CC BY
84
Э-43
О.И. ЗВОРЫГИНА ЖАНРООБРАЗУЮЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ
В СФЕРЕ ЛЕКСИКИ И ФРАЗЕОЛОГИИ РУССКОЙ ЛИТЕРА ТУРНОЙ СКАЗКИ
O.I. ZVORYGINA
GENRE MAKING ELEMENTS IN LEXIS AND PHRASEOLOGY OF THE RUSSIAN LITERARY FAIRY TALE
В статье представлено описание некоторых лексических и фразеологических единиц, составляющих стандартную речевую структуру текстов русской литературной сказки. Возможность выявления определенного набора жанро-образующих лексико-фразеологических средств обусловлена тем, что сказка является жестко канонизированным жанром. Лексико-фразеологические маркеры жанра образуют определенные группы, характеристика которых представлена в работе с опорой на классификацию жанрообразующих элементов в сфере лексики и фразеологии Н.А. Николиной.
The article presents the description of some lexical and phraseological units that make a standard speech structure of the texts of a Russian literary fairy tale. It is possible to reveal a certain set of genre making lexico-phraseological means due to the fact that a fairy tale is a rigidly canonized genre. Using Nikolina's classification of genre making elements in lexis and phraseology, the author characterizes some groups made by different lexico-phraseological markers.
Ключевые слова: русская литературная сказка, речевая структура жанра, лексика, фразеология, речевые формулы.
Key words: a Russian literary fairy tale, the speech structure of a genre, lexis, phraseology, speech patterns.
Лексика как «первоэлемент» любого текста является выразителем как идиостиля автора, так и стиля жанровой формы. Лексическая организация отдельно взятого произведения определяется его идейно-тематическим содержанием, сюжетно-композиционным построением, субъективным авторским выбором. Поскольку лексика является пластичной, наиболее подверженной изменениям языковой системой, в пределах одного текста могут встречаться архаические элементы, неологизмы, окказионализмы, фольклоризмы, книжная и разговорно-просторечная лексика, исконно русская и заимствованная лексика, - все это создает неповторимый рисунок ткани произведения и маркирует авторский индивидуальный стиль.
Известно, что любой жанр характеризуется стандартной речевой структурой текстов одного типа: «Стилевые жанрообразующие признаки представляют собой прежде всего определенную систему речевых средств, которые регулярно повторяются в произведениях одного жанра», они «могут формировать структуру повествования и моделировать ту коммуникативную ситуацию, которая определяет сущность именно данного жанра и отграничивает его от других» [7, с. 14].
В системе жанрообразующих речевых средств наиболее значимую роль играют языковые единицы лексического и фразеологического уровня, являющиеся своеобразными сигналами жанровой формы. Так, речевыми приметами русской народной сказки являются формулы, маркирующие пространство: «в некотором царстве, в некотором государстве...», «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве...», «за тридевять земель...»; формулы, замедляющие время: «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается...»; формулы концовки: «и я там был...»; лексема «сказка»; антропонимические именования сказочных персонажей: Иван, Баба-Яга, Кощей бессмертный и т.д.
Сказка, являясь жестко канонизированным жанром, в отличие, например, от повести или романа, имеет определенный набор жанрообразующих лексико-фразеологических средств. Материалом для их изучения в рамках жанра русской литературной сказки послужили 132 языковые единицы. Опираясь на классификацию жанрообразующих элементов в сфере лексики и фразеологии, представленную Н.А. Николиной [7, с. 15-16], выделим группы языковых единиц, имеющих потенциал представлять жанр русской литературной сказки.
1. Единицы семантических полей (лексико-семантических и тематических групп), связанные с инвариантными мотивами жанра и его основными тематическими комплексами.
Основная идея, установка исследуемого жанра - показать вымысел, фикцию, то, чего не может быть. Суть жанра заключается в самом его названии — сказка. Лексема «сказка», имеющая семантику «повествовательное произведение устного народного творчества о вымышленных событиях, иногда с участием волшебных, фантастических сил» [11, Т. IV, с. 102], является знаковой для жанра. Не случайно слово «сказка» часто включается авторами в заглавия произведений, в первые знаки, к которым обращается читатель. Так, в заглавиях шести из семи сказок А.С. Пушкина содержится это слово: «Сказка о попе и о работнике его Балде», «Сказка о Медведихе», «Сказка о царе Салтане...», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Сказка о золотом петушке». Слово «сказка», используемое в форме множественного числа, объединяет произведения сборников: «Пестрые сказки с красным словцом...» В.Ф. Одоевского, «Сказки голубой феи» Л.А. Чарской, «Настоящие сказки» Л.С. Петрушевской и др. Заглавие каждого текста отражает либо тему, либо идею произведения. Являясь одной из сильных позиций текста (благодаря выделению его смысловой доминанты), оно всегда жанрово ориентировано. Элементы заглавий, регулярно повторяющиеся в жанровой системе, приобретая тем самым стандартизированный характер, сближают произведения одного жанра. Таким образом, слово «сказка» является универсальным показателем жанра.
