CC BY
38
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2016. № 4
И.И. Варьяш
(кандидат ист. наук, доцент кафедры истории Средних веков исторического
факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)*
ОБЫЧНОЕ ПРАВО В КОНТЕКСТЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
КОРОЛЕВСКОГО И МУСУЛЬМАНСКОГО ПРАВА
В АРАГОНСКОЙ КОРОНЕ XIV в.
Статья посвящена истории обычного права в Средние века. Исследовательской площадкой выбрано пиренейское королевство — Арагонская Корона эпохи Реконкисты. Автор предлагает специальный подход к теме, сложной в изучении из-за недостаточности источниковой базы: взглянуть на историю европейского обычного права через призму взаимодействия королевского права с правом мусульман. Особенности европейского правового сознания и правового уклада приобретают дополнительное освещение в источниках благодаря взаимодействию с правом побежденных иноверцев.
Ключевые слова: обычное право, Арагонская Корона в XIV в., королевское право, мусульманское право, сунна, королевская власть.
The article discusses the role of customary law in the Middle Ages. The research focus is Pyrenean kingdom — the Crown of Aragon during the Reconquista period. The author offers a new approach to the issue especially difficult because of the lack of sources, looking at the history of European customary law from the point of interaction between Crown law and the Sharia. Important aspects of European legal conscience and practice acquire were demonstrated in the sources in more detail due to the interaction with the law of conquered infidels.
Key words: customary law, Crown of Aragon in the 14th c., Crown law, Islamic law, Sunnah, Crown authority.
* * *
Изучение обычного права эпохи Средних веков всегда вызывает трудности, поскольку эта тема, ориентированная на исследование неписанного, очень слабо отражена в исторических источниках. Для того чтобы приблизиться к ее постижению, следует сперва найти оригинальный подход к тем памятникам Средневековья, которые сегодня доступны. Подчас приходится добывать информацию по косвенным сведениям, обмолвкам, проговоркам, странным несостыковкам. В этом случае любая реконструкция хотя бы части обычаев или принципов их бытования нуждается в широком
* Варьяш Ирина Игоревна, тел. 8 (495) 939-35-51; e-mail: variashi@gmail.com
и многомерном социальном контексте, без которого интерпретация косвенных данных некорректна.
Между тем обычное право представляет собой первую и, если можно так выразиться, наиболее органичную форму социальной регуляции, которая была свойственна древним и раннесредневековым обществам. С XI в. в Западной Европе начинает разворачиваться до того неизвестное ей правовое движение, связанное с переосмыслением античного наследия в области права и формированием публичного права, — задача, вызвавшая к жизни идею писанных норм как легитимизации публичной власти. В результате развития письменной традиции до нашего времени от эпохи Х1—Х1У вв. дошло представительное количество правовых документов, законов, ордонансов, сводов, компиляций — причем их объем постоянно нарастал. Такое состояние источников неизбежно долгое время приводило к искажению правовой картины прошлого: изучались трактаты юристов, буллы понтификов, эдикты королей, частные акты, своды законов, регламенты и т.п. Обычное право отодвигалось на второй план — просто за неимением адекватной информации, и его роль в истории подспудно редуцировалась.
Однако хорошо известно, что и после XI в., вплоть до раннего Нового времени обычное право оставалось основной правовой формой регулирования отношений в обществе. Конечно, с рецепцией римского права, появлением общего права и новым этапом развития королевского права, что, например, на Пиренейском полуострове уже в XIII в. ознаменовалось составлением обширных нормативных компендиумов, обычное право тоже вступило в новую фазу своей истории.
Любопытно, что королевская власть проявляла склонность к освоению локального обычного права и деятельно поддерживала работу юристов по созданию сборников местного права. В Арагонской Короне первые такие тексты появились в последней трети XIII в.: самые известные из них — «Обычаи Тортосы». К сожалению, они очень мало пригодны для того, чтобы изучать реально бытовавшие обычаи этого города и его округи, поскольку они создавались при активном вмешательстве короны учеными-легистами, которых больше интересовала буква общего права, а не сохранность традиции.
В конце XIII — начале XV в. гетерогенное западноевропейское правовое пространство (воплощается в каноническом, королевском, общем, сеньориальном, местном, обычном, корпоративном и т.д. праве) серьезно усложнилось, что было результатом глубоких эволюционных процессов. В это время в Европе начали функционировать постоянные канцелярии (папская курия, королевские
курии), формировалось текущее делопроизводство и были основаны архивные хранилища для документации. Постепенно образовалось особое сообщество людей, владевших знаниями в области права и делопроизводства, складывался устойчивый понятийный аппарат, произошел отход от безоговорочного господства латинского языка в праве и т.д.
