Научная статья на тему 'Об удмуртских заимствованиях в татарском языке'

Об удмуртских заимствованиях в татарском языке Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
2065
142
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК / УДМУРТСКИЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ / THE TATAR LANGUAGE / THE UDMURT BORROWINGS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Насипов Илшат Сахиятуллович

В статье анализируются заимствования из удмуртского языка в татарском литературном языке и в татарских народных говорах. Дается этимология около 100 лексических единиц.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

About the Udmurt borrowings in the Tatar language

In the article we consider borrowings from the Udmurt language in the vocabulary of the Tatar language dialects and they are of local usage. The etymology of 100 lexical units are presented.

Текст научной работы на тему «Об удмуртских заимствованиях в татарском языке»

Я З Ы К О З Н А Н И Е

УДК 81.373.45 (=811.511.131)

И. С. Насипов

об удмуртских заимствованиях в татарском языке

В статье анализируются заимствования из удмуртского языка в татарском литературном языке и в татарских народных говорах. Дается этимология около 100 лексических единиц.

Ключевые слова: татарский язык, удмуртские заимствования.

Из восточных финно-угорских языков в регионе Волго-Камья татарский язык интенсивно контактировал с марийским и удмуртским. По степени влияния на тюркские языки рассматриваемого ареала татарский языковед Р. Г. Ахметьянов из финно-угорских языков удмуртский язык расположил после марийского языка и перед мордовскими языками: 1) марийский, 2) удмуртский, 3) мокша-мордовский, 4) эрзя-мордовский, 5) хантыйский, 6) коми [3. С. 37].

Удмуртский язык, наряду с коми языком, относящимся к пермским языкам финно-пермской ветви финно-угорских языков, испытал, по мнению Б. А. Сере-беренникова, заметное влияние камско-булгарского, а позднее татарского языков, что отразилось и на уровне лексики, и на грамматическом строе. Удмуртский язык приобрел особенности, которые не встречаются в других финно-угорских языках, не подвергшихся такому влиянию; кроме того, тюркские языки способствовали сохранению в удмуртском языке некоторых типологически однородных особенностей, сложившихся в общепермскую эпоху [20. С. 109]. Поэтому изучение финно-угорско-тюркских языковых контактов и взаимодействия удмуртского и татарского языков, в частности, немаловажно в исследовании языковых процессов в Волго-Камье.

История изучения этого вопроса и научное описание татарских заимствований в удмуртском языке наиболее полно представлены в трудах И. В. Тараканова. Материалы по татарско-удмуртским языковым контактам можно почерпнуть из работ отечественных и зарубежных языковедов, посвященных исследованию различных аспектов взаимоотношения и взаимовлияния тюркских народов

с финно-угорскими. Ценные материалы представлены также в работах, изучающих взаимодействие тюркских языков Урало-Поволжья (башкирского, чувашского) с другими финно-угорскими языками.

Большинство тюркологов и финно-угроведов справедливо отмечают сильное влияние тюркских языков на удмуртский язык не только на уровне лексики, но и на фонетическом, морфологическом и синтаксическом уровнях. Например, Э. Беке насчитал более 20 однотипных (схожих) синтаксических явлений, из которых в 16 случаях употребление синтаксических конструкций почти полностью совпадает с соответствующими синтагмами татарского языка. До 73 сходных синтаксических черт у финно-угорских и тюркских языков отмечено в работах Д Р. Фокоша-Фукса [21. С. 15].

Б. А. Серебренников не раз обращал внимание на структурно-типологические сходства татарского и удмуртского языков как следствие довольно интенсивных связей удмуртов с татарами в течение многих столетий. Например: 1) в фонетике -возникновение в удмуртском языке ударения на последнем слоге; 2) в морфологии - образование по татарской модели составных глаголов (деепричастие + вспомогательный глагол), глагольное значение причастия в соединении с притяжательными суффиксами, образование своеобразной изафетной конструкции, увеличение частотности деепричастий, соединение двух существительных с помощью падежных форм и др.; 3) в синтаксисе - распространение предложений с отглагольными оборотами, тенденция к постановке глагола в конце предложения и др. (правда, это явление в удмуртском языке развито в гораздо меньшей степени, чем в марийском) [20. С. 265-269].

Т. И. Тепляшина охарактеризовала краткий гортанный взрывной смычный звук в языке бесермян и, наряду с другими сохранившимися в нем древними чертами, отнесла его к исключительно субстратным явлениям. Она отметила, что такой звук встречается в диалектах финно-угорских языков, имеющих или имевших непосредственное соприкосновение с тюркскими языками [23. С. 39-40].

Характерные для татарского языка и его отдельных говоров лексические и фонетико-грамматические особенности обнаруживаются в большинстве говоров удмуртского языка, находящихся в контактных зонах с татарскими говорами (В. К. Кельмаков, Р. Ш. Насибуллин, И. В. Тараканов). В удмуртском языке зафиксировано около двух тысяч татарских лексических единиц [21]. При этом наибольшее влияние оказали на него говоры среднего диалекта татарского языка. Возможно, в восточных финно-угорских языках тюркских заимствований было значительно больше, однако многие из них в силу социально-исторических условий, очевидно, были вытеснены позднее словами, заимствованными из русского языка.

Если вопросы татарско-удмуртских языковых контактов детально изучены на всех языковых уровнях, то другая сторона языкового взаимодействия - влияние удмуртского языка на татарский - еще ждет более основательного исследования. Ряд работ (Ф. С. Баязитовой, Д. Б. Рамазановой, Н. Х. Ишбулатова, Н. Х. Максютовой, С. Ф. Миржановой и др.) затрагивает лишь отдельные ее стороны. Ценные материалы об удмуртских заимствованиях в татарском языке можно почерпнуть из монографий, посвященных тематическим группам татарской лексики (Ф. С. Баязитова, Н. Б. Бурганова, О. Н. Бятикова, Д. Б. Рамазанова, Р. К. Рахимова, З. Р. Садыкова,

Т. Х. Хайретдинова) и общей лексике языков народов Урало-Поволжья (Р. Г. Ах-метьянов, А. Г. Шайхулов), а также из этимологических (Р. Г. Ахметьянов) и диалектологических словарей татарского языка (Л. Т. Махмутова, Ф. С. Бая-зитова, Н. Б. Бурганова, Д. Б. Рамазанова, З. Р. Садыкова, Т. Х. Хайретдинова, Г. К. Якупова; Л. У. Бикмаева, А. Г. Шайхулов). Актуальность изучения языковых контактов финно-угорских и тюркских языков в Волго-Камье побуждает к исследованию удмуртских заимствований в татарском языке.

