CC BY
50
УДК 811.116.1 ББК 81.2 Рус
О ТЕНДЕНЦИЯХ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ЭМОТИВИОЙ ЛЕКСИКИ И ФРАЗЕОЛОГИИ РУССКОГО ЯЗЫКА
Калимуллина Л. А. *
Настоящая работа посвящена исследованию закономерностей формально-семантического
развития эмотивной системы русского языка на протяжении ряда веков, начиная с древнерусской эпохи и заканчивая ранним этапом формирования современного русского языка (ХУШ-Х1Х вв.). Объектом нашего анализа являются средства лексико-фразеологической номинации двух базовых (фундаментальных) эмоций - радости и печали, которые в течение всего исследуемого девятивекового периода сохраняют свою широкую представленность в системе языка. Изучение семантической истории эмотивного лексикона русского языка представляется очень важным по той причине, что эта про блема до сих пор довольно редко привлекала пристальное внимание лингвистов. Исключением можно считать лишь несколько ра бот, однако авторы последних не анализируют процессы формирования и развития эмотивной лексики как целостной системы, а рассматривают лишь отдельные этапы структурно-семантической эволюции определенных наименований эмоций [Михайловская 1980; Цейтлин 1996; Чурмаева 1981] либо о бращаются к историкофункциональному плану данных единиц [Камалова 1=94; Тарабасова 1982]1. В силу этого мы стремимся преодолеть разрыв между довольно большим числом исследований, посвященных синхроническому аспекту эмотивной лексики, и практически полным отсутствием работ, в которых анализируется историческое развитие данной группировки.
В русском языке старшего периода центральное местованализируемыхмножествахзанималиэмотивы с этимологическими корнями *-га<1-, *-уезе1-; *-рек-, *-га1-, *-§ог- и др., относящиеся к о бщеславянскому (шире - к индоевропейскому) лексическому фонду При этом глагольные предикаты в количественном отношении существенно превосходили эмотивы других лексико-грамматических парадигм: так, в состав микрополя радости входило 87 глаголов (55% от общего числа эмотивов), 45 существительных (29%), 19 прилагательных (12%), в состав микрополя печали - 153 глагола (58%), 62 существительных (24%), 47 прилагательных (18%). Эмотивная система древнерусского языка характеризовалась наличием избыточных (дублетных) форм, образованных в результате реализации различных моделей словопроизводства: суффиксального (веселие,
веселование), префиксального (опечалитися,
еоспечалитися, еъпечалитися «опечалиться»), калькирования (благодушие, благовеселие,
благорадование) и т.д. Среди важнейших семантических свойств изучаемых единиц можно назвать следующие:
1. Значительная часть эмотивов представляла со бой полисемичные лексемы, объединявшие в своей смысловой структуре ряд пограничных значений: стативное и релятивное (печаловати(-ся), печися, желати, желЪти «1. Испытывать печаль, скор бь.
2. Беспокоиться, заботиться, жалеть»), стативное и акциональное (веселитися, веселоватися «1. Испытывать чувство внутреннего удовольствия, радости. 2. Веселиться, приятно проводить время»), стативное и квалификативное (жельныи, печальныи, прискорбныи «1. Испытывающий чувство печали. 2. Исполненный печали, тягостный, горестный») и т.д. Таким о бразом, для древнерусских эмотивов была характерна синонимизация семантических структур, то есть наличие идентичного комплекса значений (как прямых, так и переносных). В отдельных случаях совмещаемые значения не имели статуса самостоятельных ЛСВ, что дает основание говорить
о диффузности семантики эмотивных единиц. К примеру, некоторые лексемы называли несколько близких по качеству эмоциональных состояний (ср. радощи «радость, удовольствие, наслаждение», печаль «печаль; отчаяние, уныние», скаредие «печаль, тоска», туга «уныние, тоска; печаль, горе») либо нерасчлененно обозначали само состояние и его внешнее проявление (ликовати, ликовствовати «ликовать; петь, плясать, веселиться»), состояние и его причину (обрадование «то, что доставляет удовольствие, радость; радость») и т.д.
