CC BY
231
УДК 808.2; 802,0; 809,46
ББК 81.2
Ц - 67
Л.Х. Ципинова
Образная составляющая концепта «счастье» в русской, английской и кабардинской языковых картинах мира
(Рецензирована)
Аннотация:
Целью данной работы является выявление универсального и специфического вида метафор в русской, английской и кабардинской языковых картинах мира. В работе проводится анализ образного компонента концепта «счастье», его толкование в поэзии разных культур с помощью метафорического подхода. Универсальной для всех исследуемых языков является метафора «верха», а также практически все основные типы семантического переноса. Довольно частотна персонификация счастья во всех трех языках.
Ключевые слова:
Концепт, эмоция, образное составляющее, метафора, жидкостная метафора, вещная метафора, пространственная метафора, синестезия, персонификация, метафора верха.
Для концептов духовных ценностей очень большое значение имеет образный компонент, опредмечивающий в языковом сознании когнитивные метафоры, через которые постигаются абстрактные сущности. Метафорический подход важен тем, что, являясь одним из косвенных приемов толкования концептов, он помогает описывать эмоции через типичную ситуацию возникновения и через уподобление.
Метафорический подход выдвинут в работе Дж. Лакоффа и М. Джонсон [1], где подробно исследуются метафорические средства концептуализации эмоций в языке.
Анализ образного компонента концепта счастье можно проводить по нескольким параметрам: 1) степени специфичности-универсальности конкретных способов
метафоризации; 2) их частотности; 3) по типу «вспомогательного субъекта» [2] - прямого, непроизводного значения лексической единицы, которой уподобляется счастье; 4) по основанию уподобления - признаку, задающему область сходства субъектов метафоры.
Универсальная «ориентационная» [1] метафора «верха», закрепленная за положительными эмоциональными состояниями, в русском языке зафиксирована лексикографически: «быть на верху блаженства» и «быть на седьмом небе» (ФСРЯ 1986). Она же обыгрывается поэтически В. Высоцким: «Они упали вниз вдвоем, / Так и оставшись на седьмом, / На высшем небе счастья».
В английском языке данная метафора также отмечена лексикографически: seventh heaven, cloud nine, Paradise, Elysium, the happy hunting-ground in the sky, Garden of Eden (Roget’s): I just left Jan. She’s in seventh heaven. She’s going to make a great First Lady (Sheldon).
В кабардинском языке данное значение рассматриваемой метафоры лексикографически не зафиксировано. Оно встречается в поэзии, причем относительно редко: Къэуш, си къуэш, уэ ущхьэхуиту /Нэхущыр нобэ нуру къыпхуэсащ, /Насып гуф1эгъуэм лъагэу и щыгу уиту (букв: находясь на вершине счастья) /Дыгъэр гуф1эжу уэри къыптепсащ. /Къэуш, си къуэш, дэ дыщхьэхуитщи, /Гъащ1э дахащэр дыухуэнщ./ Л1ы 1ущхэм япэк1эрэ дашэу /Насып щхьэщыгум дыхуэк1уэнщ...(букв: дойдем до вершины счастья) (Балкарова Ф.)
Классификация «вещных коннотаций» концепта счастья в русской поэзии по вспомогательному субъекту сравнения показывает, что здесь присутствуют практически все основные типы семантического переноса: метафора биоморфная (антропоморфная,
зооморфная и ботаническая), метафора реиморфная - «вещная», метафора пространственная и синестезия.
Чаще всего счастье уподобляется, как и все эмоции в целом [3], некой жидкости, заполняющей человека изнутри, в которой он купается, которой он опьяняется, которую он жаждет: «Девица юная не знала, / Живого счастия полна, / Что так доверчиво она / Одной отравой в нем дышала» (Баратынский); «Нежданным счастьем упоенный / Наш витязь падает к ногам / Подруги верной, незабвенной» (Пушкин). В кабардинском языке данная метафора встречается больше во фразеологических единицах: и насыпыр къит1эт1ащ, и п1астэпсыр хэт1эт1ащ (букв.: счастье переполнило сосуд); и насыпыр псым хуэдэу къок1уэ (букв.: его счастье течет как вода).
