CC BY
22
Н.А. Тупикова, 2005
ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В СВЕТЕ ТРУДОВ АКАДЕМИКА В.И. БОРКОВСКОГО (К 105-летию со дня рождения ученого)
ОБ ОСНОВНЫХ ПОДХОДАХ К АНАЛИЗУ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ СЕМАНТИКИ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ В ТРУДАХ В.И. БОРКОВСКОГО В АСПЕКТЕ ИССЛЕДОВАНИЯ КАТЕГОРИИ ИН-ПЕРСОНАЛЬНОСТИ
РУССКОГО ГЛАГОЛА
НА. Тупикова
Семантико-категориальный аспект изучения языка в функциональном плане дает возможность рассмотреть проблемные вопросы, решение которых становится возможным на основе уже признанных изысканий в диахроническом, синхронно-диахроническом и синхронном планах.
К числу выдающихся работ в области славистики принадлежат труды академика Виктора Ивановича Борковского, в которых даны образцы глубокого осмысления «как общих, так и частных закономерностей и явлений в современном состоянии языков и в их прошлом»1. Исследования В.И. Борковского способствовали формированию традиции изучения памятников древней письменности в направлении уточнения хронологии многих синтаксических явлений и значений синтаксических форм, всестороннего рассмотрения скрупулезно проанализированного материала в широком историческом контексте2.
Обаяние этого ученого высвечивается не только в блестящем стиле изложения сложнейшего исторического и сопоставительного материала, но и в отдельных лингвистических комментариях, касающихся проблем развития литературных языков, диалектологии, конкретного употребления в разных функциональных сферах языка и регионах России3. Труды академика являют собой образцы истинно научного мировоззрения и неравнодушия к судьбам русской речи, владения методологическими основами познания действительности и методикой анализа фактов «реальной грамматики», когда становится возможным из частного вычленить общее, значительное. В.И. Борковс-
кий стремился показать связь источника с историей, сопоставить структуру древнего текста с современным, «не противопоставляя при этом этапы развития внутренней системы языка»4.
Концептуальность открытий ученого базируется на понимании того, что теория «без надлежащего учета всей конкретной материи языка мертва, она живет и прогрессирует только на базе фактического материала»5. Профессионально точные акценты — дар Виктора Ивановича, который обнаруживается в умении представить, выражаясь словами В.В. Колесова, лингвистическое знание по предмету (формально явленному) при одновременном обобщении его по объекту (содержательной сущности)6.
Фундаментальность, опора на богатейший фактический материал при изучении древнейших письменных свидетельств — важнейшая особенность исследований академика В.И. Борковского7. Труды этого ученого, кардинально изменившего положение в области сравнительно-исторического изучения синтаксиса восточнославянских языков8, свидетельствуют о том, что установление правильной исторической перспективы — это ключевой принцип диахронических и синхронно-диах-ронических исследований.
В.И. Борковский постоянно обращал внимание на необходимость учитывать различного рода связи и опосредствования, определяющие внутренние импульсы развития системы, которые нередко заключаются, по мнению Виктора Ивановича, во взаимодействии разных сторон этой развивающейся системы 9. Здесь сформулирован, на наш взгляд, один из подходов к описанию язы-
ковых единиц в диахронии, базирующийся на представлении о внутренней логике развертывания системы, когда, чтобы сохраниться, система должна изменяться; чтобы измениться, она должна на каждом этапе развития иметь причины и условия изменения, а также цель развития 10. Рассмотрение явлений с такой точки зрения согласуется с известными мыслями И.А. Бодуэна де Куртенэ о диахроническом процессе как непрерывной и непрестанной протяженности «однородных, но разных явлений, связанных между собою непосредственной причинностью»".