Ассоциативно со словом «сказка» в сознании возникает тематика волшебства, чуда, чего-то сверхъестественного (компонент семантики «фантастическое», «волшебное» включен в содержание значения лексемы «сказка»). Тематическую группу лексем, выражающих идею волшебного начала, составляют такие слова, как «волшебный», «волшебник», «чудо», «чудодейственный», «колдун», «колдунья», «фея» и под.
Рассмотрим группу лексем, обозначающих абстрактное понятие «волшебное». Слово «чудо» в русской литературной сказке используется в разных лексико-семантических вариантах. В частности, для обозначения «сказочного необыкновенного существа» [11, Т. IV, с. 691], например, одного из персонажей сказки П.П. Ершова «чуда-юда рыбы-кита». Чаще же чудом называют «нечто небывалое, необычное, то, что вызывает удивление» [11, Т. IV, с. 691]:
За морем житье не худо, В свете ж вот какое чудо: В море остров был крутой, Не привальный, не жилой; Он лежал пустой равниной; Рос на нем дубок единый; А теперь стоит на нем Новый город со дворцом, С златоглавыми церквами, С теремами и садами... [9, с. 320]; Смех средь маленького люда: Вот так чудо! чудо-юдо! [6, с. 198].
Авторы сказок охотно используют фольклорную двойную номинацию необычного явления, неизменно сопровождающегося чувством удивления, содержащую звуковой повтор, - «чудо-юдо». Слово «чудо-юдо» как бы снимает семантику восхищения, а делает выпуклым элемент удивления.
Характеристику необычному, чудесному явлению дают прилагательные «волшебный», «чудодейственный», «чудный».
Лексема «чудный» является весьма распространенной, общепонятной. В сказке используется в значении «вызывающий удивление своей необычностью, сверхъестественностью; волшебный» [11, Т. IV, с. 691]:
Царь Салтан дивится чуду; Молвит он: «Коль жив я буду, Чудный остров навещу, У Гвидона погощу» [9, с. 321].
Лексема «чудодейственный» («совершающий чудеса» [11, Т. IV, с. 692]), имеющая сложную, двукорневую, основу, нехарактерная для народной речи, отмечена только в произведениях Л.А. Чарской. Это слово соответствует утонченной, возвышенно-романтической стилистике писательницы: «Не смотри, что подарок мой прост и скромен, дочка. У этого оби есть чудодейственная сила» [14, с. 19].
В качестве регулярно повторяющегося речевого компонента текстов сказок выступает лексема «волшебный», то есть «обладающий чудодейственными свойствами» [11, Т. I, с. 207]; чаще всего она характеризует сказочные предметы: «Но всем и давно уже известно, что такого могущества даже у самых волшебных камней никогда не бывает» [1, с. 352]; «Ах, мадам, не следует особенно доверять старинным, а тем более волшебным книгам. Если бы все, что пишется в старинных и волшебных книгах, было правда, то жить было бы гораздо легче и веселее» [5, с. 604]; «Волшебное зеркальце сработало» [8, с. 16].
В отличие от народной сказки, где фантастические события не получают никаких объяснений, в литературной сказке все невероятное, с точки зрения героев произведений и читателей, объясняется лексемами «сказка», «чудо», «волшебный» и под.
