CC BY
21
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
иром. Михаил
О задачах церковного права:
вступительная лекция по церковному праву в СПБ. Духовной Академии
Опубликовано:
Христианское чтение. 1902. № 12. С. 753-773.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
О задачахъ церковнаго права
(Вступительная лекція по церковному плаву въ Сііб. Дух. Академіи).
Цостроеніѳ церковнаго права. — Опасность юридическаго опредѣленія
церкви.
ВРОСТИТЕ, если эта первая моя бесѣда покажется не достаточно ученой... Это не лекція, а скорѣе рѣчь. Съ смущеніемъ вхожу я на каѳедру. Я чувствую себя 1 маленькимъ, слишкомъ маленькимъ для нея... Особенно f въ виду того, что... нынѣ судъ... Я разумѣю не судъ— надъ моей особой этого, полагаю не слишкомъ строгаго собранія, а судъ—надъ самой наукой, которую я имѣю честь представлять.
Общественное мнѣніе, или тѣ, которые, можетъ быть, самозванно его представляютъ, въ послѣдніе годы настойчиво призываютъ къ отвѣту канонъ и каноническое право и требуетъ у него ни болѣе, де менѣе какъ... отчета въ крови младенцевъ, избгенныхъ между Рамою и Виѳлеемомъ.
Да, я говорю серьезно—это дажене преувеличеніе; обвиняютъ буквально въ .этомъ: въ дѣтоубійствахъ, въ повтореніи «Иродова избіенія». Вамъ конечно болѣе чѣмъ извѣстно, что въ послѣднее время особенно часто раздаются крики, что христіанство не удалось и не удалось оно будто бы главнымъ образомъ въ своей каноникѣ, правѣ, въ дисциплинѣ «Церковное право» говорятъ «перестало быть Христовымъ. Оно узко и замкнуто въ себѣ, оно уклоняется отъ жигни и
обращается въ аисьыя убивающее». Можетъ быть въ канонѣ н есть правда, яо этотъ кавонъ и каноника не хотятъ стать ближе къ людямъ и объяснить имъ правду свою: Но если такъ, то пусть боятся—говорятъ—эти авгуры, т. ѳ. адепты и хранители закона церковнаго, какъ бы имъ не сказали: «вы не хотите оправдать намъ своего канона — правила, опредѣляющаго нашу жизнь,—мы не хотимъ вашего догмата*.
А чаще и нѣтъ правды въ томъ канонѣ, который вы выдаете намъ въ правило жизни. Канонъ умеръ, а канонисты не замѣчаютъ, что оперируетъ надъ трупомъ, и мертвецу, котораго интересуютъ только гробъ и похороны отдаютъ во владычество живую жизнь и живыя души. Зданіе теперешней каноники не право Божественное, не храмъ созданный Духомъ Божіимъ а монашески-человѣческая постройка — на ложномъ и лживомъ фундаментѣ монашескаго пониманія жизни.
«За церковнымъ правомъ виднѣется суровой обликъ монаха съ узкимъ и уединеннымъ міросозерцаніемъ, которое съузило, перестроило по своему плану — царство Божіе, а отсюда и описаніе его въ каноникъ перестало быть описаніемъ царства Божія». И отсюда, далѣе, эти церковные законы о бракѣ, разводѣ, семьѣ и т. д., которые будто бы ведутъ къ дѣтоубійствамъ, содѣйствуютъ умноженію разврата и домовъ... Я не смѣю даже, слѣдуя за г. Розановымъ, докончить его слова... Байнъ, гдѣ братъ твой Авель? Такими страшными сливами заканчиваютъ обвинительный актъ по адресу церкви и церковнаго права. Какъ смотрѣть ва эти обвиненія... Можетъ всѣ они только психопатическіе выкрики фельстописта, которому нужны сильпыя слова и яркія краски. — Конечно, это дѣйствительно такъ въ извѣстной мѣрѣ, но, но истинѣ, можетъ ли каноника съ спокойной совѣстью сказать, что все это только извѣтъ}
Нѣтъ... Когда такіе упреки направляются по адресу церкви и церковнаго права, понимаемаго въ смыслѣ церковнаго законау то они несомнѣнно обнаруживаютъ только каноническое невѣжество обличителя.
Но, если они направлены по адресу каѳедры церковнаго права, каноническаго права, какъ науки, то представители этой науки не смѣютъ съ спокойной совѣстью сказать «мы не виновны >.
Обвиненія противъ церковнаго права, какъ мы видимъ, сводятся къ двумъ пунктамъ...
Канонику прежде всего обвиняютъ въ томъ, что она хочетъ быть жреческой тайной, не хочетъ свою дисциплину поставишь въ камое иибудь соотношеніе съ запросами жизни.
Это обвиненіе, можетъ быть, могутъ спокойно игнорировать ученые, кабинетные канонисты, если они у насъ есть. Наука довлѣетъ оебѣ... и канонистъ можетъ спокойно эту задачу оправдывать канонъ предъ жизнью отдать пастырямъ, такъ сказать канонистамъ практикамъ по преимуществу.
Но представитель науки не въ кабинетѣ, а въ аудиторіи, поставленный предъ лицѳмъ живыхъ слушателей и тѣмъ самымъ почти обязанный и внѣ аудиторіи оглашать каноническую истину не вслухъ только спеціалиста, но всѣхъ хотящихъ слушать?—Думаемъ, что онъ можетъ и обязанъ уже давать отчетъ не только о научной точности, но и о жизненной святости его каноническихъ упованій, потому что для жизни нужна больше всего увѣренность въ святости основъ жизни.
Теперь требуютъ, что бы церковь явила правду свою о землѣ, и семьѣ и государствѣ...
Развѣ въ церкви — нѣтъ* этой правды.?
Правда, конечно, есть... Конечно, церковь вѣритъ, что на землѣ невозможно царство Божіе, но только потому, что люди не могутъ вмѣстить его... Въ идеалѣ, однако, церковь представляетъ именно осуществленіе царства Божія на землѣ. Въ своей задачѣ, церковь именно не что иное, какъ выясненіе такой организаціи общества, семьи, государства, какая должна водворить на землѣ правду подлинной жизни...
И само собою разумѣется, церковь не скрываетъ своего идеала «земного строенія» подъ спудомъ. Она раскрываетъ его и въ житійныхъ сказаніяхъ, и въ пастырскомъ словѣ и въ богослужебной пѣснѣ, но особенно въ церковномъ правилѣ, въ канонѣ.