Тем не менее, в контексте этих важнейших явлений, призванных укрепить сферу публичного управления и политической власти, которая видела свою силу в легитимизации через писаное право, обычай не только не прекратил существование, но упрочил свои позиции. Этот парадоксальный на первый взгляд феномен оказывается естественным образом вписанным в общую средневековую традицию, если присмотреться к нему поближе.
В настоящей статье предлагается опыт изучения европейского обычного права через призму взаимодействия королевского права с правом мусульман, подданных арагонских королей. Мусульмане, приносившие присягу верности христианскому государю (речь идет об эпохе Великой Реконкисты1), становились его вассалами, получали широкую автономию во всех своих внутренних делах, жили по своим обычаям, держались своего закона и судились по нормам своего права.
Эвристическая идея нашего подхода состоит в том, что сам процесс включения иноверческого населения (а оно было весьма представительным и в некоторых регионах королевства составляло в XIV в. подавляющее большинство) в состав христианского королевства, требовал отлаживания, дополнительного осмысления и практической апробации механизмов правового взаимодействия. Особенности европейского правового сознания и правового уклада как раз и могли высветиться в ходе адаптации права побежденных иноверцев к арагонским условиям и задачам (социальным, экономическим, политическим).
Действительно, нужная нам информация неожиданно открывается в королевской документации, отразившей коммуникацию короны с ее мусульманскими подданными. Королевские дипломы оказываются удивительным хранилищем данных и по трудно уловимой истории обычного права, и по истории шариата под христианским владычеством, о котором известно еще меньше2.
1 Реконкиста — отвоевание (исп.) Великая Реконкиста — военные кампании христианских государей против мусульманских соседей в XIII—XV вв.
2 Подавляющая часть внутренних для мусульманских общин источников (судебные книги, счетные книги, письма и т.д.) погибла в Новое время. См.: Варьяш И.И. Сарацины под властью арагонских королей. Исследование правового пространства. СПб., 2016.
Достаточно обратиться к тем терминам, при помощи которых в королевской курии обозначали мусульманское право, чтобы обнаружить в высшей степени интересное явление: куриальные писцы, легисты и королевские должностные лица на местах были склонны видеть в шариате обычное право.
Так, в привилегии, дарованной сарацинской общине города Льейда в 1297 г. был приведен целый перечень форм права: «жалуем привилегии, свободы, иммунитеты, добрые обычаи, фуэро, сунны и обычаи... их [сарацин]»3. Даже арабский термин сунна4 передан здесь во множественном числе, явно в pendant к обычаям, что типично для куриальных актов этого времени.
Еще более показательны тексты документов (тоже привилегий), которые выдавались мусульманским общинам крупных городов Валенсия и Хатива в XIII—XIV вв. Право обладать «своей сунной и обычаями» и отправлять правосудие перед кади подтверждалось в пользу альхамы5 Валенсии в течение XIII в. несколько раз6. В 1356 г. сарацины Хативы получили в ответ на свое прошение грамоту, закреплявшую судопроизводство по сунне и обычаям7. В этих актах сунна, как чаще всего в курии обозначали право му-сульман8, ставилась рядом с consuetudines, обычаями.
Еще очевиднее формулировка, использованная в королевском акте 1344 г., который был адресован байлу9 Льейды. В документе подтверждались привилегии мусульман этого города и, кроме прочего, значилось: «чтобы эти сарацины судились согласно их сунне или сарацинским обычаям»10. Союз «или» (seu) в данном случае
3 Mutgé i Vives J. L'aljama sarraina de Lleida a l'edat mitjana. Aproximació a la seva historia. Barcelona, 1992. Doc. 24: "privilegia, franquitates, immunitates, bonos usus, foros, assunnas et consuetudines eorum predictas, laudamus". Такая «цепочка» источников права очень характерна для королевских дипломов XIV в.
4 Сунна — мусульманское священное Предание. Второй источник права после Корана.
5 Альхама — община иноверцев, мусульман или иудеев, в христианских королевствах на Пиренейском полуострове в Средние века.
6 Cartas pueblas de las morerías valencianas y documentación complementaria: 1234— 1372 / Ed. M.V. Febrer Romaguera. Zaragoza, 1991. Doc. 107: "laudamos, concedimus et confirmamus vobis sarracenis morarie Valencie... funam vestram et consuetudines..."
7 Cartas pueblas de las morerías valencianas y documentación complementaria. Doc. 209.
8 Кроме сунны в королевских документах использовались для обозначения мусульманского права термины закон, шариат, право сарацин и др., но в подавляющем большинстве случаев применялся термин сунна.