По сравнению с тюркизмами в удмуртском языке в тюркских языках удмуртских заимствований значительно меньше. Так, нами выявлено более 100 лексических единиц, определяемых исследователями как заимствования из удмуртского или же приобретения, связанные с этим языком, а также лексемы от общих удмуртско-марийских, удмуртско-мордовских, удмуртско-марийско-мордовских лексических параллелей. Таковыми, на наш взгляд, в словарном составе татарского языка являются следующие лексемы.

Алан - «лесная поляна», «прогалина в лесу», диал. «крытая площадка» (удм. диал. алан «лесная полянка, лужайка в лесу», «елань», мар. алан «поляна», «специальная вырубка в лесу для поляны», финн. ala «территория», alanko «низменность», «низина», эст. аланг «низина», карел. аланго, вепс. аланг «долина», «низина», «открытое низменное место» и др.) [5. С. 54].

Бэпчек заказан.-блт. «молодой отросток», пар. «молодой отросток у овса, деревьев», бэпчек кушэсе заказан.-мам., бэпшек кушэ заказан.-блт., бэпшек кушэсе заказан.-дуб. «борщевик», бэбэк менз. «борщевик», заказан.-лш. «стрелка лука» (бэп- от общеперм. pab «росток, стебель, ботва» + афф. -чек / -шек; ср. коми паб «ботва», удм. пубы «ножка детская» [11. С. 13; 18. С. 214].

Божо йачкалау бесер.-крш. «наряжаться, делать маскарад» (удм. вожо «божество страха и привидений», вожо кыл (мадь) «святочный рассказ; сказка, рассказываемая во время святок», см. вожодыр уст. «святки», вожоаськыны уст. «рядиться, одеваться в маскарадный костюм», вожоаськыса ветлон «ряженье»).

Бочон у бесермян-кряшен имеет значение «свояк» (удм.) [9. С. 104].

Бугур нокр. «клубок» (удм. бугор «клубок»).

Букэн бир., перм., к.-уф., пар., нагорн.-трх., злт., менз., букен, пукен глз., нокр. пукин «табуретка», м.-кар., ичк. «сидение вообще, стул, табурет», «стул из обруба дерева», «чурбан, пенек», «стойка бревенчатого дома», пар. букен киезе «подстилка для стула» (удм. пукон «стул, табуретка», пукыны «сидеть»; мар. пукен «стул»; коми пукони, пукавны, пукалны, пукны «сидеть», диал. пукан джек «детский стульчик»; коми-перм. пукавны «сидеть»; мар. путаш «высиживать птенцов, сидеть на яйцах», путыш цывы «наседка-курица» [2. С. 107; 22. С. 145-175].

Быры, буры глз., боры балез. «клубника» вм. лит. щир щилэге (удм. боры «клубника») [22. С. 165; 6. С. 130; 27. С. 69].

Бышымны чабата «лапоть с холщевым верхом», бышымны цынщыръщ «обувь из шкуры с холщовым верхом» (быш- от удм., коми пыш «кудель, конопля»; мар. г. муш «пенька, кудель»; морд. м. мушка «волокно», «кудель»; морд. э. мушко «конопля», «кудель», отсюда мишар. мошко; общеперм. *púc «конопля» [19. С. 150].

Геби, гыби нокр. «гриб, грибы», чебен геби «мухомор», ачы гыби «волнушка (гриб)» (удм. губи «гриб, грибы», «грибок - болезень») [6. С. 130].

Гомо глз., нокр. «любое растение с полым стеблем», ацгыра гомо глз., нокр. «болиголов», йонно гомо глз., нокр. «купырь лесной» (удм. гумы «труба, трубочка из полого стебеля травы») [22. С. 165].

Гырбыр у бесермян-кряшен «праздник в честь окончания сева яровых» (удм. гербер «праздник в честь окончания сева яровых», «Петров день», от геры «плуг» + бер- послелог «за, после») [9. С. 104].

Дегткэй, дегэчи, дигэшкэй, дашкай диал. «взрослый гусёнок; гусь» (удм. диго, дигонь «гусыня; гусёнок»; ср. морд. э. дига (поэт.), дьига, карел. дьига, селькуп. тека, tбkа «гусь») [13. С. 66]. Они «древние финно-угорские слова» [5. С. 169].

Щен заказан., менз. «сухожилие, пищевод», йен менз., тпк. «пищевод»; ср. мал. «затылок», йенчек, щенчек перм. «голень», йен тамыры «загривок» (удм. сбн, мар. шун, шбн, сун, коми., финн. ъиот «пищевод; сухожилие») [5. С. 185].

Зебет нокр. «скромный, сдержанный», «деловитый, способный, старательный», зебетлек нокр. «скромность, сдержанность» (удм. зибыт «тихий, смирный, скромный», зибытлык «сдержанность, скромность; кротость, спокойствие») [22. С. 165].

Зый «годичные кольца или вообще узоры на срезе дерева», «струя древесного волокна» (удм. си «слой», писпу си «(камбиальный) слой дерева»; мар. г. ши, шый, мар. л. ший «годичный слой, годовое кольцо древесины»; коми си «волокно, волосок»; ср. фин. syy «волокно, фибра» [5. С. 203].

Йуж нокр., неж балез. «наст» (удм. юж «наст») [22. С. 165].

