориях социального научения эмоциональная привязанность ребенка к матери образуется через ассоциациативную связь с первичным подкреплением. Мать, являясь источником пищи и комфорта - первичных подкреплений, становится вторичным подкреплением и начинает «нравиться» ребенку. Вследствие этого ребенок стремится к контакту с ней не только когда голоден или ощущает дискомфорт, но и во многих других случаях. Представители бихевиористского направления предполагали, что сила зависимости определяется тем, насколько она ассоциируется с первичным положительным подкреплением. Однако последующие работы P. Сирса показали, что выраженность привязанности ребенка к родителю не связана с частотой кормления, переодевания и простого удовлетворения физических потребностей ребенка. Более того были получены данные, согласно которым дети могут испытывать привязанность к людям, не участвующим в уходе и кормлении, а также пренебрегающим ребенком и обижающим его. Позже было выдвинуто предположение о том, что формирование взаимоотношений ребенка с матерью включает в себя социальную активность матери. «Привязанность здесь не является натуральной функцией, а возникает в том случае, когда родители учат ребенка понимать межличностные взаимодействия и принимать в них участие... Например, выражать свои чувства по отношению к близким, обнимать и целовать их» . [4]
К Лоренц
Этологические теории делают акцент на биологической, эволюционной основе поведения. Открытый К. Лоренцом феномен импринтинга и понятие о врожденных поведенческих ответах, запускаемых у ребенка соответствующими сигналами родителя, были применены в исследовании эмоциональной привязанности ребенка к матери. Хотя импринтинг в основном изучался у различных видов животных и птиц, сам принцип эволюционно значимого приспособления был экстраполирован на человека. В рамках этологического подхода Лоренц утверждал, что младенец должен обладать поведением, обеспечивающим выживание и развитие. Эти выводы оказали существенное влияние на английского психиатра Джона Боулби, автора теории привязанности. [4]
Л. С. Выготский и М.И. Лисина
В рамках культурно-исторической концепции Л.С. Выготского развитие ребенка полностью определяется его взаимодействием со взрослым. Мать является центром социального развития в младенчестве, поэтому отношение ребенка к миру опосредовано его отношениями с ней. Однако в работах Выготского сам процесс общения между младенцем и взрослым подробно не рассматривался, этому была посвящена научно-исследовательская деятельность М.И. Лисиной, которая считается основателем отечественной психологии младенчества. С точки зрения Лисиной, потребность в общении не является врожденной, она складывается на основе других врожденных потребностей, например, физиологических и потребностях в новых впечатлениях. В качестве решающих условий становления потребности в общении она рассматривает отношение и инициативные обращения взрослого. Если «близкий взрослый ограничивается тем, что станет только кормить и пеленать малыша, то последний долго может оставаться в своем исходном состоянии погруженности в дремоту и отчужденности от всего происходящего». [5] По ее мнению, взрослый должен с первых дней относиться к ребенку как к личности и партнеру по общению, формируя зону ближайшего развития ребенка. Отношение к другому человеку, к себе и к миру начинает формироваться в ходе эмоционально насыщенного общения с первых месяцев жизни ребенка, к шести месяцам возникает главное новообразование этого периода - эмоциональноличностная связь взрослого и младенца. Эксперименты М.И.Лисиной показали огромную положительную роль эмоциональноличностных связей в развитии детей раннего возраста, послужили основой разработки концепции формирования образа себя и другого человека в контексте общения. Объединение этого направления работ с исследованиями эмоциональной привязанности матери и младенца показало, что отношение ребенка к себе зависит от степени привязанности к матери: чем сильнее привязанность, тем лучше сформирован образ себя. [4]
В настоящее время изучение раннего материнско-детского взаимодействия и его влияние на дальнейшее развитие ребенка активно продолжается как в нашей стране, так и за рубежом. Одной из наиболее перспективных является теория привязанности Дж.Боулби. Разработанная в 60-х - 70-х годах ХХ века на стыке психоанализа, этологии и когнитивной психологии, теория привязанности позволяет объяснить механизмы возникновения эмоциональных связей между матерью и ребенком, их влияние на поведение ребенка и его последующие взаимоотношения с миром, а также ту субъективную психологическую значимость, которую отношения привязанности имеют для каждого человека.
Литература
1. Калшед Д. Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа. аспект.- М.: Деловая книга, Академический проект, 2001.
2. Боулби Д. Привязанность.- М.: Гардарики, 2003.
3. Матушевская Н.В. Теория привязанности: История и современное состояние исследований, // Перинатальная психология и психология репродуктивной сферы. - 2011. - №3. - C.3.
50
4. Авдеева Н.Н. Хаймовская Н.А. Развитие образа себя и привязанностей у детей от рождения до трех лет в семье и доме ребенка. - М., 2003.
5. Лисина М.И. Проблемы онтогенеза общения. - М., 1986.
References
1. Kalshed D. Vnutrenniy mir travmy. Arhitipicheskie zaschity lichnostnogo duha.- М.: Delovaya kniga, Akademicheskiy projekt,
2001.
2. Bowlby D. Privyazannost.- М.: Gardariki, 2003.
3. Matushevskaya N.V. Teoriya privyazannosti: Istoriya i sovremennoe sostoyanie issledovaniy, // Perinatalnaya psihologiya i psihologiya reproduktivnoy sfery. - 2011. - №3. - S.3.
4. Avdeeva N.N., Haymovskaya N.A. Razvitie obraza sebya i privyazannostey u detey ot rozhdeniya do treh let v semye i dome rebenka. - М., 2003.
5. Lisina M.I. Problemy ontogeneza obscheniya. - М., 1986.
Маралов В.Г.