9 Байл — королевское должностное лицо, в Арагонской Короне назначался и над альхамами единоверцев, обладал разными полномочиями в зависимости от конкретно-исторической ситуации.
10 Mutgé i Vives J. L'aljama sarraina de Lleida a l'edat mitjana. Doc.128: "ut ipsi sar-raceni, secundum еorum funam seu sarracenicas consuetudines iudicentur..."
выполняет пояснительную функцию, наглядно демонстрируя, как делопроизводители курии понимали мусульманское право: сунна представлялась им набором специфических обычаев, которых сарацины придерживались в судебных делах.
То, что именно обычаи составляли основу для отправления правосудия в среде иноверцев, не вызывало никакой особой реакции у христиан и воспринималось как естественное состояние права — естественное для латинского правового сознания.
В 1393 г. в канцелярии королевы Иоланды11 в ответ на жалобу сарацин Аспа и Эльды была составлена грамота на старокаталанском, а не латинском языке, что позволяет взглянуть на интересующее нас явление еще в одном языковом поле. В грамоте несколько раз встречаются обычаи мусульман, выраженные при помощи разных словосочетаний: «названная альхама по ее старой суне (per lur antiga ?una) и старому обычаю (antiga consuetut) имеет обыкновение (acostumat), чтобы сальм едина отправлял и исполнял должность сборщика налогов в названном месте, однако вы, против их старого обычая и суны, как они утверждают, идете, вменив отправлять и исполнять должность сборщика налогов христианам против названного обычая»12. Государыня распорядилась соблюдать права сарацин, и королевский писец записал: «согласно тому, что издавна обыкновенно» (antigament acostumat)13.
Канцелярия королевы была устроена проще, чем канцелярия короля, и занималась больше практическими вопросами управления, которые к концу XIV в. чаще требовали использования понятного местного наречия, нежели латыни, которая оставалась языком привилегий и официальных документов высокого статуса. Земли Аспа и Эльды традиционно входили во владения королевской фамилии и нередко жаловались королевам. Вот почему вопрос о сборе налогов в альхаме разрешался Иоландой.
Текст документа зафиксировал интереснейшую особенность правовосприятия конца XIV в.: под пером куриала по сути исчезла разница между «сунной» и «обычаем». Он упоминал два этих понятия, меняя последовательность: то шел от сунны к обычаю, то, наоборот, от обычая к сунне, прикладывал определение «старый» к каждому из них по-отдельности или сразу к обоим... Наконец,
11 Виоланда (катал.) де Бар (1365—1431), вторая супруга Жоана I Арагонского.
12 Ferrer i Mallol M.T. Les aljames sarraïnes de la governació d'Oriola en el segle XIV. Barcelona, 1988. Apéndice documental. Doc. 129: "la dita aljama per lur antiga çuna e antiga consuetut hajen acostumat que lo çalmedina exercescha e use de office de fiscal en lo dit loch, vós empero contra la lur antiga consuetut e çuna, axí com affermen, vinent, fets exercir e usar del dit offici de fiscal a cristians contra la dita consuetut..."
13 Ibidem: "...segons és stat antigament acostumat".
в заключительной части акта он обошелся без «сунны» и применил только термин «обычай», подразумевая, что «обычай сарацин» или «сарацинский обычай» покрывает и «сунну».
Поскольку в данном случае речь шла об одном конкретном установлении — порядке назначения сборщика налогов, — то обычай, а вместе с ним и сунна, был поставлен в единственное число, в отличие от упоминавшихся выше королевских привилегий, где жаловалась совокупность обычаев.
Приведенный материал говорит о том, что такие формы права как обычаи и сунна в правовом пространстве XIV в. воспринимались как очень близкие. Более того, можно смело утверждать, что сунна понималась как мусульманские обычаи или, даже скорее, обычаи мусульман.
Подобное отношение просматривается и в том, что «сунна» часто маркирвалась посредством притяжательного sarracenorum, eorum (сунна «сарацин», «их» сунна). Конечно, для Средневековья определение места, персоны, права и т.д. при помощи имени группы или сообщества, к которому то или иное явления относилось, было обычным, но в настоящем исследовании этот факт заслуживает дополнительного внимания. В королевских актах формулировки "çuna arabica", "çuna Mahometi" (арабская сунна, сунна Мухаммеда) использовались крайне редко, иногда применялось упоминавшееся выше выражение "sarracenicas consuetudines", но чаще всего делались записи именно о сунне сарацин — "çunam sarracenorum".
