CC BY
11УДК 81.367 С.Ц. Магадова
Образ трусливого человека в лакском языке
Дагестанский государственный университет; magadova1979@mail.ги
Статья посвящена лингвистическому и лингвокультурологическому исследованию фразеологических образов трусливого человека в лакском языке.
Ключевые слова: лакский язык, фразеологические образы, трусливый человек.
Человек запечатлел себя в языке, используя разные единицы языка, в том числе фразеологические и паремиологические, являющиеся яркими фрагментами языковой картины мира.
Многие фразеологические единицы в разных языках имеют ориентированный на человека характер. Антропоцентричность проявляется практически во всех единицах языка, в том числе и во фразеологических и паремиологических образах.
В связи с этим Н.Д. Арутюнова отмечает: «Почти в каждом слове можно обнаружить следы человека. Язык насквозь антропоцентричен. Присутствие человека дает о себе знать во всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе - семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» [1, с. 3].
Не являются исключением в этом случае и дагестанские языки. По поводу обсуждаемой в данной статье проблемы и отражения образа человека в дагестанских языках Д.С. Самедов отмечает: «Внешний и внутренний облик человека запечатлен в разных языках. В ряду таких единиц фразеологизмы занимают особое место, т. к. являются яркими микрофрагментами языковой картины мира» [2, с. 101]
Во фразеологических образах лакского языка отражены различные качества человека, как внешние, так и внутренние. Особенно продуктивны фразеологические образы, отражающие внутренний облик человека. Такого характера фразеологические образы являются плодом многовекового творчества носителей лакского языка, которое, как и в других языках, «происходило под знаком прогрессирующей психологизации человека», когда носители языка от конкретно зримых образов переходили к метафорическому переосмыслению исходных образов и созданию новых компаративных образов, в основе которых лежат образно-ассоциативные особенности восприятия и эмоционально-интеллектуального осмысления окружающего мира, в т. ч. самого человека, носителями данного языка.
В этом смысле изменения, происходящие в языке, в языковых моделях отражают, как отмечают исследователи, разные стадии развития человечества, того или иного языкового сообщества. Этим отчасти объясняется наличие в языках разных типологий компаративных фразеологических и паремиологических образов, ориентированных на человека и соотносящихся с разными кодами культуры.
Н.Д. Арутюнова отмечает, что в разных языках компоненты психики человека не сразу получили «самостоятельное, отдельное от физических органов существование. При этом в разных культурах одинаковые духовные функции связываются с разными физическими органами». В связи с этим она отмечает, что «в ветхозаветных текстах с сердцем ассоциировался прежде всего этический контроль человека над своими поступками». В евангельских же текстах, по ее мнению, сердце является вместилищем
веры [1, с. 9]. Обычно во фразеологических образах языков мира сердце представляется как орган чувств, в т. ч. связанных со страхом, испугом, трусливостью.
В лакском языке, как и в других дагестанских языках, сердце выступает не только как носитель эмоциональных состояний человека, но и как вместилище памяти человека, его интеллектуальных качеств. Конкретные фразеологические единицы, в состав которых входит компонент «сердце», свидетельствуют об этом: ср. дак1ний бугьан «держать в памяти, запомнить», дак1них к1улну бик1ан «знать наизусть», дак1них лахьхьин «выучить наизусть», дак1ния буккан бан «вычеркнуть из памяти, позабыть», дак1ния буккан «забыть», дак1 нин бутан «вспомнить».
Такое явление характерно для разных дагестанских языков: ср. в арч. ик1мак ал1ис «вспомнить» (букв. «в сердце прийти»), ик1маш хъе1с «забыть» (букв. «из сердца уйти»), и1мис экас «вспомнить» - букв. «в сердце прийти» [3, с. 10]; в ав. рак1алде бач1ине «прийти в сердце» (= вспомнить), рак1алдаса ине «забыть» (букв. «из сердца уйти»), рак1алда бук1ине «быть на сердце» (= запоминать) и т. д.
Часть фразеологических образов в лакском языке имеет гендерный характер, так как тот или иной образ имеет отношение к характеристике, оценке лица определенного биологического пола. Гендерность характеризуемых в данной статье фразеологизмов также очевидна: они в основном ориентированы на лиц мужского пола. Если трусость по отношению к женщине воспринимается с легкой иронией, то для мужчин это осуждаемое качество. Образ трусливого человека (мужчины) не является актуальным для дагестанского языкового сознания, такой образ не находит широкой языковой репрезентации ни в лакском, ни в других дагестанских языках, хотя имеющиеся образы отличаются достаточной экспрессивностью и негативно-оценочными коннотациями.
Следовательно, в данном случае имеет значение и национальный менталитет, оценка мужчины и женщины носителями языка, особенности их мировосприятия и оценки человека-индивида в окружающей действительности, в которой человек занимает ведущее место в качестве и субъекта восприятия, и объекта отражения в языке единицами разных уровней.