Канонъ не умеръ, а живъ... и живоносенъ. Онъ для всѣхъ сторонъ жизни намѣчаетъ путь живой и правый... Не похороны только и гробъ—онъ провожаетъ своимъ благословеніемъ... онъ жщветъ для жизни... Вѣнчиками увѣнчивая покойнаго—онъ царскимъ вѣнцемъ знаменуетъ—начало новой жизненной ячейки—семьи; узаконяя обрядъ для послѣдняго прощанія съ умершимъ —онъ таинствомъ освѣщаетъ рожденіе будущей жизни. Да, въ канонѣ—правда, и конечно, благоговѣя передъ жизнью, канонъ въ своемъ содержаніи ищетъ освятить жизнь во всѣхъ ѳя проявленіяхъ. Но церковное право? Вѣдь
это по преимуществу описаніе организаціи царства' Божія; оно должно быть точной копіей плава божественнаго зданія церкви; въ пемъ должны быть скозпентриванно изложены въ явь міру тѣ основы земного строенія царства Божія, которыя даны въ канонѣ, но которыя можетъ быть еще нужно яснѣе проявить въ ихъ силѣ и Духѣ. Что же дѣлаетъ для выполненія этой 'задачи церковное право. Никогда еще почти церковное право и не пыталось строить свою систему такъ, чтобы она была не сводомъ законовъ, а планомъ царства Божія. Только въ одномъ русскомъ курсѣ полагается въ числѣ задачъ церковнаго права—выяснить внутреннее соотвѣтствіе церковныхъ нормъ съ задачами церкви, но и у этого изъ нашихъ канонистовъ задача осталась невыполненной.
Давно ли отмѣненъ законъ о «незаконнорожденныхъ дѣтяхъ»? Прежде всего благословила этотъ гакопъ, исправлявшій вѣковую несправедливость, конечно церковь, которая, пожалуй, знаетъ незаконныхъ родителей, но не знаетъ дѣтей, лишенныхъ, такъ сказать, правъ церковнаго гражданства. А объ этомъ законѣ вотъ что писалъ за три года* предъ отмѣной его нѣкто Гатчинскій отшельникъ. «Церковь никогда, говоритъ онъ, не позволитъ отмѣнить законъ о внѣбрачныхъ дѣтяхъ. Уступи она только въ этомъ пунктѣ, ей неминуемо придется уступить и въ другомъ: допустить обсужденіе возможности развода по той единственно причинѣ, что онъ и она не любятъ другъ друга—а разъ будетъ допущено это—нелѣпой окажется ѳпи-тимія и для второбрачныхъ—да и самое запрещеніе священникамъ жениться вторично врядъ ли удержится. И такимъ образомъ все черное—монашески созданное зданіе аскетическаго христіанства (и каноники)—рухнетъ: останется основа въ углу зданія отъ вѣка и до вѣка положенная» (Розановъ. Въ мірѣ неяснаго. 167). Й скажите, въ самомъ дѣлѣ, развѣ каноника дѣлала что-нибудь, чтобы показать, насколько хотя бы этотъ законъ чуждъ ей, выяснила ли она^ что онъ не только не связанъ съ сущностью церковнаго ученія о бракѣ такой неразрывной связью, какъ представляетъ «отшельникъ» (по его мнѣнію съ его паденіемъ падаетъ вся каноника), но есть пристройка совершенно посторонняя для церкви и задачамъ церкви враждебная.
Мало того, противники канона въ данномъ случаѣ почти правы. Въ курсахъ каноники и монографіяхъ по естественному праву церквн вы найдете этотъ законъ рядомъ со всемъ
остальнымъ Церковпо-каноническимъ матеріаломъ, тамъ нѣтъ никакого дѣленія своего и чужого... чистаго и нечистаго.
Еще болѣе недавно другой публицистъ покрупнѣе много толковалъ о жертвахъ консисторскаго устава въ его статьѣ о разводѣ, упрекая канонику въ поощреніи лжесвидѣтельства и (horribile dictu) дѣтоубійствахъ. И опять канонисты безусловно повинны въ томъ, что не выяснили ни подлиннаго смысла знаменитой статьи о бракоразводномъ процессѣ, ни отношенія ея къ канону церкви...
Виновны ли канонисты? Да говорятъ, что и приговоръ уже готовъ. Бракоразводный процессъ—но слухамъ, переносится въ вѣдомство гражданскаго суда; изъ-подъ вліянія и нравственнаго воздѣйствія церкви берутъ семью— область, гдѣ повидимому особенно должна бы господствовать и судить церковь и ея совѣстный, чистый, свободный отъ внѣшней формальности судъ.
И вина этого грѣха передъ церковью и общественной семейной совѣстью падаетъ на канонику. Это наказаніе косности церковнаго законовѣдѣнія: хранители и ученые комментаторы церковнаго права оказались не снисходительными къ каноническому незнанію людей, можетъ быть и невраждебныхъ власти церковнаго канона, не захотѣли показать дѣйствительную чистоту церковнаго закона вездѣ и во всемъ, въ частности и въ законахъ о бракѣ и разводѣ и оставили жить и дѣйствовать институту, который пересталъ бытъ церковнымъ и не сталъ юридическимъ.
Каноника занималась закономъ отвлеченно въ его только историческомъ генезисѣ, въ его буквѣ, игнорируя живыя проявленія его въ жизни церковной.
Этотъ грѣхъ долженъ быть исправленъ прежде всего. Я думаю, что каноника должна ранѣе всего расширитъ свою задачу именно въ данномъ направленіи.
Первая задача каноники, такимъ образомъ: церковный законъ выяснитъ въ связи съ его дѣйствительнымъ приложеніемъ въ практикѣ жизни, оправдать его святость и нужность, показать, что церковное право не казуистическое соединеніе случайно выдуманныхъ дисциплинарныхъ правилъ и предписаній, а нормы жизни, изложеніе необходимыхъ законовъ моральнаго развитія церковнаго общества. Вмѣстѣ съ тѣмъ " каноника должна показать и то, какъ канонъ непонятый и позабытый можетъ фактически организовать жизнь не иутемъ
приспособленія его (канона) по духу міра и преобразованій, а только путемъ раскрытія его забытаго смысла.
А второй упрекъ? — Церковное право — говорятъ право мѣстное византійское, а не Христово, изобрѣтеніе какой-ни-будь византійской эпархійки (Розановъ). Это надстройка, которая только непрочно приткнута «къ основѣ Христова права».
