CC BY
263
Сидоренко Мария Васильевна
кандидат юридических наук, проректор по правовым вопросам Университета Российской академии образования (e-mail: prorectormvs@yandex.ru)
О системе источников российского уголовно-процессуального права и их иерархии в контексте идеи определенности права
Статья посвящена определению источников российского уголовно-процессуального права и их иерархии в правовом регулировании. Автор акцентирует внимание на правовой неопределенности правовых позиций и итоговых выводов Конституционного Суда РФ. Особое место в статье уделено определению места международных договоров в системе источников российского уголовно-процессуального права. Рассматриваются коллизии в понимании конкуренции норм УПК РФ (как кодифицированного нормативного акта) и норм иных федеральных законов, имеющих отношение к уголовному судопроизводству России.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, источники уголовного процесса, определенность права.
M.V. Sidorenko, Master of Law, Vice-Rector for Legal Affairs of the University of the Russian Academy of Education; e-mail: prorectormvs@yandex.ru
On the system of sources of Russian criminal procedural law and their hierarchy in the context of the idea of certain rights
The article is devoted to the identification of sources of Russian criminal procedural law and their hierarchy in the legal regulation. The author focuses on the legal position of legal uncertainty and the outcome of the findings of the Constitutional Court of the Russian Federation. A special place is paid to the definition of the place of international treaties in the Russian sources of criminal procedural law. We consider a conflict within the meaning of the competition rules of the Criminal procedure code of the Russian Federation (as codified regulation) and the regulations of other federal laws pertaining to criminal proceedings in Russia.
Key words: criminal justice, sources of criminal procedure, certain rights.
На первый взгляд, определение источников российского уголовно-процессуального права и их иерархии в правовом регулировании не представляет особой проблемы ни для научной доктрины, ни для практической деятельности, реализующейся в уголовно-процессуальных отношениях. Исходным моментом данной определенности, как в большинстве своем резюмируется, является п. «о» ст. 71 Конституции РФ, согласно которому эта отрасль государственной деятельности регулируется исключительно федеральным законодательством. Соответственно, практически каждый исследователь, с теми или иными оговорками, как правило, не затрагивающими сути вопроса, формулирует следующую систему и иерархию источников российского уголовно-процессуального права:
(группа 1) общепризнанные принципы и нормы международного права (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ);
(группа 2) законы РФ в их следующей иерархии: Конституция РФ, федеральные конституционные законы, международные договоры, акты конституционного правосудия, УПК РФ и иные федеральные законы [см., например: 1, с. 49-67].
Казалось бы, все методологически точно. Однако далее, как правило, идут оговорки, которые либо полностью «разрушают» систему, либо обоснованно порождают сомнения в определенности как отдельных ее элементов, так и в целом предложенной иерархии.
Применительно к первой группе, к примеру, указывается на то, что общепризнанные принципы и нормы международного права (контекст -
213
уголовное судопроизводство России), во-первых, не определены понятийно и содержательно и в настоящее время, скорее, отнесены к сфере субъективных доктринальных подходов, чем к сфере ясно и содержательно определенных норм. К примеру, явно необоснованным видится нам отнесение, как к общепризнанным принципам, так и нормам международного права Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, т.к., на наш взгляд, это акт регионального характера (международный договор), являющийся источником права лишь для ряда стран континентальной Европы [см., например: 2, с. 30]. Во-вторых, они же не отражены (не продублированы нормативно) непосредственно в национальном уголовно-процессуальном законе, что неизбежно порождает вопрос о соотношении данных идей собственно с принципами процесса (гл. 2 УПК РФ). Пробел» законодателей отчасти нивелирован разъяснениями пленума Верховного Суда РФ, который в постановлении от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» инициативно приводит перечень отдельных из нормативных актов, включающих в себя общепризнанные принципы и нормы международного права. В-третьих, данная группа источников не воспринимается как состоявшийся юридический факт представителями российской уголовно-процессуальной доктрины [см., например: 3]. В силу этого говорить о реальном нормативном воздействии данных источников-норм на текущую уголовно-процессуальную деятельность, полагаем, можно с известной долей условности.
