CC BY
42
Например, в словопроизводстве характеризующих лично-одушевленных наименований неудвоенные и удвоенные суффиксальные форманты обладают равными деривационными возможностями. В речевой практике почти каждое производное лично-одушевленное существительное с суффиксами -ух-, -уш-, -ах-/-ях-, -аш-/-яш-, -ан-, -яг-, -уг-/ -юг- может функционировать с расширенным за счет вторичного присоединения суффикса -к(а) формантом. Ср.: хитрюга - *хитрюжка1, торопыга - *торопыжка, плакуша - *плакушка, копуша -*копушка, коняга - *коняжка, трудяга - *тру-дяжка, стиляга - *стиляжка, говоруша/говоруха - *говорушка, горюша /горюха - *горюшка. И обратно: суффиксально удвоенные форманты, присоединенные к основам лично-одушевленных существительных, легко членятся на составляющие, в результате чего появляются экспрессивные окказиональные редериваты: попрыгушка - *попрыгу-ха, дурнушка - *дурнуха, трепушка - *трепуха, врушка - *вруха, болтушка - *болтуха, хохотуш-
ка - *хохотуха, замарашка - *замараха, зубряж-ка - *зубряга.
Вероятность подобного рода редеривации поддерживается на современном этапе активным проникновением в литературный язык периферийных жаргонно-просторечных элементов, в том числе словообразовательных моделей, характерных для жаргонной речи, в частности словопроизводственных образцов с суффиксами -ух(а) (ср. кликуха, чернуха, развлекуха, стипуха), -яг(а) (блатяга, тюряга, пило-тяга, пленяга) и др. (см.: [8, с. 301; 9, с. 74]).
Таким образом, любое производное слово, любая словообразовательная модель и словообразовательная категория коммуникативны по своей природе, находятся в постоянном взаимодействии с текстом и дискурсом. Вместе с тем типы этого взаимодействия различны и многообразны и требуют тщательного, многоаспектного изучения. Значительный интерес представляет, в частности, выявление соотнесенности (обусловленности) деривационных моделей и процессов с различными типами и жанрами дискурса.
Литература
1. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М., 1981.
2. Земская Е.А. Функциональный подход к изучению деривационных морфем // Морфемика: Принципы и методы системного описания. Л., 1987.
3. Урынсон Е.В. Синтаксическая деривация и «наивная» картина мира // Вопросы языкознания. 1996. № 4.
4. Крючкова О.Ю. Редупликация как явление русского словообразования. Саратов, 2000.
5. Бондарко А.В. О значениях видов русского глагола // Вопросы языкознания. 1990. № 4.
6. Аксаков К. О русскихъ глаголахъ. М., 1855.
7. Золотова Г.А. Новая русская грамматика: идеи и результаты // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. М., 1998.
8. Земская Е.А., Ермакова О.П., Рудник-Карват З. Активные процессы в словообразовании современных славянских языков (на материале русского и польского языков) // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. М., 1998.
9. Юсупова Н.Г. К вопросу о стилистических свойствах морфем // Проблемы русской морфемики. Орехово-Зуево, 1995.
Л.А. Калимуллина
ДИАХРОНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ДЕРИВАЦИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ЭМОТИВНОЙ ЛЕКСИКИ ДРЕВНЕРУССКОГО ЯЗЫКА)2
Башкирский государственный университет
Многоаспектный анализ моделей семантической деривации в настоящее время признается одним из перспективных направлений семасиологических исследований [см. 1; 2]. На наш взгляд, такой анализ может быть весьма плодотворным в том случае, когда его объектом выступает та или иная совокупность языковых единиц, связанных систем-
1 Звездочкой помечены не зафиксированные словарями формы.
2 Работа выполнена в рамках исследовательского проекта «РГНФ-Урал» №06-04-84403а/У.
ными формально-смысловыми отношениями, например ЛСГ, семантическое поле и т.п. Такое исследование позволяет выявить и описать случаи регулярной многозначности, которые могут стать отправной точкой для углубленного изучения семантических универсалий, носящих как абсолютный, так и статистический характер. При этом осо-
бую актуальность представляет анализ специфики семантических (прежде всего, метафорических) переходов в сфере предикатной лексики, в том числе и эмотивной. Закономерности вторичной (метафорической) номинации эмоций в разных языках изучены довольно хорошо (см., например: [3-7]), однако такой анализ проводится в основном с учетом синхронного состояния того или иного языка. Изучение же типов метафорического переноса с опорой на факты диахронии позволяет реализовать динамический подход к семантической деривации, который раскрывает роль процесса метафоризации в становлении и развитии как лексико-семантической системы в целом, так и отдельных ее фрагментов [8, с. 12]. Объектом исследования в настоящей работе являются вторичные эмотивные предикаты в древнерусском языке, рассматриваемые с точки зрения их системной организации.
