CC BY
89
K.N.SAVELYEV
«THE STORY OF VENUS AND TANNHASER» BY O.BEARDSLEY: A RECONSTRUCTION OF THE MEDIEVAL MYTH IN A SYMBOLIC KEY
The article examines Beardsley’s own writings — among them the unfinished romantic novel «The Story of Venus and Tannhaser» — and the role of the medieval myth in the text. The story is a real embodiment of Beardsley’s idea of the synthesis of arts, an attempt to connect a visual line together, baroque refinement with a musical phrase and verbal painting. It is a kind of mystification in the style of symbolism.
М.Л.БЕДРИКОВА (Магнитогорск)
О «ВЕЧНЫХ ТЕМАХ» В РУССКОЙ ПРОЗЕ КОНЦА ХХ ВЕКА
Обращение писателей-реалистов к «вечным темам» является важнейшей художественной тенденцией в развитии русской литературы конца ХХ века. В условиях кризиса гуманистических принципов искусства «традиционная» проза стремится противостоять деструктивным явлениям в литературном процессе: постмодернистским экспериментам, прозападной ориентации массовой культуры в целом. «И вновь на границах переходной эпохи выступили «вечные темы» — как напоминание о главном, о верховных критериях жизни...»'
Свидетельством обращения к таким темам стала проза В.Распутина, А.Солжени-цына, В.Астафьева, Б.Екимова. Несомненная связь обнаруживается между произведениями «В ту же землю» (1995) В.Распутина, «Поминовение усопших» («Крохотки» 1996-1999) А.Солженицына, «Кончина» В.Астафьева (новая глава «Последнего поклона»), «Похороны» Б.Екимова. Их объединяет обострённый интерес авторов к теме ухода человека из мира, теме смерти.
Очевидно «воспроизведение» ситуаций, сюжетных ходов, типов героев, уже встречавшихся в классической литературе Х1Х-ХХ веков («Три смерти» Л.Толстого, «Худая трава» И.Бунина, «Как умирал старик» В.Шукшина, «Последний срок» В.Распутина и др.)
Новые аспекты в вечной теме намечает А.Солженицын в «Крохотках». Тема ухода человека из жизни наполняется неким драматизмом, связанным со всё более усложняющимся, противоречивым общественным бытием. Выделяются две миниатюры: «Мы-то не умрём» (1958-1960) и «Поминовение усопших» (1996-1999). Пафос резкого неприятия нравственных искажений в обществе пронизывает раннее произведение «А больше всего мы стали бояться мёртвых и смерти»2. Ироничное название «Мы-то не умрём» обнаруживает самую суть метаморфозы в общественном сознании — беспамятство и, более того, утрату исторической памяти целой нации.
А.Солженицын напоминает, что в России православной отводился «прежде день-поминовение воинов, на поле брани убиенных». В финале боль, муки душевные усиливаются: «В трёх войнах теряли мы мужей, сыновей, женихов- пропадите, постылые, под деревянной крашеной тумбой, не мешайте нам жить! Мы-то ведь никогда не умрём!»3. По сравнению с ранней миниатюрой, поздняя «крохотка» «Поминовение усопших» звучит более приглушённо, автор необыкновенно сосредоточен на мысли
об ответственности живых перед ушедшими людьми, на памяти человеческой. Это скорее молитва: текст строг, лаконичен, чрезвычайно ёмок по мысли, в нём выраженной. «Ушли родители, уходят сверстники. Куда уходят? Кажется: это — неугадаемо, непостижимо, нам не дано. Однако с какой-то преданной ясностью просвечивает, мерцает нам, что они — нет, не исчезли»4.
MbiOT^ конспективно заявленные A.Coлжeницыным в «Крохотках» разных лет, в полной мере воплощаются художественно в прозе В.Распутина. В рассказе «В ту же землю» наблюдаются интертекстуальные связи и с ранними повестями писателя («Деньги для Mapии», «Последний срок»), и с неким «первоисточником» — рассказом И.Бунина <Лудая трава» (1913).
Текст рассказа <Лудая трава» проецируется и на повесть «Последний срок» (1970), и на позднее произведение «В ту же землю» (1995). В «Последнем сроке» В.Распутин «бессознательно воспроизводит литературный шаблон» (Б.Томашевский)5 бунинского рассказа. Текстуальные совпадения — это «устойчивые» детали в описании внешности умирающего человека, это прощание его с близкими людьми, неприезд любимой дочери, временное чудесное освобождение из смертного плена. У И.Бунина читаем: «Дочь, однако, не ехала- верно, не пускала погода»; «На день, на два воротились к нему ^веркию — M^.) обычные человеческие чувства»6. Cpaвним с сюжетными особенностями повести В.Распутина: дети собираются под крышей родного дома, чтобы проститься с умирающей матерью, старухой Aннoй, нет среди них только самой любимой дочери — Танчоры.