В литературной сказке выделяется большой пласт мифологической лексики: леший, русалка, Вирява, черт (бес), волшебник, ведьма, чародей и др. Образ волшебника («колдуна, чародея» [11, Т. I, с. 207]) объединяет многие
произведения Л.С. Петрушевской; «Сам волшебник женщин не любил (так же как и мужчин), он уважал только слабых стариков, старушек и больных детей, несмотря на их капризы и скверные характеры, и вот о них-то он и заботился...» [8, с. 9] («Новые приключение Елены Прекрасной»); «Когда я родилась, мои родители совершили ошибку и не позвали на праздник старого колдуна, который жил в лесу» [8, с. 53] («Девушка Нос»); «Волшебник перебрал всю свою жизнь за последнее время и признал, что действительно схитрил, обвел вокруг пальца свою судьбу, сделал то, чего ему было не дано...» [8, с. 160] («Анна и Мария»). Сильно и женское начало: «И колдунья с улыбкой сказала; "За то, что ты мне помог, я сделаю тебя волшебником"» [8, с. 155] («Анна и Мария»). Семантикой волшебного, колдовского наполняется в сказке образ старушки: «Однажды поздно вечером он пожалел какую-то старушку и донес ей тяжелую сумку до дверей квартиры. Старушка не пригласила его зайти, она не сказала ему даже "спасибо", но вдруг посоветовала ему поехать на электричке до станции "Сороковой километр" [8, с. 64] («Отец»); «Если я умру, то умрет день, ты что! - закричала старушка. - Это ведь я каждый вечер выпускаю ночь и даю отдохнуть белому свету! Если мое время остановится, то всему конец!» [8, с. 61] («Сказка о часах»). Нужно отметить, что образ старухи-волшебницы (как и образ колдуна) пришел из фольклора, он проявился уже в литературных сказках XVIII века. Так, например, в волшебной сказке И.И. Дмитриева «Причудница» есть старуха Всев^да:
Старуха хитрая, кивая головой,
Что делать, мыслила, мн^ съ прозьбою такой?
Желанье дерзко... безразсудно,
То правда; но его исполнить мн^ нетрудно...
<...>
И вдругъ, о чудеса!
И крестница, и мать взвились подъ небеса... [2, с. 133].
Помимо волшебников, волшебниц, колдунов и чародеев, в сказке присутствуют такие персонажи, как черт («по религиозным представлениям: сверхъестественное существо, олицетворяющее собой злое начало; дьявол, бес» [11, Т. IV, с. 669]) или бес, чертенок («маленький черт, дьяволенок» [11, Т. IV, с. 670]):
Слушай: платить обязались черти
Мне оброк по самой моей смерти;
Лучшего б не надобно дохода,
Да есть на них недоимки за три года [9, с. 306];
Вот из моря вылез старый Бес:
«Зачем ты, Балда, к нам залез?» [9, с. 306];
Испугался бесенок и к деду
Пошел рассказывать про такую победу. [9, с. 309].
В качестве жанрообразующего лексического элемента выступают также слова, называющие волшебные предметы. Эти предметы могут быть как традиционными (например, волшебный клубочек, ковер-самолет и др.), так и необычными по сравнению с народной сказкой. Однако их функция традиционна -помогать героям в преодолении препятствий.
Лексемы, обозначающие предметы сказочного быта, в литературной сказке квалифицируются как фольклоризмы, если они пришли из народной
сказки: «Тогда Иван-царевич простился с Егою-Бабою, надел на себя сапоги-самоходы и пошел в путь» [11, с. 83];
Тутъ коврикъ самолетъ она подостлала, Ступила, свиснула, и въ мигъ изъ глазъ ушла, Какъ будто бы и не была [2, с. 135].
При этом, как видим на примере отрывка из произведения И.И. Дмитриева, они могут структурно модифицироваться, однако сохраняют свою фольклорную семантику, то есть в литературной сказке они обозначают то же, что и в народной: избушка на курьих ножках - жилище Бабы Яги, волшебный клубочек - проводник, средство, указывающее путь, ковер-самолет и сапоги-самоходы - средства передвижения. Если литературная сказка XVIII и XIX веков вполне традиционна в плане волшебной, сказочной атрибутики, то сказка ХХ века весьма модернизирована в этом отношении.
Лиза и Рита из произведения «Две сестры» Л.С. Петрушевской помазали рот волшебной мазью и из старушек превратились в детей:
- Где эта мазь? - спросила Рита. - Надо ее сохранить! Ты понимаешь, о чем идет речь?
- Да, - ответила Лиза, - но там ее очень мало оставалось.
- Вот если бы ты ошиблась и намазала бы мне рот погуще, я бы вообще в пеленках валялась, как дура, - сказала Рита. - Хорошо, нам сколько теперь лет?
- Мне, наверное, двенадцать.