Как полагают исследователи, образная интерпретация «непредметного» мира наиболее активно осуществляется с участием таких метафорических макросистем, как «натуралистическая» (человек и природа), «пространственная» (человек и пространство) и «социальная» (человек и другие люди) [8, с. 68]. Зафиксированный нами фактический материал позволяет несколько уточнить и дополнить данный тезис. Так, в древнерусском языке высокой продуктивностью отличается «натуралистическая» модель метафоризации эмоций, при этом наиболее важным источником семантической деривации выступают языковые единицы, которые в своем основном значении репрезентируют понятийную сферу «Человек». Можно утверждать, что данная сфера не только является доминирующей, но и в целом предопределяет специфику вторичной номинации эмоций в древнерусском языке. В процессе метафоризации оказываются задействованными широкие слои конкретной и абстрактной лексики, обозначающей различные аспекты физической, духовной, социальной жизнедеятельности человека. Среди наиболее продуктивных моделей семантического сдвига, лежащих в основе вторичных предикатов эмоций в древнерусском языке, можно выделить следующие:
I. «Физиологическая сфера человека ^ эмоциональная сфера». Парадигма вторичных эмотивов, эксплицирующих данную модель, является весьма широкой по составу и включает в себя лексемы, прямое значение которых отражает разнообразные представления о человеке как биологическом организме (его состояниях, потребностях и т.п.). Рассматриваемая модель представлена рядом подтипов:
1. Наибольшую продуктивность обнаруживает такая разновидность метафорического переноса, как «физиологическое (сенсорное) ощущение ^ эмоция», благодаря которой эмоциональные явления интерпретируются через ассоциации с соматическими ощущениями, состояниями человека, их каузацией и т.д. Довольно показательным примером в данном случае служит модель семантической деривации «вкусовое ощущение ^ эмоция»: поскольку с органом вкуса напрямую связано пищеварение, то в образном представлении эмоций активно участвуют лексемы, обозначающие принятие пищи и жидкости: питатися, питЪтися1 ‘1. питаться, кормиться, получать пищу; 3. наслаждаться;
5. быть любимым, пользоваться ласкою’, насыща-тися ‘1. пить или есть досыта; утолять голод, жажду; 2. получать что-л. в изобилии, наслаждаться чем-л. ’, насытитися ‘1. утолить голод, насытиться; 3. насладиться’, насладитися ‘1. чего, чем, без доп. съесть, отведать чего-л.; насытиться (тж. перен.);
2. чего, чем, о чем, о ком вкусить (вкушать) что-л., насладиться/наслаждаться чем-л., получать радость, удовлетворение от чего-л. ’ (ср. болг. насладя се ‘насладиться’), врЪдъ ‘1. пища; 4. страсть’, пища ‘питание, пропитание; 3. блаженство, наслаждение’, питание ‘2. то, чем питаются, пища; 5. блаженство, наслаждение’, пищъныи ‘1. относящийся к пище, пропитанию; 3. доставляющий блаженство, радость’ и др.: Вакхе и Сергие же, вы бо на земли пострадавъша, на нбсхъ ликуета, съ бесплъть-ныими бо присно престояща Трци и сия же славы насладяща сярадуета ся. Мин. окт., 45. 1096 г. [9, с. 251]. Не менее важным по степени продуктивности является такой тип семантического сдвига, как «болевое ощущение ^ эмоция». Его репрезентантами, прежде всего, выступают лексемы болЪ-ти ‘1. болеть; 2. мучиться, страдать духовно, морально // о ком, чем, за кого беспокоиться, испытывать тревогу, страдать о ком-л., чем-л.’ // с кем сострадать, сочувствовать’ (ср. пол. boleC II nad кішй, стушэ ‘скорбеть о ком-л., чем-л. ’, ubolewaC nad кіш-стуш ‘сожалеть о ком-чем, сострадать кому-чему\ чеш. boleti ‘1. болеть (причинять боль); 2. перен. огорчать, причинять боль’, болг. боля только 3 л. ‘2. болеть // перен. страдать, мучиться’, редко болея ‘болеть // страдать, беспокоиться’), болЪзновати ‘1. болеть; 2. о ком, чем беспокоиться, испытывать тревогу, страдать о ком-л., чем-л. // к кому, чему испытывать сострадание к кому-л., чему-л. ’, нездрави-ти ‘1. болеть, быть больным; 2. испытывать боль (душевную), терзаться’, възбЪснЪти ‘1. взбеситься, заболеть бешенством; 2. безумствовать, неис-
1 Здесь и далее графика и орфография древнерусских слов максимально приближена к современной. Толкования значений сохраняются в том виде, в каком они представлены в лексикографических источниках. При указании на письменные памятники ХІ-ХІУ вв. используются принятые в исторических словарях сокращения.
