E. В. Душинина. Об искусствоведческих истоках названия романа Г. Джеймса «Послы»
2. Там же. С. 556.
3. Ницше, Ф. Ecce Homo [Текст] | Фридрих Ницше II Ницше Ф. Соч.: в 2 т. | пер. с нем.; сост., ред. и авт. примеч. К. А. Свасьян. Т. 2. M.: Mbi^^ 1990. С. 726.
4. См. литературу о Великой богине: Грейвс, P. Белая богиня. Историческая грамматика поэтической мифологии [Текст] I P. Грейвс; пер. с англ. Л. Володарской. M.: Прогресс-Традиция, 1999. 592 с.; Элиа-де, M.. Избр. соч.: Очерки сравнительного религиоведения [Текст] | Mирчa Элиаде; пер. с англ.; [предисл. Ж. Дюмезиль]. M.: Ладомир, 1999. 488 с.; Neumann, E. The Great Mother. An analysis of the archetype [Text] | E. Neumann. 2 ed. N. Y., 1963. 432 р.
5. Танист (кельт.) - «заместитель», который становится жертвой в ритуальном жертвоприношении.
6. Так называли ее кельты. См.: Грейвс, P. Указ. соч. С. 19.
7. Ср. мифы о Тиресии или Актеоне, подсмотревших наготу богини.
8. Wilde, O. The works of Oscar Wilde [Text] I Oscar Wilde. Leicester, Abbeydale Press, 2000. 840 p.
9. Из «вампиризма» Саломеи Уайльда вырастет целое поколение героинь модерна на полотнах Г. Клим-та, Л. Бакста, К. Сомова, В. Серова, П. Боннара, Я. Торопа, Э. Шиле, Ф. Ходлера, А. Mухи и др.
10. См.: Уайльд, О. Письма [Текст] | Оскар Уайльд; пер. с англ. В. В. Воронина и др. M.: Изд. «Аграф», 1997. С. 107.
11. Это движение складывалось под влиянием оксфордских «Лекций об искусстве» публициста и искусствоведа Джона Рескина, поэзии и живописи художников-прерафаэлитов (Данте Габриэль Россетти, Джон Эверет Mиллеc, Уильям Холмен Хант и др.), искусствоведческих и литературных работ Уолтера Пейтера, историка и теоретика английского искусства, художника Джеймса Уистлера и театрального реформатора и режиссера Генри Ирвинга.
12. Бесполость не как отражение божественной андрогинности, а как отсутствие природной основы.
13. Ирония, освобождающая художника, при этом уничтожающая его идеи и его личность, не раз становилась предметом споров романтической философии.
14. См.: «Алая пастораль» или оформление серии «Библиотека Пьеро» || Бердслей О. Шедевры графики [Изоматериал, текст] I Обри Бердслей; сост. и примеч. И. Пименовой. M.: Эксмо, 2005. 216 с. (Шедевры графики).
15. Образ 30-го канона «Надгробных песнопений» Ефрема Сирина. См: Сирин, E. Плач умирающего отца семейства [Электронный ресурс] I Преподобный Ефрем Сирин Творения. Т. 2. Режим доступа: http:|| lib.eparhia-saratov.ru|books| 06e|efrem|sirin2| contents.html
16. Среди британских «реформаторов» мифологии модерна мы могли бы назвать Гордона Крэйга, знаменитого английского режиссера, Артура Саймон-са, «коммивояжера бомонда» и редактора журнала «Савой», близкого Уайльду драматурга, язвительного и остроумного Джоржа Бернарда Шоу и еще одного ирландца, Уильяма Батлера Йейтса, весьма серьезного в своем желании иронического переворачивания основ.
17. Ницше, Ф. Веселая наука [Текст] | Фридрих Ницше II Ницше Ф. Соч.: в 2 т. Т. 1. С. 708.
E. В. Душинина
ОБ ИСКУССТВОВЕДЧЕСКИХ ИСТОКАХ НАЗВАНИЯ РОМАНА Г. ДЖЕЙМСА «ПОСЛЫ»
Искусствоведческий контекст названия романа Г. Джеймса «Послы» может быть представлен двумя картинами: «Портрет Жана де Дентевиля и Жоржа де Сельва» Г. Гольбейна-младшего и «Концерт в кафе "Амбассадор"» Э. Дега.