- Мне, я чувствую, тринадцать с половиной. Я уже почти взрослая, -сказала Рита [8, с. 176].
В произведении этого же автора «Новые приключения Елены Прекрасной» «появилось зеркальце с некоторым свойством: кто отразится в нем, того перестанут замечать» [8, с. 9].
В сказках Л.А. Чарской действуют характерные для западно-европейской сказки волшебные герои - феи и волшебные предметы, например, волшебная палочка: «И фея Лара коснулась своей волшебной голубой палочкой плачущих глаз старого короля» [14, с. 30].
Главный герой сказочных произведений не может справиться с уготованными ему препятствиями без волшебного помощника, номинации которого также являются жанровыми лексическими маркерами. Чаще всего это чудесный конь - фольклорный персонаж Сивка-Бурка и его литературные последователи, например Конек-Горбунок. В литературной сказке распространен образ птицы. В «Галиной правде» Л.А. Чарской «красивая большая птица» мчит по небу на своей спине маленькую девочку Галю, оставшуюся после смерти матери сиротой. Она помогает девочке справиться с горем: «Галя взглянула на птицу, увидела ее широкие крылья, длинный клюв и добрые, круглые глаза и сразу же почувствовав доверие к большой птице, рассказала ей, заливаясь слезами, все свое горе» [14, с. 90]. В сказке «Про Федота-стрельца, удалого молодца» Л.А. Филатова волшебная голубица - верный спутник жизни Федота: «Вдруг видит - птица, лесная голубица, сидит - не таится, ружья не боится...» [13, с. 12].
Таким образом, лексика, эксплицитно или имплицитно выражающая чудесное, волшебное, сказочное является наиболее значимым языковым репрезентантом жанра, особенно такой его разновидности, как волшебная сказка.
2. Лексические объединения, характерные для первичного жанра -жанра-«прототипа», которые повторяются во вторичном жанре, но уже подверглись трансформации в нем.
В литературной сказке используются некоторые языковые сказочные фольклоризмы, относящиеся к лексическому и фразеологическому уровню языковой системы. Это, в первую очередь, лексика, обозначающая персонажей русской народной сказки, а позже - русской литературной сказки. Имя главного героя многих литературных сказок Иван, а также такие имена, как Салтан, Гвидон, Баба Яга, Жар-Птица и другие берутся авторами из фольклорных произведений. В контексте литературной сказки фольклорные имена в основном сохраняют сказочную семантику, однако в значение многих из них включаются дополнительные семы, связанные с расширением функций сказочных персонажей.
Речевые формулы, характерные для жанра сказки, - это своеобразные фразеологические единицы - жанровые знаки, осуществляющие взаимосвязь фольклорной и литературной жанровых разновидностей. Фольклорная формула представляет собой устойчивое словосочетание, выполняющее определенную композиционную функцию. Все сказочные формулы можно разделить на три группы:
1) Инициальные;
2) Финальные;
3) медиальные.
В зачине литературной сказки часто используется традиционная сказочная формула «жили-были» и ее варианты: «Жил некакий мужик гораздо неубогого...» [12, с. 46]; «Жил-был поп / Толоконный лоб» [9, с. 305]; «Жил-был художник, но он был такой бедный, что не мог купить себе ни карандаша, ни бумаги, а про краски и кисти нечего и говорить» [8, с. 305].
Сказочные формулы пространства и времени в зачине литературной сказки употребляются редко. «Сказка о золотом петушке» А.С. Пушкина начинается с указания на пространство, вмещающее события дальнейшего повествования:
Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон [9, с. 358].
Автором использован фольклорный тип хронотопа: неопределенное место событий, происходящих в неопределенном прошлом.
Финальные формулы в фольклорном виде в литературной сказке встречаются крайне редко. Как правило, финальная фольклорная формула подвергается частичной модификации:
Во дворце же пир горой:
Вина льются там рекой;
За дубовыми столами
Пьют бояре со князьями.
Сердцу любо! Я там был,
Мед, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало [3, с. 95].
Внутренние (медиальные) формулы русской народной сказки активно функционируют и в сказке литературной:
А садъ - поверитель? - не только описать,
Иль въ сказк^ разсказать,
Но даже и во сн^ его намъ не видать! [2, с. 134].