товствовать’, болЪзнъ ‘1. болезнь; 2. душевное страдание, скорбь, мука’, кручина ‘болезнь // желчь // вспыльчивость, раздражительность’, болЪзнъныи ‘1. больной, болезненный; 2. мучительный, тягостный // печальный, скорбный’ (ср. пол. bolesny ‘1. болезненный, мучительный; 2. скорбный, печальный’) и т.д.: болЪзнь убо есть еже вражьдо-вати и не миръ имЪти... кая болЪзнь еже зъла не решти никому же. Изб 1076, 92 об. [10, с. 292]. Довольно регулярно в процесс метафоризации включается лексика, обозначающая целенаправленное физическое воздействие, вызывающее болевые ощущения. При этом одни лексемы обозначают каузацию боли, не дифференцированной с точки зрения связанного с ней органа чувств: съто-мити ‘1. истомить, изнурить; 2. опечалить’, сушити ‘1. иссушать, изнурять (плоть); 2. мучить, изводить’, казнити ‘1. подвергать (подвергнуть) наказанию, карать (покарать) // мучить’, мучение ‘1. причинение страданий, истязание; 2. перенесение страданий, боль, мука’ и т.п. (ср. пол. рош^еу ‘1. утомить, измучить (многих); 2. jakis ста8 помучить’, болг. мъчение ‘мука, страдание, мучение’); другие же - воздействие на органы осязания (повреждение кожного покрова, ранение колющим, режущим оружием и т.п.), которое провоцирует болезненные ощущения, например: уразити ‘1. уда -рить; 5. опечалить’ (ср. пол. игагас ‘1. ушибаться
(больным местом); 2. перен. обижаться’), шибити ‘1. ударить; 2. поразить’, бости ‘1. колоть // бить, ударять рогами // наносить раны, убивать остроконечным оружием; 2. мучить’, уязвити ‘1. нанести раны, изранить; 8. устрашить’, язва ‘1. рана, язва; 3. печаль, досада’, рана ‘1. порез тела, повреждение тела до крови; 5. печаль, беда’ (ср. чеш. zгaniti ‘1. ранить, поранить; 2. ушибить; 3. перен. уязвлять, задевать, причинять страдание’, болг. раня ‘1. ранить; 2. перен. ранить, задеть, обидеть кого-л.; нанести душевную рану’), мозолъ ‘1. рубец (рубцы) на теле от раны или язвы; 4. образно страдания, раны’ и т.п.: оного сила бодущи дшу мою непрестанно, въздвиже вл(д)ку умъ ЖВИ ХІУ-ХІУ, 7б [10, с. 299]; ИцЪли, прЪхвальная, дшамоеи мозоли. Мин. сент., 0139. 1096 г. [11, с. 235]. Как можно заметить, система переносов этого типа строится по достаточно четко организованной схеме: «Болезненное состояние ассоциируется с эмоциональным дискомфортом (душевными, нравственными мучениями, тревогой, смятением, страхом, скорбью и т.п.). Физическое воздействие на объект, связанное с причинением боли, ассоциируется с каузацией эмоционально, психологически дискомфортного состояния. Само ощущение боли, рана, нарыв воспринимаются как источник нравственного страдания, беспокойства и т.п.» [8, с. 154]. Наконец, в пределах рассматриваемой модели метафоризации
эмоций выделяется такой тип семантического сдвига, как «тактильное ощущение ^ эмоция». К примеру, в древнерусском языке были представлены метафорические эмотивы, семантика которых фиксирует ассоциативные параллели между тактильным контактом и эмоциями: касатися ‘1. дотрагиваться до кого-л., касаться; 3. подвергать оскорблениям’, коснути ‘1. тронуть, коснуться // перен. затронуть, задеть’ и др.: Ащеубо что коснеть дшю нашю, потъщимъся помянути слово влдкы нашего. ПНЧ 1296, 34 [12, с. 271]. Поскольку в значении данных предикатов сема интенциональности является факультативной, они могут обозначать как целенаправленную, так и нецеленаправленную каузацию эмоций.
2. «Перцептивный процесс ^ эмоция». Данная модель семантической деривации, в первую очередь, представлена такой своей разновидностью, как «зрительное восприятие ^ эмоция», например: зрЪти ‘1. видеть, воспринимать зрением;
3. смотреть с завистью, зариться’, зазърЪти ‘1. увидеть; 3. позавидовать’, прЪзърЪти ‘1. осмотреть, окинуть взглядом; 2. пренебречь, презреть, отвергнуть’ (ср. чеш. ргв21гай ‘1. книжн. со смотреть сквозь что-л., через что-л.; 2. коЬо презирать кого-л.; пренебрегать кем-л.’), позоръ ‘1. то, что представляется взору, зрелище; 3. стыд, позор’ (ср. болг. позор ‘позор ) и др.: Блюди, еда по земьному помышляя, прЪзриши убогааго. Сбор. 1076 г. л. 43 [13, с. 1650]. Как можно заметить, для древнерусского языка характерно наличие незначительного числа вторичных эмотивов, которые в своем основном значении являются номинантами зрительного восприятия, что можно объяснить следующим: органы зрения, в процессе филогенеза сформировавшиеся позже других, наиболее тесно связаны с интеллектом, поскольку именно они способствовали становлению последнего. Напротив, деятельность органов вкуса и осязания, которые с генетической точки зрения являются самыми древними, обусловлена сугубо физиологическими факторами и непосредственно не связана с разумом. Как отмечает известный психолог Р. Грегори, «чувства вкуса и прикосновения прямо передают биологически важную информацию: предмет твердый или горячий,
съедобный или несъедобный. <...> Эта информация важна и помимо опознания объектов. Возникает ли в руке ощущение ожога от пламени спички, раскаленного утюга или струи кипятка, разница невелика - рука отдергивается во всех случаях. Главное - ощущается жгучее тепло; именно это ощущение передается непосредственно, природа же объекта может быть установлена позднее. Реакции такого рода примитивны, субперцептивны; это реакции на физические условия, а не на сам объект. Опознание объекта и реагирование на него появля-
ются гораздо позднее» [14, с. 10-11]. Именно поэтому эмоции, в которых интеллектуальный компонент отходит на второй план, а физиологический играет весьма важную роль, ассоциируются прежде всего не со зрительным восприятием, а со вкусовыми и тактильными ощущениями.
