CC BY
176
Синодального собрания Государственного Исторического музея // Кириллица. От возникновения до наших дней. - СПб.: Алетейя, 2011. - С. 230.
7. Малышева Т.Н. Эволюция художественных средств паломнических хождений XII - первой половины XVIII: Дис. ... канд. фил. наук. - М., 1998. - 187 с.
8. Описание путешествия отца Игнатия в Царь-град, Афонскую гору, Святую Землю и Египет, 1766-1776 гг. / Православное палестинское общество // Православный Палестинский сборник. -Вып. 3 (36). - СПб.: тип. В. Киршбаума, 1895. -Т. XII. - 35 с.
9. Парусный военно-морской флот Османской империи 1600-1700 гг. [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://warships2007.narod.ru/ turkish1600-1700.htm. (24.01.2011).
10. Повесть и сказание о похождении во Иерусалим и во Цареград троицкаго Сергиева монас-
тыря черного диакона Ионы по реклому маленького, 1649-1652 гг. // Православный Палестинский сборник. - Вып. 3. - СПб.: тип. В. Киршбаума, 1895. - Т. XIV,- 69 с.
11. Проскинитарий / Православное палестинское общество // Православный Палестинский сборник - Вып. 21. - СПб.: тип. В. Киршбаума, 1889. -Т. VII. - 407 с.
12. РешетоваА.А. Древнерусская паломническая литература XVI-XVII веков (история и поэтика). - Рязань: Ряз. гос. ун-т им. С.А. Есенина, 2006. - 768 с.
13. Феофилакт (Лопатинский). Обличение неправды раскольническия / архиеп. тверской Феофилакт. - М.: Синод. тип., 1745. - 120 с.
14. Хождение Трифона Коробейникова, 15931594 гг. / Православное палестинское общество // Православный Палестинский сборник. - Вып. 3 (27). -СПб.: тип. В. Киршбаума, 1889. - Т. IX. - 127 с.
УДК 821
Котлов Александр Константинович
кандидат филологических наук Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ОБРАЗЫ ВРЕМЕНИ В ПРОЗЕ ДМИТРИЯ БАКИНА
Автор статьи анализирует особенности временной организации произведений современного прозаика Дмитрия Бакина, обращает внимание на своеобразие образного воплощения времени в рассказах и повестях писателя. Ключевые слова: Бакин, образ времени, хронотоп, художественная организация, Платонов, экспрессионизм.
Современный прозаик Д. Бакин отметит: «Писать - значит идти путем своих персонажей, закрепляя на бумаге узоры их судеб, а фиксировать стараюсь мысль» [1] (здесь и деле выделено нами. - А.К.). Метафора «узоры судеб» странным образом соотносится с определением слова «арабеск» («узорчатый орнамент» [8, с. 51]). Авторская стратегия, выраженная при помощи данного тропа, уже изначально предполагает исключение детального изображения окружающего мира, который явлен для данного художника не непосредственно, а через мысль о нем - «из ломаных и кривых узорочных черт» [6, т. 1, с. 20], рождаемых сознанием. Не случайно Н. Иванова уже в первых рассказах писателя увидела то, что он «изображал не только героя, не только характер, а муку рождающегося и разворачивающегося в пространстве жизни сознания» [7].
Английский рецензент книги Бакина «Страна происхождения» (в переводе - «Reasons for life») рассказ «Листья» представляет как «послевоенную сказку» («postwar folktale»), а в самой творческой манере современного писателя видит сочетание выдумки и холодного реализма («a melange of fabulism and estranged realism» [9]. Видимо, и в силу
своеобразной «притчевости» предельно условны образы безымянных бакинских персонажей: «однорукий мужчина и подслеповатая женщина», взявшие к себе в дом сироту и передавшие ему фамилию Бедолагин; бабка, к которой «никто не решался прикоснуться... опасаясь, что она рассыплется пылью, подобно старинной вазе, пролежавшей века на дне океана в неподвижном растворе воды, соли и времени»» [3, с. 7, 9] («Листья»); «он» («Оружие», «Страна происхождения»); старик («Нельзя остаться») и т.п. Да и фамилии героев часто по-платоновски емки: Бедолагин, Клишин, Пал («Листья»), Крайнов («Землемер»), Баскаков (в вятских говорах, по В.И. Далю, - «смелый, бойкий, или наглый, дерзкий человек» [6, т. 1, с. 52]) («Корень и цель»), Кожухин («кожух» в одном из значений -«футляр из железа или дерева для изоляции машин, их частей или частей заводского оборудования» [8, с. 1394]; а у В. Даля зафиксировано и следующее значение: «колпак и футляр для часов» [6, т. 2, с.130]) («Стражник лжи») и т.п.
