CC BY
146
«Приди ж, отвергни чувств обман...» (Ф. Тютчев). Частица же (ж) употребляется с поэтическим императивом, оформляет мелиоративно-эмоциональный призыв, привносит коннотацию воодушевления: Вставай же, Русь! (Ф. Тютчев); Так пей же из нее, любимый наш певец... (А. Фет); Пой же, пой на проклятой гитаре (С. Есенин). Основная роль частицы же (ж) при императиве - выражение дополнительного оттенка интенсивного побуждения. Установлена организация КИ также следующими частицами: с помощью частицы ли достигается модальная коннотация неуверенности; побудительные частицы да, пусть организуют мелиоративную эмоциональность поэтического и аффективного императива (торжественность, энтузиазм, воодушевление); частица ну выражает согласие после тех или иных возражений (Не проститься ли нам? (И. Тургенев); Пусть сильнее грянет буря (М. Горький); Да святится имя твое! (И. Куприн); Ну, давай переговорим, если так нужно (Л. Толстой).
Если проследить изменения в оттенках побудительного значения в синонимическом ряду высказываний, то можно сделать вывод о зависимости КИ от морфологического выражения предикативной основы. Ср.: Иди за мной!; Иди-ка за мной!; Иди же за мной!; Пошли за мной!; Идешь за мной!; Не пойти ли тебе за мной?; Марш за мной!; За мной!; Айда за мной!; Быстрей за мной! Идентичное синтаксическое окружение возможно при передаче различных дополнительных эмоционально-экспрессивных семантических наслоений под влиянием морфологических показателей.
Продуктивность «креативного императива» [5] и возникновение грамматических инноваций свидетельствуют о том, что речевое пространство побудительных ситуаций активно расширяется: Банкуй!; Зацепи и зацени!; Приколись по-кислому!; Давай зашоколадим молоко!; Оттянись со вкусом! Появляется необходимость динамичных побуждений, требующих быстрых реакций и стремительных решений со стороны адресата. В связи с этим представляется возможным говорить о категоризации экспрессивности в зоне императива начала XXI века, определяемой трендами именно этой сферы. Изучение коннотаций креативного императива с позиций прагмалингвистики, социолингвистики, теории речевых актов может быть основой дальнейших исследований.
Частные коннотативные смыслы (как явление эмоционально-экспрессивной сферы) могут быть самыми различными у каждой из рассматриваемых форм: например, обращение на «вы» (форма с аффиксом «те») возможна с коннотацией торжественности, официальности, подчеркнутого почтения или, напротив, акцента на дистанции (отстраненности, отчуждения, надменности, высокомерия) говорящего в отношении адресата, уважения при обращении к незнакомому (в соответствии с правилами русского речевого этикета).
Анализ КИ на лексико-морфологическом уровне показал, что в современном русском языке имеются специальные слова (побудительные междометия, частицы, перформативы) и формы слов (типа иди; с аффиксом -те; типа пусть войдет(ут); транспонированные неимперативные глаголы; формы существительных, наречий, местоимений), за которыми закреплен определенные коннотативные смыслы побуждения. Несмотря на то, что определяющую роль в организации КИ играет контекст, форма выражения императива как предикативного ядра выбирается говорящим, исходя из ее лексико-семантического и морфологического потенциала. Императив, как грамматическая инновация, свидетельствует о продуктивности формальных средств повелительного наклонения и показывает тенденции развития функционально-семантического поля коннотативных
смыслов в современном русском языке.
Литература
1. Гвоздев, А.Н. Очерки по стилистике русского языка / А.Н. Гвоздев. - М., 2009.
2. Иосифова, В.Е. Употребительность императивных междометий для выражения приказа / В.Е. Иосифова // Вестник МГОУ. Сер. Русская филология. - 2009. - № 1. -С. 22 - 26.
3. Киселев, И.А. Частицы в современных восточнославянских языках / И.А. Киселев. - Минск, 1976.
4. Лекант, П.А. О коннотативных смыслах высказывания / П. А. Лекант // Грамматическое значение предложения и семантика высказывания. - М., 1987. - С. 3 - 9.
5. Мелехова, Л.А. Креативный императив / Л.А. Мелехова // Вестник Тамб. гос. ун-та им. Г.Р. Державина. Сер. Гуманитарные науки. - 2010. - Вып. 11 (91). - С. 53 - 59.
6. Шахматов, А.А. Синтаксис русского языка / А.А. Шахматов. - М. 2007.