В рамках рассматриваемой модели метафориза-ции обращает на себя внимание и такой ее тип, как «слуховое восприятие ^ эмоция», который в древнерусском языке реализуется с помощью весьма ограниченного числа лексем, например: тихыи ‘1. тихий, негромкий; 3. спокойный’, тишина ‘1. тишь, тишина; 2. мир, спокойствие’ (ср. чеш. ztisen^ ‘1. затихание; утихание; 2. перен. успокоение’), тишати ‘1. утихать; 2. успокаиваться’ (ср. чеш. ztisiti ‘1. приглушить (звук); 2. перен. успокоить, утихомирить’) и др.: Въ тишинЪ пребы-ваеть душа и въ мирЪ глубоцЪ. Никиф. м. Посл. Влад. Мон. 62 [15, с. 965]. Невысокая продуктивность данной модели семантического переноса, как и в предыдущем случае, объясняется внеязыковы-ми факторами, а именно филогенетической спецификой слухового восприятия. Как считают исследователи, слух у человека и животных - это второй (после зрения) по пропускной способности канал восприятия информации [16, с. 104], весьма тесно связанный с речемыслительной деятельностью. Интеллектуальная основа слухового восприятия проявляется в том, что в отличие от животного, которое производит звуковые сигналы и реагирует на слышимые сигналы, но не анализирует их, человек вслушивается в произносимые звуки и регулирует процесс звукообразования, т.е. управляет этим процессом [16, с. 106]. Вследствие этого ассоциативная параллель между слуховым восприятием и эмоциональными процессами, возникновение которых во многом обусловлено сферой бессознательного, представляется менее естественной, чем связь последних с физиологическими ощущениями.
II. «Физическая сфера человека ^ эмоциональная сфера». Данная модель семантической деривации представлена следующими частными типами:
1. «Физическое действие ^ эмоция»: заимати I ‘1. брать, захватывать; 4. задевать, обижать’, попи-рати ‘1. попирать, топтать; 2. презирать; 3. оскорблять ’, запалити ‘1. зажечь, поджечь; 2. перен. зажечь, взволновать, возбудить’ (ср. пол. zapalaC ‘1. зажигаться, загораться; 2. воодушевляться, вдохновляться’, zapal ‘энтузиазм, воодушевление, пыл’), давити ‘1. давить, сдавливать // перен. теснить, мучить’, умащати ‘1. умащать; 2. услаждать’ (ср. чеш. отазіїгі ‘1. подмаслить; смазать маслом; промаслить; 3. перен. коши со огорчить кого-л. чем-л. ’), възварити ‘1. заварить; 2. возмутить, рассорить’, мясти ‘1. перемешивать, смешивать; 4. сму-
щать, беспокоить, тревожить’ (ср. чеш. masti ‘1. путать, спутывать; 2. приводить в замешательство; сбивать с толку’), съмущати ‘1. смешивать, примешивать; 4. возбуждать, волновать; 5. смущать, приводить в смущение’ (ср. болг. смущавам ‘смущать; вызывать смущение’), тъкнути ‘1. воткнуть; укрепить, установить; 5. поразить, удивить’ (ср. пол. dotknqc kogo-czego ‘1. дотронуться до кого-чего, прикоснуться к кому-чему; 3. обидеть, задеть’; чеш. dotknouti ‘1. дотронуться, коснуться; 3. перен. задеть за живое, уязвить’), остритися ‘1. быть точимым, стачиваемым; оттачиваемым; 2. возбуждаться, вдохновляться’ (ср. болг. наостря ‘1. наточить; отточить; 2. перен. настроить враждебно’) и др.: Мудрыхъ срдца умашаюши. Мин. 1096 г. (окт) л. 38 [15, с. 1204]. Особое место внутри рассматриваемой парадигмы занимают единицы «физической» лексики, имеющие деструктивную семантику: съкрушати ‘1. разбивать, ломать; 3. мучить, терзать’ (ср. болг. съкрушавам ‘1. сокрушать; 2. перен. сокрушать, огорчать кого-л.’),съкрушатися ‘1. быть разрушаемым; 2. печалиться’ (ср. болг. съкрушавам се ‘сокрушаться, печалиться, огорчаться’), съкру-шение ‘1. разрушение; 4. сокрушение, печаль’ и т.д. Высокая продуктивность данного типа метафорического переноса обусловлена тем, что большинство указанных лексем обозначает разнообразные действия, совершаемые человеком по отношению к объектам внешнего, материального мира (в том числе и артефактам), взаимодействие с которым играет весьма важную роль в процессе жизнедеятельности людей. При этом в семантике данных единиц имплицитно отражаются наиболее релевантные коллективные знания о различных аспектах предметного мира. Важно подчеркнуть также, что рассматриваемые вторичные эмотивы представляют собой преимущественно каузативные предикаты, обозначающие интенциональное воздействие на эмоциональную сферу. С точки зрения онтологии эмоций эту содержательную особенность эмотивов можно объяснить следующим образом. Практически все рассматриваемые языковые единицы в своем прямом значении называют физические действия человека, направленные на различные видоизменения реалий вещного мира (их формы, структуры, размеров и т.д.). Такие действия, как правило, являются эффективными и предполагают реальный результат, который в большинстве случаев доступен наблюдению. Поэтому благодаря ассоциативной связи, устанавливаемой в наивно-языковом сознании между физическим действием и каузацией эмоций, при обозначении последних в фокусе внимания оказывается целенаправленность эмоционального воздействия на объект-пациенс.
