CC BY
15
Р.З. Мурясов
ОБ АКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМАХ КОНТРАСТИВНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В МНОГОЯЗЫЧНОМ РЕГИОНЕ
В современном обществе можно проследить такую закономерность: чем большим количеством языков владеет человек, тем сильнее его стремление к познанию культуры и истории носителей этих языков. Это, в свою очередь, обусловлено двумя неразделимыми факторами: во-первых, язык является основной составляющей компонентой культуры, во-вторых, язык — это механизм фиксации, сохранения и репрезентации самой культуры. Именно поэтому при изучении культур других народов язык занимает центральное положение.
Понятие полилингвизма, обусловленного полиэтническим характером населения, качественно и количественно обогащается благодаря изучению иностранных языков, номенклатура которых отражает евразийское геополитическое положение региона. Наиболее распространенными являются европейские (английский, немецкий и французский) языки. В последние годы наблюдается активное проникновение в систему образования восточных языков (турецкого, арабского, китайского).
Многоязычие в регионе имеет существенные последствия для развития лингвистической науки, в особенности типологической и контрастивной (сопоставительной) лингвистики. С начала 90-х годов XX в. значительно повысился интерес к сопоставительному изучению генетически неродственных языков, в частности, тюркских с европейскими (английским, немецким и французским), что обусловлено двумя причинами: I) стремлением к выявлению универсальных свойств языков мира, что представляет интерес для теории языка в целом и 2) потребностями методики преподавания иностранных языков в национальной (в данном случае тюркоязычной — башкирской и татарской) аудитории. Если исто-
рия сопоставительного изучения тюркских языков с русским охватывает многие десятилетия (с 30-х годов XX в.), то контрастивное исследование тюркских языков с европейскими языками на серьезном научном уровне только начинается. Большой вклад в данное научное направление вносят диссертационные исследования, предметом которых являются контрастивные исследования башкирского, татарского и ряда европейских языков. Так, на диссертационном совете по сопоставительной лингвистике при Башкирском государственном университете защищено по данной тематике около 60 кандидатских диссертаций. Первые результаты подобного рода исследований вышеназванных языковых систем свидетельствуют о поразительных сходствах отдельных фрагментов языковых мозаик. Американский лингвист Э. Сэпир еще в 30-е годы XX в. писал, что интересная параллель может быть проведена по структурным линиям между языками такелма и греческим, т.е. такими языками, которые географически столь не связаны, как только могут быть наудачу взятые языки [I]. Например, категория времени в башкирском языке обнаруживает удивительные сходства с системой времен классических (латинского и греческого) и современных европейских языков, чем с временными формами русского языка. Категория времени в русском языке на грамматическом уровне представлена тремя формами, в английском и немецком языках — 6, во французском языке — II и башкирском языке — 10. В башкирском, романских и германских языках особенно глубоко «эшелонирован» концепт прошедшего, а именно помимо обычной формы прошедшего времени в них представлены формы предпрошедшего (ср. англ. Past Perfect, нем. Plusquamperfekt, фр. plus-que-parfait и passé anterieur и башк. пред-
Мурясов Рахим Закиевич, доктор филологических наук, профессор, декан факультета романо-германской филологии БашГУ
© Мурясов Р.З., 2009
прошедшее определенное / предпрошедшее неопределенное). В отличие от других языков глаголы башкирского и французского имеют двойную ступень концепта предпрошедшего: башк. давнопрошедшее определенное / давнопрошедшее неопределенное, фр. passé surcomposé (сверхсложное прошедшее). Вйдение времени через сетку грамматических форм разными языками существенно отличается. Многоступенчатость концепта прошлого максимально сходна в башкирском и французском языках. Приведенная структура членения концепта времени в вышеуказанных языках служит блестящим подтверждением положения В. фон Гумбольдта о том, что каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг, и изучение иностранного языка можно было бы поэтому уподобить приобретению новой точки зрения в прежнем миропонимании.
Лексические системы языков располагают в изобилии национально специфичными, т.е. иди-оэтническими явлениями, свойственными одному языку и трудно передаваемыми в другом. Например, в словарном составе немецкого языка представлено слово для обозначения лица, регулярно пользующегося транспортом для поездки на работу и с работы (обычно о живущих далеко от места работы, напр., за городом), нем. Pendler “jmd., der ausserhalb seines Wohnortes arbeitet oder eine Ausbildung erhält und täglich von seinem Wohn,— zum Arbeitsort und zurü ck fä hrt (Klappenbach/Steinitz) [2]. Аналогичное явление имеет место во французском языке, ср.: navetteur “personne qui fait régulièrement la navett par un moyen de transport collectif, entre son domicile et son lieu de travail” [3]; ср. также в английском языке: commuter «житель пригорода, работающий в городе и ежедневно ездящий на работу поездом, автобусом и т.п.» [4]. В современных двуязычных словарях предпринимаются неудачные попытки перевода такого рода слов на русский язык. Например, в Новом англо-русском словаре под редакцией академика Ю.Д. Апресяна дается перевод слова commuter как «загородник», в других словарях как «дачник» и т.д.