Такое отношение было типично и для куриальных писцов, и для королевских официалов, находившихся на местах.
Очень редко писец-христианин по какой-то причине решал передать термин «сунна», переведя его или снабдив пояснением. Очевидно, что нормой было использование понятия «сунна» без перевода, что, с одной стороны, означает, что христиане его знали и принимали, а с другой — свидетельствует о том, что само явление оставалось для них чужим, не до конца понятным. Больше всего оно напоминало обычное право.
На протяжении XIV в. сунна присутствовала в королевской документации в качестве многозначного термина, но в латинском правовом сознании все более важное значение приобретало ее подобие обычному праву. Таким путем мусульманское право проходило адаптацию к новым политическим условиям и встраивалось в право королевства. Отведенная ему ниша была органичной и совершенно приемлемой для европейской правовой культуры.
Обычное право являлось той основой, на которой проще и эффективнее всего было выстраивать новые отношения: во многом
в связи с тем, что само королевское право исходило из общепринятое™ такой формы и было генетически с ней связано.
Таким образом, обычное право выступало тем самым правовым кодом, который был предложен европейской парадигмой и принят в качестве рабочей основы для коммуникации с христианской властью и обществом мусульманами. Во втором мы можем быть уверены, поскольку большая часть королевских привилегий и распоряжений составлялась в ответ на петиции мусульман: писцы повторяли многое из прописанного в прошении, в том числе и ссылки на обычай, что хорошо видно из грамоты, вышедшей из канцелярии королевы Иоланды и приведенной выше.
Мусульмане, приложившие много сил к тому, чтобы освоить новое правовое пространство, овладеть языком и принципами коммуникации с короной, видели свою задачу прежде всего в сохранении собственной идентичности — в области права и посредством права. Шариат в этих условиях приобретал для них особенно важное значение, и они были готовы согласиться в своей внешней деятельности, в сношениях с курией и официалами из христиан на то, чтобы к нему был применен этот код14.
И корона, и ее должностные лица, и ее мусульманские подданные использовали обычное право для создания механизмов управления и регулирования отношений, что получило отражение, в частности, в весьма любопытном казусе 1355 г.
В конце XIII в. в Льейде королевской властью, скорее всего, по просьбе сарацин были введены две должности аделантадо альхамы с тем, чтобы они следили за порядком и судили, и налагали наказания по сунне. В компетенции аделантадо находились гражданские дела.
В 1355 г. аделантадо задержали и отдали под стражу (manuleuta15) сарацинок, между которыми произошла ссора. Байл Льейды, традиционно обладавший определенной юрисдикцией над сарацинской общиной города, посчитал такой поступок аделантадо превышающим их полномочия, за что хотел подвергнуть аресту самих мусульманских должностных лиц. Байл заявил, что обычно (ipsos usos fuisse) manuleuta принадлежала к сфере его власти, а не аделантадо.
14 Правоведы, безусловно, понимали всю глубину различий между сунной, Преданием, и обычаями (тем более что мусульманское право знает такую категорию и она передается терминами «урф», «адат»). Простые сарацины, горожане и сельчане, хотя и обращались в королевскую курию, но редко выражали в челобитных свои представления о праве, чаще всего ограничиваясь ссылками на сунну или документы, обеспечивавшие их права. В связи с этим трудно судить, насколько их правовые представления испытали влияние христианского окружения.
15 Manuleuta — вид заключения, при котором допускалось освобождение при внесении залога.
Сарацины, защищаясь, указывали на то, что согласно пожалованию конца XIII в. подобные процессуальные действия находились в их компетенции, и что с тех пор, как оно было им пожаловано, подобный круг полномочий вошел у них в обычай (ipsos usos fuisse)16.
Важно отметить, что и королевский официал, и мусульманские должностные лица апеллировали к обычаям — usus, по крайней мере в терминологии документа, составленного в курии в ответ на прошение сарацин. Весьма вероятно, что позиция байла тоже была описана в прошении в тех понятиях, которыми решили пользоваться аделантадо. Возникает вопрос, о каком обычае могла идти речь, если должности были утверждены за 50 лет до конфликта с бай-лом? Что же в этом случае понималось сторонами под обычаями?
Возникший спор о юрисдикции разбирал дядя короля, инфант Пере. Он подошел к нему весьма обстоятельно и, если верить зафиксированному в итоговом документе, — с соблюдением всех требований расследовательской процедуры (сбор информации, опрос байла и аделантадо, изучение текста королевского пожалования, составление итоговых материалов (relatio), обсуждение этого материала в совете и определение решения по делу, которое было зафиксировано в документе).