Применительно ко второй группе источников полярности взглядов и мнений нет, пожалуй, лишь применительно к Конституции РФ. Ее роль и значение в правовом регулировании, высшая юридическая сила норм и их прямое действие, по сути, безоговорочно признаются и законодателем, и практикой, и доктриной. Далее, к сожалению, определенность заканчивается; причем как в отношении сути того или иного источника, так и реальной его иерархии при конкуренции норм. И, прежде всего, серьезный диссонанс в единое правовое регулирование вносят акты Конституционного Суда РФ, которые в позициях того или иного исследователя перманентно являют себя следующим образом: 1) как непосредственно конституционные нормы [4, с. 41-42]; 2) судебные прецеденты [5]; 3) правовые констатации; 4) решения преюдициального плана [6, с. 8]; 5) либо как система всех или отдельных из названных свойств [7, с. 99]. Известны так же позиции, согласно которым правовые мне-
ния, выраженные в актах Конституционного Суда РФ, во многом напоминают правовую доктрину [8, с. 91-97], либо это своего рода правовые обыкновения [9, с. 48]. Особо отметим позиции, согласно которым юридическая сила указанных актов «правотворчества» позволяет расположить их сразу за Конституцией РФ, в качестве непосредственно действующих («живых») норм конституционного права [10, с. 82]. В итоге, если конвенционально согласиться с указанным, то акты конституционного правосудия в системе форм выражения права следуют сразу за конституцией и, по сути, столь же обязательны как для национального законодателя, так и для правоприменительных органов.
По идее, в целях достижения искомой определенности права можно и согласиться с данным доктринальным подходом. Однако доктрина и практика вновь ставят вопросы о нормативном единстве или различии, во-первых, постановлений и определений Конституционного Суда РФ. Во-вторых, о нормативной «силе» собственно итоговых выводов высшего органа конституционного правосудия и его правовых позиций, изложенных в описательно-мотивировочной части решений. В-третьих, о механизме отмены или изменения состоявшихся актов Суда, ибо правоприменительный процесс объективно рождает коллизии, когда по одному и тому же предмету акты конституционного правосудия являют несовместимые, по сути, правовые подходы. В итоге вместо искомой определенности права и единства в правовом регулировании мы получаем весьма негативные, по сути, коллизии в практической деятельности, а равно непримиримые дискуссии в российской уголовно-процессуальной доктрине.
Не меньший импульс дискуссии являет и такая группа источников, как международные договоры. Приведем для примера наиболее известный из них - Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (1950 г.) [11]. По идее, поскольку Конвенция ратифицирована Российской Федерацией в форме федерального закона, ее место в (отраслевом) правовом регулировании не должно быть предметом особых дискуссий. Нормы ч. 3 ст. 1 УПК РФ, в частности, прямо указывают на то, что в случае возможного противоречия норм Конвенции и норм собственно кодифицированного уголовно-процессуального закона (УПК РФ) применяются правила международного договора. По буквальному смыслу данного нормативного тезиса исследуемая конвенция должна быть «поставлена» в иерархической пирамиде сразу за федеральными конституционными законами, но перед УПК РФ как ко-
214
дифицированным нормативным актом. Противоречить последним, а тем более Конституции РФ и ее «претворению» в жизнь, посредством актов конституционного правосудия Конвенция как бы a priori не в праве.