2. «Движение ^ эмоция»: шататися ‘1. блуждать; 2. волноваться’, мястися ‘1. носиться, беспо-
рядочно перемещаться; метаться; 3. смущаться, беспокоиться, тревожиться’ (ср. чеш. таза ъе ‘путаться, сбиваться; приходить в замешательство’), колЪбатися ‘1. колебаться, раскачиваться, трястись; 2. испытывать потрясения, пребывать в состоянии тревоги, неуверенности; быть взволнованным’, подвижитися ‘1. сдвинуться, удалиться;
3. взволноваться’, обинутися ‘1. уклониться; 2. бояться’, восколЪбатися ‘1. начать колебаться, колыхаться; 2. прийти в смятение, волнение’, въздвига-ти ‘1. поднимать что-л.; 4. восстанавливать кого-л. против кого-л.’, двигнути ‘1. сдвинуть, переместить, передвинуть; 2. тронуть, обидеть’, въставити ‘1. поднять; 2. возбудить’, поступити ‘1. сдвинуться с места; шагнуть, ступить; 9. притеснить, обидеть’, зыбати ‘1. толчками колебать, сотрясать что-л. // перен. заставлять кого-л. колебаться, приводить в состояние смятения’, колЪбанъе ‘1. колебание, содрогание, сотрясение; 2. тревога, опасности, потрясения’ (ср. болг. колебание ‘2. перен. колебание, нерешительность’), обиновение ‘1. обход, отклонение (от прямого пути); 2. перен. колебание, отклонение; страх, опасение’ и мн. др.1: Всею силою моею работах оцю ваю, оць же ваю поступи на мя и измЪни мзду мою. Палея Толк.2, 108. 1477 г. - XIII в. [17, с. 265]; Чтобы его не замали... чтобъ его [митрополита] нихто не двигнулъ, ни конеи его не имали. СГГД II, 12. 1357 г. [18, с. 182]. Следует отметить и такой тип семантического сдвига, как «движение физических объектов ^ эмоция», смежный с указанным; ср.: вълноватися ‘находиться в колебательном движении, вызывающем волны // перен. находиться в возбужденном состоянии // перен. свирепствовать, буйствовать’, възтре-петати ‘1. начать дрожать, сотрясаться; 2. устрашиться’, възмутити ‘1. привести что-л. в движение, волнение; 2. вызвать беспокойство, расстроить, взволновать’, движение ‘1. движение; 2. волнение, смущение’, поносъ ‘1. движение (небесных тел);
4. стыд, позор’, възмущение ‘1. движение, волнение; 2. смущение, волнение’, трусъ ‘1. землетрясение; 2. трепет’ и др.: Правдою възградишися, удалися от неправеднааго, и неубоишися, и трусъ не приближится тебЪ. Ис. ЫУ. 14 (Упыр.) [15, с. 1013]. Логика семантической деривации в данном случае представляется вполне прозрачной, если иметь в виду следующее высказывание А.Н. Афанасьева: «Нога, которая приближает человека к предмету его желаний, обувь, которою он при этом ступает, и след, оставляемый им на дороге, играют весьма значительную роль в народной символике. Понятиями движения, поступи, следования определялись все нравственные действия человека» [19, с. 31]. Несколько расширив данную формулировку,
можно утверждать, что указанный символический смысл имеет отношение не только к нравственной, но и к эмоциональной сфере.
III. «Социальная сфера человека ^ эмоциональная сфера». Данная модель метафорического переноса менее характерна для сферы вторичной номинации эмоций в древнерусском языке, что подтверждается наличием небольшого числа ее лексических репрезентантов. Вероятно, этот факт можно объяснить тем, что социальные аспекты эмоций являются второстепенными, неярко выраженными, а потому образную интерпретацию чувств сквозь призму социальных характеристик человека можно назвать мало актуальной. Данная модель семантического сдвига объединяет ряд частных типов, в том числе:
1. «Трудовая деятельность, занятия человека ^ эмоция»: тружатися, трудитися ‘1. работать, трудиться; 2. страдать’ (ср. чеш. ГійШ ъе книжн. ‘1. работать до изнеможения; 2. огорчаться’), страдати ‘1. работать, трудиться; 4. страдать, мучиться; 5. сострадать’ (ср. чеш. ъМёаЫ ‘страдать’), лЪноватися ‘1. медлить, делать неохотно, лениво; 2. пренебрегать’, праздъновати ‘1. справлять, устраивать праздник; торжественно отмечать какое-л. знаменательное событие; 2. радоваться, ликовать’, трудъ ‘1. труд, работа; 2. страдание;
3. скорбь, горе’, страдание ‘1. труд, подвиг; 3. мучение; 4. срам, позор’ (ср. чеш. ъМёат ‘лишения, страдание’, болг. страдание ‘страдание’) и др.: Къ умилению и утЪшению болящиихъ и стражду-щиихъ брать нашихъ. Панд. Ант. XI в. л. 215 [15, с. 532].
2. «Социальный конфликт ^ эмоция»: мя-тежъ ‘1. волнение, смута; 6. смущение, волнение, возбуждение’, крамола ‘1. мятеж, бунт, смута; 2. раздор, несогласие, вражда’,ратъныи ‘1. относящийся к войне; 2. в ссоре, во вражде находящийся’, въоружити ‘1. снабдить оружием, снаряжением для войны; 2. (в том числе на кого) посеять в ком-л. вражду против кого-л. ’ и т.п.: Мужь же бесъвЪ-тенъ самъ себЪ ратенъ. Панд. Ант. XI в. л. 176 [15, с. 109].