2. Отвлеченный характер эмотивной лексики обусловил ее преимущественное функционирование в памятниках церковно-книжной письменности, в том числе в произведениях религиознопоучительного жанра: житиях, прологах и т.д. Этим фактом объясняется то, что в состав анализируемых микрополей входило довольно большое число лексем во вторичном значении, в основе которых лежали такие продуктивные типы метафор, как ориентационная, онтологическая, антропоморфная и т.д. («эмоция - пространственный объект», «эмоция - материальный предмет», «эмоция - живое существо»2 и т.д.). Указанные о бразно-символические схемы определяли не только внутригрупповую, но и
*Калимуллина Лариса Айратовна - кандидат филологических наук, докторант кафедры общего и сравнительноисторического языкознания БашГУ
54
раздел ФИЛОЛОГИЯ
межгрупповую семантическую оппозицию эмотивов. Так, стабильныйхарактерносили противопоставления типа «верх - низ», «легкое - тяжелое», «светлое
- темное», «сладкое - горькое» и т.д., где первый член пары ассоциируется с радостью, а второй - с печалью; ср.: ослажати, осладовати, осладити, осладчити, насладити «доставлять/доставить радость, усладу»
- огорьчати, разгорьчати «печалить, огорчать»;
свЪтлость «радость», свЪтлыи «радостный» -омрачитися,помрачитися,учьрнитися «опечалиться» и т.д. Аналогичные метафорические модели
составляли основу образных устойчивых сочетаний, включавших в себя различные типы предикатов и имена эмоций в субъектной или объектной позиции: възприимати/възприяти радость, внити в радость, исполнитися (наполнитися) радости; двигнути скорби, наводити/навести скорби, припущати скорбь, печаль обдьржаше и т.д.
3. Внутри рассматриваемых микрополей
выделяется значительный пласт периферийных лексем и сочетаний, обозначающих внешние
симптомы эмоций, - так называемых параэмотивов. Одни из этих единиц были специально предназначены для номинации конкретных форм экспрессии радости и печали (ср.: глумитися «забавляться, веселиться; смеяться», плескати «радоваться, торжествовать; хлопать в ладоши, всплескивать руками»); другие не имели системного значения выражения данных чувств, но эксплицировали его контекстуально - путем сочетания с соответствующими наименованиями эмоций (таковы, к примеру, лексемы восклицати и смиятися). Характерно, что многие из параэмотивов, особенно в составе микрополя печали, обладали синкретичным значением, одновременно обозначая внутреннее состояние и его физиологический симптом; ср.: въздыхати «вздыхать; горевать»,
плакати(-ся) «плакать; горевать, сетовать», рыдати(-ся) «плакать, рыдать; скорбеть» и др.
В последующий исторический период (ХУ-ХУН вв.) преобразования исходной системы эмотивов радости и печали в основном подчиняются общим закономерностям развития словарного состава русского языка. С одной стороны, идет непрерывный процесс утраты дублетных форм, прежде всего калькированных лексем типа благохваление, благовеселие и под. С другой стороны, наблюдается обогащение анализируемых множеств новыми языковыми элементами. По нашим подсчетам, в рассматриваемый период в состав микрополя радости входит около 80 новых лексем, в состав микрополя печали - около 120. Следует отметить, что пополнение эмотивного фонда осуществляется в процессе формальной и семантической деривации главным образом за счет внутренних языковых ресурсов, что подтверждает тезис С.П. О бнорскогоиФ.П. Филина о б исконно русской, о бщенародной основе современного русского языка. В составе исследуемых микрополей выделяются следующие классы новообразований: а) фонетико-морфологические варианты и дериваты эмотивов, существовавших в древнерусском языке и продолжавших функционировать в изучаемый период (благодушство, благодушствие; жаля, жаль, желень и т.п.), при этом в число дериватов входят единицы, образованные от компонентов антонимического микрополя посредством приставок с семантикой отрицания (безвеселие, неутЪшение и др.); б) лексемы, восполнявшие ущербные структурно-семантические парадигмы, характерные для древнерусского языка: таковы не зафиксированные в русском языке старшей поры отглагольные имена галение, возрадование,
опечаление и др., которые вступают в регулярные эпидигматические отношения с производящими предикатами (ср. галити : галение, возрадоватися : возрадование и т.п.).