При этом художественно фиксируемая «жизнь сознания» предстает в единстве континуальности и дискретности. «Прямолинейности» объективного времени противостоит в произведениях Бакина
© Котлов А.К., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
287
«прерывистость» времени субъективного, когда сознание героя пытается вынырнуть из «грязного потока времени» [3, с. 18]. Именно Время становится главной силой, фатальной для бакинских персонажей. Его изменчивый образ предстает в каждом произведении писателя.
Часто непосредственно - через оригинальную или стертую метафору, сравнение, значимый повтор: «грязный поток времени»; «обманчивая иллюзия непричастности ко времени»; «вернуться в назначенное время, и это время пришло»; «прошло слишком мало времени»; «времена переменились» («Листья»); «время сгорает быстро, как бикфордов шнур» («Землемер»); «у него мало времени, мало времени» («Оружие»); «опираясь на неподвижность времени»; «время тронулось вновь»; «в гудящей пустыне времени» («Страна происхождения»); «окаменело в тишине само время»; «что обледенеет сначала - женщина или время» («Корень и цель»); «прятаться во сне .от реального, чертовски медленного течения времени» («Про падение пропадом»); «главное, здесь быстро летит время» («Лагофтальм») [3, с. 18, 20, 35, 36, 46, 67, 85, 86, 93, 116, 141]; «временной тромб» [4] («Стражник лжи»); «кроша и подминая завалившие их пласты времени»; «бешеным волчком ввинчиваясь в застоявшееся пространство и время»; «время сгущалось в нас, мучительно корчилось, все же вырывалось и устремлялось дальше» [5] («Сын дерева»); «девочка поднялась и быстро, легко побежала к песочнице - так убегает время» [2] («Нельзя остаться»). Как видим, время течет, сгущается, застаивается, идет, бежит, летит, сгорает, окаменевает, обледеневает и т.д. Именно так воспринимают его герои произведения и сам повествователь в различных срезах временного континуума (пространственная составляющая хронотопа еще более «стерта», что выражается, например, в предельно обобщенной маркировке места действия: поселок (и - более детализированно, но не менее условно, - поле, река, кладбище), земля, дом и т.п. («Листья»)).
Иногда образ времени дается через подтекст, метонимически - через предметы и явления, призванные ассоциироваться с тщетной попыткой измерить время, с его объективной непреложностью. Подобными временными «маркерами» могут стать часы («голосом, звучавшим неторопливо и размеренно, точно бой часов» [3, с. 8]); «втащил к ней массивные напольные часы, отбивавшие время без малого сто лет» [?] («Стражник лжи»); вода («мутный поток лет» [3, с. 13-14]) («Листья»); цветы («чтобы, уподобившись цветам, забыть неумолимое прошлое» [3, с.84] («Страна происхождения»).
Особенно зловеще его воплощение в развернутой державинской метафоре «река времен» в рассказе «Листья». Автор утверждает, что в сознании
Бедолагина, юного главного героя произведения, «всегда, где бы он ни был, .главенствовало стремление неподвижно стоять в стороне от мутного потока лет, где среди ила, обломанных веток, изношенной одежды, исковерканного оружия и обкатанных водой костей несутся к совершенству люди, -неподвижно стоять в стороне и давать советы, обманув тень закона, которая падает на голову каждого с момента рождения» [3, с. 13-14]. Непреложная данность объективного времени, выраженная через обыденные, чаще предметные детали - ил, ветки, одежда, оружие, кости, - его сумбурное движение противоречат желанию человека - героя рассказа, понимающего собственное бессилие перед временем и желающего лишь «спрямить» жизнь, вычленив себя из этого мутного мирового потока, обрести относительный покой: «Стремясь к неподвижности и безмолвию, он начертил неукоснительно прямую линию к кресту, исключавшую всякие заходы в светлые гавани, и, как следствие этого, вновь возникла стена между ним и миром». По словам Бакина, «обманчивая иллюзия непричастности ко времени завладела его воображением» [3, с. 19, 20].