The art context of the title of Henry James's novel "The Ambassadors" is provided by two paintings: "The Ambassadors" by H. Holbein and "Le Café a les Les Ambassadeurs" by E. Degas.
Париж для Генри Джеймса, как и для многих его соотечественников, был особым городом, окруженным ореолом эстетических ассоциаций, пропитанным атмосферой искусства, которой так не хватало его «провинциальной» родине. Видимо, не случайно, именно Париж стал местом действия романа «Послы» (The Ambassadors, 1903), который Г. Джеймс считал самым удачным воплощением своих литературно-теоретических воззрений и в котором он виртуозно соединил две магистральные темы своего творчества: тему диалога культур &арого и Нового Cвета и тему искусства.
Основывая художественный мир на точке зрения пятидесятилетнего американца, журналиста и редактора Ламберта фрезера, писатель главным импульсом развития сюжета делает процесс переоценки героем своей жизни на фоне открывшихся перед ним в Европе новых горизонтов самопознания, связанного, во многом, с воздействием искусства. Внешне сюжет романа сводится к истории неудачной миссии фрезера, который прибывает во Францию с поручением вернуть в лоно родного американского городка, провинциального Вуллета, Чада Ньюсома, предположительно попавшего в сети некой европейской соблазнительницы. Как всегда у Джеймса, «драма сознания» персонажа ("the drama of consciousness") по значимости затмевает событийную канву романа, который отражает внутренние, психологические изменения, происходящие со фрезером. Надышавшись воздухом весеннего Парижа, насыщенного историческими и культурными ассоциациями, фрезер приходит к выводу, что весь ход его прежней жизни в Америке уводил его в сторону от подлинного существования, смысл которого открылся ему лишь в Европе. Таким образом, результатом миссии &резе-ра в Европе становится не возвращение Чада, а новый взгляд на жизнь, который сформировался у фрезера в Европе. Это можно определить как
© Душинина Е. В., 2008
осознание безнадежной потери жизни. Тема упущенной жизни, столь характерная для литературы рубежа XIX-XX вв., в романе «Послы» приобретает, по наблюдению О. Ю. Анцыферовой, «явный культурологический аспект, ибо полнота существования, открывшаяся герою в Париже, объясняется прежде всего тем, что жизнь в Европе, как это остро ощущает Стрезер, словно бы имеет некое дополнительное измерение, связанное с ее долгой историей и богатой и непрерывной культурной традицией» [1].
Поэтому текст Джеймса, богатый искусствоведческими аллюзиями и отсылками к визуальным искусствам, побуждает исследователя искать параллели между художественным строем романа и произведениями живописи. Живописными источниками для названия романа, на наш взгляд, могли послужить два живописных полотна: «Портрет Жана де Дентевиля и Жоржа де Сель-ва» («Послы», 1533) Г. Гольбейна-младшего и «Концерт в кафе "Амбассадор"» (1875) Эдгара Дега. Мы постараемся показать, что это совпадение названий отнюдь не случайно.
Из истории создания и публикации романа, сохраненной для нас благодаря переписке Джеймса с литературным агентом Дж. Пинкером и записным книжкам писателя, мы знаем, что роман «Послы» долгое время оставался без названия и фигурировал в заявке, посланной в издательство «Харперс», просто как «Заявка на роман Генри Джеймса» ("Project of Novel by Henry James") [2]. Название «Послы» впервые появляется в письме Дж. Пинкеру в 1901 г., когда роман уже был закончен. Итак, Джеймс работал над романом, не зная, как он его назовет, что само по себе исключительный факт его творческого процесса. Однако, как верно замечает американская исследовательница творчества Джеймса А. Тинт-нер, гораздо интереснее было бы определить те импульсы, которые повлияли на окончательный выбор заглавия романа.