Первое, что сделал инфант, это приказал собрать и предоставить в курию информацию об упоминавшихся в прошении сарацин обычаях. Полученные сведения были затем изучены с той точки зрения, чтобы убедиться, действительно ли практиковалось подобное, чтобы аделантадо подвергали кого-либо заключению. На совете инфанту была предоставлена вся информация, текст пожалования и данные о сформировавшихся после его дарования обычаях. С мусульман были сняты все обвинения в превышении их юрисдикции, а байлу было предписано не притеснять и не обременять аделантадо17.
Позиция инфанта и его совета была сформирована на основании двух правовых элементов разного порядка: королевского по-
16 Mutgé i Vives J. L'aljama sarraïna de Lleida a l'edat mitjana. Apéndice documental. Doc. 134: "Et nunc, cum nuper quedam sarracene, adinvicem, profererent verba iniuriosa, adelantati ceperunt, dicta de causa, eas et manuleute tradiderunt, propter quod, baiulus Ilerde incepit inquirere et capere dictos adelantatos, pretendens, propria auctoritate ipsos iurisdiccionem usos fuisse in datione dicte manuleute, ipsis adelantatis dicentibus se illud facere potuisse virtute dicte concessionis preinserte, et ita, a tempore dicte concessionis, ipsos usos fuisse..."
17 Ibidem: "de quo usu, informacionem recipi fecimus, qua recepta, invenimus in dicto casu dictos adelantatos usus fuisse dationem dicte manuleute, de quibus omnibus, in nostro consilio extitit relatio facta, quibus predictis attentis, concessione domini regis, scilicet, et usu postea subsequto determinatum extitit, dictos adelantatos, dicta de causa, non delinquisse."
жалования конца XIII в., т.е. юридического документа, созданного высшей властью, и на основании сложившихся за полстолетия обычаев (usos). Второе крайне любопытно, поскольку дает исследователю возможность рассуждать о сроке давности обычая в правовом сознании того времени.
Понятие usos встречается в грамоте 1355 г. несколько раз и всегда применительно к кругу должностных полномочий; оно не наделено универсальным смыслом, а касается исключительно сферы судопроизводства и наказаний. Обычаи призваны были, по всей вероятности, вместить в себя идею устойчивого правового порядка внутри общины сарацин. Важно заметить, что источником для этого порядка послужило королевское право. С течением времени, за полвека, санкционированный короной механизм управления был воспринят мусульманами Льейды как обычный. Таким же образом его оценивали и в курии, о чем говорит применение термина «обычаи» не только в exositio (где пересказывалась петиция), но и в sanctio, части акта, которая содержала распоряжение власти.
Еще интереснее тот факт, что в документе 1355 г. обычное право мусульман передается не одним, а двумя терминами. Сначала оно подразумевается, когда обсуждается право аделантадо карать в соответствии с нормами сунны и фуэро, и имеет отношение к праву мусульман, исламской традиции. Потом обычаи (usos) возникают в связи с manuleuta, т.е. в приложении к реалиям уклада, принятого у мусульман, но сформированного королевским правом.
Так, мы приходим к выводу, что королевская власть и местная власть мусульманской общины могли совместно творить новое в праве. Источником такого правотворчества выступало королевское право. Это не должно смущать как минимум по двум причинам. Во-первых, отношения между христианским королем и мусульманами основывались прежде всего на сеньориальном праве; и во-вторых, обе стороны использовали все тот же код — обычное право, которое, как мы видим, могло пониматься и как местное право, и как право отдельного сообщества, и как форма укоренения нововведений.
Действительно, в правосознании современников новая норма со временем приобрела форму обычая, что, с одной стороны, типично для Средневековья, а с другой — очень редко прослеживается в деталях по источникам. Материал королевских грамот, касающихся мусульманского населения Арагонской Короны, позволил увидеть процесс созидания нормы властью по запросу сообщества и наблюдать жизнь этой нормы в ее практическом воплощении и перерождении в обычай.
Сотворенный таким образом обычай (usus), надо полагать, отличался от обычая древнего. В сознании горожан, в том числе и сарацин, XIV в. существовала разница между прикладным, рукотворным обычаем и обычаем древним (antiqus usus). Эта разница получила отражение и в грамотах: при помощи определений, которые сопровождали понятие обычай — «старый», «незапамятный». Правомочность, власть и законность сотворенного обычая обеспечивались не авторитетом давности, а политической санкцией. В связи с этим обязательным условием его легитимности становилось участие сообщества, которое запрашивало новую норму, принимало санкционированное, а затем проявляло готовность воплощать ее на практике и охранять.