Ничего не можетъ быть несправедливѣе мысли, что церковное право, созданіе искусственное, мѣстное; дѣло случайной выдумки какого-то византійскаго казуиста-епископа... Но если эти слова опять принять какъ обвиненіе по адресу канонистовъ, то мы имѣемъ дѣло съ серьезнымъ и основательнымъ протестомъ противъ научнаго построенія той науки, какую я имѣю честь представлять.
Гражданское право неустойчиво и текуче. Однако въ немъ есть дисциплина, изслѣдующая самыя основы права, его фундаментъ, генезисъ нрава иэъ психологіи общества и человѣка. Даже каждая частная правовая наука, хотя бы уголовное право, старается обосновать свои тезисы на неподвижныхъ началахъ. Церковное право вѣчно и устойчиво. Оно держится на безусловной волѣ строителя. Повидимому здѣсь всю систему права можно вывести изъ одного начала, изъ идеи церкви, почти апріорно.
Въ дѣйствительности не было и попытокъ представитъ церковное право въ собственномъ смыслѣ, какъ систему. Церковное право въ одной своей части представляетъ исторію прошлыхъ церковно-правовыхъ учрежденій и нормъ; въ другой — сводъ дѣйствующихъ законовъ, систематизированныхъ только внѣшне, т. е. расположенныхъ по предметамъ.
Ясно, что при такомъ построеніи, церковное право можетъ показаться не Христовымъ правомъ. Каноника не ставитъ своихъ нормъ въ связь съ основными христіанскими нормами, не уясняетъ основнаго, каноническаго тезиса, что каждая церковная, даже частная, норма всегда служитъ только частичнымъ выраженіемъ основной церковно - христіанской истины —любви и правды. Правда, профессоръ харьковскаго университета Остроумовъ, въ своей вступительной лекціи («Вѣра и Разумъ». 1887), ставитъ задачей каноники вывести всю систему нрава изъ идеи любви, но его курсъ только обозрѣніе источниковъ, номоканоновъ, синопсисовъ и тому подобное.
Въ постановки церковнаго права на такихъ началахъ
синтеза. полагаемъ мы— вторая задача церковнаго права.!) Исполненіе ихъ я полагаю и цѣлью моего курса. Пусть однако слушатели не обвиняютъ меня въ высокомѣріи.
Я слышу уже, какъ они говорятъ мнѣ.
«Желая построить башню, человѣкъ высчитываетъ издержки, чтобы не оказалось, что у него нѣтъ средствъ на постройку Иначе послѣ станутъ смѣяться надъ нимъ говоря — началъ и не могъ окончить» (Лук. ХІУ).
Знаю и не скрываю, что не имѣю средствъ для постройки и не смогу кончить ее. Возможно, что эта лекція, какъ лекція проф. Остроумова, будетъ лишь обвинительнымъ документомъ противъ меня. Осуждуся отъ словъ моихъ. Что же?—Вѣдь, задачи церковнаго права всетаки останутся ея задачами.
Что не сдѣлаемъ мы—сдѣлаютъ другіе сильнѣе насъ. Но я смѣю думать, что только тогда, когда церковное право будетъ построено на тѣхъ началахъ—какія я рекомендую—тѣ запросы, какіе ставитъ враждебное и не враждебное церкви общественное мнѣніе, будутъ невозможны.
Г. Розановъ и Рцы увидятъ тогда, что они часто принимали за зданіе права церковнаго—лѣса совершенно посторонней постройки; отодвинувши эти лѣса или зашедши внутрь ихъ они увидятъ, что церковное право дѣйствительно только подлинное описаніе того невещественнаго строенія, архитекторъ и краеугольный камень котораго Христосъ и истина Его.
Но будетъ ли такое построеніе науки юридическимъ?.. Не обратится ли такимъ путемъ каноника во что-то мало похожее на юридическую науку, въ систему прикладной общественной этики? Я увѣренъ, что при той синтетически-сияз* ной системѣ изложенія церковнаго права, какую я рекомендую у сильнаго мыслью и словомъ человѣка (каковымъ я себя не считаю)—она будетъ настолько научнѣе, насколько физіологія или біологія, наука о законахъ жизни, научнѣе гигіены.
Но будетъ ли въ самомъ дѣлѣ такое построеніе науки юридическимъ?
Юристы очень много . и часто упрекаютъ канонистовъ именно въ этомъ, въ не—юридическомъ построеніи каноники. Должно быть, убоявшись мнѣнія ученаго ареопага, канонисты послѣдняго времени стали усиленно подчеркивать, что каноническое право «ничимъ же меньше» въ братіи своей, т. е.
*) А вмѣстѣ это завѣщаніе моего учителя проф. Н. С. Бѳрдвтшопа.
среди остальныхъ правовыхъ наукъ. Даже наиболѣе чуткій изъ нашихъ канонистовъ для того, чтобы отстоять за своей наукой мѣсто въ циклѣ наукъ университетскихъ, вынужденъ былъ настаивать на чисто-юридическомъ характерѣ этой наука.
1 «Церковное право, пишетъ этотъ, можетъ быть лучшій изъ нашихъ канонистовъ» *), наука чисто юридическая. Существенное содержаніе нашей науки—юридическая сторона церкви или церковное. право въ самомъ тѣсномъ смыслѣ. Слѣдовательно матеріалъ нашей науки—такой же, какимъ располагаетъ всякая другая область юриспруденціи. Для приведенія матеріала нашей науки къ юридическому его значенію; дли ученой разработки, для изложенія, для конструированія нашей науки необходимы юридическіе пріемы» *).
«Внѣшняя конструкція науки должна быть сходна съ конструкціей другихъ юридическихъ наукъ» и т. д. И отсюда такое опредѣленіе науки: церковное право есть наука изображающая церковь какъ общество, органа зованное канонически и юридически-
Какъ всякое право науки, право церковное читаемъ у того же профессора не jus divinum, а jus twmamim и подчиняется всѣмъ логическимъ операціямъ, какимъ подчинены остальныя юридическія науки.
Сознаюсь и я въ недостаткѣ гражданскаго мужества: и я намѣренъ вторую часть года отдать изложенію церковнаго права по началамъ юридической дисциплины.
Но теперь эту первую половину хотѣлось бы отдать подлинному церковному праву какъ я его понимаю И потому на вопросъ—будетъ ли «Церковное право» наукой чисто-юридической отвѣчаю—нѣтъ. Она будетъ и есть именно «внѣшняя догматика», какъ ее иногда называютъ на западѣ; характеристикой церкви, какъ свертравоваго бытія. Утвер-ждаю, что при изложеніи науки необходимъ другой языкъ,
Церковное право. Лекціи нроф. Горчакова 1888—9 стр. 40, 41.