По ее предположению, представляющемуся нам вполне обоснованным, таким импульсом могла стать новая атрибуция знаменитой картины Г. Гольбейна-младшего [3]. Эта картина была куплена Национальной Галереей в 1890 г. и долгое время считалась двойным портретом английского поэта сэра Томаса Уайетта и его друга антиквара Джона Лиланда. Спустя десять лет после покупки, как раз когда Джеймс размышлял над заглавием для своего нового романа в 1900 г., полотно Гольбейна получило новую трактовку благодаря усилиям искусствоведа Мэри Хервей [4]. Она доказала, что на полотне Голь-бейна изображены не англичане, а французский посол при дворе Генриха XVIII сэр Жан де Ден-тевиль и его друг Жорж де Сельв, епископ Ла-вуа. Два молодых человека изображены в окру-
жении навигационных и астрономических приборов, которые в сочетании с вещами, лежащими на этажерке (музыкальные инструменты, глобус, книги), призваны были продемонстрировать иностранцам лучшее, что имелось во Франции начала XVI в. Благодаря открытию М. Хервей, картина Гольбейна стала называться «Двойной портрет Жана де Дентевиля и Жоржа де Сельва (или «Французские послы», 1533). Эта метаморфоза, полагает А. Тинтнер, могла привлечь внимание Г. Джеймса к данному искусствоведческому событию и к книге Хервей «"Послы" Гольбейна: картина и люди». Даже если Джеймс не был знаком с самой книгой, то слухи об «искусствоведческой сенсации» не могли не дойти до него, как до человека, живо интересовавшегося искусством [5]. Добавим: сам факт трансформации картины Гольбейна из артефакта английской культуры в запечатленное послание одной культуры другой созвучен размышлениям Джеймса о взаимодействии культур.
Косвенным подтверждением гипотезы А. Тинтнер является и то, что «Послы» не были первым произведением Джеймса, содержащим аллюзию на Гольбейна. Незадолго до начала работы над романом Джеймс закончил повесть «Бель-дональд Гольбейн» (The Beldonald Holbein, 1901), образ героини которой навеян «Портретом леди Баттс» (1541) Гольбейна. Выбор гольбейновской дамы в качестве прототипа для героини повести был не случаен: Джеймс считал Гольбейна одним из лучших портретистов, ставя его в один ряд с Рубенсом [6].
Размышляя над тематическим сходством романа Джеймса «Послы» и «Французских послов» Гольбейна, А. Тинтнер выявляет в них два сквозных мотива, которые она обозначает латинскими фразами «memento mori» («помни о смерти») и «carpe diem» («живи настоящим»).
Наглядную реализацию этих тем на полотне Гольбейна можно выявить, изучив его иконографию. Эта картина интересна не только фигурами послов, но и натюрмортом в центральной части. С реалистически выписанными деталями контрастно сопоставлен странный предмет на переднем плане. «Он формирует символический ряд этого произведения, оказываясь - при детальном рассмотрении - искаженным в перспективе человеческим черепом» [7]. Действительно, Ден-тевиль окружен предметами, символизирующими смерть: это не только искаженный череп, но и распятие в верхнем левом углу картины и ряд других. В романе Джеймса тема смерти заявлена не так прямолинейно. Его больше интересует скрытый драматизм будничного существования или трагизм прозрения. Поэтому тема конечности существования у Джеймса чаще всего преобразуется в тему упущенного времени. Это стано-
Е. В. Душинина. Об искусствоведческих истоках названия романа Г. Джеймса «Послы»
вится главной темой романа, которая находит афористическое выражение в совете Стрезера Крошке Билхему: «Послушайте меня: не упускайте времени, пока оно ваше. [...] Делайте все, чего просит душа, не повторяйте моих ошибок. Потому что моя жизнь была ошибкой. Живите!» [8]
Итак, художественный мир Гольбейна демонстрирует достижения французской науки и искусства эпохи Ренессанса, представленные посланниками Франции при английском дворе, в сочетании с ренессансным напоминанием о скоротечности жизни, которое прочитывалось в то время как призыв радоваться ей здесь, в этом мире. Микрокосм же романа Джеймса, Париж fin-de-siècle, пронизан атмосферой, в которой восхищение Стрезера французской культурой омрачается напоминаниями о быстротечности времени и неизбежности конца.
Внутренняя эволюция Стрезера, его путь самопознания и переоценки прожитой жизни воспроизводится Джеймсом в тонко нюансированной манере. Это дает исследователям основания называть роман «Послы» импрессионистическим [9]. На наш взгляд, сведение эстетики Джеймса к литературному импрессионизму несколько редуцирует представление о богатстве его творческой манеры. Однако типологическое сближение его прозы с произведениями художников-импрессионистов может оказаться весьма плодотворным в плане прояснения ряда специфических особенностей поэтики Джеймса.