Тем не менее, как российской доктрине и практике, так и актам конституционного правосудия в последние годы достаточно известны коллизии, связанные с всесторонним обоснованием непреложного тезиса о том, что не все из положений Конвенции и актов ЕСПЧ (признаваемых Российской Федерацией ipso facto) обязательны для Российской Федерации. Что с позиций обеспечения государственного суверенитета и национальной безопасности, а равно приоритетного обеспечения интересов и прав своих граждан Российская Федерация вправе либо вообще не выполнять отдельные из положений международного договора, либо передать вопрос об императивности их исполнения на рассмотрение высшего национального органа конституционного правосудия. Как вывод в контексте данной дискуссии - международные договоры обязательны для исполнения Российской Федерацией лишь в контексте их соответствия нормам Конституции РФ, в том числе в истолковании, предложенном Конституционным Судом РФ [12; 13]. О возможных несоответствиях между Конвенцией и федеральными конституционными законами высший орган конституционного правосудия, отметим, явно умалчивает. Равно как о возможных коллизиях актов ЕСПЧ непосредственно с актами Конституционного Суда РФ, являющими себя в качестве «...живого конституционного права». Отсюда правомерно предположить, что в иерархии источников российского уголовно-процессуального права исследуемая Конвенция должна следовать сразу за Конституцией РФ, единственно которой она не должна противоречить, в то же время имея приоритет перед иными законами Российской Федерации.
Однако есть и иные подходы. В позициях профессора Е.А. Лукьяновой приоритеты, как известно, расставлены принципиально иначе [14, c. 25-26]. Во-первых, как резюмирует указанный автор, Конституция РФ выступает лишь в качестве разновидности закона. Во-вторых, присоединяясь к Европейской конвенции, Россия полностью признала юрисдикцию ЕСПЧ и обязалась исполнять его решения по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней. Кроме того, ст. 26, 27 Венской конвенции о праве международных договоров указывают на обязательность и добросовестное выполнение действующих договоров для каждой из присоединившихся сторон; нормы национального права не могут быть оправданием невыполнения договора. Серьезным до-
водом являются и положения ст. 31, 34 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ (в редакции от 12 марта 2014 г.) «О международных договорах Российской Федерации» [15]. Последние включают в компетенцию Конституционного Суда РФ обязанность по разрешению дел о соответствии Конституции лишь тех международных договоров, которые еще не вступили в силу для Российской Федерации. Тем самым международные договоры, вступившие в законную силу, не являются объектом оценки Конституционного Суда на предмет их соответствия Конституции, а подлежат добросовестному выполнению. Решение подобных вопросов при этом должно осуществляться «...не через призму Конституции России, а через призму международных обязательств страны» [14, с. 26].
Как видим, в позициях данного автора нормы международного договора в системе источников российского права имеют явный приоритет перед национальным законодательством, включая и Конституцию. В итоге, казалось бы, обретенная определенность иерархии источников российского права в очередной раз рискует быть основательно поколебленной.
Обнаружили себя коллизии и в понимании конкуренции норм УПК РФ как кодифицированного нормативного акта и норм иных федеральных законов, имеющих отношение к уголовному судопроизводству России. По идее, указанная коллизия разрешена непосредственно законодателем: по смыслу ч. 2 ст. 7 УПК РФ при наличии противоречий между нормами УПК РФ и нормами иных федеральных законов приоритет должен быть отдан именно нормам УПК РФ. Однако Конституционный Суд РФ решил этот вопрос принципиально иначе. При изложении описательно-мотивировочной части и итоговых выводов постановления от 29 июня 2004 г. № 13-П [16, с. 15] и определения от 8 ноября 2005 г. №439-О [17, с. 47] Конституционный Суд РФ формулирует следующую систему итоговых выводов-норм.
Во-первых, приоритет кодифицированного нормативного акта, каким является УПК РФ, не является безусловным. Являясь в системе федеральных законов России обычным законом, УПК РФ не исключен из действия правила, согласно которому, если даже в последующем законе отсутствует предписание об отмене ранее принятых предписаний, в случае коллизии между ними действует последующий закон.
Во-вторых, приоритет УПК РФ ограничен рамками специального предмета регулирования, которым, как это следует из его ст. 1-7, является порядок уголовного судопроизводства. В рамках же иного предмета правового регулирования действуют иные, специальные право-
215
вые отношения, приоритет в регулировании которых отдается (специальным) федеральным законам.