Рассмотренный материал описывает ситуацию более или менее повседневной коммуникации мусульман и власти в правовом пространстве. В то же время хорошо известно, что корона далеко не всегда принимала новые установления в пользу сарацин. В XIV в. арагонские короли периодически были даже вынуждены вводить на своих землях нормы, ограничивавшие права мусульман. Особенно болезненно воспринимались запреты, касавшиеся отправления культа. Здесь королевское право шло против шариата, действовало в прямом конфликте с ним. Более того, короне приходилось отменять действие своих же собственных привилегий, пожалованных сарацинам, которые гарантировали им свободу вероисповедания.
Был ли найден компромисс? Использовалось ли обычное право в этом случае?
В 1311 г. во Вьене прошел Собор, который признал оскорбительными для немусульман некоторые обычаи иноверцев, в том числе призыв на молитву и публичное возглашение имени пророка Мухаммеда. С этого момента арагонские короли были обязаны ввести соответствующие соборному положению (вошли в декреталии папы Климента V) запреты и на своих землях.
В 1315 г. ограничение призыва мусульман на молитву было введено в Арагоне, однако единого королевского закона на этот счет не последовало. Королевская власть выказала лояльность общецерковному авторитету, но не торопилась насаждать новое правило, справедливо опасаясь возмущения сарацин.
В 1318 г. Таррагонский епископ потребовал от короля Жауме Справедливого (1291—1327) введения эффективного запрета на территории Валенсии. Следует учесть, что именно в королевстве Валенсия, часть которой была присоединена к арагонским землям на рубеже XIII—XIV вв., т.е. совсем недавно, мусульманское населения достигало 60—80%. Призыв на молитву был частью повседневной жизни местных сарацинских общин.
Король оказался в весьма сложном положении и вынужден был решать задачу не только при помощи права. Он распорядился отослать своим официалам (прокурадору и байлу королевства Валенсия) грамоту, в который была прописана со всей строгостью новая норма: «дабы отныне в городе Валенсия, замках, деревнях и прочих местечках, в которых мы [король] осуществляем юрисдикцию, в мечетях или других местах сабасалы или другие громким голосом или публично не возглашали и каким-либо образом не произносили имя Махомета, налагайте на тех, кто преступит это установление, высшую кару... настоящее наше установление повелите обнародовать, и после оглашения карайте тех, (кто преступит настоящее установление), смертной казнью без средства (избежать наказание).»18
Кроме королевских официалов письма с новым установлением получили все крупные сеньоры, светские и церковные, Валенсии, Арагона и Каталонии19.
Следует заметить, что новое положение было крайне жестким, поскольку не предусматривало для виновного никакой возможности избежать наказания, т.е. смертной казни. Все традиционные способы разрешения таких щекотливых ситуаций и смягчения приговора, например, когда глава какой-нибудь значительной, богатой общины мусульман отклонялся от выполнения очередного запрета, — получение королевского прощение в частном порядке, выкуп своей вины по королевской милости и т.д. — здесь исключались.
В то же время королевская власть понимала, что мусульмане не захотят подчиниться запретительному закону, и это приведет к конфликту с общинами, социальной дестабилизации, особенно в городах, и эмиграции сарацин. Последнее самым непосредственным образом ударило бы по финансовым интересам короны.
Именно поэтому вместе с первой грамотой на места были разосланы письма, в которых король приказывал собрать представителей от альхам (по 6 делегатов от каждой значительной «земли» или города) для особых разъяснений. Официалам следовало сообщить кади, факихам, муэдзинам и старейшинам, что господин король обязан подчиняться тому, что предписано папой. Далее они должны
18 Ferrer i Mallol M.T. Els sarrains de la Corona Catalano-Aragonesa en el segle XIV. Segregació i discriminació. Barcelona, 1987. Apéndice documental. Doc. 24: "ne deinceps in civitate Valencie, castris, villis aut locis aliis, in quibus nos iurisdiccionem exercemus, in mesquitis vel aliis locis per fabafalanos vel alios Mahometi nomen alta voce seu publice invocetur seu aliquatenus, extollatur, apposita pena ultimi suplicii contra illos qui [pre] sens ausi fuerint mandatum infrigere vel ei aliquatenus contrahire et siquos in [ve]neritis, ex quo presens mandatum nostrum publicari feceritis, dictis proclamacionibus uti, [ipsos] ultimo supplicio absque remedio puniatis".
19 Ibid. P. 88-90.
были уверить сарацин в том, что запрещению будет подвергнут только публичный призыв на молитву20.
