CC BY
113
нее целевая функция, тем эффективнее и быстрее осуществляется процесс человеческой деятельности. И, напротив, структуры, обладающие менее актуальной целевой функцией (менее потребные, пользующиеся меньшим спросом), в большей мере подвержены отрицанию и оттесняются более актуальными структурами (Р.Ф. Абдеев).
Понятие целесообразности как существенного признака рефлективности не следует отождествлять с ее осознанностью, или разумностью, что нередко имеет место в научной и учебной литературе. Сами цели субъекта и мотивы его действия могут быть как сознательными (рациональными), так и бессознательными (иррациональными).
ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ В ПРОЗЕ В. РАСПУТИНА
Н.Н. Архангельская
^Arhangelskaya N.N. A Man On The Land In V.Rasputin's Prose. The article proposes a possible way of comparative analysis of the artistic systems of V.Rasputin's novelle "The Last Period , Parting with Matiora", "The Fire", and his short story "Into the Same Land " The definite transformation and evolution of certain characters and themes make it possible to discuss the evolution of the author's attitude to the world and the originality of its artistic tealisation in his literary works of various vears. "
При чтении повестей Валентина Распутина "Последний срок", "Прощание с Матерой , Пожар" становится очевидным, что для автора важна не событийная сторона происходящего, не перечисление фактов. Писателю важнее показать, как эти события влияют на человека, о чем заставляют задуматься, что вспомнить и осмыслить, как характеризуют его. Перед читателем - своеобразная ситуация "вдруг", когда течение жизни нарушается обстоятельствами чрезвычайными, драматичными, а порой - трагическими.
Одним из характерных приемов, доводящих до читателей размышления персонажей, являются пространные внутренние монологи героев, где их голос часто сливается с авторским, обращенные не столько внутрь себя, сколько вовне1.
Однако это не "поток сознания" персонажей, а способ сделать паузу в движении сюжета, остановить внимание на важных для автора вопросах, выйти с бытового на бытийный уровень.
Что такое мир? По каким законам он
живет? И прежде всего
природа и чело-
век как две его грани, сосуществующие рядом и противостоящие друг другу. Чем для человека является (или должна быть) земля? Как им осмысляются понятия
1 Мы имеем в виду Анну ( "Последний срок"), Дарью ("Прощание с Матерой"), Ивана Петровича [ "Пожар").
жизнь , смерть , память', "совесть" и так далее.
Эти и другие, не менее сложные, философские проблемы возникают в очень знакомом, казалось бы. контексте - ъ повествовании о нехитрой Деревенской жизни. Однако своеобразие их художественного решения, преломление в них авторского мировидсния позволяют, на наш взгляд, выделить одну основную проблему в этом аспекте распутинского творчества - деревенский человек и его место на этой земле, соотнесенность его жизни с жизнью других поколений, мера ответственности каждого за происходящее вокруг.
Эволюцию этой проблемы и ее художественного воплощения можно проследить при сравнении повестей "Последний срок" (1970), "Прощание с Матерой" (1976), "Пожар" (1985) и рассказа "В ту же землю..." (1995).
В рассказе В ту же землю..." Валентин Распутин вновь поведал историю деревенского человека, но человека, не только оторванного от родных корней, от земли, а прежде всего - человека, ставшего одиноким и никому не нужным в городе, которому отданы лучшие годы жизни, молодость, здоровье, радость.
Этот рассказ во многом созвучен контексту русской прозы конца 70 - 80-х годов. В художественной структуре произведения слышны отголоски" прежней распутинской манеры письма, интересны мно-
гие детали как часть целого и каждая из них в отдельности.
Однако хотелось бы обратить внимание на то, как в этом, новейшем, произведении развиваются характерные для распутинского творчества мотивы и образы.
Герой повести "Пожар", Иван Петрович, во многом выражая авторскую позицию, высказывает мысль: "Чтобы человеку чувствовать себя в жизни сносно, нужно быть дома. Вот: дома. Поперед всего - дома, а не на постое, в себе, в своем собственном внутреннем хозяйстве, гле все имеет определенное, издавна заведенное место и службу. Затем дома - в избе, на квартире, откуда с одной стороны уходишь на работу, и с другой - в себя. И дома - на родной земле" [1].
