CC BY
192
УДК: 398.34 ББК:63.5
О.В. Голубкова, г. Новосибирск
Образ дома и его мифических обитателей в традиционном мировоззрении коми-ижемцев
Аннотация
Статья, написанная на основе полевых материалов 2000-х гг., посвящена мифологическим представлениям, связанным с домашним пространством и домашними духами у ижемских коми. Согласно традиционным воззрениям коми (как и ряда других народов), дом является не только жилищем, он также представляет собой некое сакральное пространство, способное оградить и защитить человека от вторжения враждебных потусторонних сил из внешнего (чужого) мира. Северные коми используют различные способы сакральной маркировки жилого пространства, совмещая языческие обряды с христианской символикой. Специфические различия у коми-ижемцев, отличающие их от других этнографических групп коми, связаны с оленеводством и использованием оленеводческих атрибутов в религиозно-обрядовой сфере.
Ключевые слова: народные верования, северные коми (коми-ижемцы), домовой, сакрализация домашнего пространства.
Культура жизнеобеспечения человека строилась на принципах, связанных с освоением природного («чужого») пространства, его расширением и включением в категорию «своего» — освоенного, обжитого, домашнего. Освоение пространства было связано с передачей информации, формировавшей ряд аспектов коммуникативной культуры новопоселенцев и в первую очередь образно-символьного ряда обустройства на новой территории. Очевидно, что этнические общности, создавая собственную коммуникативную среду, формировали систему знаков и символов культурного кода, при этом выделялись две части коммуникативной культуры — непосредственная, которая была обусловлена нормами и правилами прямого межличностного общения, и опосредованная, диктующая поведенческие реакции через образно-символический ряд окружающей обстановки [7]. В связи с этим дом представлялся не только жилищем, но и местом, где человек ощущал себя защищенным от враждебных, в том числе потусторонних, сил внешнего мира. Кроме того, дом являлся местом обитания ряда мифологических персонажей, обычно — пенатов, семейных покровителей, родовых предков, которые считались защитниками и помощниками. Но для того, чтобы дом и его мифические обитатели защищали людей от «нечистой» силы, при строительстве дома, заселении и проживании в нем необходимо было соблюдать установленные традицией нормы и правила.
В данной статье мы рассмотрим традиционные представления ижемских коми о доме и связанных с ним мифологических персонажах. Коми-ижемцы (изьватас) проживают в основном в бассейне среднего течения реки Печоры и по берегам ее притоков Ижмы и Усы (Ижемский, Печорский, Усинский районы Республики Коми). Часть ижемцев, переселившись в середине XIX в. за Урал, на территорию Нижнего Приобья (ЯНАО и ХМАО-Югра Тюменской области), образовали этнолокальную группу обских коми, которая является частью субэтноса изьватас. Коми-ижемский субэтнос начал складываться во второй половине
XVI в. В его формировании приняли участие вымские и удорские коми, северные великороссы и ненцы. На духовную культуру коми большое влияние оказывало длительное взаимодействие с русскими, распространение православия. К концу XVШ-XIX вв. у ижемских коми сформировался свой диалект, собственная культурно-бытовая специфика, которые отличают их от остальных коми. Первоначально ведущими хозяйственными занятиями коми-ижемцев были охота, рыболовство, скотоводство и земледелие. Но в XVШ-XIX вв. при сохранении прежних занятий ведущей отраслью экономики стало оленеводство. Переняв его у ненцев, ижемцы за небольшой срок усовершенствовали и превратили его в товарное производство. Они освоили и разработали совершенно уникальную модель оленеводства, совместив в своей культуре кочевые навыки ненцев, православную веру и бытовую культуру русских, при этом сохраняя культурные традиции коми. Торговля продукцией оленеводства, рыболовства и охоты стала важной составляющей хозяйства. Оленеводство стало тем фактором, из-за которого ижемцам во второй половине XIX в. пришлось обживать просторы Севера (бассейны рек Колва и Уса, ряд поселков на Кольском полуострове) и севера Западной Сибири [4; 5; 9; 11].