Вхождение указанных форм в лексическую систему русского языка ведет к возникновению дополнительной семантической дублетности. В то же время обогащение микрополей радости и печали в ходе словообразовательных процессов сопровождается смысловым видоизменением производных лексем. Этим обусловлены прео бразования структуры микрополей, в частности появление новых содержательных оппозиций. Так, наблюдается тенденция к дискретному обозначению различных аспектов чувства, действием которой объясняется частичное преодоление изначальной семантической многоплановости эмотивов. Нами отмечены следующие конкретные проявления данной тенденции: 1) противопоставление эмотивов, называющих пограничные эмоциональные состояния: например, внутри микрополя радости возникают оппозиции лексем, о бозначающих радость (радость, веселие, свеселие), удовольствие (прохлад, прохладство, прохлаждение), наслаждение (раскошь, роскошь), блаженство (отрадство), а внутри микрополя печали выделяются наименования скуки, тоски (жадати, жедати по ком «скучать, тосковать»), огорчения (назола, садЪля) и т.д.; 2) постепенная специализация значений, которые в предшествующий период выступали в единстве: к примеру, происходит дифференциация стативного и квалификативного значения (первое выражается прилагательными жалостныи, кручинныи, любоплачевныи
«многоскорбящий», нерадостныи, несмЪшныи и т.д., второе - словами болЪзныи, горестныи, жалобныи, нужныи, плачьныи, отчаятельныи и др.); в то же время в отдельных случаях сохраняется смысловой синкретизм эмотивов: так, встарорусскомязыкенаряду с периферийными лексемами типа веселообразныи, осклабленныи, радостноокии, специализированно обозначавшими внешнее проявление радости, продолжали употре бляться ядерные прилагательные радостныи, веселыи и др., которые совмещали два значения - состояния и его симптоматики (последнее актуализировалось в сочетании с именами типа лице, взоръ, видъ и т.п.); 3) оппозиция эмотивов радости и печали по семантическому признаку ‘степень интенсивности чувства’, которая к тому же характеризовалась асимметрией парадигм, поскольку нами зафиксирована преимущественная детализация высокоинтенсивных чувств (ср.: превеселыи, прерадъ «очень рад, доволен», преобрадоватися «очень сильно обрадоваться»; отягчатися «испытывать тягостное чувство, находиться в угнетенном состоянии», поуверзенныи «удрученный, сильно опечаленный» и
др.).
К ХУШ-Х1Х вв. рассматриваемые множества сохранили большую часть своего первоначального состава: к примеру, микрополе печали включает в се бя 110 эмотивов, унаследованных из предшествующих периодов, в том числе 87 лексем, существовавших еще в древнерусском языке. Языковые единицы, продолжавшие активно функционировать в изучаемую эпоху, подвергаются существенным семантическим трансформациям. Во-первых, наблюдается изменение стилистической маркированности эмотивов, вследствие чего значительная их часть входит в лексическую систему языка на правах церковнославянизмов, имея пометы «слав.», «церк.», «стар.» (таково большинство
калькированных слов). Во-вторых, происходят определенные преобразования смысловой структуры эмотивов: 1) утрата многозначности полисемичными словами; при этом, как правило, исчезают значения, которые непосредственно не связаны с отражением внутреннего состояния человека, тогда как стативные значения, фиксируемые словарями в качестве основных, сохраняются; 2) расширение значения отдельных именных эмотивов, которые начинают функционировать в качестве овруппы эмоций: например, слово болЪзнь синонимизируется с лексемами бЪдность, возчувствование, возчувствие и др., становясь обобщенным обозначением душевного страдания; 3) конкретизация содержания эмотивов, вследствие которой на первый план выходит пропозитивная семантика, в частности номинация деятельности и действий, направленных на достижение данного состояния; это значение предопределяет употребление имен радости во мн. ч., а также включение их в синонимический ряд со словами перен. выгода, перен. вакханалы, забава, игра, потЪха, развеселье, увеселение и др.