Универсальная для эмоциональных состояний в целом [3] «жидкостная» метафора сравнивает счастье и в английском языке с некой жидкостью, которой можно упиваться, в которую можно погружаться: I hunt flesh by fallible sense; / You a more exquisite prey pursue / With a finer prescience, / And lap up another’s unhappiness: / Women, let me learn of you (Warner); However, though he was happier at that moment than he had been in a long time, it was not a deep happiness, merely a veneer of joy that brightened the surface of his heart but left the inner chambers dark and cold (Koontz).
Несколько реже счастье сравнивается с воздухом, которым можно дышать, который может обвеять: «Мои любовники дышали / Согласным счастьем два-три дни»
(Баратынский); «Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье, / Чтоб рассказать тебе!» (Брюсов); «Все ждал, не повеет ли счастьем» (Белый); «Когда б я мог дохнуть ей в душу / Весенним счастьем в зимний день!» (Блок). Подобный пример не был найден ни в английском, ни в кабардинском языках.
В кабардинском языке счастье сравнивается с дождем: Фыпсэу насып уэшхым зыхэвгъапск1эу (букв: живите, купаясь в счастливом дожде), / Анэр бынхэм фыкъалъагъуу псэу (Балкарова. Ф.)
Весьма частотна также персонификация счастья: оно где-то живет, просыпается, за него можно выйти замуж, с ним можно поспорить, его балует судьба [4], оно обманывает, обольщает, уносится на тройке: «Будь уверен, что здесь счастье / Не живет между людей» (Карамзин); «Ты сама (Сибирь. - С.В.) за счастье вышла замуж, / Каторги удачливая дочь» (Светлов); «И я со счастьем никогда не спорю» (Светлов); «Страж любви - Судьба-мздоимец / Счастье пестует не век» (Есенин); «Глупое сердце, не бейся! / Все мы обмануты счастьем» (Есенин); «О счастье! злобный обольститель» (Пушкин); «Вон счастье мое - на тройке / В сребристый дым унесено» (Блок).
Данная метафора также частотна и в кабардинском языке: .. Щхьэ си л1ыгъэр нобэ /Зэуэ сф1эк1уэда? /Си насыпыр, тобэ, /Щхьэ спэщ1эк1уэта?..(букв: почему мое счастье меня покинуло?) (Балкарова. Ф.) Тэдж, щ1эхыуэ зыгъэпси / Пщэдейхэм ныпежьэ. / Насыпхэр къок1уатэ (букв: счастия к нам приближаются) /Уеджауэ зэшал1э (Шогенцуков А.) Октябрь уардэм и маф1эр/ Щылыда махуэр блэк1ащ, /Иджы насыпу дэ дгъаф1эр/ Мис а зэманым къалъхуащ (букв: то счастье, что мы лелеем) (Кешоков А.)
В следующем стихотворении автор вначале описывает счастье как живое существо, а в конце он считает, что счастье заключается в «стремлении к счастью»: Л1эщ1ыгъуэ псоми сеушп1ащ: /Насыпу лъап1эр дэнэ щы1э? (букв: где находится счастье ценное?) / Л1эщ1ыгъуэ псоми къызжа1ащ / А ф1ыгъуэр благъэу ди япэ иту (букв: это благо идет впереди нас) /Ит1анэ ахэм яжес1ащ:/Насыпым щхьэхьу сылъежьэнщ (букв: я пойду навстречу счастью), /Ар спэгъунэгъумэ,
къэслъыхъуэнщ/ Нысаш1э дахэу лъагъуэ нэхук1э (букв: приведу счастье словно невесту)/ Уэрэд хужыс1эу сэ къэсшэнщ. /Иужь л1эщ1ыгъуэм ар идакъым — И пащ1э ф1ыц1эм 1э дилъауэ / Игу илъыр щэхуу къи1уэтащ: /Насып жыхуа1эр уэ зэгъаш1э — Насып щ1экъуныр — арщ насыпыр (букв: Так знай: стремление к счастью и есть счастье) (Кешоков А.) Насыпыр цепк1и пхуэубыдынкъым, /Зэ даубыдами — къыдок1ыж. /Насыпыншагъэр щхьэукъуакъэ — Езы насыпыр къыкъуэжынщ (букв:
счастье нельзя удержать кандалами, /если несчастье засыпает, то выбегает счастье) (Кешоков А.) Подобная метафора встречается не только в поэзии, но и в пословицах [5] и поговорках: Насыпыр къэк1уэн хъумэ, цы 1уданэми къешэ, к1уэжын хъумэ, гъущ1 пщэхъум хуэубыдыркъым (Каб. посл.) (букв.: если суждено, даже нить может притянуть счастье, а если суждено ему уйти, то даже железный ошейник его не удержит ) Насыпыр хьэщ1эщ (Каб. посл.) (букв.: счастье как гость); И насыпыр ипэк1э кіуащ (Каб. посл.) (букв.: счастье ушло вперед).