Понятие "быть дома", образ дома - одни из центральных в повестях В. Распутина "Последний срок", "Прощание с Матерой", "Пожар"1.
Дом - это не только стены, не только жилище, но и семья, дети; это корни и отростки, традиции, обычаи.
Дом, в определенном смысле, выступает как нечто одушевленное, сопровождающее человека с момента его рождения до смерти, до перехода в новый дом (сравнить: домовина. У В.И. Даля: "Дом строй, а домовину ладь, то есть помни" [2]). Как нечто, сопровождающее и в горе, и в радости, как часть жизни человека.
Степень одушевленности деревенской избы, ее особой родственности хозяину наиболее зримо воплощена в эпизодах повести "Прощание с Матерой". Мы видим и слышим, как "умирает" изба Катерины, видим, как обряжает "в последний путь" свою избу Дарья; узнаем, как умирает на новом месте в новом доме старик Егор и тому подобное. Можно сказать, что в Ма-тере у каждого дома еще было свое лицо.
В Пожаре" этого "лица" мы не увидим не только у домов, но и у многих хозяев. И к размышлениям Ивана Петровича о том, что в леспромхозе дома возводятся наспех, кое-как, как временное жилье, можно добавить - тем самым утрачиваются, рвутся связи между поколениями, чьи голоса слышали старые, "жившие" до затопления избы. Постепенно от Дома остаются только стены.
В рассказе "В ту же землю..." происходит дальнейшая трансформация образа
- Считаем излишним говорить о традиционности и символичности этого образа в классической русской литературе (в том числе и периода, называемого "советским").
дома, показано окончательное разрушение всех его слагаемых.
В авторской интерпретации город - это безликие каменные здания, в которых каждый живет своей жизнью и чувствует себя одиноким и незащищенным. Это относится, в первую очередь, к главной героине рассказа Пашуте (хотя, и не только к ней). Котлован - как символ грандиозной стройки2 - предстает огромной каменной утробой, где все гремело, светилось, кипело и кружилось. Закончилась, отгремела стройка, разъехались люди - и осталась в душе пустота и гибельный воздух вокруг (выделено мной - Н.А.). "С'троили город будущего, а выстроили медленно действующую газовую камеру под открытым небом" [3].
Единственным домом, несуин»\( покой, уют (как ни кощунственно звучит в данном контексте это слово) и умиротвори ние, становится домовина, сработанная Стасом для матери Пашуты. В этом просторном обиталище маленькая высохшая старушка обретает удивительное величие.
"Старенькая бабушка лежала лицом к ней, и так много за полминуты сказало ей это лицо в раме гроба, успокоенное, освещенное нездешним светом, обращенное к ней одной, что чувствительная душа девчонки опалилась. Не бездыханно лежала Аксинья Егоровна перед Танькой, а стояла, как и она, в раме выходной двери, обернувшись всем телом для прощания. Сколько потом придется пытать себя - всю жизнь! - чтобы понять то обосветное, что говорилось ею" [3, с. 19].
Аксинья Егоровна в ряду распутинских старух занимает особое место. И Анна ('Последний срок"), и Дарья, и Настасья (хотя уже в меньшей степени, как и другие ее сверстницы) ("Прощание с Матерой") были интересны при жизни. Аксинья Егоровна на страницах рассказа "В ту же землю..." живет и угасает незаметно для окружающих, у нее все - в прошлом, в настоящем - только боль. Чужая здесь, вдали от родных мест, при жизни и никому кроме дочери не нужная в этом городе после смерти, значительной она становится лишь в минуты смерти и погребения.
Почему же так трансформировался под пером автора знакомый по ранним произведениям облик старости? Почему Аксинья Егоровна - уже не "старуха", а "старенькая
- Возможно, это своеобразная модернизированная модификация платоновского котлована. Однако не будем отрицать мысли о спорности нашего предположения, так как оно требует самостоятельного глубокого анализа.