Количественный рост микрополей радости и печали был связан с процессами словопроизводства, поскольку большинство новообразований являлось либо морфологическими дублетами лексем, заимствованных из старорусского языка (таковы существительные с суффиксами отвлеченного значения: горевание, горькость, изнывание,
крушение, прискорбность, скучание, тоскливость, тоскование и др.), либо их приставочными дериватами (погоревать, погрустить; нарадоваться, навеселиться, натешиться; искручиниться, истомиться, истосковаться и т.д.). Вхождение дополнительных компонентов в состав микрополей создает предпосылки для формирования новых смысловых отношений между данными единицами и лексемами, унаследованными из предшествующего
периода. Так, в сравнении со старорусским языком более четко проявляются оппозиции эмотивов по семам ‘субъективное содержание эмоции’ и ‘степень интенсивности эмоции’. Например, первый случай иллюстрирует довольно строгое противопоставление двух парадигм внутри микрополя радости: лексем, обозначающих собственно радость (радоваться, красоваться, слав. благодушествовать), и лексем, нейтральных к оппозиции по семам ‘духовное переживание’/‘чувственное переживание’, то есть способных обозначать как чувство радости, так и удовольствие (веселиться чем, о чем, в чем, наслаждаться, нЪговаться, тЪшиться, потЪшаться, утЪшаться, услаждаться чем). Кроме того, в изучаемую эпоху происходит существенное пополнение микрополей радости и печали устойчивыми сочетаниями, как правило, идиоматического характера: веселье сердечное
(душевное), веселье души, веселием препоясати бедро (бедру); горе горевать, болЪть (сохнуть) сердцем, груз на сердце у кого, как (точно) <бы> в воду опущен (опущенный) «удрученный, унылый» и т.д. Активизация семантических процессов характеризует также периферию микрополей, которая включает в себя новые параэмотивы, прежде всего, большое число фразеологических единиц. При этом в отличие от предшествующих периодов отмечается тенденция к обозначению различных способов внешнего проявления эмоций: а) мимического (улыбаться, хохотать, заходиться (прост. кататься) со смЪху, весел, как медный грош); б) кинетического (бить (хлопать) в ладони (ладоши); подгорюниваться, нурить голову, бить <себя> <в> грудь (груди, перси), рвать (драть, терзать) волосы <свои, на себе, на голове >); в) фонационного и физиологического (ахать «горевать, стонать», выть «плакать в голос», выть волком (по-волчьи, как корова), лить (проливать) <горькие> слезы, не осушать глаз и др.).
Примечания:
1 Следует отметить, что в последнее время лингвисты все чаще говорят о необходимости более глубокого исследования диахронической семантики языковых единиц [см., например, Зализняк 2001].
2 Как полагают исследователи, данная метафорическая модель связана с отражением мифологических представлений об эмоциях как враждебных человеку существах, приходящих из другого пространства [Брагина 1999].
ЛИТЕРАТУРА
1. Брагина Н.Г. «Во власти чувств»: мифологические мотивы в языке // Славянские этюды: Сб. статей к юбилею С.М. Толстой. - М.: Индрик, 1999. - С. 86-102.
2. Зализняк Анна А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: Проект «Каталога семантических переходов» // Вопросы языкознания. 2001. №2. - С. 13-25.
3. Камалова А. А. Формирование и функционирование лексики со значени-ем психического состояния в русском литературном языке. - Архангельск: Изд-во Поморского международного пед. ун-та, 1994. - 130 с.
4. Михайловская Н.Г. Системные связи в лексике древнерусского книжно-письменного языка Х1-Х1У вв. - М.: Наука, 1980. -254 с.
5. Тарабасова Н.И. Из истории синонимических отношений слов с корнями бол- и скорб- (на материале вестей-курантов первой половины ХУ11 в.) // История русского языка. Исследования и тексты. - М.: Наука, 1982. - С. 115-131.
6. Цейтлин Р.М. Сравнительная лексикология славянских языков Х/Х1-Х1У-ХУ вв. Проблемы и методы. - М.: Наука, 1996.-232 с.
7. Чурмаева Н.В. Анализ текста при толковании древнерусских слов // Древнерусский язык. Лексикология и лексикография. - М.: Наука, 1980. - С. 189-204.
Поступила в редакцию 13.01.05 г.