4) SL однако соглашаюсь и даже положительно утверждаю, что въ университетѣ—постановка каноники и не можетъ быть иной. Тамъ церковное право — одна изъ наукъ сложнаго цикла, съ которымъ она должна согласоваться въ своей окраскѣ. Тамъ каноника—имѣетъ прежде всего практическія цѣпи—но скольку она имѣетъ значеніе въ правовыхъ отношеніяхъ гражданъ—и поэтому дѣйствительно должна имѣть строго формальную, юридическую постановку.
Но если такъ—то не должна ли тѣмъ болѣе академическая каво-ника быть хотя нѣкоторымъ коррективомъ односторонней университетской каноники?
не вполнѣ тожественный съ языкомъ права. Думаю, что приспособленіе церковныхъ каконовъ къ юридическимъ нормамъ будетъ ихъ искаженіемъ. Я смѣю даже думать, что отступленіе отъ правовыхъ опредѣленій и языка здѣсь не будетъ даже преступленіемъ противъ науки права, если понимать ее не слишкомъ узко.
Въ 60 годахъ нѣкто Дешковъ, а потомъ И. С. Аксаковъ предложили теорію новой науки—общественнаго права. «Субъектъ этой науки—по Аксакову—«общество» собственно ускользаетъ отъ юридическаго опредѣленія, не укладывается ни въ какую юридическую рамку, неодѣлимо и неограничимо юридическими правами и преимуществами». «Оно внѣ формальнаго закона».*)
Правда, юристы не приняли этой науки. Но все же, если даже среди юристовъ произошелъ расколъ, и среди гражданскихъ юридическихъ наукъ нашлась дисциплина, построенная на принципахъ не юридическихъ въ узкомъ смыслѣ, то каноническому праву — полагаю я — іѣмъ болѣе позволительно отклониться отъ номенклатуры, терминологіи, опредѣленій и языка, выработанныхъ совершенно враждебной церкви римско-языческой культурой.
Сами юристы признаютъ, что канонъ имѣетъ оттѣнки, не передаваемые на юридическомъ языкѣ. Значитъ этотъ языкъ и не вполнѣ годится... Есть картины, гдѣ вся суть въ оттѣнкахъ, полутонахъ; если такую картину передаютъ, сгладивъ эти оттѣнки, — то такое воспроизведеніе будетъ ложью.
Если законъ церковный передаютъ, уничтоживши тѣ «полутоны», которые отличаютъ его отъ закона гражданскаго — передача тоже будетъ—ложью.
Въ самомъ дѣлѣ, что такое церковное право? Не есть ли самое сочетаніе терминовъ церковь и право — contradictio. Право—эго политика силы, это синонимъ принужденія. Система правовая, это система перегородокъ, посредствомъ которыхъ одинъ отгораживаетъ отъ другого свои интересы и общая воля всѣхъ взаимнымъ принуждепіемъ ограждаетъ попытки зайти въ чужіе предѣлы. Источникъ права—инстинктъ самоохраненія — основной принципъ его — принужденіе; область — его внѣшность, «тѣло». Основа церкви, а вмѣстѣ и принципъ церковнаго права, какъ училъ еще Ивонъ Шатр-скій въ IX вѣкѣ, любовь. Здѣсь каждый отказывается отъ всего
*) Аксаковъ М. 1896. 31. 32.
въ пользу другого, обязуется не преслѣдовать своихъ интересовъ. Это уничтоженіе шистическшъ пертородокъ: область его—
«внутренняя сфера духа». Церковь чужда, принужденію—она есть «организація свободы въ любви»,какъ говорятъ славянофилы.
Возьмемъ для примѣра церковный судъ. Понятіе «суда» ближе всего подходитъ къ понятію права. Въ латинскомъ языкѣ jus—означаетъ и право и судъ. Но что такое судъ въ церкви? Онъ не знаетъ понятія преступленія, замѣняя его понятіемъ грѣха, поврежденія совѣсти. Онъ — вѣдаетъ не фактъ, не поступокъ, а «внутренняя» совѣсти. Можно ли такой судъ опредѣлить юридически?
Но если такъ, то можно ли говорить о правѣ церкви. Принципъ нравственный, начало свободы не можетъ быть принципомъ строгаго права и опредѣленіе церкви на правовыхъ началахъ грозитъ искаженіемъ самой сущности церковной дисциплины.
Церковь—не организація въ правовомъ смыслѣ (Kein Organisation)—пишетъ протестантъ Sohm; понятіе церкви противорѣчивъ рѣшительно понятію правовой организаціи.—Это организація только харизматическая; церковь не знаетъ ни понятія власти, въ правовомъ смыслѣ, ни юридической правды». —Хомяковъ, котораго часто обвиняютъ въ протестантствѣ, также рѣшительно настаиваетъ, что церковь не учрежденіе правовое.
«По нашимъ обиходнымъ понятіямъ церковь—пишетъ онъ есть учрежденіе, правда учрежденіе единственное въ своемъ родѣ— учрежденіе божественное, но все-таки учрежденіе. Это попятіе грѣшитъ тѣмъ, чѣмъ грѣшатъ почти всѣ паши ходячіе опредѣленія и представленія о предметахъ вѣры; не заключая въ себѣ прямого противорѣчія истинѣ, оно недостаточно: оно низводитъ идею въ область слишкомъ низкую, обыденную, слишкомъ намъ знакомую, вслѣдствіе чего идея опошляётся близкимъ сопоставленіемъ съ груп-поюявленій поввдимому однородныхъ, но въ сущности деимѣющихъ съ нимъ ничего общаго». Можно ли не согласиться съ этимъ протестантскимъ и будто бы протестанствующимг писателемъ?
Да... Можво не совсѣмъ согласиться, потому что слѣдуетъ еще сильнѣе подчеркнуть мысль. Правовое опредѣленіе церкви, говоритъ Хомяковъ, не содержитъ прямого противорѣчія истинѣ. Я полагаю, что опредѣленіе церкви, какъ правоваго института, прямо противорѣчитъ истинѣ, есть искаженіе истины. Всякія попытки опредѣлить живнь церкви1 на я8ыкѣ и по нормамъ права—есть и будетъ ложь и клевета на Духа Божія.
II.