Данные методологически значимые положения, актуальные и в настоящее время, определяют необходимость осмысления языковых механизмов процесса и результата структурирования человеческим сознанием предметно-признакового континуума мира на оси реального времени. Стремление определить законы использования языка, отыскать «действующие при этом силы» следует рассматривать в качестве важнейшей задачи, которую всегда решал В.И. Борковский, работая с историческим материалом. При этом особое значение имеет многоаспектность лингвистического анализа, что предполагает, по мнению исследователя, учет различных признаков. Подчеркивая необходимость решения вопросов в названном направлении, ученый, в частности, пишет: «Синтаксические явления предполагается изучать в тесной связи с изменениями морфологическими... а также учитывать лексические средства, их роль в строении синтаксической конструкции... При классификации синтаксических явлений я не считаю возможным отказываться от выяснения смысловых оттенков конструкций. Такой анализ в ряде случаев... сделать совершенно необходимо»12.
Решение подобного рода задач в современном отечественном языкознании является плодотворным на базе разработанной А В. Бон-дарко теории функциональной грамматики, в которой доминирует содержательный, семантический принцип группировки материала 13, что позволяет соотнести признаки прерывности, дискретности, отграниченности элементов, их состояний, свойств и непрерывности, взаимосвязи, взаимообусловленности данных элементов в рассматриваемом пространстве как единстве языковых средств и их функций; в рамках выделенных функ-ционально-семантических единств становится, в свою очередь, возможным изучение категорий, регулирующих появление конкрет-
ных смыслов высказывания. Установление функциональной общности конституентов предполагает в то же время выявление различий системно-структурного и содержательного плана, существующих между ядром и периферией в полевой организации категории такого порядка 14.
В аспекте интересующей нас проблемы приемы, обеспечивающие надежный отбор языковых фактов, позволили говорить о взаимосвязи тенденции к унификации времен и наклонений русского глагола, свертывания его личных форм и компенсаторных процессов 15, обнаруживаемых в том числе в расширении полифункциональности глагольных словоформ со значением ин-персональности 16. Исследование системной иерархической организации элементов данной семантической группировки, предпринятое нами на материале текстов памятников древнерусской (XI—XIV веков) и старорусской (XV — середины XVII века) письменности, дает возможность охарактеризовать процесс формирования в русском языке категории ин-персональности, имеющей функционально-семантический характер, выявить ядерные и периферийные средства ее выражения, сферу взаимодействия с другой полевой структурой — персональное™ русского глагола, определить значение ин-персональности как способности глагольных словоформ выражать отношение между действием (состоянием) и субъектом действия (состояния), не имеющим статуса подлежащего17. Ядерным средством, обладающим наибольшей специализирован-ностью, регулярностью, частотностью использования, максимальной функциональной емкостью, является инфинитив, для которого характерна концентрация специфических признаков рассматриваемой семантической группировки; периферийное положение в полевой структуре ин-персональности занимают собствено безличные глаголы (ближняя периферия) и личные глаголы в безличном употреблении (дальняя периферия), свойства которых как конституентов поля проявляются непоследовательно.
Говоря о методах, В.И. Борковский отмечал, что при любом анализе фактического материала важно не только выявить общую употребительность рассматриваемых единиц на данном синхронном срезе 18. Наряду с исчерпывающей выборкой языковых фактов большую роль играет классифицирующий признак, определяющий направление исследования. Следует отметить, что ученый
неоднократно высказывался по интересующему нас вопросу о необходимости сопоставления личных и безличных значений в процессе выяснения круга употребления собственно безличных и инфинитивных предложений, а также при характеристике тенденции увеличения этих структур в древнерусском языке, их состава в старорусский период. Ценные наблюдения В.И. Борковского, построение обоснованных классификаций позволили высветить новые грани интересующих нас языковых явлений, глубже осмыслить вводимое в научный оборот понятие ин-персоналъность при сопоставлении современных взглядов и научной традиции на базе уже доказанных в отечественном и зарубежносм языкознании положений, которые имеют объяснительную силу.