Столь же тщетны попытки Кожухина («Стражник лжи»), о «футлярности» фамилии которого было сказано выше, «остановиться во времени»: «.Каждый скандал, каждая перебранка оборачивалась для него сознательным временным тромбом - он словно растопыривал все свои конечности, расправлял каждый сантиметр своего большого тела в отчаянной попытке остановить собой готовое хлынуть дальше время, а время, не замечая его зубовного скрежета, треска его костей, струнного гула его натянутых до предела жил, текло сквозь него, внося все больше изменений в организм, обтекая, как вечную материю, лишь непобедимый, непонятный, наглухо замкнутый для мира мозг, имевший наглость заставлять тело удерживать поток истории, точно поток этот - хлещущая из маленькой пробоины вода» [4]. Только «поломка» рассудка «растворит» время в сознании Кожу-хина, проникнет и в его мозг, и тогда, «поглощая время, как сгорающее топливо», он будет двигаться наподобие «бесшумного паровоза, тащившего за собой все возрастающий пустой состав дней»; и тогда покажется, что можно вернуться к умершей жене... [там же].
«Футлярное» существование Бедолагина, в отличие от незыблемости убеждений сумасшедшего Кожухина, разрушится, лишь появится в его жизни Анна. «И тогда он почувствовал, что непрошибаемая, прозрачная стена, способная выдержать метеоритный дождь, трещит, рушится и рассыпается прахом от одного щелчка женских пальцев, оставив его, голого, незащищенного и жалкого, рухнувшего в грязный поток времени, где.» [3,
288
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
с. 18] И далее дословно повторяется развернутая метафора «опредмеченного времени».
Повтор (от сюжетного до лексического) -неотъемлемый признак стиля данного писателя. Так, в рассказе «Лагофтальм» приезд героев в далекий край на сельхозработы словно бы проживается заново, меняется лишь угол зрения на происходящее: то события мыслятся как предполагаемые, но неотменимые (отсюда - цепь глаголов будущего совершенного: подгонят, отцепят, соберут, сложат, попадет и т.п. [3, с. 123]), то уже как совершённые, но потому вновь - не подлежащие отмене (об этом -почти те же глаголы, только прошедшего совершенного: подогнали, отцепили, вынесли, сложили, попал и т.п. [3, с. 130]).
А в рассказе «Листья» начало событий еще мыслится как явление единичное: «Мальчишкой двенадцати лет он пришел в поселок со стороны поля, так что река была у него по левую сторону, а лес по правую, и прежде чем попасть в поселок, прошел через кладбище без ограды по тропинке, усыпанной речным песком, и его босые ноги, нечувствительные к острым камням и битому стеклу, чувствовали неизменный холод земли» [3, с. 6]. В то же время жизненные перипетии заставляют героя в тоске одиночества (до возвращения Анны) сделать неутешительный вывод: «.И через сто лет снова и снова будет приходить в поселок двенадцатилетним мальчишкой, бесконечный в своем повторении, стремящийся истереться в порошок в своем движении по желобу внутреннего пояса, холодной осенью со стороны поля, так что река всегда будет по левую сторону, а лес по правую, и босые ноги, нечувствительные к острым камням и битому стеклу, будут чувствовать неизменный холод земли» [3, с. 23]. В финале же произведения, в тревоге о муже, после странного сна, где дети, «маленькие, темные, худые, справедливые», бежали поджигать кучу листьев, в которую упал в ее сновидении Бедолагин, - Анна «вскочила с кровати, и выбежала из дома не обуваясь, и бежала по поселку во тьме нового дня, едва касаясь босыми ногами холодной подмерзшей земли». Увидев «белый лиственный дым» «над черными деревьями», «остановилась и стояла, глядя на белый дым, а потом сказала - господи - и сказала - господи - а потом сказала - храни» [3, с. 42].