Правовая идея, принятая* за основу церковнаго каноническаго строенія—разлагаетъ церковный строй. Для иллюстраціи этой мысли я освѣщу одну, интересную для насъ, каноническую систему, гдѣ правовая идея слилась съ церковной въ одно цѣлое, ассимилировалась и вполнѣ преобразовала церковь по образу своему.
Я разумѣю католичество.
Въ IV вѣкѣ пали языческіе боги. Вмѣстѣ съ ними палъ и языческій Римъ.—На мѣсто его встали новые народности, которые и раздѣлили между собой его вещественное наслѣдство и бѳвъ дѣлежа .приняли его духовное наслѣдіе, .его вѣками выработанную культуру и право. — Особенно право. Но вотъ по странному и скорбному недоразумѣнію между соискателями въ этой части оставленнаго Римомъ достоянія оказался наслѣдникъ, которому, повидимому, нечего было получать ни изъ языческаго Капитолія, ни изъ Сената. Этотъ наслѣдникъ былъ христіанскій Римъ—римская церковь.
Воспитанный въ культѣ внѣшняго права государственности, римлянинъ слиткомъ высоко цѣнилъ право, чтобы отказаться отъ него даже въ церкви. Государство съ его организаціей опредѣленной, строгой и сильной кавалось римлянину совершеннѣйшей формой земного бытія, хотя, конечно, христіанское сознаніе на первое время хорошо понимало не совсѣмъ христіанскій смыслъ этой организаціи.
Въ началѣ, впрочемъ, Римъ и принялъ не государственность въ егѳ основахъ и въ его сущности, а только нѣкоторыя формы порядка, внѣшней организаціи. Право было въ это время только внѣшней оболочкой христіанской идеи и нормъ. Мало-по-малу, однако, государственность встала на мѣстѣ церкви во всей силѣ своей — государственная идея слилась, ассимилировалась съ духовной. Въ началѣ исторической жизни церковнаго запада полному торжеству формальна! о юридическаго начала мѣшали связи съ востокомъ, который не хотѣлъ смѣнить правду на право, но мало-по-малу эта чсвязь ослабѣла—и форма побѣдила.
Можетъ быть впрочемъ, даже востокъ первый дачъ внѣшній толчекъ къ омірщенію Рима. Смуты на востокѣ, догматическіе споры необходимо заставили практическій Римъ въ первый
разъ вздохнуть по ineffaiibitas, твердой формальной власти и съ упованіемъ оглянуться назадъ, въ прошлое языческаго Рима. И тамъ они увидѣли спасеніе.
Внѣшнее правовое единство, начало видимой, осязаемой форнально-обязующѳй власти... твердое щраво въ церкви, вотъ гдѣ гарантія цѣлости единенія церковнаго и истины.
Сатана приступилъ къ нему, (ко Христу) и сказалъ ему: «Вотъ царства міра передъ Тобою: возьми власть и мечъ, и народы поклонятся Тебѣ и примутъ слово, и спасеніе Твое... и пойдутъ по стопамъ Твоимъ. Возьми власть и мечъ и народъ увѣруетъ въ Тебя»...
Христосъ не захотѣлъ объединить міръ насиліемъ, подчинить себѣ совѣсть людскую силой и властью и отклонилъ искушеніе. Теперь, черезъ нѣсколько сотъ лѣтъ, тотъ же искуситель явился къ ученикамъ ученика Его и повторенное искушеніе удалось.
Власть и мечъ были приняты ad majorem Dei gloriam для созиданія церкви.
И отсюда начало постепеннаго разложенія католичества подъ воздѣйствіемъ правового начала.
Католичество, увлекшись красотой я выческой правовой идеи, не замѣчало, что оно динарій покупаетъ за талантъ: малое благо—цѣной большого 8ла. Оно не захотѣло понять, что по самому существу понятія церкви — попытка организовать ее на принцицахъ государственности, можетъ убить въ ней внутреннюю свободу развитія, силу жизни. Оно не захотѣло понять, что Богу нужно приносить только Божье, что «послѣ того, какъ явилась новая религія на смѣну языческой, открылась сфера духа, отрѣшенная отъ всякой случайности, послѣ того, какъ прогремѣли эти слова — царство мое не отъ міра «воздайте кесарево кесарю, а Божіе — Богови*, окончился періодъ безразличнаго сліянія власти духовной и власти мірской. Теперь такое отожествленіе есть преступленіе противъ Духа Божія (Самаринъ). «Сказано: «кесарево—кесарю, Божіе —Богови».
«Но если кесарь, т. е. начало государственности, совсѣмъ захочетъ встать на мѣсто Бога (начала церковнаго) и вздумаетъ внѣшнему закону отдать всю область Божію, то тогда и верховной совѣстью людей не станетъ ли государственность», внѣшняя законность?
Форма сама въ себѣ заключаетъ нѣкоторую порабощающую
силу. Юридическія формы, примѣняемыя къ области духа, незамѣтно придаютъ свой тонъ и цвѣтъ и тому, что создаетъ духъ... передѣлываютъ его созданіе по духу своему.
Католичество не захотѣло подумать объ этой оборотной сторонѣ твердой правовой организаціи, и, какъ мы сказали, не отклонило меча кесаря, приняла идею власти...
Идея власти... Протестантъ Sohm не безъ основанія видитъ именно въ этой идеѣ начало католическаго паденія.-Здѣсь дѣйствительно альфа и омега католической лжи.
Что такое власть въ католическомъ опредѣленіи? «Христіанская церковь, пишетъ католическій канонистъ Schulte, состоитъ изъ людей и потому она не можетъ остаться навсегда въ области совѣсти и религіи и должна вступитъ въ сферу права-». Въ ней должны быть власть такой же правовой природы, какъ всякая власть. Происходя ex jure divino, она по строю своему и формѣ «есть jm humanwn - организуется по образу и подобію человѣческаго права. И далѣе давая опредѣленіе понятія власти, онъ характеризуетъ ее дѣйствительно въ чисто-юридическихъ чертахъ. Властъ —это воля іерархіи, которой міряне подчиняются именно потому, что она власть. Власть имѣетъ формальный, обязующій, необходимо принудительный характеръ и ограждается всѣми возможными средствами принужденія, кончая роепаѳ corporales (т. е. физическими наказаніями). Повиновеніе власти, какъ авторитету (аито? 6'fYj)—есть условіе гармоніи въ церкви и гарантія спасенія отдѣльныхъ вѣрующихъ».
Въ этомъ опредѣленіи и есть суть сложной «католической идеи», которая, родившись отъ язычества, возвратила католичество въ язычество.