Йумал нокр., глз. «сладкий», «пресный», «недосоленный, недостаточно соленый, малосоленый» (удм. юмал «пресный (о пище)», юмал табань «пресные лепёшки») [22. С. 165].

Кал'ага, каляга глз., кэлигэ перм., бир., тычы кал'ага нукр. «брюква» (удм. каляга «брюква») [22. С. 165].

Кел нокр. «перхоть» (удм. киль «перхоть», «мякина», «чешуйка коры») [22. С. 165].

Келем, келэм, килэм нокр., килем глз. «конопля» (удм. кенэм «конопля; конопляное семя») [22. С. 165].

Кереч глз., нокр. «грязь; грязный». Ср. удм. кырсь «грязь, нечистота; грязный» [22. С. 165].

Кесийэ нагорн.-крш. «синица» (удм. диал. киса, мар. кёсиа, киса, кёса, мар. г. кысиа «синица») [15. С. 82].

Кечтун квн заказан.-крш. «поминки», «день поминания умерших» (удм. кисьтон, кисьтон карон «поминки», кисьтон карыны «устроить поминки») [7. С. 84].

Козам>ыз, цызъшыз нокр. «хвощ полевой» (удм. кызаузы «молодые еловые побеги», «северюха» от удм. кыз «ель», возможно, также кыза + узы «земляника»; коми коз, мар. кож, морд. куз, манс kawt, хант. ко1 «ель» восходят к общеперм. koz-, доперм. kбze-, kowse «ель») [11. С. 140; 18. С. 127].

Коткузы нокр. «оборки лаптей», «лапти» (удм. кутгозы = кут «лапти» + гозы «верёвка лаптей») [8. С. 86].

Ц'отор балез., кутыр глз., нокр. «вокруг, кругом, окольный» (удм. котыр «окрестность; округа; околица», «кругом, вокруг») [12. С. 93; 22. С. 165].

Кошо, кушу глз., нокр., кошо балез. «сорока» (удм. кочо «сорока») [22. С. 165].

Квбэк, ^бэк «цевьё, ложе у ружья», диал. гай. «ствол ружья», заказан.-атн. «рукоять сковородника», сиб. тат. «кастрюль», «сруб колодца» (кYп* «дуплистое дерево» от удм. гумы, финн. kaami, саам. габме «ствол, трубка» и от древнего (финн-угор?) слова *коЬЬа «дуплистый ствол дерева»).

Кущылы глз., нокр. «лесной муравей» (удм. кузьыли «муравей», коми. кодзувкот, кодзыль, фин. kusiainen) [10. С. 55-56; 22. С. 165].

Цыщылы нокр. «искра» (удм. кизили «звезда», «искра») [22. С. 165].

Кукамай «прабабушка; женщина, которая старше прабабушки», «миф. бессмертная старуха; баба-яга», «перен. безобразная старуха; старая карга» (удм. гугама, диал. (бесермян.) кукамай «Баба-Яга», мар. кувай, диал. кугавай, кугу авай «тетушка; бабушка») [11. С. 37].

Кукыл', кукыл'и нокр., чпр. «пирог, обычно с капустой, грибами, мясом» (удм. кукли «пирог», мар. г. кагыль «пирог») [8. С. 72, 93].

Кукчалау нокр. «клевать (о птицах)» (удм. кукчаны, кокчаны «клевать; поклевать») [22. С. 165].

Кумта эчк., менз., цунта эчк., сиб. тат. «маленькая коробка, ящик», цумта, цунта сиб. тат. «ящик, коробка, сумка» (удм. куды, мар. комдо, коми-зыр. куд, лопар. конте, хант. хайнт «лукошка», «короб из лубка»; эст. котт «мешок»; фин. копй «короб из бересты») [22. С. 80].

Кургид нокр., коргид глз., балез. «хлев, помещение для птиц и мелких животных, курятник» (удм. коргид «конюшня», «хлев» от кор «бревно, бревенчатый» + гид «конюшня, хлев») [10. С. 55-56; 22. С. 165].

Курыс, цуры заказн.-лш., нагорн.-кам.-усть. «лыко» (удм. курьес «корье» от удм. кур, коми кыр, кырсь. мар. кур, кыр, кур, кыр «луб, лубок, кора дерева») [2. С. 108].

Кусыл глз. «прутья или веревка для закрепления параллельно воткнутых кольев изгороди» (удм. кусул «прутья для закрепления изгороди», «свясло, вязок») [22. С. 165].

Кутыртлау глз. «огородить», нокр. «обходить кругом, объехать вокруг» (удм. котырт «обойти, обходить, объехать», «обнести, загородить» + афф. -лау) [8. С. 43].

Кучкук нокр., глз. «комар» (удм. диал. кузькук «комар» от кузь «длинный», кук «нога») [10. С. 55-56; 22. С. 165].

Кышон бесер.-крш. «головной убор в виде полотенца» (удм. кышон, диал. кышон «головной убор замужней бесермянки в виде полотенца-платка») [9. С. 104].

Лабра менз. «жидкая грязь», «неряшливая женщина» (мар. лавра «грязь», удм. напра «гуща, жижа», «осадок») [2. С. 109].

Ла'^ыр, лач'ыр илик глз. «ячмень на глазу» (удм. диал. лаур «туберкулез желез», «золотуха»; лаур "воронец", лауртурын «воронец колосистый», «купена») [27. С. 206].

Л'акыт глз., нокр. «как раз, впору», «удобно», лякытсыз глз., нокр. «неудобный» (удм. лякыт «вежливый, обходительный», «прилежный», «скромный», диал. «удобный; смирный»; лякыттэм «озорной, шаловливый; озорник, шалун») [10; 22. С. 165].