Возрастание доли конструкций с независимым инфинитивом в качестве главного члена предложения квалифицируется в качестве устойчивой тенденции в русском языке 19. С особой силой это проявилось в старо-русских текстах. В частности, В.И. Борковский писал об огромном количестве таких структур, занимавших все большее место среди безличных, к разряду которых ученый относил и инфинитивные. Следует заметить, что рассмотрение «инфинитивных безличных предложений» как разновидностей безличных
В.И. Борковский связывает вообще с условностью термина «безличный». Вслед за АА По-тебней, он считает: в понятие о глаголе непременно входит отношение к лицу — известному или нет, действительному или фиктивному 20. Поэтому, несмотря на то, что лицо в таких предложениях может быть обозначено, релеватным для безличности является неопределенность подлежащего. Мнение исследователей о едином классификационном структурно-семантическом признаке предложений с различными словоформами (инфинитива, безличных глаголов и личных глаголов в безличном употреблении), выступающими организующим центром высказываний, может быть аргументом в пользу функционально-семантического сходства данных языковых единиц, правомерности рассмотрения их в качестве конституентов одной категории. При этом, как представляется, условность феномена «безличности» дает возможность дифференцировать явления разного уровня: имперсональность, включающую сложившийся в русском языке лексико-грамма-тический разряд слов, средства обозначения субъекта предикации и предиката, особую
группу глаголов, традиционно именуемых безличными, при которых отсутствует грамматический субъект и формальной приметой которых является окончание 3-го л. ед. числа, а в прошедшем времени — форма среднего рода; и ин-персональность — понятие более широкое, функционально - семантическую категорию (далее — ФСК), структура которой (неоднородная, подвижная, проницаемая) формируется как результат значительных изменений в системе форм русского глагола и расширения позиций словоформ, способных выражать отношение между действием и субъектом действия, не имеющим статуса подлежащего (то есть инфинитива и безличных глаголов).
Собранные и проанализированные нами языковые факты позволяют выявить данную закономерность на различном материале по памятникам древнерусской и старорусской письменности. Так, сопоставление погодных записей в летописных сводах разных эпох дает основания говорить не только о расширении употребительности инфинитива, но и о развитии его свойств как ядерного средства рассматриваемой категории.
Например, в Новгородской I летописи старшего и младшего изводов, Новгородской IV летописи, Новгородской Карамзинской летописи21 под 6890 годом рассказывается о нашествии царя Тахтамыша на Русь, его походе на Москву и в другие земли, взятии и разграблении городов, гибели жителей. В кратком описании данного события, представленном в Новгородской I летописи, инфинитив не зафиксирован (Н1Л, л. 227— 227 об.), в двух других летописных источниках наблюдается более пятидесяти случаев использования словоформ инфинитива. Приведем несколько фрагментов. Повествуя о предательстве князя Олега Рязанского, который пошел на сговор с Тахтамышем, летописец сообщает: И ина н'ккаа словеса изнесе [Олег] о томъ, како пл’Ьнити землю Рускую, како бес труда взяти камень град Москва, како поб'кди-ти и издобыти князя Дмитриа (КЛ, л. 370 об. — 371; см. об этом же: НГУЛ, л. 223 об.) и др. В описании города Москвы после разгрома также встречаются инфинитивные конструкции: Несть позвонениа в ко-локолы...; не слышати в церкви гласа поюща (КЛ, л. 376; см. об этом же: Н1УЛ, л. 230) и др. Говоря о том, какое впечатление произвела разоренная Москва на русских князей Дмитрия и Владимира, которые с своими бо-яры въехаста в свою очину, автор очень эмо-
ционально замечает: И вид'киш град взят, пл’кненъ, и огнемь пожженъ... и о семь сжали-ся з'кло, яко и расплакатися има съ слезами (КЛ, л. 377; см. об этом же: НГУЛ, л. 231). Летописи свидетельствуют, что жители самоотверженно защищались, напрягая стрелы самострельные на врага, и смертью некоторых из своих подданных царь Тахтамыш был сильно опечален: Се же быть велика язва всЬмъ татаромъ, яко и самому царю стужи-ти о семь, сим же тако бывающим (КЛ, л. 373—373 об.; см. об этом же: Н1УЛ, л. 226 об.) и др. В приведенных контекстах обращает на себя внимание то, что употребление независимого инфинитива связано с осложнением высказываний различными субъективно-модальными значениями при выражении отнесенности действия (состояния, отношения) к лицу — субъекту, носителю предикативного признака: возможности, невозможности, непроизвольности, вынужденности. При этом особенностью используемых конструкций является то, что они выступают как одно из средств опосредствованного отражения действительного, реального мира, который, в свою очередь, противопоставлен представлению о нем в аспекте потенциально возможного или невозможного действия (состояния, отношения) для лица-субъекта, вынужденного или непроизвольного состояния, определяемого волей субъекта или независимого от него. Глаголы проявления эмоционального состояния стужити, пребывания в эмоциональном состоянии расплакатися (съ слезами) своей лексической семантикой указывают на выражение душевного переживания, чувств, неконтролируемых субъектом и характеризуемых целой гаммой оттенков22:
сътЬжити (как «жалеть, сожалеть о чем-либо») используется в контексте со значением непреднамеренности проявления состояния; расплакатися («залиться слезами») представляет состояние как результат постепенного и непроизвольного нарастания интенсивности эмоций, что подчеркивается не только пре-фиксально-постфиксальными словообразовательными элементами (рас-...-ся), но и тавтологическим сочетанием {расплакатисл) съ слезами, где компонент съ слезами играет роль обстоятельства образа действия, которое уточняет характер действия, названного глаголом. Даже в тех приведенных примерах, где используемые глагольные лексемы в форме инфинитива обозначают активное воздействие на объект, социальные отношения, влияние с целью приобщения объекта, разрушения
Опл’книти, взяти, поб’кдити, издобыти), значение потенциальности как отсутствия действительного контроля над событиями имплицитно представлено в контексте.
Эта специфика инфинитива, способного выражать отнесенность к любому субъекту — говорящему, собеседнику, «третьим лицам», обозначать действие (состояние) не-лица, являться «независимой» (по выражению А.А. Шахматова) единицей мысли, сочетающей в своей семантике субъект мысли, каковым является глагольный признак, дополнительное и зависимое представление о производителе признака с предикатом, каковым является представление о бытии, существовании, наличности, обусловливает, видимо, увеличение случаев обозначения инфинитивом обобщенного действия.
Например, в анализируемом летописном фрагменте при сопоставлении разных сводов обнаруживаются разночтения, связанные с заменой личных форм глагола независимым инфинитивом, приобретающим в старорусском языке все более широкие возможности выступать в функции различных времен и наклонений. Так, в Новгородской IV летописи, которая определяется как памятник первой половины XV века, при описании бесчинств татар и гибели горожан во время вторжения Тахтамыша читаем: Везд’к крикъ и въпль великъ страшен бывааше, яко не слыша другъ друга въпиюща (НГУЛ, л. 227 об.). В тексте Новгородской Карамзинской летописи, список которой датируется концом XV — началом XVI века, вместо личного глагола (не слыша) организующим центром придаточного предложения, вводимого союзом яко, выступает инфинитив: Везд’к же крикъ и вопль великъ страшенъ бываше, яко не слы-шати друг друга въпиюща (КЛ, л. 374 об.). Экспрессивно-модальное значение объективной невозможности осуществления действия, названного глаголом восприятия слышати, сопряжено с выражением признака, отнесенного к любому лицу — участнику события. Обусловленность действия внешними причинами способствует усилению обобщенного смысла высказывания.
Анализируемый материал дает основания говорить о динамике процесса формирования ядерной сферы ФСК ин-персонально-сти русского глагола и о таких закономерностях развития свойств инфинитива, которые могут быть связаны с постепенным расширением его функционально-семантического пространства в русском языке.
Обращение к трудам В.И. Борковского, ценным и многоаспектным наблюдениям позволяет нам при трактовке отдельных примеров ориентироваться на выявление тонких нюансов в употреблении языковых средств. Корректность лингвистического прочтения и образцовость описания древних текстов, представленные в научном наследии академика, продолжают служить ориентиром для нового поколения ученых и являются свидетельством того, как доскональное знание предмета исследования позволяет вместо разрозненных и часто, казалось бы, несогласованных явлений составить целостную картину путей развития русского языка во всем его многообразии, соотнести приемы использования языковых средств с потребностями личности, познающей и оценивающей окружающий ее мир.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Филин Ф.П. Виктор Иванович Борковский (К восьмидесятилетию со дня рождения) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1980. № 1. С. 90.