В-третьих, решающим доводом в разрешении исследуемых коллизий является система процессуальных гарантий, закрепленная тем или иным федеральным законом. При условии, что гарантии иного федерального закона выглядят более весомыми, действует и регулирует отношения иной федеральный закон, а не УПК РФ.
В итоге правоприменителям при примении того или иного положения УПК РФ, декларируемого в качестве единого и кодифицированного нормативного акта, отныне просто необходимо каждый раз «сверяться»:
1) не отменяет ли последующий федеральный закон те или иные предписания норм УПК РФ, подлежащие применению ad hoc;
2) с каким предметом правового регулирования связано осуществление предполагаемого процессуального действия, и, соответственно, в рамках уголовно-процессуальных или специальных отношений оно реализуется;
3) не устанавливает ли тот или иной федеральный закон дополнительных процессу-
1. Ковтун Н.Н. Уголовный процесс России: учеб. Гл. 2: Уголовно-процессуальное право России / А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, М.П. Поляков, С.П. Сереброва;науч. ред. В.Т. Томин. М, 2003.
2. Смирнов А.В., Калиновский К.Б. Уголовный процесс: учеб. /под общ. ред. А. В. Смирнова. 4-е изд., перераб и доп. М., 2008.
3. Томин В. Т. «Права и свободы человека» -большой блеф ХХ века. (Уголовный процесс России: аспекты взаимодействия с международным правом). Омск, 2004.
4. Топорнин Б.Н. Система источников права: тенденции развития // Судебная практика как источник права. М., 2000.
5. Витрук Н.М. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации: понятие, природа, юридическая сила и значение // Конституционное правосудие в посткоммунистических странах: программа международного форума, Москва, 26 апр. 1999 г. М., 1999.
6. Выступление Т. Г. Морщаковой: Судебный конституционный контроль в России: уроки, проблемы и перспективы: обзор науч.-практ. конф. //Государство и право. 1997. № 5.
7. Ковтун Н.Н. Постановления Конституционного Суда РФ по уголовно-процессуальным вопросам: проблемы законодательной техники и практического применения // Государство и право. 2001. № 11.
альных гарантий, теми или иными способами закрепленных в законе в интересах определенной корпоративной группы.
Как видим, посредством указанных выводов УПК РФ, по сути, «низведен» до уровня обычных федеральных законов, а нормы ч. 2 ст. 77 УПК РФ - не более чем легальная фикция. Достаточно очевидно и то, что с учетом отмеченных позиций Конституционного Суда РФ более нет насущной необходимости приводить в соответствие с нормами УПК РФ те или иные федеральные законы России, противоречащие однородным предписаниям Кодекса. Соответственно, как верно отмечает Л.В. Головко, практически общепризнанная «кельзеновская» иерархия источников права по вертикали уже требует значительной корректировки и соотнесения с источниками по горизонтали [18, с. 44]. И, как следствие данных позиций и итоговых выводов, утверждать о правовой определенности источников российского уголовно-процессуального права можно разве что в процессе научных дискуссий и деклараций, а не как о гарантии построения правового государства и гражданского общества.
1. Kovtun N.N. Criminal trial of Russia: textbook Chap. 2: Criminal procedure law of Russia / A.S. Alexandrov, N.N. Kovtun, M.P. Polyakov, S.P. Serebrova; sci. ed. V.T. Tomin. Moscow, 2003.
2. Smirnov A.V., Kalinovsky K.B. Criminal trial: textbook / gen. ed. by A.V. Smirnov. 4th ed., rev. and add. Moscow, 2008.
3. Tomin V.T. «The rights and freedoms of the person» - a big bluff of the XX century. (Criminal trial of Russia: aspects of interaction with international law). Omsk, 2004.
4. Topornin B.N. System of right sources: development tendencies // Jurisprudence as law source. Moscow, 2000.
5. VitrukN.M. Legal positions ofthe Constitutional Court of the Russian Federation: concept, the nature, validity and value // Constitutional justice in the postcommunist countries: program of the international forum, Moscow Apr. 26, 1999. Moscow, 1999.