Если первоначально при сопоставлении первых двух фрагментов бросается в глаза вновь повтор сюжетный (реальное действие, связанное с появлением героя в поселке, и «прокручивание» того же события в сознании Бедолагина), то в третьем эпизоде повтор проявляется на образном, лексикосемантическом и лексико-синтаксическом уровнях. Например, образ «неизменного холода земли» вытесняет образ «холодной подмерзшей земли»: разрушается ощущение вселенской остуженности
мира, трансформация не кардинально, но меняет пафос финала в сравнении с первыми эпизодами. Многосоюзие создает ощущение «текучести» фразы, подтекстово подчеркивая движение самого времени, самой жизни. «Евангельский» полисиндетон (многократное использование союза «и») усилен молитвенным словом героини, лексическим повтором слова «сказала» и прерывистой структурой всей фразы.
Подобные финальной, лексико-синтаксические единства, организованные повтором, встречаются в бакинских рассказах довольно часто. Они могут передавать диалоги, словно бы явленные в форме несобственно-прямой речи («Она сказала - меня выгнали из дома, - так она сказала.; он сказал -ну; она сказала - хотела переночевать здесь - так она сказала» и т.д. [3, с. 18]). Причем подобные «буксующие» диалоговые куски текста встречаются не только в рассказе «Листья». Так, в «Стране происхождения» автор отнюдь не однажды их использует и по ходу повествования, и в финале: «.Он предстал перед главным врачом и спокойно сказал - я ухожу домой - и сказал - я все понял; тот сказал - ну нет; он сказал - я ухожу; а тот прищурился и спросил - что ты в себе чувствуешь?; и тогда он твердо сказал - уверенность» [3, с. 88]. Часто и в репликах, и в их монологах сложно рождается к жизни слово, запечатлевшее то или иное чувство героев, акцентированное повтором («Она сказала - боже, ой, боже - и сказала - боже, сделай меня вдовой - и сказала - чтоб ты сдох, сукин ты, сукин ты сын» [3, с. 11]).
Так особым образом организованная речь передает и ощущение длящейся жизни, текучести времени, и - одновременно - прерывистости мысли, точно убегающей от «мутного потока лет», трудно преодолевающей его волны.
В рассказе «Нельзя остаться», само заглавие которого звучит как экзистенциальный приговор человеку, вынесенный временем, главный герой падает у своего подъезда, чтобы, по-видимому, никогда не подняться. Скупость внешнего сюжета подчеркивает напряженность психологической фабулы с философским подтекстом. Когда «бледными скрюченными пальцами» старика «завладеет холод», «всё, что прежде было неподвижным вокруг него, пришло в медленное движение, словно вовлекая его в горизонтальное падение» [2]. Это «горизонтальное падение» - еще один бакинский образ времени. Символично, что подошедшая девочка спрашивает у героя о том, который час, а затем «быстро, легко побежала к песочнице - так убегает время», - резюмирует то ли герой, то ли сам автор.
Слова «девочка» и «старик» коррелируют, создавая неизменное ощущение смены эпох и - вездесущего времени, поток которого уносит героя в небытие: «маленькая белокурая девочка» на ми-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
289
нуту остановила «движение исконно неподвижного», чтобы затем «вновь пришли в движение дом, бордюрный камень, деревья, скамейки, тот клочок земли, что был под ним (стариком. -А.К.)». Время словно бы лишило героя рассказа имени (просто -старик), но не судьбы, «узоры» которой воскрешаются в его памяти и составляют основу сюжета произведения.
Таким образом, в произведениях Бакина возникает причудливый орнамент запечатленных в слове отблесков сознания, противостоящих потоку времени, - ярких узоров человеческих судеб.