Съ этихъ поръ «въ мышленіи латинянъ, говоритъ одинъ новѣйшій писатель, единая церковь распалась на два представленія: на церковь—авторитетъ и церковь—неавторитѳтъ. Первая служитъ утвержденіемъ истины для второй, а вторая не разсуждаетъ, а повинуется и вѣритъ первой. Церковь— авторитетъ живетъ • особою высшею жизнію, дѣйствуетъ по особымъ законамъ, подъ особымъ благодатнымъ вліяніемъ. Церковь же не-авторитѳтъ живетъ заимствованнымъ свѣтомъ и неполною жизнію, она не имѣетъ права разсуждать. Первая половина—активна, вторая—пассивна и бездѣятельна. Эта послѣдняя подобно зеркалу отражаетъ лишь то, что совершается внѣ ѳя, въ другой—активной части; активная по-
довена церкви дѣйствуетъ, производитъ давленіе. на другую, а эта воспроизводитъ, отражаетъ полученное совнѣ. Давленіе, идущее отъ активной части, отъ авторитета, есть такъ сказать, централизующая, объединяющая сила, а подчиненіе этой силѣ со стороны другой, пассивной части, со стороны церкви не-авторитета есть условіе единства. Центръ объединяющій не въ нейу а въ другой—активной части, слѣдовательно внѣшній по отношенію къ ней, къ церкви не-авто-ритету, и значитъ. сила} организующая эту трковъ, не внутри ея находится, а внѣ* *).
Легко понять смыслъ и результатъ такого опредѣленія— отношеній паствы и іерархіи. Опредѣленіе церковной власти съ юридической точки зрѣнія, какъ авторитета, власти императивной, должно было убить и убило церковь. «Ничѣмъ не наполненная бездна раздѣлила іерархію, церковь in concreto отъ мірянъ». «Послѣдніе изъ живыхъ членовъ церкви превратились въ ея подданныхъ и мѣсто, опредѣляемое имъ не въ ней, а подъ нею» (Ю. Самаринъ). А это и было смертью церковнаго тѣла.
На мѣстѣ соборной системы явилась папско - монархическая, вмѣсто органическаго единства, почивающаго на началахъ истины и любви, единство внѣшнее, основанное на законѣ подчиненія, принудительное, механическое, мертвое.
Народъ оказался не нужнымъ по новому опредѣленію церкви...
Жизнь церкви, духъ ея—sa той границей, которая отдѣляетъ народъ отъ іерархіи. Народъ церковный ничего не даетъ для роста жизни, ничего не производитъ изъ себя и отъ себя въ полноту жизни церковной, принимая готовое спасеніе и готовую жизнь. Спасеніе, принятое индивидуумомъ отъ церкви, отъ внѣ—нужно только для него\ спасеніе, живнь, созидаемая въ отдѣльномъ членѣ церкви, отъ индивидуума не возвращается назадъ въ плирому церкви, творя общее спасеніе, увеличивая полноту святости въ цѣломъ, а замираетъ въ индивидуумѣ. Такимъ образомъ вся мірская половина церкви на западѣ собственно отпала отъ церкви, отмерла
отъ нея. Нечего и говорить, что эта половина не могла жить и интересами церковнаго организма.
«Въ слушающей церкви» запада—не можетъ имѣть мѣста проникновенность цѣлями и задачами церкви, потому что не могутъ рабы, совершенно далекіе отъ господина не допускаемые даже на задворки его души—заниматься внутреннею его жизнью и соучаствовать въ ней. Изъ тѣста взята была закваска, и значитъ прекратилось и броженіе.
Этого мало... Въ церкви западной нѣтъ и іерархіи: въ католицизмѣ и сама іерархія не принимаетъ собственно участія въ творчествѣ церковномъ: безъ воли и благословенія папы, іерархія не имѣетъ никакого самостоятельнаго значенія; она находится у папы въ такомъ же порабощеніи, въ какомъ въ свою очередъ у ней находятся міряне. Іерархія— авторитетъ для мірянъ, но рабыня по отношенію къ папѣ. Одинъ только римскій первосвященникъ (episcopus ecclesiae universalis) есть епископъ въ собственномъ и строгомъ смыслѣ слова; власть его непосредственно исходитъ отъ Христа; всѣ же прочіе епископы получаютъ свою власть отъ паиы, въ качествѣ его викаріевъ и делегатовъ» 1).
Такимъ образомъ и іерархія, которая въ православной церкви по дѣйствію духа, живущаго въ церкви вяжетъ и разрѣшаетъ, созидаетъ и спасаетъ, здѣсь отодвинута внизъ, назадъ и замѣнена папой шедшимъ главою» — главой явно мертвой, такъ какъ она не живетъ жизненными соками тѣла. Это уже конецъ единства, но и конецъ церкви...
Она вся замкнулась въ голомъ и мертвомъ единствѣ, осуществляемомъ папой. «Когда мы говоримъ о церкви, мы говоримъ о папѣ» пишетъ въ XVII вѣкѣ богословъ Гретсеръ.
Какое же значеніе имѣетъ для церковнаго права этотъ историческій процессъ, имѣющій повидимому больше соприкосновенія съ догматикою, чѣмъ съ каноникой? Самое существенное. Здѣсь разрѣшался воиросъ о законодателѣ въ церкви. Восточный церковный строй, который показался недостаточнымъ и слабымъ практическому западу, выставлялъ на-чало собортсти. ІІо восточному воззрѣнію власть, созидающая жизнь церкви и ея нормы принадлежитъ всей церкви, всему церковному тѣлу, есть выраженіе внутренней жизни
J) «Взглядъ И. В. Кирѣевскаго на римское кат( липѳство» <Л1рав.
Об.» 1889. Ш. 147.
самаго общества, полноты живущаго въ ней Духа... Іерархическая власть, іерархія поставлена самимъ Христомъ вязать и рѣшить, но она въ то же время есть плоть отъ плоти и кость отъ костей церковнаго тѣла,—есть плодъ того же Духа, живущаго во всемъ возглавленномъ Христомъ тѣлѣ церкви... Здѣсь (на западѣ), какъ мы видимъ, идея авторитета «вытолкала» идею соборвости. Конечно, по крайней мѣрѣ, въ нашей системѣ этимъ разрѣшался въ новомъ направленіи первый краѳугольнѣйщій каноническій вопросъ объ источникѣ всѣхъ церковныхъ нормъ, объ отношеніи этихъ нормъ къ сознанію цѣлой церкви.