В следующем примере счастье и несчастье подобны двум всадникам: Насыпыншагъэр, насыпышхуэр /Шууитіу гъуэгум тет зэпытщ. Зыр къытежакъэ — зыр къогувэ,/ Зэбгъурытыну зи хуимыт. /А т1ум я гъуэгур нэшэкъашэщ, /Зылъэмы1эсыр хэк1ыжащ. /Насып уи пщ1ант1э къыщепсыхмэ, Ар и шу гъусэм къытежащ. (Букв: Счастье и несчастье подобны двум всадникам: если один из них ринулся вперед, другой отстает, они не могут идти рядом. Их дорога -волнистая линия: кому не досталось, тот потерял. И если счастье пришло в твой двор, значит оно обогнало своего спутника-несчастье) (Кешоков А.) Нат1эм къритхауэ /Насыпу жыхуа1эм, /Гукъеуэ, гугъуехь ф1эк1 /Зы къысхуимыгъэшГг! (букв: то что написано на лбу по имени «счастье» приносило лишь проблемы и заботы) (Балкарова Ф.) В английском языке подобная метафора не наблюдается.
Счастье подобно также спутнику жизни: Пхузощі уэсят, си усэ! /Си ныбжьыр щыныбжьыш1эм, / Насыпыр щызигъусэм, Сэ гуауэр щыспэ1эщ1эм.(Балкарова Ф) -Бейхэр удэфауэ /Я дуней гъэф1ахэм, /Я насып 1эпхъуэжхэм 1ит1к1э к1элъопхъуэжхэр (букв: Я завещаю свои стихи, пока я молод, пока я счастлив, пока далек от горя. Богатые, заевшись, цепляются за сытую жизнь и счастье ( Балкарова Ф.)
Значительно реже здесь встречаются зооморфные (птица, конь) и ботанические (цветок) метафоры: «С тех пор у нас неуряды. / Скатилась со счастья вожжа» (Есенин); «Но веселое, быстрое счастье твое, / В поднебесье трубя, унеслось в забытье» (Луговской); «Но сладкое счастье не дважды цветет» (Жуковский). Как показало исследование, данное сравнение характерно для русского языка, так как ни в кабардинском, ни в английском подобные примеры не встречаются.
В кабардинском языке в единичных случаях счастье приравнивается к какому-то мифическому животному: И зы блатхьэр мазэу жа1э, /И зы блатхьэр гъатхэ дыгъэщ. Къок1уэ-къолъэ насып хьэш1эр — Щ1эин лъап1эу адэ гугъэр. (букв: Одно крыло - это месяц, другое - весеннее солнце. Идет, скачет счастье-гость - дорогое отцовское наследие (Кешоков А.)
Нередко счастье уподобляется свету, огню и горючему веществу: оно брезжит и светится, его можно сжечь, оно обжигает: «Довольно мне нестись душою / К ее небесным высотам, / Где счастье брезжит нам порою, / Но предназначено не нам» (Блок); «Не век, не час плывет моллюск, /Свеченьем счастья томимый» (Пастернак); «И счастием душа обожжена / С тех самых пор» (Гумилев); «И дружба здесь бессильна, и года / Высокого и огненного счастья» (Ахматова). Ди Хэку лъэщым /Щыпкъэщ и лъэужьхэр, /Ц1ыхуу щы1эр Егъэпсэу зы хьэблэу.../Аращ, дауи, Гущу 1уэху ялэжьри, /Мамыр гъаш1эр Насыпк1э щ1ытхуэблэр. (букв: жизнь светит счастьем.) (Балкарова Ф.).
Счастье в поэтических текстах регулярно реифицируется: его можно унести, отдать, найти, поделить, его можно брать и грузить, оно горит: «Ужель живут еще страданья, / И счастье может унести?» (Блок); «Приходи... Мы не будем делиться, / Все отдать тебе счастье хочу!» (Анненский); «Увы,- он счастия не ищет / И не от счастия бежит!» (Лермонтов); В кабардинском языке его также можно «растворить» слезами: Сэ бгым я гьаш1эр къэзгъэщ1ауэ /Си нэгу щ1эк1амк1э къызолъытэ. /Слъэгъуакъэ, си фэм дэмык1ами, /Насыпыр нэпск1э зыгъэщ1ытэ (букв: я видел тех, кто способен растопить счастье слезами) (Кешоков А.).