Библиографический список
1. Бавильский Д. Дмитрий Бакин: «Помогают писать табак, голод, зима, ее снег. » // Взгляд. Деловая газета. - 2008. - 3 августа. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.vz.ru/culture/2008/ 8/3/192512.Ыш1. (Дата обращения - 09.08.2011.)
2. Бакин Д. Нельзя остаться // Новый мир. -2009. - №1. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2009/1/ba10-pr.html. (Дата обращения - 08.08.2011.)
3. Бакин Д. Страна происхождения: рассказы. -СПб., 1996.
4. Бакин Д. Стражник лжи // Знамя. - 1996. -№1. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// magazines. russ. ru/znamia/1996/1/bakin-pr. html. (Дата обращения - 07.08.2011.)
5. Бакин Д. Сын дерева. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/NEWPROZA/ BAKIN_D/r_syn.txt. (Дата обращения - 08.08.2011.)
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. - М., 1989.
7. Иванова Н. «Ностальящее» // Знамя [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// magazines.russ.ru/znamia/dom/ivanova/ivano.html. (Дата обращения - 10.08.2011.)
8. Словарь русского языка: В 2 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 1. - М., 1935.
9. Howard Joanna. Dmitry Bakin. Reasons for
Living / trans. Andrew Bromfield // The Review of Contemporary Fiction. - 2004. - Vol. 24. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://
www.questia.com/googleSholar.qst?Id=5002084391. (Дата обращения: 11.08.2011.)
УДК 821.161.1.09
Молчанова Наталья Александровна
доктор филологических наук Воронежский государственный университет [email protected]
И.А. БУНИН В ПОЭТИЧЕСКОМ ВОСПРИЯТИИ К.Д. БАЛЬМОНТА 1920-Х - 1930-Х ГОДОВ
В статье на основании изучения архивных материалов рассматриваются творческие контакты К.Д. Бальмонта и И.А. Бунина в период 1920-х — 1930-х годов.
Ключевые слова: И.А. Бунин, К.Д. Бальмонт, поэзия, эмиграция.
К.Д. Бальмонт познакомился с И.А. Буниным в начале 1895 года в Петербурге. 11 февраля 1895 года поэт М. Горбаневский писал Бунину: «С Бальмонтом вижусь часто, и всякий раз вспоминаю о тебе» [1, с. 49]. Через много лет Бунин припомнил это письмо и записал в своем дневнике 20 марта 1915 года: «Перечитываю письмо Горбаневского-Ля-лечкина. Наша дружба с Бальмонтом» [1, с. 49].
Действительно, во второй половине 1890-х годов между писателями было взаимное притяжение, «дружба». Стихотворение «Ковыль», написанное под впечатлением бунинского стихотворения «Степь», Бальмонт в сборнике «В безбрежности» (1895) посвятил Бунину. В свою очередь Бунин посвятил Бальмонту два стихотворения: «Ни песен, ни солнца.» (напечатано в «Орловском вестнике» 22 июня 1895 года, в книги Бунина не входило) и «Ночная вьюга», опубликованное в журнале «Мир божий» (1898, № 2) и вошедшее в сборник «Листопад» (1901). Бальмонт способствовал установле-
нию контактов Бунина с Брюсовым и символистским издательством «Скорпион». Однако сближение Бунина с символистами быстро прекратилось, сразу после выхода из печати книги «Листопад». Как отметил писатель в «Автобиографической заметке» (1915), он «не возымел никакой охоты играть с <.> новыми сотоварищами в аргонавтов, в демонов, в магов и нести высокопарный вздор», хотя некоторые критики уже договорились о его «увлечении декадентами» [3, с. 264].
Разошлись и пути Бунина с Бальмонтом. Иногда - чрезвычайно редко - они встречались на литературных вечерах и собраниях, но былой близости не было. В стихотворении «Ночная вьюга» во всех изданиях после «Листопада» посвящение Бальмонту Бунин снял. Бальмонт при перепечатках стихотворения «Ковыль» посвящение Бунину долго оставлял.
Вопрос о непростых личных взаимоотношениях двух писателей стал предметом специального
290
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2012
© Молчанова Н.А., 2012