3. «Речевое действие ^ эмоция»: жалити I ‘1. упрекать кого-л., выражать недовольство кому-л., роптать; 2. скорбеть по ком-л., печалиться о ком-л. ’, жаловати ‘1. жаловаться, негодовать по поводу чего-л.; 2. проявлять жалость, сострадание; жалеть, беречь’ (ср. пол. za^owaC ‘жалеть’, болг. жалея ‘жалеть кого-л., оплакивать кого-л.; горевать, печалиться’), которатися ‘1. с кем спорить, препираться; 2. враждовать; 3. гневаться, сердиться’, клятися ‘1. давать клятву; обещать что-л. с клятвой; клятвенно утверждать или отрицать что-л.; 4. гнушать-
1 В состав данной группировки включаются и такие предикаты, которые в своем основном значении представляют движение как действие.
ся’, луковати ‘1. лукавить, лгать, изворачиваясь перед кем-л.; 3. кем проявлять пренебрежение по отношению к кому-л., смеяться над кем-л.’, похули-ти ‘1. осудить; 2. обидеть; 4. унизить, презреть’, сварити ‘1. бранить, укорять; 3. оскорблять’, прЪ-пирати ‘1. убеждать; 4. попирать, унижать’, увЪще-вати ‘1. убеждать, склонять; 2. утешать, радовать’, утолити ‘1. убедить, уговорить; 2. успокоить’, на-молвити ‘1. подговорить (подговаривать), склонить (склонять) к чему-л.; 2. привести в замешательство, вызвать смятение’, умоление ‘1. просьба; 2. утешение’, жалование ‘1. жалоба; 2. печаль, скорбь’, укоризна ‘1. укор, порицание; 6. унижение; 7. презрение; 8. стыд, позор’, лаи ‘1. брань, ссора; 2. оскорбление’ и др.: Вси человЪци мною кленутся, а утЪщающаго не обрЪтохь. (Сл. о расслабл. Кир. Тур.) Пон. I, 152. ХУ-Х1У вв. - XII в. [20, с. 193]. Отнесение данного типа метафорического переноса к модели семантической деривации «социальная сфера человека ^ эмоциональная сфера» обусловлено тем, что первичное значение указанных лексем связано с номинацией социально значимых речевых актов, осуществляемых в условиях межличностного взаимодействия.
IV. «Психологическая сфера человека ^ эмоциональная сфера». В рамках данной модели семантического сдвига наибольший интерес представляет такой тип метафоризации, как «волеизъявление ^ эмоция», который эксплицируется целым рядом лексических единиц, например: желати ‘1. желать, жаждать; 3. жалеть, горевать’, възжелЪ-ти ‘1. пожелать, захотеть; 2. заботиться, любить’, похотЪти ‘1. захотеть, пожелать; 3. позавидовать’, уохвотитися ‘1. захотеть; 2. возрадоваться’ (ср. пол. rozochocic siq ‘1. развеселиться’), послужити ‘1. выполнить чъю-л. волю; подчиниться, послушаться; 8. оказать уважение, почтить’, неключимо-вати ‘1. отвергать, отвергнуть; 3. презреть’, оскла-битися II ‘1. проявить уступчивость, податливость, нетвердость; 2. смягчиться’, хотЪние ‘1. воля;
2. любовь; 3. благоволение’ и т.д.: И пришедъ кь Антониеви... рыдашеть к нему о своихъ напас-техъ... Антонии, то слышавъ, осклаби ся и съжали ся ему. Флавий. Полон. Иерус. I, 42. XV-XI вв. [21, с. 94]. Направление семантических преобразований в данном случае довольно легко поддается логическому объяснению, если иметь в виду интегративный характер психической деятельности, обусловливающий неразрывную взаимосвязь эмоциональных и волевых процессов в ходе познания окружающего мира. Аналогичным образом может быть истолковано и наличие такого типа мета-форизации, как «интеллектуальный процесс ^ эмоция», довольно ярко представленного в русском языке старшей поры: изумЪтися ‘1. обезуметь, потерять рассудок; 2. изумиться // недоумевать, сом-
неваться’, облазнитися ‘1. ошибиться, впасть в ошибку; 2. оскорбиться’, прЪлъщатися ‘1. заблуждаться; 3. смущаться’, недоумЪние, изумЪние ‘1. безумие, безрассудство; 2. изумление’, разумъ ‘1. способность познавать и мыслить; 9. сочувствие’, недомышление ‘1. непонятность, непостижимость; 3. смятение’, облазнъ ‘1. ошибка, заблуждение; 2. обида’ и т.п.: и иде с ними в цркв(ь)... они же во изумВньи бывше, удививше(с) похвалиша службу ихъ. ЛЛ 1377, 37 (987) [12, с. 117].