Лап нокр. «низменность», заказн.-блт. «ровный», лапа чст. «пологий, покатый», лап щир диал. «равнина», «низменность» (удм. лап «пологий», «низкий», «приземистый»; мар. г. лап «низина»; коми ляпкыд «низкий, мелкий, неглубокий»; морд. э. лапужа «сплюснутый», морд. м. лапе «плоский, плоскость»; венг. lap «плоский»; фин. lappea «тонкая железная пластинка») [22. С. 165; 2. С. 109].

Лапас «хозяйственная постройка, открытая с одной или двух сторон, с плоской или с чуть наклоном крышей для хранения сена, соломы на ней и предметов упряжи, экипажа, для укрытия скота от ветра и дождя, снега» (удм. лапас, диал. лабас «навес», «сарай», «лабаз»; коми. лобос «шалаш, балаган»; мар. леваш, ле-пас, «навес, крыша, кровля», «покрышка», «покрывало, одеяло»; морд. м. лапаз «навес, крыша», «шалаш», «полка для посуды», лапаскя «насест»; луп- в морд. э. лупоньбря «настил (под потолком в амбаре)», а также лоб- в коми лобос «кладовая при охотничьей избушке», саам. lüpps «место для посуды и продуктов», эст. lôôv «(длинный) навес, шалаш» [14. С. 199].

Лэнгэз нагорн., чст., лэнгэч чст., чпр. «посуда для хранения меда», лэнгэц чст. «квашня», лэнгэч чст. «деревянная посуда для соли», чст., чпр. «посуда для хранения меда», элэнгэц чпр. «маленькая деревянная кадушка для квашения теста из пшеничной муки», крг.-миш. «деревянная посуда для квашеного молока, катыка», элэнгэч чст. «маленькая деревянная кадушка для квашения теста из пшеничной муки», элэнгэз нагорн. «небольшая кадка, изготовленная из полого ствола дерева, для хранения меда, соли, квашения теста из пшеничной муки», лэцгэс «небольшая кадка, изготовленная из полого дерева» (удм. лянэс «туес, бурак - берестяная посуда цилиндрической формы»; мар. г. лйнгъш «деревянная кадушка», «ведро», мар. л. ленгыж «кадка»; коми лянос «подойник»; хант. йинет «круглая корзина»; эст. lünnik «кадка - высокая деревянная посуда»; общеперм. layes «вид цилиндрической посуды») [22. С. 162].

Л'эп глз., нокр. «свободный» (удм. ляб «слабый, хилый», «перен. малодушный», «плохой», «тихий; тихо») [10. С. 55-56].

Лэпшу, лэпшэйу диал. «становиться вялым, дряблым (о мускулах)»; «вянуть, завянуть (о листьях)» (удм. ляб «слабый, тихий»; коми ляб «невыносливый», «чувствительный к боли», «слабый», «изнеженный»; морд. м. ляпе, -пт «мягкий») [2. С. 110].

Лого глз. «репейник» (удм. люгы «репейник, лопух», «репей») [12. С. 93].

Мажис, мажес нокр. «грабли» (удм. мажес «грабли») [22. С. 165].

Мал'перм. «брусника» (удм. мульы «ягода; плод», «косточка плода»; коми. моль «пуговка, косточка, бусинка»).

Милэш, мэлэш тмн., кузн., хвл., чст., нагорн., злт., курш., стрл., мелиш гай., милэйеш перм., милеш, милэц, милэч, мулиш, мYлиш, сиб. тат. милэч «рябина» (удм. палэзь, мар. пилзе, пизле, морд. пизёл, пизъгль коми. пелысь, пелдизь, пелыш, финн. pihlaji, *pislaja) [2. С. 110].

Мис нокр., мес балез. «самка козла, овцы» (удм. мес «самка») [22. С. 166].

Морда, мурда заказан.-лш., заказан.-дуб., нагорн.-кам. усть., злт., менз., кргл., мырда заказан.-мам., тпк. нурда «верша, морда, рыболовная снасть из прутьев» (удм. мурдо, мар. морда, коми морда «морда, верша»).

Мошко хвл., кузн., мышкы тмн., лбм., кузн., хвл., чст., шрл. «конопля»,

«конопляное волокно; пакля», мышцы менз., мышкы каре. «конопляное волокно; пакля», «стебель конопли», кара мошко / кара мышкы кузн. «конопля, не дающая семена (т.е. мужская особь)», стрл. «посконь, дерганцы», сары мошко / сары мышкы кузн., стрл. «семенная конопля; матерка, матка», кырмошкосы стрл. «дикая конопля» (коми, удм. пыш «кудель, конопля», мар. муш «пенька, кудель», морд. м. мушка «волокно», «кудель», морд. э. мушко «конопля», «кудель», отсюда мишар. мошко, общеперм. *puc «конопля») [18. С. 238].

Мвщв перм., энещи лмб., эмеще, вмвщв перм., к.-уф. «малина» (удм. эмезь; мар. ынгыж; морд. м. инези, морд. э. инзей «малина», морд. м. вединзей «ежевика (ягода)»; коми омидз; общеперм. emeg' «малина» [27. С. 71-72; 2. С. 112].

Мыры нокр. «яловая, нетель» (удм. муры «яловая», «бесплодный») [22. С. 166].

Нашмак нокр., бесер.-крш. «головной убор невесты в виде широкой ленты, прикрывающей лоб и лицо (остаются видными только глаза)», «вуаль; покрывало» (удм., мар. г. нашмак «головное украшение замужней женщины»).

Нэрэтэ нагорн.-трх., менз., стрл., мэрэтэ нагорн.-трх., мэрэшкэ нагорн.-трх., закзан.-лш. «мерёжа, невод, бредень, рыболовные сети» (мар. диал., удм. диал. нарата «невод, морда», фин. merta «мережа; морда»).

Нергэ нокр. «подарок родителей жениха невесте, в ответ на ее подарки» (удм. нерге «чин, обряд») [10. С. 55-56].

Нурды глз. «отава» (удм. нордй, нордос «отава», норед «отава», «поросль») [27. С. 206].