Наличие какого-либо слова для обозначения определенного предмета или явления в одном языке и его отсутствие в другом стимулирует лингвотворчество носителей языка, в результате чего в каждом языке наблюдаем относительно
большой процент новообразований и заимствованной лексики. В словарях современных тюркских языков зафиксирован большой пласт заимствований из русского языка. Например, заимствования из западноевропейских языков проникают в лексикон башкирского языка через русский язык, что обусловлено геополитическим положением России и ее национальных регионов.
Таким образом, взаимодействие этносов сопровождается одновременно взаимодействием и взаимообогащением их языков.
Межъязыковая асимметрия также является универсалией sui generis. Другими словами, нет двух языков, которые обнаруживали бы полное тождество, как в плане выражения, так и в плане содержания. Ярким подтверждением данного тезиса является асимметрия одноименных категорий или даже одноименных граммем, участвующих в структурации таких категорий. Так, перфектные формы в английском, немецком и французском языках наряду с функционально сходными чертами обнаруживают также различия, характерные только для данного конкретного языка.
Существенны также межуровневые межъязыковые различия. При сопоставлении германских, романских, славянских и тюркских языков исследователь приходит к неизбежному выводу о том, что одноименные грамматические категории в этих языках не являются одинаково «грамматикализованными». Им присуща разная степень грамматикализации. Например, категория залога глагола максимально грамматикализована в германских и романских языках, менее грамматикализована в русском и тюркских языках. Неравнообъемны они и в плане охвата лексического материала соответствующих языков. Так, в индоевропейских языках оппозицию «актив-пассив» образуют только переходные глаголы, а в тюркских языках, в которых категория залога представлена 5 формами (основной залог, страдательный залог, возвратный залог, взаимно-совместный залог, понудительный залог) [5, с. 242— 263; 6, ч. II: с. 163—184], формы неосновного залога подвержены еще более жестким ограничениям. В связи с этим авторы Татарской грамматики пишут: «Форма страдательного залога наблюдается приблизительно лишь у одной пятой части глаголов, возвратного и взаимно-совместного залога — у одной трети... Наличием всех залоговых форм характеризуется лишь незначи-
тельная часть (о к о л о с т а) [разрядка моя. — P.M.] татарских глаголов» [6, ч. II: с. 162].
Благодаря коммуникативно-типологическому направлению в языкознании открываются новые горизонты в контексте когнитивно-лингвокультурологической научной парадигмы. Идиоэтни-ческая специфика языков особенно рельефно вскрывается при исследовании одноименных лексико-семантических полей, фразеологических сочетаний и пословиц и поговорок.
В современной лингвокогнитологии центральное место занимает изучение концептов и концептосфер, репрезентированных в языковой системе.
Грамматика в отличие от лексики, носящей открытый характер и «более или менее точно отражающий культуру, которую она обслуживает, представляет собой набор констант, который определяет типологический облик, и этнолингвистическую специфику данного конкретного языка» [1, с. 194]. Э. Сепир пишет: «Лингвист никогда не должен впадать в ошибку отождествления языка с его словарем. Формальная техника выполнения этой функции есть сокровенная тайна каждого языка» [1, с. 253]. А. Вежбицкая пишет по этому поводу: «. Грамматика на самом деле составляет концентрированную семантику: она воплощает систему значений, рассматриваемых в данном конкретном языке как о с о б е н н о важ н о е, д е й с т в и т е л ь н о с у щ н о с т-н о н е о б х о д и м о е п р и и н т е р п р е т а-ц и и и к о н ц е п т у а л и з а ц и и д е й с тв и т е л ь н о с т и (разрядка моя. — P.M.) и человеческой жизни в этой действительности» [7, с. 44]; далее: «Каждый язык располагает своей собственной уникальной системой значений, закодированных в грамматике» [8, с. 46].