В произведениях писателей- реалистов конца XX века, указанных выше, используется универсальная сюжетная основа (человек на пороге смерти) и один изображаемый тип героя — житийно-идиллический, общим является отношение авторов к изображаемому. Пафос авторского отношения к герою можно выразить словами ВАстафьева: «Какое же это счастье — прожить почти 90 лет на своей земле, в родной деревне, в сельском миру, с детства близком и бессловесно любимом!»7. Герои ВАстафьева, В.Распутина, Б.Екимова — это натуры цельные, прожившие свой век в «сельском миру». Для писателей-«деревенщиков» важно отношение человека с «сельской общиной». В повести В.Распутина «Последний срок» эпизоды прощаний старухи Ahhii со своими, деревенскими, людьми выстроены по принципу цепочной композиции (сравним: в <Лудой траве» И.Бунина тот же принцип в изображении прощаний Aвepкия с земляками, зашедшими к тяжело больному старику). Даже будучи прикованными к постели, герои постоянно прислушиваются к «звукам жизни», к обычным деревенским хлопотам.
Идея вечности Жизни подчёркивается в каждой подробности повествования. Вечный круговорот определён свыше духовной жизнью предков, бытием и, конечно, бытом земледельца, неразрывно связанным с сельским календарём. «Xoзяйcтвeнным людям было не до Aвepкия: они веяли новое зерно и опять рассевалиего»8. «.. .На улице чем дальше, тем становилось звонче, и старуха (AHHa — M^.) прислушалась, узнавая, чья ревёт скотина и кто из хозяек сегодня залежался»9. Чувство долга перед «сельским миром» присуще и героине более ранней повести В.Распутина «Деньги для Ma-рии» (1967) — тётке Наталье. Умирающая тётка Наталья на просьбу Кузьмы занять денег отвечает: — «Я их много годов копила. Дать надо. Я, сколь могу, подюжу. Но, ты, Кузьма, не задерживай. Плёнок совсем не стало»10.
В отличие от Aвepкия (<Лудая трава»), от тётки Натальи («Деньги для Mapии»), старухи Ahhii («Последний срок»), Aкcинья Егоровна в рассказе «В ту же землю» лишена последней радости общения с земляками, ведь дочь Пашута перевезла её из умирающей деревни («ни колхоза, ни совхоза, ни сельсовета, ни магазина, ни медпункта, ни школы — всё унесло неведомо куда при новых порядках»)11 в типовую многоэтажку одного сибирского города. В городе люди порой не знают ближайших соседей да и не стремятся узнать. В позднем рассказе В.Распутина сюжет неординарный, предельно жёсткий, а потому сродни экстраординарным сюжетам в «другой прозе»
1980-1990-х гг. Бедная пенсионерка Пашута хоронит мать не на городском кладбище, а на окраине нового микрорайона, под покровом ночи, тайком. Глубокие сомнения терзают женщину: «Чтобы быть прописанным на городском кладбище, надо при жизни иметь прописку в городе. А у Аксиньи Егоровны её не было. Она не имела права здесь умирать»12. Чтобы похоронить человека, нужны деньги, а у Пашуты их нет. Параллельно основой теме начинает звучать тема денег (получает новое развитие мотив денег, заявленный ещё в повести «Деньги для Марии»).
Как видим, Аксинья Егоровна — главная причина страданий Пашуты, но она не является главной героиней, как, например, Анна в «Последнем сроке» или Аверкий в рассказе «Худая трава» И.Бунина. В новом произведении В.Распутина интересует не только психология умирающего человека, но и проблема отношения современного общества к старости, к смерти ближнего.
В.Распутин в публицистически заострённых авторских комментариях ясно проговаривает волнующие его проблемы одинокой старости, нищеты пожилых людей, отвергнутых обществом. Равнодушие окружающих олицетворяет некое зло, подтачивающее здоровые основы жизни. В городе сама смерть «поставлена на конвейер». Но автор и его героиня настаивают на том, что жизнь — великая ценность, а смерть человека — событие огромного значения: Человек уходит в Вечность.