Ончврв перм. «мелкая рыба, малек» (удм. чорыг «рыба», векчи чорыг «мелкая рыба, мелочь», чорыгпи «малек, молодь»; коми. чери «рыба»)».

Папа глз. «мелкая птица; птичка», «насекомое», корт папа глз. «бабочка», щан папа нокр. «душа умершего человека (в религиозной мифологии)», «ночная бабочка» (удм. папа «птица; птичка») [10. С. 55-56; 22. С. 166].

Паршпил', парспил' нукр. «борщевик» (удм. парсьпель «борщевик обыкновенный») [27. С. 114].

Патре балез., пэтери глз., пэтрэ нокр. «чердак, подволока», пэтери баскыч глз. «чердачная лестница» (удм. патра, диал. петра «предамбарник», «чердак») [22. С. 166].

Пешник, пишник глз., нукр., мечтук, печтек, пичтек перм. «хвощ полевой» (удм. пешник «побег полевого хвоща») [27. С. 128].

Пи нокр. «народ, человек», «чьи-нибудь сын или дочь» (удм. пи «сын»; коми пи «сын, мальчик», пи - «выходец»; коми-перм. пи «сын» (перн. «пазуха»); мар. пу: пуэргы «мужчина»; хант. диал. pay «сын, мальчик, парень») [10. С. 55-56; 22. С. 165].

Пигун нокр. «пушок птицы» (удм. пигон «пух, пушок», «зачатки перьев птиц» от пи «детеныш, птенец» + гон «шерсть», «пух», «перо», «волосы на теле») [22. С. 166].

Пилмэн «пельмени» (коми, удм. пель «ухо» и нянь «хлеб»; ср. удм. пельнянь «пельмени», диал. «пирог») [1. С. 440].

Порни глз. «пикульник» (удм. порни «пикульник») [27. С. 96, 206].

Поши, чст. мыши, моши, злт. мошой, менз. мышый «лось» (удм. пужей, мар. пучо, пучо, мар. г. пучы «олень», манси. пааши, коми. пэж «молодой олень» [1. С. 498].

Пугрищ «огурец» (удм. огреч «огурец») [6. С. 130].

Пуйы «ламповое стекло» (удм. ?) [6. С. 130].

Пут глз. «лебеда», ак пут «белая лебеда», кара пут «черная лебеда» (удм. пот «лебеда», диал. «полынь»: тодьы пот «белая лебеда», курыт пот «полынь горькая») [6. С. 130].

Пуштурын нукр. «душица» (удм. пычы, пычытурын, пыштурын «душица») [27. С. 82, 206].

Пучы заказан.-крш., нокр. «верба, ива»; пучы бэйрэме заказан.-крш., нокр. «вербный праздник» (удм. пучы «почка (деревьев)», «верба») [7. С. 84].

Пыды нокр. «чаинки, остатки заваренного чая» (удм. пыды «барда», «гуща») [22. С. 166].

Пыртос, пыртус глз., балез. «примак; приемыш» (удм. пыртос «примак, приемный», «приемыш; муж, принятый в хозяйство») [10. С. 1-5; 22. С. 83].

Пыры нокр., чай пыры балез., чэй поро нокр. «чаинка» (удм. пыры «крошка, крупинка, чаинка») [22. С. 166].

Пышни глз. «очески льна, кострика» (удм. пыш, пуч, поч «конопля, посконь», пыши «кострика конопли, льна») [27. С. 190].

Сайцыт глз. «прохладно» (удм. сайкыт «чистый (о воздухе)», «ясный, светлый, прозрачный (о небе)», «свежий, прохладный») [10. С. 55-56; 22. С. 166].

Саламат глз., нокр. «мучная болтушка» (удм.).

Сэрдэ лит., зэрдэ нагорн.-крш., чст., зэрэтэ гай., сэрэтэ бир. «сныть (обыкновенная)» (удм. диал. сурд, сурд «роща»; коми сорд (в топонимике) «разновидность леса (роща?)»; общеперм. œrd «вид леса» // венг. crdo «лес, роща» [18. С. 261].

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Сэурэ, сэYри нокр., сэYре глз. «бурак, маленькое ведерко из бересты для квашеного молока» (удм. сарба, сарва «бурак, маленькое ведерко из бересты», «туес») [22. С. 166].

Сирэкнокр., глз. «угол (помещения, дома)», серек, сирек, сэрэкглз., нокр., балез. «угол, пересечение двух улиц; перекресток», сирэк нокр., глз. «угол (помещения, дома)», глз. «край, сторона» (удм. сэрег «угол, уголок») [10. С. 55-56; 22. С. 166].

Соса «челнок» (удм. суса, сусо, мар. г. шуша, коми., коми-перм. суса, хант. супса, супыс «ткацкий челнок»).

Субэт нокр. «пир в честь новорожденного», «праздник новоселья», глз. «пир в честь новорожденного» (удм. сюан «свадьба», нуны сюан «зубок») [10. С. 55-56].

Сюпрэс балез. «шалун, бойкий» (удм. чупрес «подвижный, живой, бодрый, бойкий, расторопный») [22. С. 166].

Тибэт глз., нокр., тебет балез. «пелёнка» (удм., диал. (сев., бавл.) тэбэт «пелёнка») [22. С. 166].

Теш «ядро (орешка)» (удм. тысь, мар. туш, коми. тусь «зерно; жито», «зерно, семя; ядро, косточка плода»).

Тущ глз. «лабазник (таволга)» (удм. тузь «таволга, лабазник») [27. С. 144, 206].

Чидун «ясли, кормушка для скота» (удм. сюдон «кормушка») [6. С. 130].

Чукул «часть головного убора сороки».

Чулык, чул'ук крш. «старинный женский головной убор в виде платка с бахромой» (удм. сюлык «старинный женский головной убор в виде платка с бахромой») [6. С. 129; 9. С. 104].