Грамматические категории частей речи и соответствующие их обозначения (термины) являются основополагающими концептами и концеп-тосферой как для «индивидуального когнитивного пространства», так и «коллективного когнитивного пространства» [9, с. 163]. Концепты и концептосферы, репрезентируемые грамматическими категориями разной степени обобщенности, например, концепты пространства, процессу-альности, и на уровне частей речи и более частные морфологические (грамматические) интерпретации признаков того или иного суперконцепта в грамматических признаках части речи, а именно в ее грамматических категориях, могут
рассматриваться как базовые и наиболее распространенные единицы лингвокогнитологии. Так, описание концепта времени в индоевропейских и тюркских языках трудно себе представить без его семантического ядра, выраженного грамматическими средствами, а также без изучения соотношения временных ступеней (планов) с языковыми функциями в одном или ряде языков. Например, наличие в английском, французском и башкирском языках формы, выражающей повторяющиеся, длительные действия в прошлом (ср. англ. past continuous, фр. imparfait и башк. прошедшее незаконченное) невозможно объяснить какими-либо фактами и ценностями в истории цивилизации этих этносов. При сопоставлении грамматических структур и описании грамматических категорий представляется целесообразным фокусировать свое внимание на исследовании идиоэтнических особенностей (das Sprachspezifiche) каждого из сопоставляемых языков и выявлении их общих свойств.
Чрезвычайно важным при сопоставительном изучении языков представляется положение А. Вежбицкой о том, что «возможность успешной коммуникации между различными культурами напрямую зависит от универсальности базового множества семантических примитивов, из которых каждый язык может создавать практически бесконечное число более или менее «идео-синкретичных» (специфичных для данной культуры) понятий (комбинируя примитивы в различных комбинациях)» [7]. Например, концепт «время» в представлении лингвиста ассоциируется языковыми средствами — грамматическими, лексическими и т.п. Однако для носителей германских языков и носителей русского языка концепт времени будет иметь с грамматической точки зрения разные конфигурации, не только потому, что каждый язык структурирует время неодинаковым количеством грамматических форм, но и потому, что семантика этих форм неоднородна в том смысле, что формы одного языка выражают только временное значение (настоящее, будущее или прошедшее), т.е. отношение между временным отрезком (или между точкой осуществления действия и моментом речи), в разных языках на временные значения наслаиваются модальные семантические признаки, темпоральные значения форм осложнены таксисными значениями (предшествования, одновременности, следования) и (или) значениями эвиденциально-
сти / неэвиденциальности и т.п. Разное количество временных форм в разных языках и различные комбинации семантических признаков в плане содержания каждой из форм и образуют иди-оэтническую специфику категории времени.
Чем больше языков знает человек, тем большим спектром лингвистических ассоциаций отягощено его сознание. Полилингвизму присущ соблазн отмечать языковые параллели, базирующиеся на сходстве или, наоборот, контрастности техники выражения тех или иных концептов и семантических категорий. Ассоциации сравнения и сопоставления могут носить также идиоэтнический характер и основываться на знании внутрисистемных связей одного, например, родного языка, т.е. сравнению могут быть подвергнуты разные единицы или фрагменты одного конкретного языка.
Сходство явлений плана выражения (формальные совпадения каких-либо фонемных сегментов или комплексов, или даже слов) не обладает при сопоставлении неродственных языков какой-либо эвристической значимостью (франц. quitter «уходить» и тат. китте «ушел» представляют собой не более чем лингвистический курьез со случайным совпадением фонемного состава). Термин изоморфизм, вопреки своей внутренней форме (ср. морф — то же самое, что форма), относится к плану содержания языка и может быть интерпретирован как принципиальное сходство языковой репрезентации определенного семантического признака или функции, т.е. как гомоморфизм. В таком понимании изоморфизм коррелирует в известной мере с понятием изофункциональности, или гомофункциональности.
При сопоставлении ноэматических пространств (лексико-семантических полей, функционально-семантических категорий и т.п.) можно говорить лишь о частичной изо- или гомофункциональности конкретных языковых средств, что обусловлено принципом двойной асимметрии между фрагментами сопоставляемых внутриязыковой (интралингвальной) асимметрией лингвистического знака и межъязыковой (интерлингвальной) асимметрией. Прямым стимулом к поиску изофункциональных языковых структур служит наличие одноименных категорий в сопоставляемых языках, например, идентичные названия грамматических категорий частей речи и нередко названия членов оппозиций, выявляемых внутри подобного рода категорий. Существенные расхождения выявляются при анализе
семантических признаков, на основе которых противопоставляются члены оппозиции, например, неполное совпадение их функционального потенциала в двух языках, ср. двучленную оппозицию «актив-пассив» в башкирском языке, которой соответствует в немецком языке трехчленная оппозиция «актив-пассив-статив».
Асимметрия удваивается, утраивается при сопоставительном изучении единиц или фрагментов двух и более языков, ибо асимметричный дуализм знака осложняется тем обстоятельством, что «сравниваются какие-то части подчас занимающие в этих системах совсем разные места» (В. Скаличка). При сопоставительном исследовании немецкого конъюнктива и его эквивалентов в башкирском языке выявляется, что в разных временных формах удельный вес темпорального и модального значений неодинаков: в одном случае они сбалансированы, в другом — модальные значения доминируют над темпоральными, в третьем — темпоральные значения полностью подавлены и заменены таксисным значением и т.п.