УДК 821.161.1.09“1917/1991”
Г.А. Мехралиева
О СИСТЕМЕ ЗАГЛАВИЙ СКАЗОК ЛЮДМИЛЫ ПЕТРУШЕВСКОЙ
В статье рассматриваются особенности заглавий сказок и сказочных циклов Людмилы Петрушевской на материале цикла «Книга приключений. Сказки для детей и взрослых».
Людмила Петрушевская, литературная сказка, заглавие, цикл, взрослые и детские смыслы.
The article considers the peculiarities of the titles of Lyudmila Petrushevskaya’s fairy tales and fairy cycles based on “Book of adventures. Fairy tales for children and adults”.
Lyudmila Petrushevskaya, fairy tale, title, cycle, adults’ and children’s senses.
Людмила Петрушевская, вспоминая свои посещения в детстве читального зала Ленинской библиотеки в поисках интересных книг, пишет: «Как есть легенда о золотом веке, так и бытовало в то время стойкое убеждение, что где-то есть вечный источник, но его утаивают и что там хранится все самое интересное. <...> Там многое скрывалось уже на уровне каталога, и имя книги, «имя розы», было главнейшей уликой для расследования» [5, с. 118]. Интуитивное восприятие заглавия, как указателя, ориентира в книжном море, несомненно, не могло не проявиться впоследствии в озаглавливании «взрослых» произведений писательницы и особенно ее сказок.
Сказки Петрушевской менее известны широкой публике, чем ее же рассказы и пьесы, однако именно они, в отличие от произведений, рассчитанных на взрослое чтение, заслуживают почти единодушное одобрение критики. При этом сказочные произведения писательницы занимают большое место в ее творчестве даже с формальной точки зрения: составляют два тома в ее пятитомном собрании сочинений и продолжают публиковаться в настоящее время. В первую очередь, обращает на себя внимание то, что сказки неизменно объединяются в циклы: «Лечение Василия и другие сказки», «Сказки для всей семьи», «Настоящие сказки», «Книга принцесс».
В настоящей статье мы попытаемся осветить характер именования сказок Л. Петрушевской и остановимся подробнее на самом крупном сказочном цикле - «Книга приключений. Сказки для детей и взрослых».
Название данного цикла, состоящее из двух частей, напоминает о высказывании С. Кржижановского о заглавиях с подобной структурой: «Иногда удвоенное заглавие. свидетельствует не о расслоении темы или приема, а о расслоении читателя (на ученого и просто грамотного и т.д.), на которого рассчитана книга. Такие «двучитные» заглавия свидетельствуют о зарождении книжного рынка, когда не читатель ищет книгу, а книга начинает искать читателя, и переселяется с аналоя в витрину. <...> Тот же прием част и теперь при озаглавливании детских книг. Расчет озаглавливателя: читают дети, но покупают им книгу взрослые» [2, стлб. 248]. Думается, что это верно и в отношении сказок Петрушевской. «Книга приключений» - заглавие, крайне привлекательное для ребенка практически любого возраста, в том числе и для того, кто думает, что перерос сказочный жанр, в то время как подзаголовок «Сказки для детей и взрослых» представляет собой реализацию задачи, поставленной автором самой себе: «Я вообще-то писала сказки для детей, но моя задача была с самого начала такая: чтобы взрослый, читая ребенку книгу на ночь, не заснул бы первым» [5, с. 324].
Один из сборников сказок, озаглавленный «Настоящие сказки» и состоящий главным образом из сказок из «Книги приключений.», дал повод Т.Т.
Давыдовой высказать предположение о том, что Л. Петрушевская изобрела особый жанр - «настоящая сказка», который «в отличие от классической народной или литературной сказки, сильнее укоренен в реальности» [1, с. 35]. М.П. Шустов также видит специфичность петрушевских сказок в том, что их герои «живут не в тридесятом царстве, не за тридевять земель, а рядом с нами.» [5, с. 185]. Однако исследования литературной сказки показывают, что «одна из самых специфических черт современной литературной сказки - атмосфера «сказочной реальности», т. е. растворенности чуда, его нормативности при полной ирреальности, поддерживаемой художественными приемами» [9, с. 81]. Думается, что «настоящие сказки» - не изобретение нового жанра, а скорее, наоборот, указание на то, что читателя ожидает хорошо знакомый жанр - литературная сказка, предназначенная, прежде всего, для детей. Немаловажным представляется и то, что разделение на «настоящие» и «ненастоящие» сказки возможно провести и в рамках творчества Л. Петрушевской. Например, цикл «Дикие животные сказки» - это скорее аллегорические изображения современности, в которых за образами героем (от микроба до медведя) прячутся узнаваемые человеческие типы. Так (непривычно для литературной сказки) начинается одна из них: «Однажды плотва Клава взяла и бросила своего мужа, плотву Вову Л., который вечно был всем недоволен и постоянно делал замечания Клаве насчет немытой посуды» [7, с. 181]1. Сказке находится место и во взрослых пьесах Петрушевской - «Три девушки в голубом» и «Попытка новогодней сказки
о царе Салтане».