Чунэри глз., чурэни нокр. «паук», ЧYрэни нокр. «паутина» (удм. чонари «паук»; коми черань «паук», коми-перм. «паук», «мизгирь» - результат метатезы согласных р-н; общеперм. с'егап или с'епаг) [6. С. 130; 18. С. 303].

Чыжым, чыщым заказан.-мам. «усики у растений» (удм. чыжы, чыжы-выжы «родня», «род»; мар. шочаш «родиться, возникнуть», шож «ячмень»; морд. э. чачомс «родиться, уродиться», шуж «ячмень»; коми чужны «родиться», «появиться», «прорасти», чуж «солод», чужъем «солод» от общеперм. сиг «родиться», «солод») [18. С. 312; 11. С. 139; 27. С. 30].

Шабалка, шабала нокр., глз. «половник» (удм. шабала «лемех»; коми ша-бала «сошный отвал») [10. С. 55-56; 22. С. 168].

Шакшы «грязный, нечистоплотный», «клеветническое слово», шацшы заказан.-блт., заказан.-лш. «гадкий, плохой, скверный», диал. шакшы+лану «стать грязным (о посуде, одежде и др.)» (удм. шакшы, мар. шакше «грязный; неряшливый, нечистоплотный», «дурной, нехороший, плохой») [2. С. 159].

Шелеп нокр., глз. «стружка, щепка» (удм. шелеп «щепка, стружка») [10. С. 55-56; 22. С. 166].

Шужы глз., чыжы нокр. «молозиво» (удм. чожы, коми чож-: чожйов «молозиво») [26. С. 88].

Шура нокр. «индюк». Башк. диал. шурцы (сев.-западн.) «индюк» (удм. шора «индюк») [10. С. 55-56; 22. С. 166].

Шылан «хвощ иловатый» (удм. шилан, мар. шылан «хвощ болотный») [22. С. 81].

Шырбыз: шырбыз йафрак глз. «подорожник» (удм. шырбыж «подорожник», «хвощ полевой») [27. С. 98].

Ыштыр «онуча, обмотка, портянка» (удм., мар. ыштыр, иштер «шерстяная или суконная онучка», «портянка», фин. hattara) [2. С. 112].

Ылыс «хвоя; ветка», лыс глз., злт., «хвоя» (удм. лыс «хвоя; ветка», мар. лусь, коми лыс «хвоя», доперм. *1ш «хвоя») [27. С. 30].

Эмиспикур нокр. «матица, балка» (удм. эмеспи «жених», кор «бревно»).

Таким образом, проанализированные выше лексические единицы могут быть признаны удмуртизмами в татарском языке. Из них лишь около 20 единиц общеупотребительны и зафиксированы в толковых и двуязычных словарях татарского языка: алан; зый; квбэк; кукамай; лапас; милэш,; мурда; пилмэн; поши; сэрдэ; соса; твш; шакшы; шылан; ыштыр; ылыс. Степень употребления разная, большинство из них сегодня относится к пассивному составу лексики и помечено в различных типах нормативных словарей как слова устаревшие. Многие имеют в говорах (в основном среднего диалекта) эквиваленты, различающиеся фонетическими, словообразовательными или семантическими особенностями. В нормативных словарях диалектными словами помечены только дегэнкэй, курыс, лэпшу, пима. Они находят парраллели в марийском, реже - в мордовских языках.

Из общего количества удмуртских заимствований в татарском языке абсолютное большинство лексем употребляются в нукратовском говоре среднего диалекта татарского языка: бугур, быры, геби, гомо, зебет, зэлкэ, йуж, йумал, кал'ага, келем, кереч, цоз^ыз, цотцузы, ц'отор, цошо, цущылы, цуцыл', цуцчалау, цургид, цусыл, цутыртлау, цучцуц, цышон, л^ыр, л'акыт, лап; л'эп, лого, мажис, мис, мошко, мыры, нашмак, нергэ, нор, нурды, внчврв, папа, паршпил', патре,

пешник, пи, пигун, порни, пугрищ, пуйы, пукен, пут, пуштурын, пучы, пучы бэйрэме, пыды, пыртос, пыры, пышни, сайцыт, саламат, сэYрэ, сирэк, CYбэт, сюпрэс, тибэт, тущ, чидун, чукул, ЧYнэри, шабалка, шелеп, шужы, шура, шыр-быз. В названном говоре таких заимствований, возможно, намного больше.

Нами не использованы для анализа лексические единицы, отношение которых к удмуртскому языку требует дополнительного изучения. Большинство из них Ф. С. Баязитова отметила как удмуртизмы [8]. К таким словам можно отнести, например, акыл'тылатып «уставать»; амма «старшая единокровная сестра», «женщина старше себя»; амыкуй «форма обращения к старшей сестре»; анатлау «оставлять, бросать»; бичий «родственный»; зиллекэй «скворец»; зыпут эти «съежиться, сморщиться»; йокалай, йукалай, йукаланып «собирать»; кукука «кукла»; кызу «пар»; кыйбуды «чертополох»; л'аба «мостик»; мыну «кукла»; нанай печин «крушина»; чырыш богол аш «болтушка, суп с клёцками»; пугрищ «рыба»; патачкалап, путачкалап «мутнеть»; пыт'ырып «стелька»; пошу'лаган «подшитый»; мол'ок «кантар, глыба»;уналсын «оживший, оживать»; пуш «жердь, шест» (удм. пуч «жердь, шест»); т'ут'у: каз т'ут'у «гусенок»; о'молот «веревка снопа»; маштылай «сгребание граблями» - удм. мажсаллян «сгребание граблями»; ыдбурча «надворные постройки»; коркапрум «праздник новоселья»; козулы «парный»; чидун «ясли, кормушка для скота»;ут'у «пастбище»; вмез, умез «лемех сохи»; бече «потомки, родство» и др.

По справедливому мнению Ф. С. Баязитовой, в нукратовском говоре функционирует большое количество древних слов, не имеющих аналогий ни в других говорах татарского языка, ни в удмуртском. Например, шэйкэ «лохань, ушат»; тетелэр «разбрасывать»; кадига «брюква»; тэбис «посуда »; чэрки «кожаная обувь» и др. [8. С. 46, 54, 66, 147].