В.Распутину очень важно естественное отношение к смерти у простых людей. Это подчёркивается и в образе тётки Натальи, и в старухе Анне, и в Аксинье Егоровне. Автор умеет создать психологическую атмосферу «спокойствия» и сохранить её как основной эмоциональный тон от начала и до конца повествования. В.Распутин опирается на готовые элементы текста, воспринятые в классических произведениях. Зачин указывает на общность ситуации: «Аверкий слёг, разговевшись на Петров день»13; «Старуха Анна лежала на узкой железной кровати возле русской печки и дожидалась смерти»14; «Мать готовилась к смерти. В восемьдесят четыре года как не готовиться!..»15. В стариках подчёркивается «решимость» (не обречённость!) подвести жизне иную черту: «Он уже твёрдо решил, что захворал без отлёку, что он — «оброчный кочет». Он давно перемогался»16. «Мне уже боле нельзя задерживаться. Нехорошо. Я итак уже вдругорядь живу»17. Платье у Аксиньи Егоровны «на смерть» «сложено и поднято наверх было недавно, в близком и ясном предчувствии — как для заказанной бани»18.
Психологически выверено у И.Бунина и В.Распутина описывается постепенное отстранение человека от земной суеты. Сама Смерть наделяется чертами живого существа.
«— А чую — конец. Чую — она», — говорит герой рассказа «Худая трава»19. Умирающий Аверкий спрашивает у священника: «Батюшка! Ну, как по-вашему, — вы это дело хорошо знаете, -есть уж она во мне?»20.
И у И.Бунина, и у В.Распутина наблюдается отношение к смерти как к естественному финалу человеческой жизни, в то же время непостижимому, не подлежащему человеческому разумению, а потому не называемому (у Бунина), а у Распутина — персонифицированному (Смерть в представлении старухи Анны). Судьба (или Бог) дарует Аверкию («Худая трава») и распутинским героиням «лёгкую смерть» — во сне. «Аксинья Егоровна скончалась тихо, во сне» («В ту же землю»); «Ночью старуха умерла» («Последний срок»); «Умер он в тихой, тёмной избе, за окошечком которой смутно белел первый снег, так неслышно, что старуха и не заметила» («Худая трава»). Герои - простые труженики, крестьяне, они лишены и капли эгоцентризма, ничего не требуют от близких. В рассказе «В ту же землю» столкнулись два понимания смерти- вечного, неизбежного и казённо-служебного (для тех людей, которые приспособились извлекать выгоду из трагического события). Автор поэтизирует народный обычай православных похорон. Благостны мысли о «теплоприимной обители», причём представление героев о ней связаны с природой, с простором. В «Худой траве»: «Представился ему летний день, летний вечер в зелёных полях, косогор за селом
и на нём — его могила»21. «В ту же землю»: «Снесли бы Аксинью Егоровну на руках, положили просторно среди своих, деревенских, и весь обряд был бы дорогой к родителям, а не хождением по мукам... Там бы и небо припустилось над Аксиньей Егоровной, труженицей и страдалицей, и лес бы на прощанье помахал ветками, и дых ветра, пронёсшись струнно, заставил бы склониться в прощальном поклоне всякую травку»22.
Писатель-реалист Б.Екимов, опирающийся в своём творчестве на традиции «деревенской прозы» 1960-1980-х годов, сосредоточен на изображении современной деревни, хутора. Блестящий рассказчик, Б.Екимов повествует о судьбах простых людей, живущих на волгоградской земле. Обычно стиль этого автора сравнивают с шолоховским, однако пафос рассказов и повестей Б.Екимова близок прежде всего прозе
В.Распутина периода расцвета аналитического психологизма. Образы распутинских старух вполне можно сопоставить с героинями Б.Екимова — бабой Полей («Последняя хата»), Дизелихой («Похороны»), бабой Надежей («Возвращение») и другими. Некоторые типы, кажется, перекочевали в прозу этого автора из рассказов В.Шук-шина (сравним: «Как умирал старик» В.Шукшина и «Как дед Петро умирал» Б.Екимова).
Б.Екимов очень чутко прислушивается к изменениям в уникальном укладе деревни. В новых рассказах (цикл «Отцовский дом спокинул я.» (1997), кроме остроактуальных проблем современного хутора, поставлены и «вечные вопросы». Как и в рассказе В.Распутина «В ту же землю», герои рассказа «Похороны» оказались в очень сложной ситуации, перед непреодолимыми проблемами. Вновь ситуация прощания с близким человеком изображается психологически достоверно. Общее в том, что проводить человека в его последний путь окружающие не смогли. «Трактор «Беларусь» с тележкой, на которой гроб везли, лишь съехал с асфальтовой дороги — и застрял. <.> Пришлось оставить гроб там, где застряли: на окраине хутора, в тракторной тележке в придорожном сугробе». «Старая Дизелиха померла три дня назад, прожив на белом свете восемьдесят лет и три года. Умерла она легко, считай, в одночас, не болея. А вот с похоронами получилось неладно»23. В отличие от В.Распутина, который в поздней прозе отдает дань публицистике, Б.Екимов не нарушает художественную ткань повествования. Для волгоградского прозаика очень характерно введение элементов фольклора, так, в указанном рассказе звучат причитания дочерей Дизелихи: — «Слезы не точите, — твердо говорил Гулый сестрам. — Утром пойду к наряду и трактор пригоню.