Так, сын главной героини пьесы «Три девушки в голубом», лежа в постели с температурой, рассказывает матери истории, которые он сам называет сказками. Приведем только первую из них: «Жили-были три брата. Один средний, другой старший и один молоденький. Он был такой маленький-маленький. И пошел ловить рыбу. Потом взял он совочек и поймал рыбу. Она по дороге у него захрипела. Он ее разрезал и сделал рыбную котлету» (III, 148). В сказках мальчика Павлика возникает искаженная антиска-зочная реальность, согласующаяся с уродливыми реалиями окружающей его действительности. Традиционный герой сказки - младший сын - превращается в антигероя, а его встреча с рыбой не обещает ничего сверхъестественного, но заканчивается максимально обыденно.
Главное событие пьесы «Елка с гостями, или Попытка новогодней сказки о царе Салтане» - рассказывание бабушкой сказки на ночь своему внуку Пете. И внук, и, особенно, бабушка почти не помнят
1 В дальнейшем в тексте цитируется данное издание, в скобках указаны римской цифрой - номер тома, арабской -страницы.
сюжета пушкинской сказки. Подсказывая друг другу и сбиваясь на народную сказку «Царевна-лягушка», они становятся соавторами скорее абсурдного рассказа, чем сказки, который заканчивается так: «За это время у Ивана Салтановича и лягушки уже родились головастики с человеческими ушами. Они ими так широко. загребали.» [6, с. 247]. При этом внук интуитивно чувствует, что жанровая чистота нарушается, о чем лучше всего свидетельствуют ремарки, к нему относящиеся: подсказывает; встопорщившись; переполошившись; спеша, перебивает; удивление в кровати; хочет вырулить из опасной ситуации; горестно вопит; вопит; он сильно расстроен; в кровати наступает глубокое раздумье; Петя вздыхает...
В отличие от этих историй, произведения «Книги приключений.», как и заявлено в заглавии, - сказки. При этом данный цикл представляет собой особое жанровое образование - цикл циклов, или метацикл, поскольку включает в себя несколько сказочных циклов. Для обозначения этого жанра автор выбирает предельно лаконичное определение - книга, которая выступает моделью универсума (подобно Священному Писанию, также называемому просто Библией - книгой), способствуя созданию сложного, многоуровневого художественного мира.
Подзаголовок «Сказки для детей и взрослых» конкретизирует жанровую принадлежность произведений, входящих в цикл, и подчеркивает особенность хорошей детской литературы - ее двухадрес-ность, двунаправленность, «связь. детского и взрослого планов содержания» [4, с. 338].
Сказки Петрушевской, безусловно, в первую очередь обращены к детям, недаром писательница ставит их в подзаголовке на первое место. Слово «приключения» в заглавии также призвано останавливать внимание ребенка. Разительное отличие взрослого творчества Петрушевской, часто именуемого просто «чернухой», и ее сказок, где неизменно торжествуют добро и справедливость, не раз с удивлением отмечалось критиками и исследователями. Думается, что в системе жанров писательницы детским сказкам отводится роль необходимого противовеса, который уравновешивает страшный мир ее взрослого творчества. Но в то же время многое в сказках Петрушев-ской рассчитано на взрослое восприятие. Таковы множественные аллюзии и реминисценции на произведения, в большинстве своем незнакомые ребенку. Так, в сказке «Секрет Марилены» старик-генерал читает любовные письма героя по имени Владимир, обращенные сразу к двум девушкам - Марии и Елене, рассматривает вложенные фотографии, «надеясь когда-нибудь удалиться на покой и там, на покое, написать роман об удивительной силе любви одного юноши В. под названием «Страдания молодого В.» с фотодокументами» (IV, 159). Некоторые взрослые смыслы, которые могут оставаться непонятыми детьми младшего возраста, создают комический эффект. Например, в сказке «Глупая принцесса» принцесса Ира держит ветеринарную клинику и позволяет жить хозяевам вместе со своими питомцами, будь то даже простой лесной клоп. Ее будущий муж Петр
выгоняет всех шарлатанов, дав одному из них по шее: «.остальные поняли все сами и удалились, сильно качаясь, видимо, от горя.