Дополнительного этимологического обоснования требуют также такие лексические единицы, как, например, акашка бесер.-крш. «праздник перед весенним севом» (удм. акашка, акаяшка «первая борозда (праздник перед весенним севом)», «пасха» (уст.), акашкауй «пасхальная ночь») [6. С. 131]; зэлкэ, кара зэлкэ нокр., глз. «скворец» (удм. зиллкей «скворец») [6. С. 130]; дива м.-кар. «дикий лук» (удм. бавл. кирд'уа «дикий чеснок») [22. С. 165]; туйыз перм., трбс., менз. «береста» (удм. туй «берёста; берёстовый, берестяной»; коми туйыс «туесок», «туесок из бересты») [27. С. 168] и др.

В регионе проживания причепецких татар распространены многочисленные топонимические названия, образованные от татарских и удмуртских географических терминов. Например, микротопонимы ачкон'ук, кат'кыз, суганбыр- названия полей; гундурлут чокор, гондыр аджон, лепетешур, сорот, кондор - названия оврагов; карйолурман, душкоурман, йыбыкурман - названия лесов и др. [8. С. 26].

В других говорах среднего диалекта удмуртские заимствования обнаруживаются в ограниченном количестве: в группе говоров заказанья - бэпчек, щен, кечтун квн, пучы, чыж^гм; в говорах нагорной стороны - кесийэ, лэнгэз, нэрэтэ.

Определенное количество удмуртских заимствований употребляется в периферийных (маргинальных) говорах среднего диалекта татарского языка, в основном в приуральском регионе: бэпчек, букэн, щен, кэлигэ, цумта, лабра, мал', мэшкэ, меле, мвщв, туйыз.

По нашим материалам, знаменательно также то, что удмуртские слова не представлены в говорах мишарского диалекта. Слово лэнгэз, возможно, заимствовано говорами мишарского диалекта из марийского языка через говоры среднего диалекта. А слово мошко - из мордовских языков. Слова нэрэтэ и мэшкэ, мэшкэклэY проникли в стерлитамакский говор мишарского диалекта из мензелинского говора среднего диалекта татарского языка.

Этими же причинами, возможно, объясняется функционирование общеупотребительных слов мэлэш, мыши / моши, сэрдэ, пима в отдельных говорах мишарского диалекта: мэлэш тмн., кузн., хвл., чст., курш., стрл. «рябина»; мыши, моши чст. «лось»; сэрдэ чст. «сныть (обыкновенная)»; пима стрл. «валенки», «валяные башмаки», чобар пима стрл. «пестрые валенки». В зоне татарско-удмуртских контактов в удмуртских заимствованиях обнаруживается явно мало мишарского компонента, но его наличие подтверждают этнографические материалы [24. С. 84].

Большинство удмуртизмов в словарном составе татарского языка находит параллели в чувашском и башкирском, поэтому некоторые из них в татарском языке могут быть также вторичными заимствованиями, что прежде всего касается чувашских параллелей.

Татарско-башкирско-чувашские параллели: букэн - букэн - пукан, покан; щен - йен - чен; цумта - цумта - кунта; цурыс - цурыз, цурыс, цурыд - курас, корас; квбэк - кубэк, квбэк - кавапа; лабра - лапы - лапра; лап - лапы - лап, лапа; лапас - лапад - лапас; лэнгэз - лэцкэс - ленкес; лэпшY - лапшыу - лёпёш-кен; мал' - маль, квртмэле, квртмэлек, квртмэ, квртмэлин - кётмел, кётмёл, хёрлё кётмел; милэш - милэш, мэлэш - пилеш; морда - мурза - мурта, морда; нэрэтэ - нэрэтэ - нерет; пима - быйма - пайма, пима; поши - мышы - паши; сэрдэ - сэржэ, сэрзэ - серте; соса - шда, доса, дуда - аса, саса, уса, суза; шабалка - шабала - дапала; шылан - шылан - шалан; ылыс - ылыд - ласа, лас.

Татарско-башкирские параллели: алан - алан; бэпчек - бэпкэ; мэшкэ -бэшмэк, мэшкэк; меле - меле, мэле, мвлв; мвщв - вмвж, вмвже, вмвжв, эмеже; нор - нор; внчврв - внгврв, внчуре; пешник - печтек; пилмэн - билмэн; пут - ала-бута; туйыз - туйыз; шура - шурцы; ыштыр - ыштыр.

Татарско-чувашские параллели: акашка - ака яшки; бочон - пусане; геби -кампа; зебет - сапа; кесийэ - касая; цуцамай - кукамай, кокамай, коками, кук; цукыл' - кукал; нашмац - масмак; чулыц - дулак.

У нижеследующих лексических единиц мы не обнаружили параллели в башкирском и чувашском языках. Для них характерно то, что функционируют они в основном в нукратовском говоре татарского языка: божо йачкалау, бугур, быры, бышымны чабата, гомо, дегэнкэй, дива, зэлкэ, зый, йуж, йумал, кал'ага, келем, кереч, кечтун квн, цозаwыз, цотцузы, ц'отор, цошо, цуцчалау, цургид, цусыл, цутыртлау, цущылы, цыщылы, цышон, лач'ыр, л'акыт, лого, мажис, мошцо, мыры, нергэ, нурды, папа, паршпил', патре, пи, пигун, порни, пугрищ, пуштурын, пучы, пыды, пыртос, пыры, пышни, сайцыт, саламат, сэурэ, сирэк, CYбэт, сюпрэс, тибэт, твш, тущ, чидун, чунэри, чыжым, шакшы, шелеп, шужы, шырбыз.

Количество удмуртских слов, вошедших в татарский язык, невелико по сравнению с татаризмами в удмуртском языке, однако они указывают на древние и длительные культурно-экономические связи татар с удмуртами. Заимствование

слов из удмуртского языка в татарский осуществлялось в процессе непосредственного общения носителей говоров.