В древнерусском языке еще одним источником образных переосмыслений в рамках «натуралистической» метафорической системы выступает лексика, относящаяся к понятийной сфере «Природный и предметный мир». Эмотивы, первичное значение которых отражает различные представления о вещных реалиях, в отличие от рассмотренных выше, реже подвергаются метафоризации, однако удельный вес этих единиц внутри вторичных номинантов эмоций все же довольно велик. Среди наиболее продуктивных моделей семантического переноса, имеющих отношение к указанной понятийной сфере, отметим следующие:
1. «Характеристика животных /растений ^ эмоция»: лаяти ‘1. лаять; 3. злобствовать, неистовствовать’, укротитися ‘1. быть укрощенным; 2. успокоиться’, хапати ‘1. хватать, кусать, жалить;
4. терзать, мучить; 5. отвергать, презирать’ (ср. болг. захапвам ‘1. кусать // перен. разг. задевать, обижать’), изъЪдати ‘1. съедать, пожирать (о животных); 5. перен. уязвлять кого-л.’, лютыи ‘1. дикий, свирепый (о животных); 2. злой, злобный; безжалостный, жестокий; 3. тяжелый, трудный; причиняющий мучения, страдания’ (ср. чеш. книжн. 1Щ ‘лютый, свирепый, неукротимый’, болг. лют ‘1. острый, горький, крепкий; 5. перен. вспыльчивый, горячий’), звЪрообразие ‘1. вид, обличье зверя; 2. свирепость, жестокость’; цвъсти ‘1. цвести; 2. быть ясным, веселым’, сверЪпыи ‘1. дикий, растущий без обработки; 2. дикий, злой, яростный’ (ср. болг. свиреп ‘1. свирепый, кровожадный; 2. перен. свирепый, ожесточенный; неистовый’) и т. д.: Декии же... въ блатВ утопе съ своимъ снмъ, достоину муку своего звВрообразья уполучивъ. Хрон. Г. Амарт., 318. ХШ-Х^ вв. - XI в. [22, с. 353].
2. «Изменение физических характеристик предметов и субстанций ^ эмоция»: распыхати-ся ‘1. вспыхивать, разгораться; 2. разъяриться’, загоратися ‘1. начинать гореть; 2. перен. оказываться охваченным сильным чувством, внезапной мыс-лью’,растаяти ‘1. растаять, растопиться; 3. опечалиться’, раздъратися ‘1. разорваться; 2. прийти в смятение’, трухлыи ‘1. подгнивший, ветхий; 2. угрюмый, печальный’ (ср. чеш. уст. 1гисМу ‘печальный, грустный’) и пр.: Абие трухлъ бысть Анти-патръ. Иос. Флав. В. Иуд. 1. 28. 3 [15, с. 1013].
Помимо репрезентации «натуралистической» метафорической системы в древнерусском языке широкое отражение находят ассоциативные параллели между эмоциями и абстрактными реалиями. Так, в метафорическом представлении эмоций активно участвуют оценочные лексемы, вторичное значение которых определяется следующими моделями семантической деривации:
1. «Этическая оценка ^ эмоциональная сфера»: зълыи ‘1. злой; 3. недоброжелательный, злобный, враждебный; 4. причиняющий боль, вред; мучительный, болезненный’, добрыи ‘1. добрый // миролюбивый; не склонный к вражде, ссорам’, хулъныи ‘1. достойный порицания, хулы; 4. презирающий; 5. презренный; 6. гнусный, противный’, любочъстивыи ‘1. честолюбивый; 3. почтительный, благоговейный’, кротъкыи ‘кроткий, покорный, тихий, скромный, незлобивый // печальный, горький’, благохвалъныи ‘1. воздающий хвалу, прославляющий, хвалебный; 3. радостный, бодрый духом’, зъло I, зълоба ‘1. все дурное, плохое, злое; 2. злость, злоба, вражда’ (ср. чеш. 2ЬЪа, болг. злоба ‘злоба’), зълъ ‘1. зло, лукавство, грех; 2. страсть’, доброта ‘1. добродетель // отзывчивость, сочувствие, дружеское расположение к кому-л.\ пакостъ ‘1. вред, зло; 2. обида’, скаредие ‘1. скверность, мерзость;
3. печаль, тоска’, любочъстие ‘1. стремление к почестям, тщеславие; 2. уважение, почет, почитание’, щедрота ‘1. милость, милосердие; 2. благорасположение’, чъстъ ‘1. честь, почет; 2. уважение;
5. благоговение’ (ср. пол. С2еъС ‘почет, уважение; почитание’, чеш. cest ‘2. честь, почет’), благоумие ‘1. благоразумие, благонравие; 2. благожелательность, благоволение’, ръвъние ‘1. ревность, усердие; 4. зависть’ и др.: глщии... миръ съ ближними своими, зло же въ ср(д)цихъ ихъ. ПНЧ XIV, 178а [23, с. 409].
2. «Утилитарная оценка ^ эмоциональная сфера»: драгыи ‘1. дорогостоящий, ценный; 2. вы-сокоценимый, уважаемый, почитаемый; 3. милый, дорогой’ (ср. чеш. ёгаку ‘2. перен. дорогой, милый, любимый’, болг. драг ‘дорогой; милый’), лъгыни ‘1. выгода, польза; 2. облегчение’, лъгота ‘1. польза; 3. спокойствие’ и т.д.: Душа бо сдЪ казнима, всяко в будущии судъ милость обрящеть и лгыню отъ мукы. Лавр. л. 6745 г. [13, с. 66].
3. «Эстетическая оценка ^ эмоциональная
сфера»: красъныи ‘1. красивый, прекрасный;
2. хороший, прекрасный; приятный, милый // радостный, приятный, сладостный’, прекрасъныи ‘1. прекрасный, очень красивый; 3. дивный, уди -вительный, чудесный’, възрачъныи ‘1. приятный на вид; 2. доставляющий удовольствие’, краса, красота ‘1. красота; 3. радость’, удобрение
‘1. украшение; 3. успокоение’, красоватися
‘1. привлекать внимание своей красотой; быть заметным, выделяться своей красотой; 2. радоваться, наслаждаться’ и др.: Къто неувидЪвъ яко же достоино видЪти красоту гню. Гр. Наз., 165. XI в. [24, с. 15].