Некоторые при этом громко пели печальные песни» (IV, 193).
Оценить этот пассаж могут только взрослые и дети постарше, у которых он, несомненно, вызовет радость понимания авторских намеков «не для всех».
«Книга приключений.» состоит из шести разных циклов: «Нечеловеческие приключения», «Лингвистические сказочки», «Приключения Барби»,
«Приключения с волшебниками», «Королевские приключения», «Приключения людей». В основе выделения циклов лежит персонажный принцип, что подчеркивают их заглавия. Нетрудно догадаться, что героями последних четырех циклов являются соответственно кукла Барби, волшебники, особы королевской крови и люди. Герои же первых двух циклов требуют особого представления. В цикле «Нечеловеческие приключения» это и разнообразные предметы (будильник, лук, капуста, паровоз, лопата, самовар, радио, глобус.) и животные (заяц, козел, моллюски, жук, стрекоза.), а также получающие персонажный статус Лунная ночь («Сказка с тяжелым концом»), верблюжий горб из одноименной сказки, некие Трр!, И-ии! и A-га! («Жил-был Трр!») - в целом все то, что относится к нечеловеческому миру.
«Лингвистические сказочки» представляют собой масштабный языковой эксперимент, расширенный в последующих изданиях сказок автора. Это вариации на тему знаменитого примера Л.В. Щербы: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрен-ка». В этой фразе невозможно не узнать русский язык благодаря не лексике, а грамматике и синтаксису. Пример Щербы иллюстрирует, что семантику слов и предложений формирует не только семантика корней слов, но и грамматических форм. В предложении можно определить части речи, выделить члены предложения, понять самый общий смысл: некое существо неким образом сделало нечто с другим существом и делает что-то с детенышем последнего. (Писательница ясно указывает на свое знакомство с этим примером в сказочке «Про глокую куздру и бокренка», не входящую в данный цикл, но, несомненно, «лингвистическую». В этой сказке Калуша рассказывает своим калушатам о глокой куздре: «A Щерба - бирит Калуша, - огдысь-егдысь нацирикал: “Глокая куздра кудланула бокра и курдячит бокрен-ка”».)
Таким же образом сказки Петрушевской, практически целиком написанные неологизмами (за исключением предлогов, союзов и частиц), тем не менее, написаны по-русски, потому как их грамматика и синтаксис - русские. Благодаря этому мы наблюдаем, по словам Л. В. Сафроновой, «авторитет письма (власть материала), семантическое давление, оказываемое даже его “голой формой”» [8, c. б4]. Для носителя языка (в том числе и для ребенка) очевидно, что «сяпала» - глагол прошедшего времени, женского рода, «Калуша» - существительное женского рода, «калушата» - существительное множественного числа, чей суффикс -ата- указывает на значение «де-
теныши животного», в данном случае - Калуши. Грамматическая форма последнего слова, а также тот факт, что калушата в первой сказке «стрямкали бутявку» (съели козявку?), которую потом вычучили (выплюнули?), после чего бутявка «усяпала с на-пушки» (убежала с опушки?) указывает на то, что герои второго цикла, так же, как и герои «Нечеловеческих приключений», - не люди. С другой стороны, они и не животные. Действительно, читатель не может представить, как выглядит, например, Калуша. Герои цикла - некие фантастические существа, языковые конструкты, обязанные своим существованием языковой системе. Поэтому подлинный герой «Лингвистических сказочек» - сам русский язык, и шире - вообще язык, о чем и говорит название цикла. Без грамматики и синтаксиса невозможно было бы понять, что происходит, в каких отношениях находятся герои и т. п.
Заглавия последних четырех циклов «Книги приключений.» («Приключения Барби», «Приключения с волшебниками», «Королевские приключения», «Приключения людей») в отличие от двух первых, носят более условный характер, поскольку люди являются действующими лицами всех трех циклов, не только последнего, волшебники присутствуют в «Королевских приключениях», а главная героиня «Приключений Барби» кукла Маша - сама волшебница.