Не оспаривая положения В. Скалички о том, что при сопоставлении близкородственных языков наблюдается максимальное сходство, как например, при сопоставлении чешского и русского, нежели при сравнении чешского с французским, отметим, что отдельные фрагменты систем сопоставляемых неродственных языков обнаруживают иногда поразительное сходство. В подтверждение данной мысли приведем ряд примеров. Так, глагольная система английского языка отличается от таковой других германских языков наличием, помимо известных именных форм (инфинитива и причастия), герундия, т.е. именной формы, образуемой практически от любого глагола (исключение составляют лишь модальные и вспомогательные глаголы). Аналогичная форма представлена в тюркских языках. В Грамматике башкирского языка известного тюрколога Н.К. Дмитриева выделены две формы инфинитива: инфинитив I (форма на -рга / -ргэ) и инфинитив II (форма на -еу) [10]. Следует подчеркнуть, что обе формы обладают равной степенью «грамматикализованности», т.е. абсолютной регулярностью, при основах всех глаголов. Другой пример из глагольной системы и германских и тюркских языков, демонстрирующий большее функциональное сходство между английским, немецким, французским и башкирским, нежели между русским и вышеперечисленными индоевропейскими языками. Глагольная
система первой группы языков характеризуется наличием в них категории таксиса, выраженной как именными, так и специальными временными формами, между тем в русском языке таксис находит свое выражение лишь в оппозиции деепричастных форм (ср. нем. Инфинитив II, причастие II, плюсквамперфект, футур II и частично перфект, франц. предшествующий инфинитив, предшествующее причастие [II], plus-que-perfait, passé antérieur, passé immédiat dans le passé, futur antérieur, башк. прошедшее незаконченное время, прошедшее определенное время, прошедшее неопределенное время, будущее прошедшее время). Во всех вышеуказанных языках, кроме русского, в грамматическом отношении более дифференцированным оказывается таксис предшествования. Русский язык не располагает личной формой глагола для выражения ни одного из таксисных значений.
Достаточно рельефно представлен в английском, немецком, французском и башкирском языках таксис одновременности и таксис следования во времени, или так называемое относительное будущее. Правда, таксис одновременности представлен в этих языках, кроме английского, значительно слабее, чем другие таксисные значения. Более последовательно оно выражено в прошедшем времени во французском и башкирском языках (франц. imparfait и башк. -а / -э ине) [12].
Значительна роль именных форм глагола в выражении таксисных значений предшествования и одновременности. Все вышеназванные пять языков активно пользуются причастными и деепричастными формами (ср. нем. презентное причастие для выражения одновременности во всех временных планах: Er sagt, sagte, wird sagen lächelnd;
англ. He says, said, will say smiling; фр. gérondif Il parle / Il a parlé a l’homme lisant ce livre, башк. Ул мицэ йылмайып (квлвмкврэп) %арап тора / %арап торор /%арап торзо /%арап тора торгай-ны, русск. Он говорит, говорил, будет говорить, улыбаясь.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сепир Эдвард. Избранные труды по языкознанию и культурологии. — М., 2001.
2. Woerterbuch der deutschen Gegenwartssprache. Herausgegeben von R. Klappenbach und W. Steinitz. — Berlin, 1978.
3. Le Petit Robert. Dictionnaire de la langue française. — Paris, 2004.
4. Новый большой англо-русский словарь. В 3 т.— М.: Русский язык, 2000.
5. Грамматика современного башкирского литературного языка (ГСБЛЯ). — М., 1981.
6. Татарская грамматика (ТГ). В 3 т. Т. II. Морфология. — Казань, 1997.
7. Вежбицкая Анна. Язык. Культура. Познание. — М., 1996.
8. Вежбицкая Анна. Семантические универсалии и описание языков. — М., 1999.
9. Красным В.В. Этнопсихолингвистика и лингво-культурология. — М., 2002.
10. Дмитриев Н.К. Грамматика башкирского языка. — М., 1948.
11. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. — М., 2000.
12. Мурясов Р.З. Некоторые проблемы контрастивной аспектологии // Вопросы языкознания. — 2001. — № 5.
Rakhim Z. Muryasov
TOPICAL PROBLEMS OF CONTRASTIVE-TYPOLOGICAL RESEARCH IN A MULTILINGUAL REGION
Multilinguism so common in the Republic of Bashkortostan is due to the polyethnic composition of its population. It also creates propitious conditions for the multilinguism of individuals. The multilinguism in Bashkortostan has been conducive to the development of linguistics, especially its typological and comparative areas. Since the early 1990s a keen interest has been shown in the comparative studies of genetically related languages. The Bashkir language has been compared with such European languages as English, German and French. Such studies have been motivated by attempts to find universal features common to many languages of the world.