Фразеологические образы трусливого человека в лакском языке, как уже отмечалось, продуктивностью не отличаются в силу нежелательности данного качества для лиц мужского пола и его негативной оценки носителями языка. В основном такие национально-культурные фразеологические (и паремиологические) образы в лакском языковом сознании нашли негативную оценку. Такие единицы отличаются достаточно яркой стилистической окраской.
В паремиологических и фразеологических образах трусливого человека в лакском языке прежде всего используется зооморфный код культуры. Обычно это компаративные структуры, в которых оценка человеку дается путем сравнения с животными. Так, в статье Д.С. Самедова приводится лакская паремиологическая единица куц барзул, т1уллу ххюнк1а1лул дур «вид как у орла, а поступки - как у перепелки» [3, с. 141].
В связи с этим Д.С. Самедов комментирует паремиологические единицы такого типа как структуры, в которых так называемый «внешний» образ человека [орел] не соответствует «внутреннему» содержанию [перепелка], они «построены на отношениях ассоциативного противопоставления образов животных, следовательно, переносно ха-растеризующих различные качества человека» [4, с. 142].
Для лакского языка противопоставление образов животных в компаративных фразеологических и паремиологических единицах при обозначении трусости - явление достаточно характерное, как и для других дагестанских языков. Для актуализации негативной оценки обозначаемого качества (чаще - лица мужского пола) в сопоставлении
используются образы сильных и слабых животных (например, образы животных-охотников и животных-жертв). В лице жертвы в таких лакских паремиологических и фразеологических единицах переносно изображается трусливый человек: ккаччин -читу, ччитун - к1улу хьун «для собаки кошкой, для кошки мышкой стать». Противопоставление зооморфных образов «собака - кошка» (ккаччи - читу), «кошка - мышка» (читу - к1улу) в лакском языке используется для характеристики лицемерного, трусливого, угодливого человека, который готов быть/стать «жертвой» и исполнить волю более сильного.
В другом лакском фразеологическом образе используется образ собаки, лающей на трусливого человека: нигьаусуйн ккаччилгу х1ап чайссар «собака лает на трусливого» (в этом случае имплицитно образ трусливого человека противопоставляется образу смелого, на которого собака не лает; языковая актуализация такого образа в эксплицированной форме выглядела бы так: собака лает не на смелого, а на трусливого человека. Достаточной экспрессией и негативной коннотацией характеризуется другой компаративный фразеологический образ трусливого человека с зооморфным кодом культуры: къарчигъайлуяту лявк1усса ххюнч1а куна «как перепелка, напуганная ястребом».
В отдельных случаях образ трусливого человека пересекается с образом никчемного, духовно слабого, совершенно безынициативного человека. Так создается многослойная семантика фразеологической единицы: бивк1у нац1 «о никчемном, безынициативном человеке» (букв. «мертвая вошь»). Подобного типа фразеологические образы представлены и в других дагестанских языках: ср. в арч. бак1а хварши «о трусливом, бессловесном человеке» (букв. «мертвый червь»), бак1а нац1 «мертвая вошь» (о совершенно бесполезном, трусоватом человеке) и др.
Характеризуя национально-культурный лакский фразеологический образ бивк1 нац1 «мертвая вошь», Д.С. Самедов отмечает: «Для понимания таких смыслов, их национально-культурной специфики необходимо знать принципы и культурные основы развертывания заключенного и иногда зашифрованного (закодированного в социально-культурном плане) в них смыслового содержания. С указанной точки зрения интересно отметить, например, употребление в лакском языке слова нац1 «вошь» в сочетании с прилагательным бивк1у «мертвый» в значении «безынициативный человек». Такой символический образ мотивируется и тем, что, как показывает материал дагестанских языков, данное слово в переносном значении символизирует смысл «маленький, совершенно незначительный, недостойный внимания» [4, с. 144].
Символика «мертвый» характерна для разных дагестанских компаративных фразеологических образов: ср в лакск. илт1лух бивк1усса «от худобы умерший» (= худой, истощенный, слабый), в ав. хваразул рух1 г1адинав «бледный и худой, подобный привидению» (букв. «подобный душе умерших»), в арч. бухлеттиммен рух1 асули «мертвых душу одел», к1аттут ноц1 «о слабом, беспомощном человеке» (букв. «мертвая птичка»), к1ваттуммунукун ч1ат ит1у «слова, как у мертвого, нет» (= о трусливом человеке), в дарг. кьаркьайзирад жан ардухиб «сильно испугался» (букв. «из тела душу вынули» = умер от испуга), эбк1уранвар кайзур «сильно похудел, стал совершенно беспомощным» (букв. «как смертник/мертвый стоит»).
Как и в других дагестанских языках, в лакском для обозначения трусости используется соматизм сердце. Так, эмоциональное состояние трусости обозначается фразеологическим образом дак1 хъячин «испугаться» (ср. в арч. ик1в кьинч1асэхмус «сердцем испугаться», ик1в э1хъвмус «сердцем бояться», ик1в хъа1ннатту «мягкий, слабый, трусоватый человек» (букв. «с мягким сердцем»), в ав. рак1 х1инкъизе «сердцем испугаться», рак1 тамахав «слабовольный, трусоватый» (букв. «с мягким сердцем»), в аг.