Персонажный принцип действует не только в отношении названий малых циклов, но и на уровне отдельных сказок. По нашим подсчетам, в 34 заглавиях сказок из 57 есть указание на главного героя. Заглавие совпадает с именованием главного героя / героев в тексте («Пушинка», «Тельняшка Джек», «Анна и Мария», «Дядя Ну и тетя Ох») либо добавляет к его имени новый элемент («Красивая Свинка», «Мальчик-бубенчик», «Секрет Марилены», «Лечение Василия»). Пользуясь лингвистической терминологией, можно сказать, что заглавия последних сказок включают в свой состав не только тему (то, о чем говорят), но и рему (то, что говорится).
Некоторые сказки Петрушевской, такие как «Сказка с тяжелым концом», «Осел и козел», «Счастливые кошки», своим названием как бы уводят читателя от основного содержания. Они заставляют, настраиваясь на текст, представлять нечто отличное и даже противоположное заявленному в заглавии.
«Сказка с тяжелым концом», которая повествует о Лунной ночи, потерявшей пуговку от рукава, и обещает своим заглавием несчастливый финал, тем не менее, заканчивается вполне благополучно. Лунная ночь осветила все на земле, но так и не нашла пуговку, зато ее «нашли рабочие на стройке в котловане да и сдали свою находку в музей, специально гоняли экскаватор.
Она теперь лежит там в витрине с надписью: “Руками не трогать. Метеорит. Вес шестнадцать тонн”» (IV, 10).
Сказка «Осел и козел» повествует о человеке, встретившем в автобусе старушку, которая ему сказала: «.пусть все, что тебе сегодня пожелают, исполнится!» Обрадовавшись поначалу, этот человек
забеспокоился: «.а вдруг кто-нибудь ему пожелает “чтобы ты провалился” или. “чтоб тебя приподняло и прихлопнуло”» (IV, 131). Но все заканчивается благополучно, потому что человек получает только одно пожелание на ночь от своих детей: «Спокойной вам ночи, приятного сна, желаем вам видеть осла и козла, осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна» (IV, 132). В итоге человек «всю ночь хлопотал: до полуночи он волок куда-то осла, осел не хотел заводиться и стоял как вкопанный, и пришлось лезть под него и что-то там подвинчивать, покручивать, так что в результате в баке у осла открылась течь, и ровно в полночь бедный спящий человек проснулся весь взмыленный. и не успел снова лечь спать, как нате: все то же самое повторилось, но теперь уже при участии козла» (IV, 133).
Заглавие сказки «Счастливые кошки», входящей в этот же цикл, также в краткой форме представляет желание главной героини - девочки, которая позавидовала свободной кошачьей жизни: «Счастливые эти кошки! Гуляют, в школу не ходят! Я бы тоже так хотела!» (IV, 134) Превратившись в кошку, благодаря колдуну, девочка понимает, что напрасно не ценила преимуществ человеческой жизни: своего дома и родительской заботы.
Таким образом, сказки, озаглавленные, как «нечеловеческие», подтверждают неслучайность своего присутствия именно в цикле «Приключения с волшебниками», где на первый план выходит мотив исполнения желаний. Заглавие в данном случае выполняет прием обмана читательских ожиданий, который характерен для сказок автора и, безусловно, заимствован из взрослой литературы. Подобные заглавия известный французский исследователь Жерар Же-нетт описывает как функционирующие на основе антифразиса или иронии. К таковым исследователь относит, например, заглавия романов Э. Золя («Радость жить») и Дж. Джойса «Улисс» [10, с. 712 -713]. В некоторых сказках Петрушевской этот прием выполняет ту же функцию - называние текста провоцирует читательское восприятие до знакомства с текстом на неверное представление о его содержании; причем в данном случае это несовпадение ожидаемого и сущего порождает комический эффект.
Заглавия сказок могут быть связаны традицией именования как фольклорных, так и литературных сказок, включая в себя имя главного героя, указывая на чудеса, происходящие в сказке (например, «Молодой Осел», «Красивая Свинка», «Барби и кукольный дом», «Волшебная ручка»), или расходиться с ней, не отражать жанровой принадлежности произведения, как это происходит в уже упомянутых «обманных» заглавиях.
Возвращаясь к мысли о заглавии, как «улике для расследования», отметим, что в рамках сборника сказок, обращенным, в первую очередь, к детям, название служит указателем, регулирующим выбор читателя/слушателя сказки. Разнохарактерные названия отражают разноплановость сказок Петрушев-ской, ориентированных на читателя разных возрастов. Забавные и «несерьезные» заглавия сказок о животных и предметах («Все непонятливые», «Дай ка-
пустки!..», «Заячий хвостик») и «Лингвистических сказочек» («Пуськи бятые») сменяются более традиционными заглавиями сказок, адресованных читателю более старшего возраста: «Сказка о часах», «A^ на и Мария», «Две сестры». Впрочем, на этом пути изменения характера сказочных заглавий автор позволяет себе иронию, игру с читателем, которая заключается в неожиданном, не предугаданном заглавием развитии сюжета («Сказка с тяжелым концом», «Осел и козел», «Счастливые кошки»).