Одни из них («откуда ни возьмись», «за тридевять земель», «куда глаза глядят» и т.д.) пополнили фразеологический фонд русского языка. Другие («утро вечера мудренее», «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается» и др.) вошли в состав русских пословиц и поговорок. Но те и другие сохраняют свою фольклорную семантику, то есть выполняют в литературной сказке функцию «специального сигнала сказочного текста» (Н.М. Гаврилова).
3. Устойчивые образные парадигмы, служащие своеобразными «формулами» жанра.
Одно из наиболее значимых образных языковых средств, характеризующих жанр сказки и демонстрирующих связь литературных произведений жанра с народной основой, - фольклорные эпитеты. Основная черта народнопоэтических эпитетов - постоянство и ограниченность сочетаний определяющего с определяемым. Типичными примерами служат такие выражения, как чистое поле, синее море, горькое горе, буйный ветер, красное солнце, серый волк и т.п.: «Что ты, красная девица, волею или неволею?» [10, с. 230]. Многим народно-поэтическим эпитетам свойственно употребление прилагательного в усеченной форме (сыра земля, чисто поле): «Потом проводила их с широка двора и указала им дорогу» [10, с. 227]; «Вспомнил о птице, лесной голубице, - глядь, а средь горенки заместо той горлинки - стоит красна девица, стройная, как деревце!..» [13, с. 14]. Иногда в таких эпитетах встречается перенос ударения (зелено вино, шелковые луга). Также возможна инверсия определяющего и определяемого «Солнце красное явилося / На лазури неба чистого...» [4, с. 151].
Таким образом, основными лексическими и фразеологическими маркерами жанра литературной сказки являются языковые элементы, выступающие в виде фольклорных имен собственных персонажей-людей, номинаций мифических персонажей, лексем, обозначающих волшебных помощников, волшебные предметы. Лингво-поэтическими маркерами жанра являются фольклорные эпитеты, устойчивые речевые формулы. Особую значимость приобретают лексемы с семантикой «волшебное», «чудесное», а также само слово «сказка». Одной из их текстовых функций является выстраивание жанрового каркаса авторских сказок на лингвистическом уровне.
Литература
1. Гайдар, А. Горячий камень [Текст] // Собрание сочинений: в 3 т. / Примеч. Т. Гайдара. -М., 2000. - Т. 2. - С. 351 - 355.
2. Дмитриев, И.И. Сочинения Дмитриева [Текст] / И.И. Дмитриев. - М.: В Университетской типографии, 1810. -3-е изд. - 396 с.
3. Ершов, П.П. Конек-Горбунок: Сказка [Текст] / П.П. Ершов. - Минск: «Юнацтва», 1989. -95 с.
4. Карамзин, Н.М. Илья Муромец [Текст] // Полное собрание стихотворений / Н.М. Карамзин. - М.-Л., 1966. - С. 149-161.
5. Катаев, В.П. Собрание сочинений [Текст]: в 10 т. / В.П. Катаев. - М.: Худож. лит., 1983. - Т. 1. - 607 с.
6. Маяковский, В.В. Сказка о Пете, толстом ребенке [Текст] // Собрание сочинений: в 12 т. / В.В. Маяковский. - М.: Издательство «Правда», 1978. - Т. VI. - С. 186-199.
7. Николина, Н.А. Поэтика русской автобиографической прозы [Текст]: учеб. пособие / Н.А. Николина. - М.: Флинта: Наука, 2002. - 424 с.
8. Петрушевская, Л.С. Настоящие сказки [Текст] / Л.С. Петрушевская. - М.: Вагриус, 1999. - 446 с.
9. Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений [Текст]: в 10 т. / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушк. дом). - 4 изд. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. - Т. 4. - 446 с.
10. Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVШ века) [Текст] / сост. Н.В. Новиков. - Л.: Наука, 1971. - С. 80-120.
11. Словарь русского языка [Текст]: в 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; под ред. А.П. Евгеньевой. - 3-е изд. стереотип. - М.: Русский язык, 1985-1988.
12. Сумароков, А.П. Жил некакий мужик гораздо неубогого... [Текст] // Стихотворная сказка (новелла) XVIII - начала XIX века / сост. А.Н. Соколов. - Л., 1969. - С. 46-47.
13. Филатов, Л.А. Про Федота-стрельца, удалого молодца [Текст] / Л.А. Филатов. - М.: АСТ, 2006. - 288 с.
14. Чарская, Л.А. Сказки голубой феи [Текст] / Л.А. Чарская. - М.: Профиздат, 1992. -152 с.