В целом весь объем заимствований из финно-угорских (марийского, мордовских и удмуртского) языков в татарском языке количественно, по нашим данным, не превышает 300 единиц. Это затрудняет определение степени влияния финно-угорских языков на формирование и обогащение словарного состава татарского языка. Тем не менее исследование выявленных лексических единиц позволяет проследить их территориальное распространение, степень употребления в литературном языке и в народных говорах, семантическое наполнение слова в историческом развитии и на современном этапе. Они выступают как показатели важнейших социально-исторических процессов, происходивших в ходе формирования татарского народа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Аникин А. Е. Этимологический словарь русских заимствований в языках Сибири. Новосибирск: Наука, 2003. 788 с.

2. Арсланов Л. Ш., Исанбаев Н. И. К вопросу о марийских заимствованиях в татарском языке // Советское финно-угроведение. 1984. № 2. С. 104-114.

3. Ахметьянов Р. Г. К вопросу о взаимовлиянии финно-угорских и тюркских языков Поволжья и Приуралья // Тезисы докладов итоговой научной сессии ИЯЛИ. Казань: ИЯЛИ, 1971. С. 37-39.

4. Ахметьянов Р. Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья. М.: Наука, 1981. 144 с.

5. Эхмэтщанов Р. Г. Татар теленец этимологик CYЗлеге. Бирск: БГСПА, 2005. Т. 1. 233 б.

6. Баязитова Ф. С. Взаимовлияние татарского и удмуртского языков в говорах причепецких татар // Пермистика-2: Вихманн и пермская филология: Сб. статей. Ижевск: Удмуртский ИИЯЛ, 1991. С. 126-132.

7. Баязитова Ф. С. Керэшеннэр. Тел Yзенчэлеклэре hэм йола и^аты. Казан: Мат-бугат йорты, 1997. 248 б.

8. Баязитова Ф. С. Нократ сойлэше. Рухи мирас: гаилэ-конкуреш hэм йола термино-логиясе фольклор. Казан: Дом печати, 2006. 288 б.

9. Баязитова Ф. С., Бурганова Н. Б. Новые данные о говоре причепецких татар // Исследования по лексике и грамматике татарского языка. Казань: ИЯЛИ, 1986. С. 91-108.

10. Бурганова Н. Б. Говор каринских и глазовских татар // Материалы по татарской диалектологии. Казань, 1962. Вып. 2. С. 19-56.

11. Бурганова Н. Б. О татарских народных названиях растений // Вопросы лексикологии и лексикографии татарского языка. Казань: ИЯЛИ, 1976. С. 125-141.

12. Бурганова Н. Б. Удмуртские заимствования в татарском языке (на материале говора глазовских татар) // Тезисы и доклады Всесоюзной конференции по финно-угорскому языкознанию. Ижевск, 1967. С. 1-5.

13. Вершинин В. И. Этимологический словарь мордовских (эрзянского и мокшанского) языков. Йошкар-Ола: МарНИИЯЛИ, 2005. Т. 1. 239 с.

14. Вершинин В. И. Этимологический словарь мордовских (эрзянского и мокшанского) языков. Йошкар-Ола: МарНИИЯЛИ, 2005. Т. 2. 123 с.

15. Иванов И. Г., Тужаров Г. М. Северо-западное наречие марийского языка. Йошкар-Ола, 1970. 225 с.

16. Иванов И. Г., Тужаров Г. M. Словарь северо-западного наречия марийского языка. Йошкар-Ола, 1970. 304 с.

17. КельмаковВ. К. Кукморский диалект удмуртского языка. Автореф. дисс... канд. филол. наук. М., 1970. 24 с.

18. Лыткин В. И., Гуляев В. И. Краткий этимологический словарь коми языка. М.: Наука, 1970. 386 с.

19. Махмутова Л. Т. О татарских говорах северо-западных районов Башкирской АССР // Материалы по татарской диалектологии. Казань, 1962. Вып. 2. С. 57-85.

20. Серебренников Б. А. Категория времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской групп. М.: Наука, 1960. 300 с.

21. Тараканов И. В. Заимствованная лексика в удмуртском языке (Удмуртско-тюркские языковые контакты). Ижевск: Удмуртия, 1982. 188 с.

22. Тараканов И. В. Об исторических связях удмуртов с другими народами по данным языка // Материалы по этногенезу удмуртов. Ижевск: УдНИИ, 1982. С. 145-175.

23. Тепляшина Т. И. Об одном волжско-камском ареальном явлении // Советская тюркология. 1972. № 3. С. 35-40.

24. Уразманова Р. К. Календарный цикл обрядов чепецких татар // Новое в этнографических исследованиях татарского народа. Казань: КФ АН СССР, 1978. С. 86-94.

25. Хайрутдинова Т. Х. Бытовая лексика татарского языка (посуда, утварь, предметы домашнего обихода). Казань: ИЯЛИ, 2000. 128 с.

26. Хайрутдинова Т. Х. Названия пищи в татарском языке. Казань: ИЯЛИ, 1993.

141 с.

27. Хайрутдинова Т. Х. Народные названия растений в татарском языке. Казань: Фикер, 2004. 224 с.

Поступила в редакцию 10.01.2012

I. S. Nasipov

About the Udmurt borrowings in the Tatar language

In the article we consider borrowings from the Udmurt language in the vocabulary of the Tatar language dialects and they are of local usage. The etymology of 100 lexical units are presented.

Keywords: the Tatar language, the Udmurt borrowings.

Насипов Илшат Сахиятуллович,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Стерлитамакская государственная педагогическая академия

им. Зайнаб Биишевой», г. Стерлитамак E-mail: [email protected]

Nasipov Ilshat Sahiyatullovich,

Doctor of Sciences (Philology), professor, Sterlitamak State Pedagogical Academy

Sterlitamak E-mail: [email protected]

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.