Рассмотренный нами материал позволяет сделать вывод о том, что в древнерусском языке вторичная (метафорическая) номинация эмоциональных явлений носила довольно закономерный характер. Это заключение позволяет несколько скорректировать высказанное еще Ф. де Соссю-ром мнение о том, что свойством системности характеризуется лишь синхронное состояние языка. На наш взгляд, регулярность семантических переносов, подтверждаемая многочисленными примерами из области диахронии, свидетельствует о том, что по отношению к любому периоду развития того или иного национального языка можно вести речь о его системной организации.
Список условных обозначений
болг. - болгарское; книжн. - книжное; перен. - уст. - устаревшее; чеш. - чешское.
переносное; пол. - польское; разг. - разговорное;
Литература
1. Зализняк А.А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: Проект «Каталога семантических переходов» // Вопросы языкознания. 2001. № 2.
2. Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.
3. Апресян Ю.Д. «Природные процессы» в сфере человека // Логический анализ языка. Избранное. 1988-1995 / Сост. и отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2003.
4. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Волгоград, 2001.
5. Лебедева Е.К. Метафора как средство описания внутреннего эмоционального состояния человека // Общая стилистика и филологическая герменевтика. Тверь, 1991.
6. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен. Семантика и сочетаемость. М., 2000.
7. Kovecses Z. Metaphors of Anger, Pride and Love. A Lexical Approach to the Structure of Concepts. Amsterdam / Philadelfia, 1986. VI, 147 p.
8. Балашова Л.В. Метафора в диахронии (на материале русского языка Х1-ХХ вв.). Саратов, 1998.
9. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 10. М., 1984.
10. Словарь древнерусского языка Х1-Х1У вв. Т. 1. М., 1988.
11. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 9. М., 1983.
12. Словарь древнерусского языка Х1-Х1У вв. Т. 4. М., 1991.
13. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т.: Репринт. изд. Т. 2. М., 1989.
14. Грегори Р.Л. Разумный глаз. М., 1972.
15. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т.: Репринт. изд. Т. 3. М., 1989.
16. Мечковская Н.Б. Семиотика: Язык. Природа. Культура: Учебное пособие. М., 2004.
17. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 17. М., 1991.
18. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 4. М., 1978.
19. Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. М., 1982.
20. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 7. М, 1982.
21. Там же. Вып. 13. М., 1987.
22. Там же. Вып. 5. М., 1979.
23. Словарь древнерусского языка Х1-Х1У вв. Т. 3. М., 1990.
24. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 8. М., 1982.
О.Г. Щитова
РЕКОНСТРУКЦИЯ НЕИСКОННОЙ ЛЕКСИКИ ТЕМАТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ «ВОЕННОЕ ДЕЛО» В ТОМСКОЙ РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ XVII ВЕКА
Томский государственный педагогический университет
Изучение тематических особенностей неисконной лексики позволяет выявить зоны соприкосновения и взаимного обогащения культур разных этносов. По нашим наблюдениям, лексика военного дела является одной из тематических групп, репрезентированных в XVII в. значительным количеством неисконных номинаций [1]. Причиной этого явились экстралингвистические факторы общерусского и регионального характера.
В начале XVII в. со стороны московского правительства отмечается стремление привлечь в Московское государство побольше иностранцев, пожелавших жить в России. Особенно увеличилось количество иностранцев в Москве с тех пор, как правительство решилось на вербовку за границей целых полков из иностранцев и на формирование в России полков иноземного строя из своих русских людей. В результате перехода от старых форм военного устройства к регулярным европейским в Москве был создан офицерский корпус европейского образца, значительная часть которого состояла из профессионалов военного дела с Запада.
Возведение Томского острога XVII в. соответствовало программе освоения Сибири, осуществлявшейся московским правительством. Русские поселенцы оказались во враждебном окружении и были вынуждены защищать свои рубежи от набегов местного (тюркоязычного) населения. В то же
время было очевидно стремление вновь прибывших в Сибирь подданных наладить добрососедские отношения с аборигенами и использовать в своих интересах их военные навыки и достижения.
Целью данной работы является реконструкция неисконной военной лексики западноевропейского происхождения и ее анализ в историко-этимологическом аспекте на фоне военной лексики тюркомонгольского происхождения.
К неисконной лексике мы относим заимствования, а также дериваты с заимствованной производящей основой. Дериваты, созданные на базе заимствований, имеют статус собственно русских языковых единиц, однако, поскольку их корни по своему происхождению восходят к иноязычным прототипам, мы рассматриваем такие слова как неисконно русские.
В качестве источника изучения русской разговорной речи XVII в. служат деловые памятники указанного периода. Работа выполнена на материале томских деловых документов допетровской эпохи: приходных, расходных и таможенных книг, челобитных служилых людей и крестьян, отписок томских воевод, расспросных и пыточных речей, грамот и др. В процессе семантизации лексических единиц были использованы в качестве дополнительных источники более широкого ареала: сибирские деловые документы и памятники других территорий Московского государства, откуда приезжа-