В сущности христианские власти вынуждены были добиваться негласного договора с мусульманскими общинами, которые в обмен на лояльность получили, вероятно, гарантию всех других своих привилегий, а может быть, и обещание, что запретительная норма останется, скорее, политическим жестом, нежели поводом к правовым действиям власти.
Во всяком случае королевская власть на протяжении XIV столетия вовсе не выказывала стремления привлекать сарацин к ответственности за публичный призыв на молитву21, не интересовалась соблюдением нормы в сеньориальных владениях, а с середины века стала выдавать разным альхамам местечек и городов частные разрешения свободно призывать на молитву.
В 1357 г. такое право было пожаловано мусульманской общине Хативы22, за что та заплатила 500 су. По косвенным данным известно, что им обладала и альхама города Валенсия23. В 1365 г., заключая вассальные договоры с мусульманскими местечками и замками после войны с Кастилией, Пере IV также даровал им право призывать на молитву. В документах, которые были испрошены общинами Эслиды, Ассуэбара, Кастре и Фондегии и одобрены королем, было записано: «Также просят, чтобы могли призывать на молитву согласно тому, что у них в обычае. Угодно господину королю»24.
Приведенная цитата недвусмысленно свидетельствует о том, что сарацины по-прежнему использовали, и в таком безнадежном для них вопросе, ссылки на обычай и даже добивались своей цели — восстановления публичного призыва на молитву.
К такой же аргументации прибегли и сарацины Аспа в 1370 г., когда их факих и муэдзин (alfaquini et almuhaden) были обвинены в том, что «они публично призывали на молитву и подавали знак к молитве звуками трубы (tube) или арабской трубы (nafil), как
20 Ibidem.
21 М.Т. Феррер-и-Майол приводит имя только одного сарацина из Хативы, осужденного по делу данного типа в 1322 г. и один случай привлечения к ответственности факиха местечка д'Анна, чья дальнейшая судьба, впрочем, неизвестна. См.: Ferrer i Mallol M.T. Els sarraïns de la Corona Catalano-Aragonesa en el segle XIV. P. 88-90, 91.
22 Один из важнейших городских центров королевства Валенсия с крупной общиной сарацин.
23 См. сн. 25.
24 См., например: Ferrer i Mallol M. T. La frontera amb l'Islam en el segle XIV: cris-tians i sarraïns al País Valencià. Barcelona, 1988. Apéndice documental. Doc. 96, 98, 99: " ítem, demanen que puxen cantar la çalà, segons que han acostumat".
у сарацин принято (moris est)». Король распорядился отпустить мусульман и снять с них обвинения, а кроме того, отдать все, что с них было истребовано в качестве залога или поручительства официалами25. По всей видимости, местные власти привлекали сарацин к ответственности за публичный призыв на молитву, в основном, желая получить откуп.
Мусульмане Аспа предпочли однажды решить этот вопрос в курии, что тоже могло стоить денег, нежели периодически платить должностным лицам. В ответ на их петицию им была пожалована привилегия: «настоящим жалуем вам: факиху, муэдзину, аламину, старейшинам, а также альхаме и каждому ее (члену), нынешним и будущим, — лицензию и безусловное разрешение (facultas ple-naria), дабы вы и каждый из вас могли по праву (licite) без страха и угрозы какого бы то ни было наказания призывать на молитву и подавать знак к молитве звуками трубы или арабской трубы в мечети этого местечка так же, как обычно призывают на молитву и трубят на арабской трубе в своей мечети сарацины городов Валенсия и Хатива...»26
В тексте королевского пожалования вновь присутствовала отсылка к обычному праву: «как обычно призывают на молитву и трубят на арабской трубе.»
И мусульмане, и корона, как и в других случаях, искали правовую опору в обычае. Причем королевская власть делала это, сознательно изыскивая противовес или даже, можно сказать, юридическую лазейку для смягчения навязанных ей запретительных норм.
Об этом со всей ясностью говорит отказ короля в 1371 г. санкционировать требование Валенсийских кортесов запретить сарацинам трубить для призыва на молитву. В актах кортесов было обозначено, что дважды в день, на заре и вечером, звуки арабской трубы сливались с колокольным звоном христианских церквей, не дожидаясь, когда вторые смолкнут. Пере Церемонный ответил на это,
25 Ferrer i Mallol M.T. Els sarraïns de la Corona Catalano-Aragonesa en el segle XIV. Apéndice documental. Doc. 94: "ipsi cantatur çala et fecerunt signum oracionis ad sonum tube sive nafil, prout sarracenorum moris est". И далее: "vobis dicimus et mandamus expresse quatenus dictos sarracenos a predictorum carcerum vinculis, nisi liberatis fuerint, protinus liberetis, cancellando et anullando quascumque capleutas vel fideiussiones prop-terea inde receptas seu oblatas..."