Типология названий приводит нас к сопоставлению романа «Послы» с творчеством французского импрессиониста Эдгара Дега (1834— 1917). По наблюдению литературоведа Дж. Э. Смита III, кисти Дега принадлежат, по крайней мере, две картины под названием «Les Ambassadeurs» (полностью - «Le Café-Concert a Les Ambassadeurs», 1875-1877 и «A Les Ambassadeurs: Mademoiselle Becat», 1885) [10]. Обе они были написаны как раз в то время, когда Джеймс жил в Париже. Конечно, это не является свидетельством того, что Джеймс обязательно видел картины в это время. Однако знакомство с ними вполне могло произойти в течение последующих двадцати лет, во время одной из парижских поездок Джеймса или на одной из выставок французских художников в Лондоне. В любом случае, тематическое и типологическое сходство этих картин и романа Джеймса поразительно. Остановимся более подробно на картине «Концерт в кафе "Амбассадор"».
Когда Джеймс работал над романом «Послы», кафе «Амбассадор» было средоточием ночной жизни Парижа, любимым местом времяпрепровождения иностранцев. Об этом свидетельствует, в частности, путеводитель Бедеккера за
1901 г., на который ссылается Дж. Смит III. По мнению исследователя, ракурс, в котором Дега изобразил своих персонажей, предполагает точку зрения стороннего наблюдателя, не завсегдатая кафе. По наблюдению искусствоведа Р. Мак-Муллена, избранная Дега точка наблюдения пространственно принадлежит человеку на галерке, откуда сторонний посетитель словно бы обозревает сцену и публику в кафе [11]. Подобно героям Джеймса, наблюдатель Дега явно впервые в Париже. Его взгляд на парижскую жанровую сценку - это взгляд отстраненный, сочетающий некую настороженность и возбуждение в ожидании приключения. Благодаря этому приему парижская сценка приобретает для зрителя свежие очертания.
Певица, выступающая на сцене, привлекает внимание наблюдателя, однако не она является композиционным центром картины. В поле зрения попадают публика и оркестр, которые воспринимают певицу вполне индифферентно. Дега запечатлел их в момент, когда их позы и выражения лиц выражают наибольшую степень отрешенности. Женщины разговаривают с соседями и поминутно оглядываются в поисках знакомых; оркестранты играют с равнодушными лицами. Их космополитическая сущность характеризует не только эту сцену, но и всю французскую столицу.
Очевидно, что Стрезер имеет много общего с наблюдателем Дега. Поток новых впечатлений обрушивается на неискушенного американца. С одной стороны, он не способен отбросить предрассудки о развращающем влиянии Парижа, с другой - герой очарован всем, что видит во французской столице. Стрезер остается скован рамками своего субъективного видения, не в силах приобщиться к окружающему. Точно так же и Дега держит нас на расстоянии от мира кафе «Амбассадор», недоступного нашему пониманию именно в силу предлагаемой нам точки наблюдения «извне». Одиночество, испытываемое в Париже иностранцами, стало тем общим настроением, которое объединяет картину Дега и роман Джеймса, перекличка в названиях которых представляется нам не случайным совпадением.
Таким образом, тематическое и типологическое сходство дает основание считать картины Г. Гольбейна и Э. Дега возможным искусствоведческим контекстом заголовка романа Г. Джеймса. Это позволяет видеть в прозе Г. Джеймса элементы интермедиальности, а в художественных экспериментах Джеймса находить тенденции к синтезу искусств, характерные для fin-de-siècle.
Примечания
1. Анциферова, О. Ю. Литературная саморефле-кия и творчество Генри Джеймса [Текст] / О. Ю. Ан-цыферова. Иваново, 2004. С. 269.
2. См.: Henry James Letters [Text] / ed. by L. Edel: in 4 v. Cambridge, Mass. 1974-1984. V. 4. P. 194; The Complete Notebooks of Henry James [Text] / Ed. L. Edel, L. H. Powers. N.Y., 1987. P. 541.
3. Tintner, A. R. Henry James and the Lust of the Eyes [Text] / A. R. Tintner. Louisiana UP, 1993. P. 89.
4. Hervey, M. F. S. Holbein's Ambassadors: The Picture and the Men [Text] / M. F. S. Hervey. L., 1900.
5. Tintner, A. R. Op. cit. P. 88.
6. James, H. The Painter's Eye [Text] / H. James. Madison, 1989. P. 119.
7. Ганс Гольбейн. Послы, 1533. Национальная Галерея, Лондон [Electronic resource] // Энциклопедия искусства. Режим доступа: http://www.artprojekt.ru/ Gallery/Holbein/Ho101.html
8. Джеймс, Г. Послы [Текст] / Г. Джеймс; пер. М. А. Шерешевской. М., 2000. С. 115.