бабушка", "окоченевшая в одиночестве ? Почему впервые перед нами - детализированный и во многом натуралистический портрет старого человека? "Аксинья Егоровна скончалась тихо, во сне. Так ее намаяла, так изъездила жизнь, что она в последний месяц и не знала, живет она или не живет. Оскудевшая телом, высохшая, с бескровным желтым лицом, с руками в обвисшей коже, похожими на перепончатые лапки, она лежала в кровати как в усыпальнице и по большей части спала. Сначала ее поднимали к столу... Танька заговаривала с нею, пытаясь расспрашивать, но она в ответ только растягивала под глазами морщиню!, что выходило прежде улыбкой, говорила тихо и услужливо нитяным голоском и просилась обратно в кровать. Эти выходы доставляли ей мучение, и ее оставили в покое, стали приносить еду в постель. Ела она так помалу, уже не испытывая потребности в пище, что тепло в ней со дня на день должно было дотлеть. И вот оно дотлело" [3, с. 5].
Было бы заблуждением упрекать В. Распутина в стремлении шокировать читателя. На наш взгляд, причины снижения эстетики здесь иные: изменилось мироощущение автора, и другой стала стилистика (как нам кажется, эта эволюция сродни астафьевской - от "Царя-рыбы до "Людочки").
Анна и Дарья - ограничимся этими именами, как наиболее яркими выразителями авторской позиции - выступали, по нашему мнению, носителями и хранителями не столько традиций, сколько родовой памяти1 - приятия общего течения жизни таким, каким оно складывается. Отметим, что это все же не христианское терпение и покорность, а ощущение, что все движется по своим законам, так заведено от века, всему свое место и свой срок (хотя и Анну, и Дарью посещали сомнения в справедливости устройства мира) [4 - 5].
Материалы анализа указанных произведений позволяют высказать следующие предположения.
В результате разрушения (под видом благ цивилизации) устоявшегося деревенского уклада как ценностной системы бытовых, духовных и иных представлений нарушаются и разрываются связи между предшествующими и последующими поколениями. Мысль о том, что "правда - в
1 В качестве синонима можно употребить слово "знание = понимание", которое не приобретается, а впитывается с молоком матери, передается от поколения к поколению, но на среднем поколении - у Распутина - обрывается.
памяти" ("Прошание с Матерой") становится анахронизмом, приметой лишь поколения "дедов". "Отцы" и "внуки , все больше отдаляясь от земли, от корней и "анахронистической" системы ценностей, утрачивают не только чувство хозяина, не только Дом, но и лад в своей душе.
В рассказе "В ту же землю..." Распутин пошел дальше. Представив опустевшую и опустошенную деревню, "с землей, с волей", "беспривязную, брошенную", ждущую, "кому бы отдаться, чтобы хлеб привозили", он показал и старую бабушку, у которой уже нет сил быть старухой, нет сил хранить и защищать то, что давно разрушено и никому, по словам автора, не нужно.
Деревня, "продолжая еще стоять под небом, под государством больше не стояла". "Не было здесь ни колхоза, ни совхоза, ни сельсовета, ни магазина, ни медпункта, ни школы - все унесло неведомо куда при новых порядках. Отпустили деревню на полную, райскую волю, на безвластие, сняли подчистую вековые держи, выпрягли из всех хомутов - гуляй на все четыре стороны! Хочешь - объявляй свое собственное государство, хочешь - отдавайся под руку Китая. Не было сюда летом твердой проезжей дороги, а зимои заносило так. что не пробиться и танкам. Мужики промышляли в тайге, брали в Лене рыбу - этим и жили. И пили, пили..." [3. с. 6].
И еще одна многозначная деталь. В рассказе В. Астафьева "Людочка" в деревне, задохнувшейся в дикоросте, бросалась в глаза одинокая высохшая, как кость яблонька. По словам автора, памятник умирающей русской деревеньке. Еще одной" [6]. Черную и корявую яблоньку, видную из окна квартиры Стаса, несколько раз упомянет в своем рассказе и В. Распутин. Возможно, восприятие Пашутой серости окружающего ее мира сольется с авторской оценкой в этой яблоньке как символе деградации города?
В повестях "Последний срок", "Прощание с Матерой", "Пожар", в рассказе В ту же землю..." человек соприкасается с таинством смерти. Однако это соприкосновение трактуется по-разному.