Оленеводство также стало важным фактором, повлиявшим на культурно-бытовые традиции ижемских коми и отчасти изменившим их. Появился чум, выполнявший функцию сезонного летнего жилища в период каслания. Соответственно, возникали обряды, направленные на создание и закрепление за чумом основной сакральной функции дома — защиту человека от вторжения враждебных потусторонних сил, что было особенно актуально в условиях лесотундры с низкой плотностью населения. «В тундре всегда что-то чудилось. Вот лежишь в чуме и кажется, будто нечистая сила рядом ходит. Я с собой икону брала, молилась. Может правда что-то такое есть, а может, только казалось (МПА: Ижемский р-н, с. Си-зябск, 2003). Когда в тундру кочевать ехали, всегда икону брали, в чуме ставили. Как в доме Красный угол, так и там» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). Однако оленеводство у коми-ижемцев было сезонным, преимущественно мужским, занятием (хотя были исключения: некоторые женщины уезжали с мужьями «кочевать» в тундру). Все, кроме оленеводов, жили в поселках постоянно. Оленеводы в поселках зимовали. Таким образом, сезонный характер каслания оленей и тот факт, что основная часть населения вела оседлый образ жизни, очевидно, не способствовали развитию комплекса обрядов и мифологических представлений, связанных с чумом, как, например, у ненцев и ряда других народов Севера. Основным жилищем и сакрально маркированным убежищем у коми-ижемцев оставался дом (традиционный деревянный дом северорусского типа). Зато в оформлении дома использовались оленеводческие атрибуты, в частности оленьи рога. Нередко их вешали над входом — как оберег, для защиты дома от нечистой силы и колдунов (ПМА: с. Ижма, с. Сизябск, 2003; ЯНАО, пос. Овгорт, пос. Ямгорт, с. Мужи, 2004; с. Саранпауль, с. Шурышкары, 2011).
В традиционном мировоззрении коми дом (керка) являлся элементарной структурной единицей освоенного пространства, наиболее значимой и защищенной от проникновения в «мир свой» «мира чужого». Наряду с этим дом можно рассматривать как модель Космоса — вместилища жизни человека на высшем таксономическом уровне, чем обуславливалась его космическая семантика. Восприятие дома как символической модели мира сближало процесс его строительства с актом космогенеза, а строителя возводило в ранг демиурга [8, с. 186]. У ижемских коми сохранились представления о доме и гробе как о тождественных символических единицах в рамках одного архетипа. Гроб представлялся обителью умершего человека, его домом на том свете, и одновременно мог символизировать обычный дом — жилище живых. «Снился мне сон. Хозяйка, Ольга Николаевна, мужа моего мать, лежит в гробу. Она умерла уже, когда сон снился. Гроб не закрытый. И бегут люди на чердак, бегают вокруг дома, возятся. Крышку гроба ищем, а ее нет (...) А на следующий день ударила молния и наш
21
дом загорелся. Верхняя часть вся сгорела, а нижняя осталась. Сон мой вещий был, все совпало. Верхняя-то часть — это крышка гроба, а нижняя — сам гроб — осталась» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003).
Строительство и обживание дома у коми (так же как у русских и ряда других народов) было ритуализированным процессом, требующим строгого регламента действий от выбора места и леса для постройки до перехода в новое жилье. Выполнение положенных ритуалов служило залогом благополучной жизни семьи, крепкого хозяйства (подробнее см.: [1; 6]).
Коми-ижемцы тщательно подходили к выбору места будущего дома. Благоприятным считалось «обжитое» место, на котором прежде уже стоял дом. В том случае, когда приходилось переселяться на новое место, будущие хозяева ориентировались на ряд признаков, определяющих счастливую или несчастную судьбу будущего дома и его жильцов, и принимали соответствующее решение. Нередко приходилось отказываться от задуманного строительства и искать другое, более подходящее место. «Раньше выбирали место для нового дома так. Когда выпускали первый раз после зимовья корову, шли за ней и смотрели, куда она ляжет. Где корова легла, значит там хорошее место, можно строить» (ПМА:ХМАО, с. Березово, 2006). У коми юга Западной Сибири неблагоприятным для строительства дома считалось место, где случался пожар [1, с. 149], такие же представления существовали и у коми-ижемцев. «В таком месте, где дом сгорел, там уже не строили. Или дом опять сгорит, или хозяева рано помрут» (ПМА: Ижемский р-н, с. Сизябск, 2003). «На пепелище дома не строили, считали, что нехорошее место. В таких местах нечистая сила водится. Особенно если в пожаре кто-то погиб, человек или даже животное, его душа будет в новый дом приходить, беспокоить. У нас это урес называется» (ПМА: ХМАО, с. Березово, 2006).