6. Morshchakova's T.G. performance: Judicial constitutional control in Russia: lessons, problems and prospects: review of sci. pract. conf. // State and law. 1997. № 5.
7. Kovtun N.N. Resolutions of the Constitutional Court of the Russian Federation on criminal procedure questions: problems of legislative equipment and practical application // State and law. 2001. № 11.
216
8. Нешатаева Т.Н. К вопросу об источниках права - судебном прецеденте и доктрине // Судебная практика как источник права. М., 2000.
9. Лазарев В. В. Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы совершенствование: сб. ст. М., 2003. Т. 2.
10. Гаджиев Г. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1999. № 3(28).
11. О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней: федер. закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.
12. Зорькин В. Д. Предел уступчивости //Рос. газ. 2010. 29 окт. URL: http://www.rg.ru/2010/10/29/ zorkin.html.
13. О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21 // Рос. газ. 2013. 5 июля.
14. Лукьянова Е.А. ЕСПЧ и Конституционный Суд РФ: конфликт толкований // Закон. 2012. № 5.
15. Собр. законодательства РФ. 1995. № 29. Ст. 2757.
16. По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы: постановление Конституционного Суда РФ № 13-П от 29 июня 2004 г. // Вестн. Конституционного Суда РФ. 2004. № 4.
17. По жалобе гр. С. В. Бородина, В.Н. Буро-бина, А. В. Быковского и др. на нарушение их конституционных прав ст. 7, 29, 182 и 183 УПК РФ: определение Конституционного Суда РФ от 8 нояб. 2005 г. № 439-О // Вестн. Конституционного Суда РФ. 2006. № 2.
18. Головко Л. В. Место кодекса в системе источников уголовно-процессуального права // Государство и право. 2007. № 1.
8. Neshatayeva T.N. To a question of right sources - judicial precedent and the doctrine // Jurisprudence as law source. Moscow, 2000.
9. Lazarev V.V. Law-making technic of modern Russia: state, problems improvement: coll. of papers. 2003. Vol. 2.
10. Gadzhiyev G. Legal positions of the Constitutional Court of the Russian Federation as source of a constitutional law// Constitutional law: East European review. 1999. № 3(28).
11. About ratification of the Convention on protection of human rights and fundamental freedoms and Protocols to it: feder. law of March 30, 1998 № 54-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1998. № 14. Art. 1514.
12. Zorkin V.D. The compliance limit // Rus. newsp. 2010. 29 Oct. URL: http://www. rg.ru/2010/10/29/zorkin.html.
13. About application by courts of law of the Convention on protection of human rights and fundamental freedoms of November 4, 1950 and Protocols to it: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of June 27, 2013 № 21 // Rus. newsp. 2013. July 5.
14. Lukyanova E.A. ECHR and Constitutional Court of the Russian Federation: conflict of interpretation //Law. 2012. № 5.
15. Coll. of legislation of the Russian Federation. 1995. № 29. Art. 2757.
16. On the case of check of constitutionality of separate provisions of articles 7, 15, 234 and 450 of the Criminal procedure code of the Russian Federation in connection with inquiry of group of deputies of the State Duma: the resolution № 13-P of the Constitutional court of the Russian Federation of June 29, 2004 // Bull. of the Constitutional court of the Russian Federation. 2004. № 4.
17. According to the complaint of citizens S.V Borodin, V.N. Burobin, A.V. Bykovsky, etc. on violation of their constitutional rights of art. 7, 29, 182 and 183 of the Criminal procedure code of the Russian Federation: definition of the Constitutional Court of the Russian Federation of Nov. 8, 2005 № 439-O // Bull. of the Constitutional court of the Russian Federation. 2006. № 2.
18. Golovko L.V. Place of the code in system of sources of the criminal procedure law // State and law. 2007. № 1.
217