Анна уходит легко, с сознанием честно прожитой жизни. Смерть для нее - естественное завершение земного пути. В ее приготовлениях нет суеты (вспомним, например, как Анна учит Варвару причитать). И дети, бросившие мать в этот час, все же надеются у ее постели заслужить особое, неземное прошение, невольно
присутствуя при том, что не дано видеть человеку.
Обряжая свою избу, Дарья, может быть, неосознанно внутренне готовится к небытию и сама. Воем Хозяина оплакана Матера, терзаниями и муками Ивана Петровича - затопленная Егоровка.
Все эти события и приготовления скорее духовного, нежели физического порядка. Мы не видим Анну в минуту смерти, не знаем, хотя и догадываемся, что будет с Дарьей.
Почему же в рассказе "В ту же землю..." представлена внешняя, хлопотная сторона прощания с человеком? Почему так подробно описаны последние минуты Аксиньи Егоровны? Случайно ли появляется в данном контексте слово "зарыть"?
Ответы на эти вопросы следует искать в авторской концепции, о которой уже было сказано выше.
Аксинья Егоровна, старая бабушка, умирает одна. Она внутренне готова к этому: смертное давно лежало на виду, но иначе, чем Анна. Последние дни она в памяти своей жила в деревне, разговаривая с умершими как с живыми, вспоминая лица, голоса и так далее. На ее лице лежит затем печать торжественного величия, всепрощения, покоя, мудрости.
Смерть тихой незаметной старушки переворачивает не только душу правнучки Татьяны, озарив ее жизнь особым светом и наполнив скрытым, пока еще не ясным для нее смыслом. Она что-то затрагивает в Стасе, Сереге, пробуждает и в душе Пашу-ты. Но ненадолго. Красноречивая деталь -желание и неумение дочери приласкать холодеющую мать.
Во время тягостных хлопот дочь, не помнящая от века сложившихся обрядов, растерявшая в суматохе стройки лучшее в себе, мучается воспоминаниями. Но они иного рода, чем, например, у Люси ("Последний срок"). Если у представителей старшего поколения было время остановиться, оглянуться назад и задуматься о том, чем, как и зачем жил, то не молодой уже Пашуте неведомо до сих пор, как и когда изменилась жизнь, когда вокруг стала образовываться пустота; когда она потеряла друзей и самое главное и страшное - себя.
Однако одинока не только Пашута. Весь мир вокруг нее обречен на одиночество и вымирание, так как, по мнению автора, разрушены нравственные устои и традиции, оборваны духовные нити между поколениями, утрачена память как нрав-
ственное наследие, как опора в жизни в суете сегодняшнего дня.
И тайные похороны матери, назло и вопреки им, этим - все покупающим и продающим - вдут не только от безденежья, а от нежелания кланяться, смириться. В контексте рассказа похороны воспринимаются как попытка человека вырваться из порочного круга, вони и сутолоки города. где все важнейшие моменты человеческой жизни - по справкам, разрешениям, по очереди и за деньги [3, с. 5]. Это понимает и Серега, выбрав место для своей могилы.
В рассказе так же трансформируется один из центральных многоплановых образов распутинской прозы - земля.
Земля - это почва, родяшая хлеб как основ\ п символ жизни, это и место, куда приходит человек, чтобы исполнить свое предназначение в мире. Земля - это то, что дает силы жить, любить, быть человеком, но это и то, что требует радения, тепла и заботы. Утратится или разрушится одно из звеньев - нарушится гармония во всей цепи.
От повести к повести мы видим, как постепенно пустеют, теряя хозяина, земли, как человек (пока еще не персонифицированный) дает распоряжение затоплять, перемещать и так далее. Земля же терпит надругательства и - "Молчит земля. Что ты есть, молчаливая наша земля, доколе молчишь ты? И разве молчишь ты?" [1, с. 404].
В рассказе "В ту же землю..." измученная, "перебученная” и перелопаченная земля - это не только примета времени, отражающая негативную оценку происходящего автором. Это яркий художественный образ, который строится как логическое завершение давно начавшегося разрушения, как внешнего, так и внутреннего.