Самыми «опасными» местами для постройки дома считались «тропы нечистой силы» и старые кладбища, заброшенные «древние» захоронения. У ижемских коми распространены рассказы о том, что дома, построенные в таком «нехорошем» месте, оказывались непригодными для жизни людей: в них было неспокойно — что-то чудилось, кто-то стучал, звенел посудой, сами собой отворялись двери, скрипели половицы и т.п. Рано или поздно эти дома оказывались заброшенными («нечистая сила выживала»). «Здесь у нас поверья были, что есть дорога, по которой лешаки ходят. Если на этой дороге дом построить, то житья в нем не будет, нечистая сила всех выживет» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). «За селом раньше была чертова дорога. В той стороне никто не жил, неспокойно было. Говорили, что там лесные люди ходят. То ли это мансийские духи, то ли нечистая сила, по мне так все одно. Одна семья там дом построила, так они там жить не смогли. Рассказывали, что каждую ночь у них дом ходуном ходил, стены шатались, посуда гремела. Жутко было. Немного пожили и уехали, дом продать не смогли, забросили» (ПМА: ХМАО, с. Саранпа-уль, 2011). «Там, где у нас раньше школа-интернат была, она на нечистом месте стояла. Говорили, что когда-то там ханты своих беззубых младенцев хоронили. А уж они-то покоя после смерти не знают! Построили школу, а в ней неспокойно. По ночам кто-то ходит, дверями хлопает, плачет, а иногда хохочет» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). «В старом доме по чердаку ходили, стучали. Чертова дорога была. А мы там дом построили. Не было житья. Двери так и хлопали сами собой, днем и ночью. Чашки на кухне гремели, посуда билась. Не смогли там жить, бросили дом, на другом месте построили» (ПМА: там же).
Для строительства дома использовали лес, специально заготовленный для этой цели. Тщательно выбирали деревья, поскольку не каждое дерево считалось пригодным. Ни в коем случае нельзя было рубить деревья в «заповедных» (территории, предположительно принадлежавшие лесному хозяину — ворса) или «нечистых» (места, с которыми связаны истории о появлении нечистой силы, а также об исчезновении или гибели людей) местах, поблизости
22
от кладбищ. Обские коми с суеверным страхом относились к культовым местам ханты и манси, причисляя их к категории «заповедных» (подробнее см.: [3]), ничего оттуда не брали, деревьев не рубили. Для постройки дома брали только «хороший» лес — деревья с ровными стволами, имеющие симметричные очертания. Не допускалось использование для строительства «развилистых» деревьев (вожапу) — с раздвоенным стволом, с развилкой на вершине, так как у таких деревьев «два сердца». Деревья вожапу считались местом обитания нечистой силы; глядя через раздвоенный ствол можно было увидеть дорогу в иной мир, души умерших или лесных духов [8, с. 110-111].
Также основательно подходили ко времени начала строительства. Обычно приступали к постройке дома поздней весной («как только снег стает») или в начале лета. Существовал запрет на начало постройки дома (как и на другие значимые дела) в определенные дни недели и в дни церковных праздников. Нельзя начинать стройку в тот день, на который выпал праздник Благовещения. В понедельник и в пятницу тоже нельзя, тяжелые дни. В воскресение вообще ничего такого делать нельзя, это праздник, большой грех (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004).
Согласно народно-христианским воззрениям, дом считался местом божественной защиты. Осознавая себя глубоко верующими людьми, коми-ижемцы старались строить дома с молитвами, не допуская богохульства и сквернословия, которые могли разрушить защитную функцию жилища, отпугнуть святых покровителей. «Дом лучше самим строить, чтобы не наемные рабочие. Они-то что, где-то сматерятся, а нечистой силе это в радость. Будет в дом лазейка в том месте, где слово богохульное вылетело. По добру-то с молитвой надо строить, каждый угол закрещивать (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). Материться грех. Матерные слова святого ангела отгоняют. У нас не матерятся» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004).