Литература
1. Давыдова, Т.Т. Сумерки реализма (о прозе Л. Пет-рушевской) / Т.Т. Давыдова // Русская словесность. - 2QQ2. - № 7. - С. 32 - Зб.
2. Кржижановский, С. Заглавие / С. Кржижановский // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: в 2 т. - М.; Л., 1925. - Т. 1. - Стлб. 245 - 249.
3. Лупанова, И.П. Современная литературная сказка и
ее критики (Заметки фольклориста) / И.П. Лупанова // Проблемы детской литературы. - Петрозаводск, 1981. -С. 76 - 90.
4. Неелов, Е.М. Заметки о «взрослых» смыслах детской литературы / Е.М. Неелов // Проблемы детской литературы и фольклор. - Петрозаводск, 2004. - C. 335 - 340.
5. Петрушевская, Л.С. Девятый том / Л.С. Петрушев-ская. - М., 2003.
6. Петрушевская, Л.С. Измененное время: рассказы и пьесы / Л.С. Петрушевская. - СПб., 2005.
7. Петрушевская, Л.С. Собр. соч.: в 5 т. / Л.С. Петрушевская. - Харьков - М., 1996. - Т. 5.
8. Сафронова, Л.В. Поэтика литературного сериала и проблема автора и героя / Л.В. Софронова // Русская литература. - 2006. - № 2. - С. 55 - 65.
9. Шустов, М.П. М. Горький как продолжатель сказочной традиции в русской литературе / М.П. Шустов. -Н. Новгород, 2005.
10. Genette, G. Structure and functions of the title in literature / G. Genette // Critical inquiry. - 1988. - Vol. 14. -№ 4. - P. 692 - 720.
УДК 8136-811.111
Н.В. Немцова
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Г.Н. Чиршева
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ ПРИ ПЕРЕДАЧЕ ГРАММАТИЧЕСКИХ ОТКЛОНЕНИЙ ОТ НОРМЫ
В статье исследуются стилистические трансформации, используемые при передаче грамматического субстандарта с английского языка на русский. Цель работы - рассмотреть основные стилистические функции грамматических отклонений в романе М. Твена «Приключения Гекльберри Финна», в соответствии с которыми проанализировано каждое из предложенных переводческих решений.
Стилистические трансформации, грамматические отклонения от нормы, стилистическая утрата, стилистическое ослабление, прием компенсации, эквивалентное соответствие.
The article deals with stylistic transformations used in the translation of grammatical substandard from the English language into Russian. The objective of the work is to consider basic stylistic functions of grammatical deviations in the novel «The adventures of Huckleberry Finn» by M. Twain in accordance with which various translating methods are analyzed.
Stylistic transformations, grammatical deviations from norm, stylistic loss, stylistic slackening, the method of compensation, translation equivalent.
Стилистические трансформации представляют собой разновидность лексико-грамматических
трансформаций, которые обусловлены тем, что различные функционально-стилистические приемы в разных языках далеко не всегда совпадают как в употреблении, так и в употребительности. Переводчик должен ориентироваться не только в стилистических особенностях, характерных для каждого стиля английского языка, но и в специфических особенностях соответствующих стилей русского языка [6, с. 25].
Грамматические отклонения от нормы в тексте произведения М. Твена «Приключения Гекльберри Финна» выполняют важные стилистические функции. Грамматический субстандарт является одним из основных художественных средств, раскрывающих
образы героев повествования. Персонажи, использующие в речи грамматические отклонения, обладают достаточно низким социальным статусом, образовательным и культурным уровнем. Так, например, Гекльберри Финн, от лица которого ведется повествование, является представителем наиболее обездоленных слоев общества. Он сирота, бродяга, не имеющий возможности посещать школу и получать образование. Просторечие - это единственная форма родного языка, которой он владеет. Подобная социальная характеристика справедлива почти для всех персонажей книги, использующих в своих высказываниях отклонения от нормы.
Следует отметить, что грамматический субстандарт в тексте оригинального произведения является достаточно распространенным лингвистическим яв-