На воле мело, секло по окнам, гудело в трубе.
Ой да горькая наша мамушка,
Ой да как же ты там одна лежишь,
Посреди степи, посреди пурги.»24
Автор создает два смысловых ряда: с одной стороны заведенный порядок православных похорон, с другой — его нарушение по ряду серьезных причин. Ключевыми становятся слова и выражения «получилось неладно», «схоронить не сумели», «грех и примета дурная», «не так получилось на хуторе Малый Колодезь». Сама природа ропщет на людей, словно бы наказывает за грехи: «На воле мело, секло по окнам, гудело в трубе».
Б. Екимов так выстраивает сюжет, что поведение героев глубоко мотивируется психологически, «серьезные» причины из частных вырастают до общезначимых. Видимо, в самой жизни народа произошел некий слом, а иначе почему нарушены вековечные традиции православных похорон? Лежит Дизелиха «посреди степи, в белой метели. Сыпучий снег прикрывал ее гроб». —« Молчит. Не жалуется. Но завтра мы ее схороним. Не я буду, схороним,»25 — клянется сосед — Гулый. В произведениях 1990-х гг. Б.Екимов концентрирует внимание на нарушении нравственного закона. Тема ухода человека из жизни становится важной гранью в изображении современного общества писателем-реалистом.
Общие особенности произведений А.Солженицына, В.Астафьева, В.Распутина, Б.Екимова на идейно-тематическом уровне подтверждают связь реалистической прозы конца ХХ века с классической литературой Х1Х-ХХ вв., приверженность авторов к ее «вечным темам», высокогуманистическим принципам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: В 3-х кн. Кн. 3: В конце века (1986-1990-е годы): Учеб. пособие. М., Эдиториал УРСС, 2001. С. 153.
2. Солженицын А.И. Мы-то не умрем. Собр. соч. в 9 т. Т. 1: Рассказы 1958-1999. М., 1999.
С. 307.
3. Там же. С. 308.
4. Солженицын А.И. Поминовение усопших. Там же. С. 616-617.
5. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С. 261.
6. Бунин И. Худая трава. Собр. соч. в 6 т. Т. 3. М., 1994. С. 120-121.
7. Астафьев В.П. Последний поклон. Главы из повести. Кончина //Наш современник. 1988. № 6. С. 26.
8. Бунин И. Ук. соч. С. 126.
9. Распутин В. Последний срок. Избр. произведения в 2-х т. Т. 1. М., 1984. С. 174.
10. Распутин В. Деньги для Марии. Там же. С. 100.
11. Распутин В. В ту же землю //Наш современник. 1995. № 8. С. 6.
12. Там же.
13. Бунин И. Ук. соч. С. 114.
14. Распутин В. Последний срок. Избр. произведения в 2-х т. Т. 1. М., 1984. С. 130.
15. Распутин В. В ту же землю. С. 8.
16. Бунин И. Ук. соч. С. 119.
17. Распутин В. Последний срок. С. 220.
18. Распутин В. В ту же землю. С. 8.
19. Бунин И. Ук. соч. С. 119.
20. Там же. С. 130.
21. Там же.
22. Распутин В. Ук. соч. С. 7.
23. Екимов Б. «Отцовский дом спокинул я.» Похороны //Новый мир. 1997. № 3 . С. 89.
24. Там же.
25. Екимов Б. Ук. соч. С. 91.
M.L.BEDRIKOVA
ETERNAL THEMES OF RUSSIAN PROSE IN THE LATE 20th CENTURY
Realist writers have always shown interest in «eternal themes», which is the most important artistic tendency in the development of Russian literature in the late 20th century. New aspects in the theme of man’s passing away, the theme of death, are opened by A.Sokzhenitsyn («Prayer for Death», 1996-1999), V.Astafyev («Deceise», 1988), V.Rasputin («Into the Same Earth», 1995), B.Yekimov («The Funeral», 1997). The authors are interested in people’s treatment of old age, their neighbour’s death. Numerous reminiscences and autoreminiscences in the above-mentioned stories are indicative of the principal ideological-thematic connection with Russian classical literature of the 19th — 20th centuries. The adherence to «eternal themes» in «traditional» Russian prose of the late 20th century is a means of preserving national originality under the existing conditions of pro-Western orientation of mass culture.