В следующем примере мы имеем дело с пеплом сожженного счастья: Пщ1эжрэ щ1алэгъуэм фагъуэ дыдэу и фэр, /Си насып сахуэр илъыжу си 1эгу.(букв: с
пеплом сожженного счастья в руке) /Къургъакъыжь къомым лъагъуэ ныпхысшауэ / Уэ пщэдджыжь дыгъэу укъыщысхуепсам,— /Зэу къысщыхъуат уэ тхьэм укъысхуишауэ, / Насып схуэфащэк1э укъысхуэупсау. (букв: Ты одарил меня достойным счастьем) (Балкарова Ф.).
Счастье как неодушевленный предмет - его можно сорвать, поделить пополам, ломать: Хьэуа ар жа1эу щызэхихым, Лъэбакъуэ леи имыча. / Ук1ытэ и гум къизылъхьэнур /Насып къыщыхъури къыпичащ (букв: Ему показалось, что это счастье и он сорвал) (Кешоков А.). Псыкъуийм пэгунк1э псы къисхащи, /Зым изу къихъуэм, зым хуэныкъуэщ. /Сэ куэдрэ, куэдрэ згъэунэхуащи, Аращ насыпым и гуэшык1эр (букв: так делится счастье) (Кешоков А.), Гъащ1эм насыпыр /Щхьэ игуэшрэ /Зыр ф1ыу, /Зыр псори зэ1ыщ1ау? (букв: почему жизнь делит счастье на хорошее и плохое)! /Пэжщ, И1эщ гъащ1эм Зэхъуэк1 куэдхэр.(Балкарова Ф.), Сыт,— жи,— гъуэжькуиижь /Си гъащ1эм щ1ыхэтари! /Насыпу си1ахэр щ1ызэхикъутари! - (букв: разбило все счастье, что у меня было) (Балкарова Ф.) «А ныбжьыщ1ит1ыр Зэхуихьащ алыхьым, /Насыпу щы1эр /Абы къаритащ!» (букв: жизнь их одарила всем счастьем, что есть на земле)—Апхуэдэу жа1эу, /Арщхьа я кум дыхьэурэ /Насыпыр бзэгук1э /Зэтракъутащ! (букв: счастье разбили «языком»)(Балкарова Ф.).
В английском языке счастье может реифицироваться, уподобляясь венку (A thousand pleasures do me bless, / And crown my soul with happiness. - Burton), или некой независимой сущности (He fled; but, compassed round by pleasure, sighed / For independent happiness. - Wordsworth).
Изредка счастье уподобляется сну и мечте: («Я знаю, быстрым сном проходит счастье» (Бальмонт); «Найду ль я вновь те губы, веки, плечи, / Иль в бездну мигов счастья сон сроню?» (Брюсов); «Коротким сном огня и счастья / Все чувства преображены» (Пастернак); сосуду, который можно разбить («Я счастье разбил с торжеством святотатца» (Гумилев), зданию, которое можно построить и разрушить («Да! Я принимаю участье / В широких шеренгах бойцов, / Чтоб в новое здание счастья / Вселить наконец-то жильцов!» (Светлов); «На развалинах счастья нашего / Город встанет: мужей и жен» (Цветаева), призраку и тени («Оставя счастья призрак ложный, / Без упоительных страстей, / Я стал наперсник осторожный / Моих неопытных друзей» (Пушкин); деньгам или ценному имуществу («О счастии с младенчества тоскуя, / Все счастьем беден я» (Баратынский);И, верным счастием богат, / Я все забыл, товарищ милый» (Пушкин).