При строительстве дома под его углы закладывали предметы с определенным семантическим смыслом: шерсть, хлеб (зерно), монеты и соль (иногда вместо соли использовали церковный ладан). «Шерсть спасет от холода, хлебное зерно — от голода, соль — для защиты от нечистой силы, деньги — на богатую жизнь» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004). Домашними оберегами у ижемских коми также являлись оленьи рога, высушенная голова щуки, чучело птицы (глухаря), ветви можжевельника, острые металлические предметы (нож, топор, ножницы). «Боялись лешака, он мог прийти в дом и убить, задушить. Ножом, топором его нельзя убить, а просто пугали. Он боится всего острого, что из металла сделано» (ПМА: Респ. Коми, Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). Часто топор клали около двери, тогда лешак не зайдет (ПМА: там же). «У порога в незаметном месте ставят топор или ножницы, чтобы духи в дом не проникли» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). Наряду с упомянутыми «языческими» оберегами ижемские коми для защиты дома от нечистой силы активно применяли христианские атрибуты (кресты, иконы), молитвы, «закрещивали» (перекрещивали) окна и двери. «Закрываясь в доме, нужно крестить крючок, чтобы не вошла нечистая сила» (ПМА: там же). «В доме все двери, окна, все углы, должны быть закрещены с молитвами. Нечистая сила будет вокруг дома ходить, рыскать, искать, где какая щель есть. Если хоть маленькую щелочку найдет, на которую крест не наложили, в дом проникнет» (ПМА: там же).
По старинной традиции переход в новый дом у коми совершался ночью, близ полуночи. Все вставали, одевались. Старшая хозяйка накрывала скатертью стол, ставила на него хлеб и соль, старший хозяин зажигал свечу перед иконами. Все молились. После этого старший хозяин брал с божницы икону, положив ее за пазуху, подходил к голбцу, открывал дверь в подполье и приглашал к переходу в новый дом домового (подробнее см.: [8, с. 190, 265]). У ижем-ских коми сохранились воспоминания об обычае переезда в новый дом ночью, однако в последние годы это уже не практиковалось (по данным ПМА). «Раньше, мама рассказывала,
23
в новый дом надо было ночью переходить, чтоб никто не видел. Сейчас уже так не делают» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). «Переезжали в новую квартиру ночью и в тайне, никому из соседей заранее не говорили, что переезжать будем такого-то числа. Уже когда переехали, тогда сказали. Это для благополучия делалось, чтобы на новом месте скотина прижилась» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004).
При переходе в новый дом несли икону, хлеб, соль и кошку. Икона и кошка были (нередко и остаются) обязательными атрибутами новоселья. Икона обеспечивала божественную защиту дома, являлась необходимым оберегом, становилась сакральным центром каждого дома коми-ижемцев. «Без иконы в доме жить грех, не по христиански» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). «В советское время церкви рушили, иконы уничтожали, а люди все равно дома иконы прятали и молились тайно, даже коммунисты» (ПМА: там же). «В доме без икон не обойтись, нечистая сила одолеет» (ПМА: ХМАО, с. Саранпауль, 2011).
Первым в новый дом запускали кота или кошку. Предназначение кошки, согласно ответам информантов, было неоднозначным. Одни люди объясняли, что кошка прогоняет злых духов, очищает дом. «Кошка нужна в каждом доме, она мышей и нечистую силу истребляет» (ПМА: Ижемский р-н, с. Сизябск, 2003). «После смерти мужа стало в доме неспокойно, как-то чудилось что ли. По ночам будто кто-то ходил на вышке. Я кошку запустила на вышку. Она там побыла и стало спокойно в доме» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004). В других случаях полагали, что тот, кто заходит в новый дом первым, первым и умрет, поэтому кошка должна предотвратить скорую кончину хозяев, став первым покойником в доме. «Раньше говорили, кто в новый дом зайдет первым, вперед всех умрет в этом доме. Первой кошку запускали (...) А собаку нельзя, кошку надо. Так еще в старину повелось. Если не было кошки, вперед всех заходили старики» (ПМА: ЯНАО, с. Шурышкары, 2011).