йирк1урин г1еджизвел «беззащитный, слабый, трусоватый человек» (букв. «сердца бедность»), йирк1урав бушф «слабовольный, мягкотелый, трусоватый человек» (букв. «сердцем слабый») и т. д.).
В этих и аналогичных образах наряду с сердцем, являющимся местом локализации различных эмоциональных состояний человека (радости, страха, испуга), используются компоненты-символы (глаголы, аддъективы и субстантивы), формулирующие мягкость, слабоволие, трусость человека (обычно при помощи таких негативных образов оценивается лицо мужского пола, которому данное качество не прощается и ставится в упрек): мягкое (сердце), слабое (сердце), бояться, испугаться (сердцем), бедность (сердца), слабость (сердца) и т. д.
Проявление трусости человеком в той или иной конкретной ситуации в лакском языке оценивается фразеологическим образом бярх1 булайсса «трусливый, несмелый» (букв. «спину дающий» = трусливо уходящий от противника). Данный образ в разных трансформациях имеет место и в других дагестанских языках: ср. в арч. ссон аккус ас «проявить трусость, нерешительность» (букв. «спину показать»), в ав. мугъ бихьизабизе «спину показать» (= проявить трусость) и т. д.
Внешними физическими проявлениями страха являются бледность лица, дрожь, оцепенение и др. В разных языках показателями страха являются разные компоненты. Так, исследователи отмечают, что во французском языке основной показатель страха -дрожь, в литовском языке таким показателем выступает состояние оцепенения. «И русские, и французы от страха бледнеют, причем в зависимости от интенсивности переживаемой эмоции эта бледность может приобретать разные оттенки» [5, с. 282].
В лакской языковой картине мира лицо побледневшего от страха человека оценивается фразеологическим образом к1яла муч1айн дурккусса сипат «побледневшее от страха лицо» (букв. «лицо, превратившееся в бязь»). Данный компаративный образ соотносится с вещным кодом культуры. Символом страха, испуга здесь выступает белый цвет лица (сильно побледневшее лицо). В данном случае компаративность и символ «белый цвет» использованы как прием гиперболизации обозначаемого состояния человека.
Белый цвет символизирует трусость и в других языках мира, например в английском. Так, фразеологизм fly the white feather означает «струсить, испугаться» (букв. «летать белым пером»): получение белого пера в Англии или Америке означает обвинение в трусости [3, с. 14].
В основном лакские фразеологические единицы, обозначающие трусость человека, характеризуют мужские качества, имеют ярко выраженный гендерный характер. Народный менталитет то, что прощает женщинам, не прощает мужчинам и оценивает негативно.
В лакском языке гораздо больше фразеологических и паремиологических образов, оценивающих смелость, отвагу, решительность лиц мужского пола в позитивном плане. Концепты «смелость» и «трусость» актуализированы единицами языка, имеющими лингвокультурологическую ценность, непропорционально.
Это свидетельствует о том, что человек продуктивнее и разнообразнее запечатлел в языке то, что имеет большую нравственную ценность, и то, что более достойно мужчины в различных жизненных ситуациях. Сопоставительный лингвистический и линг-вокультурологический анализ фразеологических образов репрезентации концептов «трусость» - «смелость» в лакском языке может быть предметом специального исследования.
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. - М., 1999. - С. 3.
2. Самедов Д.С. Образ человека в зеркале фразеологических единиц, построенных на основе принципа алогизма (на материале ФЕ дагестанских языков) // Вестник Дагестанского государственного университета. - 2011. - Вып. 3. Филологические науки.
3. Самедов М.Д. Фразеологические единицы, обозначающие эмоциональные и интеллектуальные состояния человека, в английском и арчинском языках: автореф. дис. ... канд. филол. н. - Махачкала, 2006.
4. Самедов Д.С. К вопросу о сравнениях с зооморфным кодом культуры в лакском языке // Русский язык и литература в школе и вузе. Вып. III. - Махачкала, 2010.
5. Рагозина И.Ф. Страх и бесстрашие - ценности и модели поведения (на материале русских и французских сказок) // Логический анализ языка. Образ человека в языке и культуре. - М., 1999.
6. Эльдарова Р.Г. К истории публицистического стиля лакского литературного языка в начальный период его формирования // Вестник Дагестанского государственного университета. - 2013. - Вып. 3. Филологические науки.
Поступила в редакцию 19 декабря 2013 г.
UDK 81.367
The image of coward in the Lak language
S.Ts. Magadova
Dagestan State University; magadova1979@mail.ru
The article studies linguistic and linguo-cultural research of phraseological images of a coward man in Lak language.
Keywords: Lak language, phraseological images, coward.
Received December 19, 2013