Продолжая метафору счастья, где оно уподобляется сну и мечте, в кабардинской языковой картине мира мы встречаем следующие примеры: Насып мыухыр зи гуращэр, / Махуэл и гъуэгум щыхуэмей - (/ Псэуну гъащ1эр зыхуэфащэр / Мувы1эу к1уэхэр аркъудейщ. (букв: нескончаемое счастье является мечтой тех, кто идет вперед)
(Кешоков.А.), Щ1алэм хьэщ1э и щ1асэщ, / Нэхъыжьыр яш1ыр чэнджэщэгъу. /Гур зыщамыхуэр насыпщи (букв: счастьем не могут насладиться)— Зимы1эм уи гур щ1эгъэгъу (Кешоков А.). Нобэ илъэсыщ1эщ. /Махуэ лъап1эщ. /Зэхуэ1эф1хэм зигу — я зэхуэзап1эщ. /Насыпыш1э дахэм и гугъап1эщ. (букв: надежда на новое счастье) (Балкарова Ф.) Иджыри сн нит1ыр / Насыпым ныхоплъэр: (букв: мои глаза видят и надеются на счастье) /Щыгъыным и лъап1эр /Ди бгыжьхэм щат1агъэр (Шогенцуков А.) Щ1алэ ц1ык1ум жьэхэплъэхук1э, /Насыпыщ1эм къегъэгугъэ, (букв: новое счастье их обнадеживает).
В русской языковой картине мира встречаются единичные сравнения счастья с проступком («Блажен, кто завлечен мечтою / В безвыходный, дремучий сон / И там внезапно сам собою / в нездешнем счастье уличен» - Ходасевич), взрывом («И, разлучась навеки, мы поймем, / Что счастья взрыв мы проморгали оба» - Фет), островом («Ты подаришь мне смертную дрожь, / А не бледную дрожь сладострастья, / И меня навсегда уведешь / К островам совершенного счастья» - Гумилев).
Нередка синестезическая метафора, вкусовая (сладость) и хроматическая (цвет золота, синева): «Сердце с сердцем разделяют / Счастья сладость» (Кудряшов); «Но
сладкое счастье не дважды цветет» (Жуковский); «Где ты закатилось, счастье золотое?» (Бунин); «Пора золотая / Была, да сокрылась» (Кольцов); «Сердце остыло, и выцвели очи.../ Синее счастье! Лунные ночи!» (Есенин). Единичный пример встречается и в кабардинском языке: Ф1ы си 1эщ1агъэу гу къыслъатэм, А зыр хъуэпсап1эу сэ си1ат. Си усэр мыуэ ар япхъуатэм, Насыпым си гур къиу1ат (букв: счастье оскомину набило) (Кешоков А.)
Специфические «вещные образы» счастья немногочисленны и относительно низкочастотны: сон, цветок, парусник, свет, птица, призрак, нечто делимое, нечто хрупкое, оно горит, конь, ездок тройки, двери, синева, золото. Вещные коннотации идеализируются, приобретают недоговоренность, загадочность, возможность широкой неоднозначной и внеконтекстной интерпретации смысла, заданного в определенной культуре [6].
Очень часто в кабардинском языке встречается звезда как символ счастья: Къыпхуэщ1энкъым ц1ыхум / Илъытэнур ф1ыгъуэу.. ./Гъащ1эм гъэщ1эгъуэнхэр / 1эджэу тхузэблех. / Къытхуопщ1ыпщ1ыр лыду / Насып куэдхэр вагъуэу (букв: счастья светятся звездой) / Яхэплъыхьи къащтэ. (Балкарова Ф.); подкова как символ счастья: Нысащ1эу нобэ зыкъыщохыр. /Щ1ы иным тету ц1ыхуу щы1эм /Уи макъыр, уи ц1эр щызэхахыр.../ Мо къурш 1эгу лъэщхэм ущот1эп1ыр, Иджы къыщ1эпчкъым нал шы лъэгухэм. Ибот насыпу дыщэ налхэр (букв: ты даришь им подкову счастья),— Гуф1эгъуэ защ1эщ псом я нэгури (Балкарова Ф.).
Здесь также важно отметить то, что счастье в значении «судьба» может относиться не только к человеку, но и к неодушевленному предмету в отличие от двух других языков: И дзит1ыр къамэм зэры1ыгъщи, / Зэхуэдэщ т1уми я насып (букв: у двух зубцов меча одинаковая судьба) / Ф1ым къащхьэщыжу губзыгъамэ, /Хьэдзэ зырызу ф1ыр хуащып (Кешоков А.)