2 Морозова С.Е., Никитин О.В. Жизнь и труды академика В.И. Борковского (К 100-летию со дня рождения) // Русский язык в школе. 2000. № 1. С. 93—98; см. также: Борковский В.И. Изменения в структуре простого предложения в восточнославянских языках (XI—XVII вв.) // Славянское языкознание. VI Международный съезд славистов (Прага, август, 1968 г.): Доклады советской делегации. М., 1968. С. 51—52.
3 Борковский В.И. Разработка советскими учеными вопросов исторической грамматики и диалектологии восточнославянских языков (в послевоенные годы). М., 1955; Он же. Итоговое выступление на заключительном заседании Пленума // Вопросы терминологии (Материалы Всесоюзного терминологического совещания). М., 1961. С. 220—223; Он же. Из истории разработки исторического синтаксиса русского языка // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1962. Т. XXI, вып. 1. С. 57—63; и др.
4 Морозова С.Е, Никитин О.В. Указ. соч. С. 97.
5 Филин Ф.П. Указ. соч. С. 90.
6 Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова...». СПб., 1999. С. 5.
7 Борковский В.И. Изменения в структуре простого предложения в восточнославянских языках (XI—XVII вв.). С. 32.
8 Борковский В.И. Синтаксис древнерусских грамот (простое предложение). Львов, 1949; Он же. Из истории разработки исторического синтаксиса русского языка. С. 57—63.
9 Борковский В.И. Разработка советскими учеными вопросов исторической грамматики и диалектологии восточнославянских языков. С. 36, 39; Он же. Задачи и методы сравнительно-исторического синтаксиса восточнославянских языков // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1961. Т. XX, вып. 3. С. 227.
10 См.: Колесов В.В. Историческая фонетика русского языка. М., 1980. С. 206, 208.
11 Бодуэн де Куртенэ И.А. Об общих причинах языковых изменений // Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. I. М., 1963. С. 251.
12 Борковский В.И. Задачи и методы сравнительно-исторического синтаксиса восточнославянских языков. С. 227.
13 Бондарко А.В. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971; Он же. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978; Он же. Функциональная грамматика. Л., 1984; Он же. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка. М., 2002. С. 290.
14 Бондарко А.В. Теория значения... С.309.
15 См. об этом: Лопушанская С. П. Основные тенденции эволюции простых претеритов в древнерусском книжном языке. Казань, 1975; Она же. Компенсаторные процессы в истории русского глагола // Академик Олег Николаевич Трубачев: Слово о замечательном волгоградце. Волгоград, 2003. С. 86-88.
16 См.: Тупикова H.A. Формирование категории ин-персональности русского глагола. Волгоград, 1998.
17 Там же. С. 51.
18 Борковский В.И. Задачи и методы сравнительно-исторического синтаксиса восточнославянских языков. С. 223—224, 226.
19 Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков. Типы простого предложения/ Под ред. В.И. Борковского. М., 1968.
С. 159—170; Борковский В.И. Синтаксис сказок. М., 1981. С. 35.
20 Борковский В.И. Безличные предложения // Он же. Синтаксис древнерусских грамот (простое предложение). С. 57.
21 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. Т. III. М., 2000 (= НІЛ); Новгородская четвертая летопись //Там же. Т. IV, ч. 1. М., 2000 (= HIVJI); Новгородская Карамзинская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 42. СПб., 2002 (= КЛ).
22 См.: Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Репринт, изд. Т. III, ч. 1. М., 1989.
С. 54; Там же. Т. III, ч. 1. С. 79; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. Т. 2. 3-є изд., стереотип. М., 1999. С. 269; Русская грамматика: В 2 т. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. Т. I. М., 1982. С. 388.