С образом кота или кошки многие коми-ижемцы связывали представления о домовом (кер-каолыся, олысь). «Домовой-то он с кошкой дружит, пойдет вместе с ней в новый дом» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004). «Лежала я как-то ночью. Ночь светлая была, летом. Слышу, что-то неспокойно в доме. Смотрю: из-за печки кот выходит. Черный весь, на высоких ногах, хвост трубой торчит. Кот повернулся и на меня глядит, глаза горят. Кошек-то мы не держали, это не кот, а домовой» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). «Керкаолыся, хозяин по-нашему, в кота превращается, я это точно знаю. Люди рассказывали, что видели его, будто маленький человечек, а я видела кота. Сидела дома вечером, телевизор смотрела. Вдруг как-то жутко стало. Глянула, на меня кот смотрит из темного угла. Кот-то как будто наш. Глаза горят, сам не моргает. Гипнотизирует. Я его позвала «кис, кис», а тут из кухни бежит второй кот, точно такой же. Я перекрестилась. Тот кот, что в углу сидел, дернул хвостом и исчез. А второй кот, который наш, остался» (ПМА: ХМАО, с. Саранпауль, 2011). «Домовой — Кутя (невыясненная этимология — О.Г.). Он ночью превращается в кошку и по дому ходит» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004).
Заселяясь в новый дом, обязательно приглашали переехать с собой «невидимого жильца» — домового (керкаолыся). У ижемских коми считалось, что домовой живет за печкой, около трубы или на чердаке (вышке). «Когда новый дом выстроят, говорят, что все собирали и ему сказать надо, если ты хорошо жил-то, чтобы он с нами пошел. Но он незаметный, говорят. Ему говорят, с нами уходи, пошли вместе. Ему подполье не открывали, когда звали его. Нет, он наверху, говорят, живет, на крыше. На вышке» (ПМ Н.А. Лискевич, к.и.н., в.н.с. ИПОС СО РАН: ЯНАО, с. Мужи). «Если дом перестраивали, то просили домового выйти, а потом снова звали» (ПМ Н.А. Лискевич, там же). В момент переезда обращались к домашнему духу со словами: «Батюшка-хозяин, поехали с нами жить в новый дом». Нужно было взять с собой старую вещь, которой уже не пользовались: шапку, обувь или меховую сумку для рукоде-
24
лия (тучу). Считалось, что домовой переедет в новый дом вместе с этим предметом. «Когда переезжали в другой дом, брали с собой старый тучу. С ним хозяин дома перейдет. Когда в последнюю ночь в старом доме спать шли, надо было оставить тучу открытым, не завязывать. А утром взять, не заглядывая в него. А потом, в новом доме, нужно положить на вышку, куда-нибудь в угол, подальше. И все, после этого его (тучу) не трогали. На вышке оставляли» (ПМА:ЯНАО, пос. Восяхово, 2006). Иногда «перевозили» домового, так же как в русской традиции, используя веник. «Нужно взять веник, помести по углам, позвать хозяина в новый дом. С веником он и переедет» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004). Предмет, который символизировал домового (или выполнял роль его «транспорта») заносили в новый дом вслед за иконой и кошкой. Его оставляли на чердаке или за печкой — в таком же месте, где, предположительно, домовой обитал в старом доме. Там же периодически оставляли для хозяина угощение — хлеб, молоко, конфеты, сахар, кусок пирога. Было принято угощать домового в дни церковных праздников: в Рождество, на Пасху, в Вербное воскресение, на Троицу, а также в поминальные дни (ПМА: Ижемский р-н, с. Ижма, с. Бакур, 2003; ЯНАО, с. Мужи, пос. Овгорт, 2004; ХМАО, с. Березово, 2006, с. Саранпауль, с. Сосьва, 2011). «Родителей каждую субботу поминаем. За стол садимся, приглашаем умерших, по именам надо всех перечислить. Потом надо домовому за печку угощение положить. Тогда уже сами за стол садимся, с молитвой» (ПМА: Ижемский р-н, д. Ель, 2003).