Доктор психологических наук, Череповецкий государственный университет ЦЕННОСТЬ И ОПАСНОСТИ САМОРАЗВИТИЯ ЛИЧНОСТИ
Аннотация
Статья посвящена теоретическому анализу ценности и опасностей саморазвития. Показывается, что не всякое саморазвитие является ценностью. Ценностью можно признать только то саморазвитие, которое инициировано самой личностью, осуществляется без принуждения и имеет просоциальную направленность. Дается характеристика опасностей саморазвития.
Ключевые слова: саморазвитие, ценность саморазвития, опасности саморазвития.
Maralov V.G.
PhD in Psychology, Cherepovets State University VALUES AND DANGERSOF SELF-DEVELOPMENT
Abstract
The article is devoted to the theoretical analysis of the values and dangers of self-development. Self-development is not always a value. Value can be recognized only to the self-development, which initiated by the personality, made without compulsion and have prosocial orientation. The article also contains characteristic of self-developmentdangers.
Keywords: self-development, value of self-development, dangers of self-development.
Начиная с конца XX века вплоть до настоящего времени в психологии в других смежных науках наблюдается неуклонное возрастание интереса к проблемам саморазвития личности. Подтверждением этого является количество публикаций по названной проблеме, которые вышли за последние годы. Только в электронной библиотеке «eLIBRARY» их более 6000. Такой интерес не случаен, он обусловлен тем фактом, что изучение саморазвития позволяет посмотреть на человека не извне, когда он выступает как некоторый объект исследования, а изнутри, со стороны самого субъекта своей жизнедеятельности, который находится на пути построения себя.
К настоящему времени существует множество определений саморазвития. Если попытаться их обобщить, то можно заключить, что саморазвитие - это самостоятельное построение человеком собственной личности, приобретение, утверждение и актуализация таких качеств и характеристик, которых раньше у него не было. Саморазвитие не является каким-то однородным целостным процессом или отдельной деятельностью, оно осуществляется в различных взаимосвязанных формах. К основным из них относятся самоутверждение, самосовершенствование, самоактуализация и самореализация. В процессе самоутверждения человек убеждается сам или убеждает других в существовании у него каких-то качеств и характеристик, которые присущи только ему. Самосовершенствуясь, он приобретает что-то новое в себе: знания, навыки, качества личности, ограничивает или преодолевает нежелательные свойства. В ходе самоактуализации накапливает и осознает свой личностный потенциал и свои возможности. А в процессе самореализации использует его в жизни, удовлетворяя свою потребность быть личностью. Все названные формы саморазвития, так или иначе, обусловливают личностный рост человека, который и является результирующей их составляющей.
Проблематика саморазвития многообразна. Активно исследуются цели, мотивы саморазвития и его формы, факторы, детерминирующие процессы саморазвития, механизмы, особенности на различных возрастных этапах, обсуждаются вопросы сопровождения процессов саморазвития и т.д. В то же время следует констатировать, что все они базируются на постулате, что саморазвитие - это хорошо. Иными словами, признается на уровне аксиомы, что саморазвитие является безусловной ценностью. Когда начинаешь задавать вопрос, в чем ценность саморазвития, то даже психологи-профессионалы встречают его с недоумением. Ответ звучит примерно следующим образом: «Саморазвитие само по себе самоценно». Из него следует подоплека, что вопрос является некорректным.
Базу для такого аксиоматического понимания саморазвития как ценности заложили основоположники гуманистической психологии. В частности, А. Маслоу впервые описал несомненные преимущества самоактуализирующейся личности [1]. По его мнению, самоактуализирующаяся личность обязана стать тем, чем она может стать. Саморазвитие как ценность присутствует во многих классификациях ценностей. В отечественной психологии неоднократно отмечалось на ценность саморазвивающейся личности. Достаточно вспомнить работы К. А. Абульхановой-Славской, которая саморазвитие (самосовершенствование) рассматривает как жизненную стратегию. Самосовершенствование, с ее точки зрения, это такая жизненная стратегия, в которой человек осуществляет поиск более адекватных своим возможностям путей их реализации, воплощения в жизни. Этот поиск необходим и для формирующейся, и для зрелой личности. Стратегию совершенствования своих психических возможностей К. А. Абульханова-Славская противопоставляет двум другим возможным стратегиям - стратегии учета человеком своих особенностей, и стратегии избегания неадекватных для него условий, трудных ситуаций, видов работы, общения и т.д. [2]. Можно сослаться и на другие исследования, в которых ценность саморазвития не подвергается сомнению.
В то же время известно немало людей, которые, являясь субъектом своей жизнедеятельности, так и не становятся субъектами своего саморазвития. Они живут сегодняшним днем, не стремятся изменить себя, что-либо приобрести или хотя бы избавиться от таких форм поведения и черт характера, которые реально мешают им. И живут счастливо, особо не утруждая себя проблемами, тем более такими, которые связаны с необходимостью совершенствоваться. И, наоборот, нередки случаи, когда человек, выбирая саморазвитие как жизненную стратегию, сталкивается с многочисленными трудностями, барьерами, непризнанием и т.д., то есть опасностями, которые могут приводить не к саморазвитию, а к негативным последствиям и неврозам.
Сказанное со всей очевидностью вновь позволяет вернуться к поставленному вопросу, действительно ли саморазвитие является ценностью? К нему можно добавить и второй вопрос, всякое ли саморазвитие можно признать ценным?
Отвечая на поставленные вопросы, отметим некоторые важные для нас аспекты.
Во-первых, саморазвитие может осуществляться в асоциальном и просоциальном направлениях. Можно, например, совершенствоваться в воровском мастерстве, актуализируя соответствующие способности, утверждая себя как вора высшей
51