9. Winner, V. H. Henry James and the Visual Arts [Text] / V. H. Winner. Charlottesville, 1970. P. 77; Anderson, Ch. R. Person, Place and Thing in Henry James's Novels [Text] / Ch. R. Anderson. Durham, 1977. P. 239, et al.
10. Smith, G. E., III. James, Degas, and the Modern View [Electronic resource] / G. E. Smith III // NOVEL: A Forum on Fiction. V. 21. № 1 (Autumn, 1987). P. 5672. Режим доступа: http://www.jstor.org
11. McMullen, R. Degas. His Life and Work [Text] / R. McMullen. Boston, 1984. P. 317.
В. H. Забалуеб ОТ МАСКИ К МАСКЕ
В данной работе идет речь об истоках и развитии жанра пьесы-маски в Англии XVI-XVII вв.
This article deals with the origins of the court masque in 16th and 17th centuries in England.
Английская пьеса-маска XVI-XVII вв. - одно из интереснейших явлений в истории мировой драматургии. Музыка, танец, пение сочетаются в нем с литературным текстом. Однако такую форму маска приобрела не сразу.
Первой маской, написанной в Англии, была «Леди мая» (The Lady of May, 1578) Ф. Сидни (Sir Philip Sidney, 1554-1586). А маской, подводившей итоги этому жанру и вместе с тем целому периоду английской истории - от Елизаветы I до Карла I, стал «Комос» (Comus, 1634) Дж. Милтона (John Milton, 1608-1674).
Маска - это жанр, имеющий свой канон. Однако он сложился только в правление Иакова I (1603-1625). Его становление связано с именем поэта и драматурга Б. Джонсона (Jonson, 15721637). В окончательном варианте маска была пьесой на аллегорический сюжет. Она состояла из двух частей: антимаски и следовавшей за ней маски. Во время представления актеры пели и
© Забалуев В. Н., 2008
танцевали, роскошные декорации сверкали всем своим великолепием. А в финале они обращались к зрителям с просьбой присоединиться к ним. На царствование Иакова пришелся золотой век маски. Традиция представлений в этом жанре оборвалась в 1642 г., когда пуритане закрыли все театры в Лондоне.
Маски принимали самые разнообразные формы. Прежде всего они были придворными развлечениями и только потом - литературными произведениями. В маске всё подчеркнуто нереально, нет никаких примет реального мира. Все здесь служит тому, чтобы как можно полнее выразить идеалы придворной аудитории. На маску, в частности, повлияла традиция рыцарских турниров.
С течением времени турниры перестали быть сражениями, они приняли аллегорический характер. Дамам давали такие имена, как, например, Истина, а рыцарям - Сила. Рыцарь, одержавший победу в состязании, получал в награду право танцевать с той дамой, которую он сам себе выберет. Им возносили почести. В свою очередь, они обращались с речью к вельможе, в честь которого давался турнир. Все участники турнира надевали по этому случаю свою лучшую одежду. Затем все они участвовали в коротком дидактическом представлении. После того, как рыцари выбирали себе дам, они танцевали с ними. Танец, естественно, сопровождался музыкой. Все представление вращалось вокруг самого значительного его участника, и именно к нему обращались с высшей похвалой. Наконец, танцоры предлагали зрителям принять участие в танцах. Заключительный танец подчеркивал важность и уникальность всего происходящего. Не было никого, кто не принимал бы в нем участия, так как все участники и зрители турнира относились к числу придворных. Каждый из придворных, в свою очередь, был связан узами верности с тем, кто был влиятельнее всех. В центре такого представления находилось какое-то событие из жизни вельможи или монарха, например его торжественная встреча, день рождения принца или свадьба принцессы [1].
На маски повлияла также и традиция религиозных представлений - мистерий. Они устраивались по случаю больших религиозных праздников - дней прославления святых. Из-за запрета на театральные представления в храмах мистерии разыгрывались на улице. Несмотря на то, что мистерии давались под открытым небом, они сопровождались впечатляющими спецэффектами: фейерверки, спускающиеся с небес ангелы и т. д. В мистериях воссоздавалась вся история человечества, Библия представала в них в виде цикла из 40-50 пьес. В мистериях были заняты сотни актеров. Они играли на подвижной сцене, назы-