Земля-планета воспринимается лишь как временное пристанище человека. Земля-почва олицетворяет исконный, изначальный приют, несущий успокоение, умиротворение, приют, откуда не видно, что творится в мире людей.
Рассказ написан скупыми мазками. Исчезло богатство палитры при описании характеров, пейзажа. Очевидно, материал другой, г.ремя иное. Аромат трав сменила горючая ядовитая вонь промышленных отходов; синь неба над деревней - постоянный туман над городом, который, хотя и приобрел более или менее обжитой вид, по сути остался тем же котлованом, каменной утробой, поглощающей людские тела и души.
По мысли автора, в конце XX века человек оказывается в земном мире среди подобных себе бесприютным сиротой, которому не к кому приклонить голову не только в течение жизни, но и в свой последний час.
А земля по-прежнему молчит...
I. Распутин В.Г. Пожар // Распутин В.Г. Повести. М., 1990. С. 397.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1978. Т. 1. С. 466.
3. Распутин В. В ту же зелию... // Наш современник. 1995. Хо 8. С. 8.
4. Распутин В.Г. Последний срок // Распутин В.Г. Повести. М., 1990. С. 135-136. ’
5. Распутин В.Г. Прощание с Матерой // Там же. С. 195; 236-237.
6. Астафьев В. Мною рожденный: Роман; Повести; Рассказы. М., 1991. С. 546.
СТАТУС РУССКОГО МЕСТОИМЕНИЯ (рассуждения учителя-словесника)
Н.И. Руднева
Rudneva N.I. The Status Of The Russian Pronoun (A Language Teacher Discusses), The article analyses the classes of Russian deixis (pronouns). An attempt is made to classify most pronominal types as auxiliary language elements.
I
Еще учась в педагогическом институте, я часто задумывалась над термином местоимение” - вместо имени (калька из латинского ртпотеп, греч. апШит'ш) [1]. Конечно, такое представление местоимения не давало возможности подвести под этот класс слова типа "там", "здесь" и даже "где?", "куда?", "откуда?", ведь наречия традиционная грамматика не позволяла считать именами; следовательно, и всс дейктические слова, представлявшие замены наречий, "местоимениями" называть не следовало: "кто?", "что?" - это местоимения (вместо "имени существительного"!), "какой?", "чей?" - местоимения (вместо "имени прилагательного"!), "который?", "сколько?" - местоимения (вместо "имени числительного"!), а вот "где?" - не местоимение, но только "местоименное наречие" [2]. Что значит "местоименное наречие"? Может быть, это нечто похожее на местоимение? (заменяющее, подобное местоимению, собою наречие?). Но тогда почему не назвать местоименные наречия" (шире - "местоименные слова") просто "местоимениями", ведь термин "местоимение" давно подвергся деэтимологизации -в силу того, что под понятие "имя" русисту все труднее и труднее подвести такие части речи, как "прилагательное" и "числительное" [3], которые, выступая в роли предикатов, гораздо ближе к глаголу, чем к
подлинному имени (существительному). И, тем не менее, лингвистическая теория -словно в плену у термина "имя": философская концепция имени редко выходит за рамки традиционного отнесения к "имени" прилагательных и числительных [4].
Работая в сельской школе, я убедилась в неправомерности разделения дейктиче-ских лексем на местоимения" и "местоименные слова"; такое разделение, кстати говоря, было просто непонятно моим учениках!, не очень-то вникающим в термин "местоимение", и устаревший и неудобный; они более склонны были всегда слова "где?" и "когда?" считать местоимениями, а не наречиями. Интересно, что детские представления отражены в популярной лингвистической книге "Энциклопедический словарь юного филолога" [5]. Такое же (в основном) решение находим и в трудах Тамбовской лингвистической школы, в частности - в работах В.Г. Руделева [3], с той только разницей, что там местоимение определяется не как часть речи, а как совокупность (система) частей речи, аналогичных классам знаменательных слов (существительное, прилагательное, наречие, числительное; в числе местоименных частей речи не оказывается только глагола!). Мне кажется, что это наиболее продуктивное решение, и на нем я останавливаю свое внимание, зная, что у того же В.Г. Руделева в более ранние годы, в пе-