В кабардинском языке примечательным является то, что счастье - это нечто, у чего есть начало: Гухэлъ гумаш1э,— /Гъаш1эр зыгъэлъап1э, /Ф1ыгъуэхэм я жап1э, /Дунейр зыгъэгуапэ, /Ф1ы насып къежьап1э (букв: начало счастья),— /Уи насып
ш1эращ1эу /Ущапсыр уэ гъащ1эм. (Балкарова Ф.); конец: Ди Гурзилэр,
/Хьэкурынэр /Хъуащ зэгъусэ мис аргуэру, /Я насыпым арт и гъунэр (букв: это было концом ее счастья) (Кешоков А. ); оно бездонно: Дэ ди зэманым
ныбжьыщ1эм /Насыпу и1эм щ1э щ1эткъым (букв: у молодежи счастье бездонно) (Кешоков); оно бесконечно: Жэщ к1ыф1у губгъуэ сыкъина —/ Уэ сяпэ уитщи, сыгъуэщэн? /Си гурыф1ыгъуэр усхъумэху /Насып мыухым къыпащэнщ (букв: продолжится нескончаемое счастье). (Кешоков А.); оно как хамелеон: Мис
апхуэдэу а зэманым /Си насыпыр фэзэхъуэк1т (букв: таким образом, мое счастье было хамелеоном): -/Сыпэмыплъэу, Сымыш1эххэу /Нэгъуэщ1 гъаш1э къысхукъуэк1т (Балкарова Ф).
В английском языке концепт «счастье» вербализируется в основном с помощью прилагательного happy и оно в речи значительно частотнее существительного happiness. (Cobuild: 767; Webster’s New World: 636).
В английской языковой картине мира счастье-душевное состояние могут испытывать лишь существа, наделенные «душой», т. е. сознанием, а способность прилагательного happy определять имена неодушевленных предметов, если это не олицетворение (прозопопея), связано с языковой метафорой, переносом имени эмоции на причину ее возникновения (события, отношения, ситуацию), на способ ее манифестации и на обстоятельства (время и место), при которых субъект ее испытывал или испытывает (a happy time, place, occasion etc. is one that makes you feel happy - (Longman 2000: 648): What object are the fountains / Of thy happy strain (Shelley); Most happy letters fram’d by skilful trade, / With which that happy name was first design’d... (Spenser); It seemed to Elizabeth that the few happy memories of her childhood had been here (Sheldon; And I wrote my happy songs, / Every child may joy to hear (Blake); What happy moments did I count! (Wordsworth); Before
his death / You say that he saw many happy years? (Wordsworth); I do at length descry the happy shore (Spenser); The happy highways where I went / And cannot come again (Housman).
Источником счастья в межличностных отношениях (любви, дружбе), как правило, является другой человек, и на него может осуществляться метафорический перенос имени счастья: One bliss I cannot leave behind: / I’ll take - my - precious - wife! (Holmes).
Счастье как крайне интенсивная эмоция может ассоциироваться в английском языке с мучительным беспокойством, невыносимым грузом, разрушительной силой, ослеплением и даже причиной смерти: That rest from bliss we know not when we find (Morris); Anna’s happiness was almost too much for her to bear (Sheldon); He saw the fierce beak descending, was aware of being rended, but no longer felt pain, only numb resignation, then a brief moment of shattering bliss, then nothing, nothing (Koontz); Farewell, farewell the heart that lives alone, / Housed in a dream at distance from the Kind! / Such happiness, wherever it be known, / Is to be pitied; for ‘tis surely blind (Wordsworth). Подобные переносы не встречаются ни в русском, ни в кабардинском языках.
Несколько реже счастье в английском языке отождествляется с даром, которым наделяется его обладатель (A temper known to those who, after long / And weary expectation, have been blest / With sudden happiness beyond all hope. (Wordsworth), либо с ценностью, которую нужно хранить (Surely I write not for the hopeful young, / Or those who deem their happiness of worth. (Thompson); A day it was when I could bear / To think, and think, and think again; / With so much happiness to spare, / I could not feel a pain. (Wordsworth).
Таким образом, подводя итоги, можно отметить, что более расширенный метафорический перенос наблюдается в русском языке, затем в кабардинском, и в последнюю очередь - в английском.
Примечания:
1. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990. 415 с.
2. Москвин В.П. Русская метафора. Семантическая, структурная, функциональная классификация. Волгоград, 1997. 345 с.
3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. 168 с.
4. Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт
лингвокультурологического анализа. Краснодар, 2002. 168 с.
5. Бижева З.Х. Культурные концепты в кабардинском языке. Нальчик, 1997. 139 с.
6. Воркачев С.Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 2001. Т. 60, № 6. 258 с.