Было ли вѣрнымъ восточное рѣшеніе—объ этомъ послѣ. А о западномъ, я думаю, нашимъ слушателямъ ясенъ судъ нашъ.
Но заглянемъ далѣе... Какъ частнѣе, выразилось опредѣленіе церковной власти на западныхъ началахъ?
Продолженіе—необходимо соотвѣтствуетъ началу.
Разъ въ оргавизмѣ церковномъ оскудѣла жизнь черезъ устраненіе мірянъ отъ обязанности и подвига творческаго созиданія жизни, въ немъ необходимо долженъ былъ въ силу сказаннаго выше имѣть мѣсто прогрессивный процессъ постепенной подмѣны духовно-канонической организаціи, «духа»—формой, государственнымъ порядкомъ.
У И. С. Аксакова есть интересная аналогія.
Дерево живетъ внутренней своей силой, циркуляціей жизпенвыхъ соковъ. Но бываетъ особая болѣзнь дерева, «отолщеніе коры» когда правильная циркуляція соковъ прекращается, соки уходятъ къ поверхности, въ кору. Тогда увеличивается вора въ ущербъ сердцевинѣ, т. е. жизни всего дерева. Далѣе... ростъ коры прогрессируя въ свою очередь прогрессивно усиливаетъ и болѣзнь сердцевины, отнимая у нея послѣднія соки, потому что увеличенная кора—сильнѣе нуждается въ питаніи. Дерево гибнетъ... Приблизительно такой процессъ—можетъ имѣть мѣсто и въ общественномъ организмѣ... И вотъ онъ то и убилъ живнь западнаго христіанства.
Идея авторитета, юридической власти двинула соки къ поверхности, къ корѣ, направило церковь къ юридической обстановкѣ, къ организаціи, формѣ: господство формы (ростъ коры) убило жизнь въ сердпевиаѣ, опустошило душу церкви до того, что въ концѣ концовъ даже самый ростъ коры
сталъ нѳправидьныиъ. Даже кора оказалась дряблой н слабой, то есть {разрѣшая метафору) даже и формальный законъ былъ искаженъ и испорченъ не только въ скрытой его сущности, но и во внѣшней, такъ сказать, юридической видимости.
Власть, авторитетъ необходимо конечно создаетъ и законъ (канонъ) формальный, чисто-человѣческій съ силой юридическаго предписанія. Вотъ католическое опредѣленіе церковнаго закона. «Канонъ есть внѣшнее формально обязующее предписаніе, исполненіе котораго независимо отъ причинъ и мотивовъ,—есть плюсъ опредгьленной шьны. и вѣса; нарушеніе—минусъ тоже съ опредѣленной правовой оцѣнкой». Это чисто-внѣшнее опредѣленіе единственно возможное съ юридической точки зрѣнія.
Посмотримъ, однако, куда вело такое опредѣленіе въ церкви. «Можно ли спастись безъ любви къ Богу»? спрашиваютъ католики. Можно ли задавать такой вопросъ?—Въ католичествѣ можно; въ католически-іезуитской каноникѣ на него дается даже утвердительный отвѣтъ.
«Трудно... но возможно... ІІозтому, всякій долженъ любить Бога хоть разъ въ пять лѣтъ. А строгій Альфонсъ Лигуори, даетъ правило даже дѣлать это каждый мѣсяцъ».
«Любовь къ Богу нужна, какъ пособіе къ легчайшему исполненію Р>о закона».
Что это? Кощунство? Нѣтъ, это послѣдовательная логика, необходимый выводъ иэъ юридическихъ основъ католической каноники. Разъ законъ—этс сумма предписаній только внѣшнее обязующихъ, изданныхъ для внѣшней охраны порядка, цѣльности строя, то ясно, что de jure—дѣйствительно любовь къ Богу не существенна въ католичествѣ. Внѣшнее выполненіе закона необходимо освободитъ отъ обязанности внутренняго перерожденія; извѣстная сумма дѣяній одного разряда (добрыхъ) позволитъ спокойно допустить равную но цѣнности сумму грѣховъ; плюсъ и минусъ—зачитаются.
Такимъ образомъ юридизмъ прежде всего обезобразилъ наличный канонъ, лишилъ канонъ способности «внутренне преобразовать душу; проникать ѳе насквозь, по выраженію Самарина, обративши церковный законъ изъ предписаній воспитывающихъ волю и этическихъ нормъ въ параграфы уголовнаго кодекса: на мѣсто Христова закона стало законни-чество, ветхозавѣтный номизмъ. Съ другой стороны—такое
юридическое опредѣленіе канона создало новые норны по образу и подобію этого уже искаженнаго, государственно-гражданскаго канона.
Вѣдь предписаніе любить Бога разъ въ пятъ лѣтъ, хота и не принято въ канонику, какъ законъ, но на практикѣ есть уже дисциплинарно-церковное правило, т. е. тоже канонъ.
Но христіанскій ли это канонъ?
Я позволю себѣ еще одну иллюстрацію.
Правила о исповѣди въ католичествѣ узаконяютъ обычай такъ называемой restitutio. Такъ называется «вознагражденіе» (restitutio), ваглажденіо того вреда или ущерба, который грѣшникъ причинилъ своему ближнему, касательно ли ину* щества, или здоровья, или же чести и т. под.
Безспорно restitutio—благая частность въ институтѣ исповѣди: важное средство пастырскаго врачеванія грѣшныхъ душъ. Но таковымъ оно является только нашей церкви; совсѣмъ не таково оно въ католичествѣ. Въ католичествѣ restitutio есть самое погашеніе грѣха, а такъ какъ такое погашеніе можетъ показаться не выгодно грѣшнику, то оно обставлено цѣлымъ рядомъ чисто-юридическихъ ограниченій. Оно стало средствомъ свести счеты съ закономъ, и католическіе же канонисты практики всячески стараются* облегчить эти счеты. Изъ добраго средства къ врачеванію душъ restitutio стало кощунствомъ. Напримѣръ, Альфонсъ Лигуори, при всей своей строгости, ограничиваетъ обязательность этого «restitutio» только наиболѣе тяжкими,—смертными грѣхами; въ проступкахъ же менѣе важныхъ, въ грѣхахъ простительныхъ, овъ совсѣмъ не требуетъ его. Результатомъ такого взгляда является у него слѣдующее весьма любопытное разсужденіе: ворующій понемногу, хотя бы и часто, не обязанъ дѣлать вознагражденія. Но какъ скоро онъ въ своихъ учащенныхъ мелкихъ покражахъ дойдетъ до большаго количества (ad materiam gravem), тогда уже, подъ опасеніемъ тяжкой вины, онъ обязывается къ вознагражденію, хотя бы въ самомъ послѣднемъ воровствѣ, которое пополнило собою то большое количество, какое создаетъ смертный грѣхъ Впрочемъ,—договариваетъ Альфонсъ, —ему достаточно будетъ въ такомъ случаѣ возвратить только то небольшое количество, чрезъ прибавленіе котораго составилось количество большое (satis erit restituere illam solam materiam parvam,
quae complevit gravem). Переведите, — пишетъ проф. Шостьинъ это на наши копѣйки и рубли,—и вы получите приблизительно слѣдующее: кто воруетъ по пяти или десяти копѣекъ, тотъ не обязанъ возвращать ихъ, пока не составилось изъ нихъ большаго количества (какого именно,—точно не опредѣлено; положимъ 100 рублей); но какъ только съ послѣднею покражею образовалась полная сотня рублей,—онъ обязуется уже возвратить деньги,—однако же не подумайте— всю сотню,—нѣтъ, только послѣднія 5 или 10 коп.; и тогда на немъ уже не будетъ смертнаго грѣха...