Домовой у ижемских коми в большинстве рассказов представлялся невидимкой. Его присутствие определяли по звукам: шорохам в трубе или за печкой, скрипу половиц. «Домовой — маленький седой старичок, за печкой живет. Только его никто не видит, не показывается людям. А слышать-то, многие слышали, как он за печкой возится или по дому ходит. Особенно по ночам его слышно» (ПМА: ЯНАО, с. Шурышкары, 2011). «Домовой в каждом доме есть. Невидимый. Сам как человек, только очень маленький. Он хозяевам помогает, только если заслужили» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). Существовал характерный признак, по которому ижемцы отличали присутствие домового от проявлений нечистой силы или неприкаянных душ (издававших похожие звуки) — это чувство мистического ужаса (подробнее см.: [2]). «Нечистую силу можно почувствовать. Если нечистая сила где-то рядом, сердце как будто холодом обдает, так жутко становится. А домового услышишь, тогда не жутко. Он, хозяин, всегда в доме находится, как-то уже привыкли к нему» (ПМА: ЯНАО, пос. Ов-горт, 2004). Считалось, что домовой мог наваливаться на спящих людей, щипать их, оставлять на теле синяки. Такие проявления обычно считали знаком грядущих перемен — как дурных, так и хороших, в зависимости от ситуации. Считалось, что домовой предсказывал значимые события в жизни домочадцев: свадьбу, беременность, смерть, переезд в новый дом. «Домовой оставляет на теле синяки. Если синяк болит, значит просто где-то ударился, а если не болит — значит домовой ущипнул. Это знак оставил, то скоро умрет кто-то из близких» (ПМА: там же). «Перед переездом в новый дом было неспокойно. Ночами ходил, стучал, чашки бились. Это домовой хозяйничал. Мы его с собой позвали, в новый дом перевезли. Надо обязательно звать» (ПМА: ЯНАО, с. Мужи, 2004).
Иногда ижемские коми соотносили домового с духом урес — воплощением души-тени, которая появляется накануне смерти близкого родственника, реже — самого человека, которому суждено умереть [2, с. 22-39; 8, с. 268]. «Домовой — урес. Может быть мужчиной, может быть женщиной. Он в каждом доме живет, а показывается только перед смертью» (ПМА: Ижемский р-н, с. Сизябск, 2003). «Перед тем как маме умереть, домовой в трубе три ночи выл, протяжно так, будто плакал. Я сразу поняла, что не к добру, урес это. А на третью ночь, под утро, мама скончалась» (ПМА: ЯНАО, пос. Восяхово, 2006).
Как и русские, коми-ижемцы верили, что домовой является хранителем дома и семьи, за-
25
щитником от всевозможных бед, в том числе может спасти дом от пожара и нечистой силы. «Пришла домой, а там был пожар, уже потушен. Дети говорят: "Пришел дяденька с седыми волосами, помахал на огонь и все прошло". Не знаю, кто приходил, может, домовой помог» (ПМА: Ижемский р-н, с. Бакур, 2003). «Бабушкау нас была, уже старенькая, рассказывала. Лежит она дома. Вот кто-то подходит к ней и говорит: "Возьми веревку и повесись ". Она крест поставила, давай молиться. Дверь открывается и из двери кто-то говорит: "Одень быстрее малицу и бежи". Она быстро оделась и бежать. Она врать не будет, такая скромная женщина. Так и спаслась. Так многие вешаются, их нечистые толкают в петлю, заставляют силой. Там, говорили, дорога лешаков идет. А хозяин, значит, ее спас» (ПМА: там же). «У нас тут злые духи повсюду рыскают. Вокруг тайга. Как только вечер, немного стемнеет, так и прут из леса, в дом лезут. Сунутся, а в дому иконы, тогда не пролезут. Закрываясь в доме, нужно все перекрестить — двери, окна, все углы, и попросить хозяина, Кутя, чтобы дом сторожил. Он нечистую силу не пропускает. Он людям служит, так ему Бог велел» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004).
У ижемских коми сохранились верования о дворовом духе — шыань, обитающем в хлеву со скотиной. Этимология имени этого персонажа проста: шы — стайка, хлев [10, с. 184]; ань — женщина [10, с. 11]. «Шыань — во дворе живет, за скотиной приглядывает. Тело у нее человеческое, а голова лошадиная» (ПМА: ЯНАО, пос. Овгорт, 2004). «Шыань у коровы живет. Если корову любит, она ее гладит и холит. А если не полюбит, то корова начнет худеть, перестанет давать молоко. А есть еще шыань, которая у лошадей живет. Любимым лошадям косички заплетает. Если лошадь ей не понравилась, загоняет» (ПМА: там же). Специфическим является облик шыань: лошадиная голова на человеческом теле. Зооморфный элемент образа шыань, очевидно, связан с тем, что данный персонаж у северных коми считается покровителем скотины.