26 Ferrer i Mallol M.T. Els sarraïns de la Corona Catalano-Aragonesa en el segle XIV. Apéndice documental. Doc. 95: "vobis, alfaquino, almuhaden, alamino, veteribus atque aliame et singularibus eiusdem, presentibus et futuris, perpetuo licenciam et facultatem plenariam concedimus cum presenti quod vos et vestri singuli possitis licite sine metu vel incursu alicuius pene cantare çala et signum facere oracionis ad sonum trompete sive nafil intus mezquitam loci iamdicti, prout sarraceni civitatum Valencie et Xative cantare dic-tam çala et sonare dictum nafil utuntur in mezquitis eorumdem".
что мавры уже были лишены права громко возглашать, призывая на молитву, а игра на трубе не может считаться оскорбительной для христианской веры27.
Нововведение, к которому арагонские короли были принуждены общецерковным авторитетом и которое шло в разрез с принятым в рамках правового пространства королевства, было в высшей степени жестко сформулировано в юридических документах. Однако это не означает, что в праве того времени не существовало способа смягчить запрет.
В статуте Климента V не было ни слова о самом призыве на молитву, тем более — о духовых инструментах. Духовную власть заботило исключительно возглашение имени пророка и его публичное восхваление. Отмечая время общей молитвы, муэдзины прибегали к помощи арабской трубы, а корона подтверждала легитимность этого сарацинского обычая: на практике обе стороны старались, пусть и в редуцированном виде, со всеми церемониально-правовыми жестами в сторону Рима, все же сохранить исламскую традицию отправления культа.
Приведенный в статье материал типичен для Арагонской Короны XIV в.: и в петициях сарацин, и в королевских актах этого времени ссылки на обычное право и обычаи представляли собой регулярное и нормальное явление. Кроме многого другого, обычное право обеспечивало гибкость праву королевскому: выступая формой в случаях правотворчества и запасной дверью, легитимным средством, для того, чтобы обойти навязанную норму.
Королевское право XIII—XIV вв. через обычаи сохраняло живую связь с обществом, в том числе в лице подданных иноверцев. Это было не так трудно, как может показаться, потому, что обычай/обычное право в латинском мире позиционировались как присущие сообществу, а не конфессии.
Заключая, стоит подчеркнуть, что рассуждения о будто бы терявшем свое значение обычном праве представляются малообоснованными. В периоды серьезной трансформации общества, каковым, без сомнения был европейский долгий XIV в., в ситуации, когда общество не было склонно подчиняться навязанным ему новым порядкам, обычное право стало особенно востребованным. Оно являлось общим коммуникативным кодом и формой правовой идентичности.
Разумеется, в перспективе исторического противоборства публичного и обычного права, второму предстояло уступить свои пози-
27 Ibid. Doc. 98: "Respon lo senyor rey que ço que demanen no seria àls sinó perdre los moros, sils ho otorgava, cor prou són estrets, que no gosen cridar la çalà alta veu, ma-jorment que tocar la trompeta no és senyal desonest".
ции универсального средства урегулирования отношений. В раннее Новое время идея универсальности была вытеснена концепцией унифицированного, ориентированного на единообразие публичного права, что получило выражение в таком общеевропейском явлении, как кодификация.
В XIV—XV вв. обычное право еще было универсальным, но все больше уходило в сферу частного и персонального права: по сути оно оставалось верным себе, но изменялись обстоятельства его бытования — главным образом под давлением политической власти, заинтересованной в изменениях.
В результате одной из принципиально важных отличительных черт развития позднесредневекового обычного права стал высокий уровень рефлексии — обычаи осознавали, осмысляли, активно использовали и даже творили.
Список литературы
1. Варьяш И.И. Сарацины под властью арагонских королей. Исследование правового пространства XIV в. СПб., 2016.
2. Ferrer i Mallol M.T. Els sarraïns de la Corona Catalano-Aragonesa en el segle XIV Segregació i discriminació. Barcelona, 19В7.
3. Ferrer i Mallol M.T. La frontera amb l'Islam en el segle XIV: Cristians i sarraïns al País Valencià. Barcelona, 19ВВ.
4. Ferrer i Mallol M.T. Les aljames sarraïnes de la governació d'Oriola en el segle XIV Barcelona, 19ВВ.
5. Mutgé i Vives J. L'aljama sarraïna de Lleida a l'edat mitjana. Aproximació a la seva histôria. Barcelona, 1992.
Поступила в редакцию 14 сентября 2016 г.