Это уже въ собственномъ смыслѣ право и церковное, потому что примѣняется въ церкви, но Божіе ли оно и почему не Божіе? Оно перестало быть Божіимъ, потому что стало слишкомъ правомъ. Ясно, что здѣсь вмѣсто церкви мы попадаемъ въ переднюю банкирскаго дома.
Да—это не церковь, и намъ вовсе не ваяется преувеличеніемъ общій приговоръ надъ канономъ законъ, вынесенный Хомяковымъ. Благодаря господству юридическаго начала «Бдиный, живой законъ единенія въ Богѣ, въ католичествѣ, пишетъ Алек. Ст., вытѣсненъ частными законами, носящими на себѣ отпечатокъ утилитаризма и юридическихъ отношеній». Юри-дизмъ вытѣснилъ правду и законъ свободы—втиснулъ въ не -годную для него форму властительскихъ опредѣленій; «онъ установилъ между Богомъ и человѣкомъ балансъ обязанностей и заслугъ; началъ прикидывать на вѣсы грѣхи и молитвы, проступки и искупительные подвиги; завелъ переводы съ одного человѣка па другаго, узаконилъ обмѣны мнимыхъ заслугъ; словомъ, онъ перенесъ въ святилище вѣры полный механизмъ банкирскаго дома».1)
Разлагающее вліяніе правовой идеи въ области канона при такой характеристикѣ его—обнаружилось конечно и въ вопросѣ брачномъ и бракоразводномъ. Нашъ бракоразводный процессъ съ почти обязательнымъ лжесвидѣтельствомъ есть порожденіе католической каноники. *) Я не могу останавливаться на подробностяхъ. Коснусь еще только одного пункта. Заговоривши объ опредѣленіи грѣха—въ правовой системѣ западной каноники, нельзя нс коснуться и вопроса о наказаніи. Само собою разумѣется, что за юридическимъ пере-
х) Хомяковъ XL. 1680 И, 59.
*) Хотя католичество и ие акаетъ развода.
толкованіемъ понятія преступленія должно было слѣдовать и перетолкованіе понятія церковнаго наказанія. Что такое на* казаніе, по католической каноникѣ?
По Schulte—это зло (übel), какое терпитъ грѣшникъ въ возмездіе за грѣхѣ; это ущербъ на тѣлѣ или имуществѣ грѣшника. Уже одно это опредѣленіе заставляетъ вспомнить костры ауто-дафе.
Такимъ образомъ наказаніе есть «ущербъ на тѣлѣ или имуществѣ». Очень характерное опредѣленіе... Здѣсь не нужно и спрашивать «какого духа» и отъ кого исходитъ оно?
Это духъ права въ языческомъ смыслѣ. Понятны и выводы изъ этого опредѣленія. За ними уже ясно виднѣются огни инквизиціоннаго костра. Эти огни—въ католичествѣ... безусловно послѣдовательная необходимость. Церковь, пишетъ одинъ славянофилъ ') сдѣлавшаяся государствомъ, та церковь, которая сдѣлала—Библію государственнымъ документомъ, создала государственный латинскій ягыкъ, должна была ввести и всѣ другіе аттрибуты государства: огонь и бичъ...
Для насъ здѣсь интересно отмѣтить два неодинаковые пути, которыми церковь римская, стоя на почвѣ иравовой идеи, должна была придти къ кострамъ.
Всякая власть имѣетъ право и обязанность ограждать себя принужденіемъ, принимать всѣ мѣры, какіе въ ея распоряженіи, противъ всякихъ посягательствъ на ея авторитетъ. Высшую степень посягательства противъ Бога и церкви— представляетъ расколъ и ересь. Ясно, что по отношенію къ еретикамъ костры и мечъ стали не только позволительнымъ, но и обязательнымъ средствомъ охраненія церкви отъ враговъ и смутъ.
Это съ одной стороны—здѣсь еретиковъ сожтаетъ на кострахъ церковь, сознавшая себя} какъ власть.
Съ другой. Каждый грѣхъ погашается наказаніемъ, мѣра грѣха соотвѣтствуетъ мѣрѣ возмездія. Ереси, и огонь — два полюса въ преступленіи и наказаніи и потому огонь необходимъ для спасенія грѣшника.
Такъ церковь привяла право и всѣ аксессуары права, кончая кострами, въ свою исповѣдальню и въ камеры своего
*) Хомяковъ. II, 115, 73, 74, 163 и др.
духовнаго суда. Бичъ и огонь приняты въ число средствъ, содѣлывающяхъ спасеніе.
И костры запылали. Эти костры зажгла церковь, сознающая себя въ эту минуту не властью, а учительницей, домо-строительнтей спасены членовъ ея.
Далѣе идти было некуда...
«Святы костры и огонь костровъ. Онъ очищаетъ души грѣшниковъ для царства Божія», говорилъ одинъ іезуитъ XVIIвѣка. «Это было—уже совсѣмъ язычество. Языческій Римъ.., отмстилъ и побѣдилъ. Одинъ изъ его Боговъ, послѣдній изъ обитателей Капитолія —jus, civitas... изгналъ Христа изъ Рима. Культъ третьяго искушенія—сталъ на мѣсто «Царства Божія».
Нѣтъ, да не будетъ церковь учрекденіемъ.
Іѳром. Михаилъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