В целом традиционные представления коми-ижемцев о доме как о сакрально значимом пространстве, а также строительные обряды, ритуалы заселения, «общение» с домовым во многом совпадают с аналогичными воззрениями и ритуальными действами других этнографических групп коми. Северные коми (как и многие народы) использовали различные способы сакральной маркировки жилого пространства, совмещая языческие обряды с христианской символикой. Однако у ижемцев существовал ряд специфических различий, которые были обусловлены хозяйственно-бытовыми особенностями, а также межкультурными контактами с соседними народами Севера (ненцами) и северо-запада Сибири (ханты, манси). Оленеводство, прочно закрепившееся в жизни коми-ижемцев, изменило не только хозяйственно-бытовой уклад, но и нашло отражение в религиозно-обрядовой сфере: оленьи рога использовались в качестве домашнего оберега, меховая сумка для рукоделия (тучу) служила «транспортом» для домового при переезде семьи в новый дом.
Сакральное обустройство домашнего пространства, включение его в сферу «своего» подразумевало приглашение в новый дом домового, который считался «душой» дома, помощником домочадцам и их защитником от вторжения враждебных сил иного мира. Местом обитания домового ижемские коми считали угол за печкой, печную трубу или чердак, но не подполье (в отличие от других групп коми и русских, в верованиях которых голбец является одним из основных мест локализации домового). У обских коми было зафиксировано наименование домового Кутя (вариации: Кудя, Кузя), однако этимология слова осталась невыясненной, обращение к ряду словарей коми языка не прояснило ситуацию. Домашний дух представлялся ижемским коми невидимкой, в образе маленького человечка (седого старичка) или кота. Домового могли соотносить с урес — душой-тенью, его угощали в поминальные дни, что свидетельствует о восприятии данного персонажа в качестве эманации предка.
26
Список использованных источников
1. Байдуж М.И., Лискевич Н.А., Машарипова А.Х. Традиционные представления о домовом у коми юга Западной Сибири // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — 2013. — №3 (22). — С. 148-155.
2. Голубкова О.В. Душа и природа: этнокультурные традиции славян и финно-угров. — Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2009. — 304 с. — С. 29-30, 34-35.
3. Голубкова О.В. Священные места в системе мировоззрения обских коми: традиции, новации и архетип // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — 2014. — №2 (25). — С. 132-137.
4. Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. — М.: Наука, 1982. — 224 с. — С. 117-153.
5. Конаков Н.Д., Котов О.В. Этноареальные группы коми. Формирование и современное этнокультурное состояние. — М.: Наука, 1991. — 232 с. — С. 16-41, 77-83.
6. Конаков Н.Д. Традиционное мировоззрение народов коми: окружающий мир, пространство и время. — Сыктывкар: Изд-во КНЦ УрО РАН, 1996. — 132 с. — С. 90-100.
7. Майничева А.Ю. Природные объекты и православные святыни: пространственные символы как маркеры коммуникативной среды первопроходцев Сибири в XVП-XVШ веках // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. — 2010. — № 9. — С. 70-76. — С. 70.
8. Мифология коми. Энциклопедия Уральских мифологий. — Т.1. — М. - Сыктывкар: Изд-во ДИК, 1999. — 480 с.
9. Повод Н.А. Коми Северного Зауралья (XIX — первая четверть ХХ в.). — Новосибирск: Наука, 2006. — 272 с. — С. 43-177.
10. Словарь мужевского говора ижемского диалекта коми-зырянского языка / под ред. А.И. Кузнецовой. — Екатеринбург: Изд-во «Баско», 2010. — 320 с.
11. Шабаев Ю.П., Дронова Т.И., Шарапов В.Э. Коми-ижемцы, поморы и устьцилемы: модели культурных трансформаций // Этнографическое обозрение. — 2010. — №5. — С. 134-151.
Список сокращений
ПМА — Полевые материалы автора
ХМАО — Ханты-Мансийский автономный округ — Югра
ЯНАО — Ямало-Ненецкий автономный округ
