CC BY
46
О ПРОЯВЛЕНИЯХ БЕССИСТЕМНОСТИ В УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ БОРЬБЕ С НЕЗАКОННЫМ ОБОРОТОМ НАРКОТИКОВ
© Кузнецов В. И., 2007
В. И. Кузнецов — старший преподаватель Юридического института ИГУ
Системный подход в уголовно-правовой борьбе с преступностью на законодательном уровне включает в себя: разработку принципиальных установок уголовной политики; точное формулирование норм уголовного права, запрещающих конкретное преступное поведение; единообразное использование тождественных или сходных терминов уголовного закона при описании конкретных составов преступлений, посягающих на одинаковые или сходные объекты; установление сопоставимых по уровню репрессии санкций за примерно одинаковые по характеру и степени общественной опасности уголовно-наказуемые деяния. На правоприменительном уровне системный подход прежде всего заключается в принятии Верховным Судом РФ руководящих разъяснений по уголовным делам, которые бы грамотно и недвусмысленно толковали конкретные положения уголовного закона (без уклона в фактическое правотворчество), и тем самым ориентировали следователей, прокуроров и особенно судей на безупречную уголовно-правовую оценку содеянного всеми виновными лицами.
Если говорить о нормах и статьях Уголовного кодекса РФ, регламентирующих ответственность за преступления против здоровья населения и общественной нравственности (а равно об их трактовке высшей судебной инстанцией страны), то здесь имеются еще большие резервы для совершенствования. К сожалению, на сегодняшний день в статьях гл. 25 УК РФ можно заметить немало нарушений принципа, системного подхода. Они по своему калибру различны — от неточностей в редакции отдельных квалифицирующих признаков и до серъезных провалов при решении важнейших вопросов, касающихся проблемы дифференциации ответственности за противоправные действия с наркотиками и фактически свидетельствующих об отсутствии у российского государства целенаправленной и обоснованной уголовной политики по борьбе с наркотизмом.
Например, долгие годы верой и правдой служила стране ст. 224 УК РСФСР 1960 г., в которой «водораздел» между наиболее опасными и иными деяниями проводился по очень важному критерию — наличию цели сбыта наркотика у виновного (т. е. по его стремлению расширить сферу незаконного оборота наркотиков). С принятием же УК РФ 1996 г. воцарился «новаторский» подход — поставить во главу угла объективные (а не субъективные) признаки совершаемых преступлений. Поэтому в ч. 2 ст. 228 нового Уголовного кодекса сразу же была искусственно повышена наказуемость изготовления наркотика «для себя» — до уровня его сбыта другим лицам. Стала возможной довольно хлесткая жизненная ситуация: решив выкурить сигарету с небольшим количеством гашиша (до 0,1 г), потребитель наркотика заглядывал в Уголовный кодекс и убеждался, что, если он сам изготовит для себя этот кусочек гашиша, то ему грозит нешуточная кара — от 3 до 7 лет лишения свободы. Переведя взгляд на часть первую той же статьи, он с удивлением убеждался: если такую же порцию гашиша он просто купит за ближайшим углом у распространителя-«бегунка», то вместо тюрьмы ему по закону полагается только административное взыскание. Легко дога-
даться, какой вариант поведения избирал рядовой российский наркоман. Таким образом, ст. 228 УК РФ в первоначальной редакции вместо борьбы с наркобизнесом на самом-то деле стимулировала «черный рынок» наркотиков!
Реконструкция ст. 228 законом от 8 декабря 2003 г., дробление ее на несколько самостоятельных статей — вопреки ожиданию законодателя — так и не изменили упомянутый порочный принцип. Разновидности объективной стороны деяний, связанных с незаконным оборотом психоактивных веществ, были поделены между двумя статьями — 228 и 228-1, но цель сбыта в качестве обязательного признака субъективной стороны состава преступления стала обязательной лишь для второй из них. Потому-то наказуемость пересылки и перевозки наркотиков теперь различается в четыре раза (хотя то и другое на равных соседствуют в процессе наркотраффика).
Возникла в судебной практике и другая коллизия: как квалифицировать действия лица, которое приобретает с целью сбыта партию наркотического зелья и тут же задерживается сотрудниками милиции либо РУ ФСКН? Если по ст. 228, то это явится резким и необоснованным смягчением ответственности наркодилера — ведь не будет учтен главный стимул его противоправного поведения, т. е. цель сбыта (а значит, и получение преступной наживы, распространение наркомании «вширь»). А ст. 228-1, как назло, не содержит в диспозиции упоминания о приобретении наркотика.
Суды Иркутской области (по материалам изученных нами 335 уголовных дел за 2005 г.) нашли более или менее пристойный выход: содеянное квалифицировалось ими по ч. 1 ст. 30 и соответствующей части ст. 228-1, т. е. как приготовление к последующему сбыту наркотика. Кстати, этот подход позднее был освящен в пункте 15 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 14 от 15 июня 2006 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами». Но это ведь всего лишь паллиативная мера, а надо совершенствовать текст самого уголовного закона!
В какой-то мере бессистемным является и подход законодателя (а вслед за ним — и высшей судебной инстанции) к определению момента юридического окончания пре-
ступления, предусмотренного ст. 230 УК РФ — «склонение к потреблению наркотических средств или психотропных веществ». От того, считать ли данное деяние преступлением с «материальным» составом или нет, зависит его реальная наказуемость. Если виновному не удалось убедить потерпевшего попробовать впервые какой-либо наркотик, то преступление все равно признается оконченным, и никакого обязательного смягчения наказания на одну четверть (как при покушении) не произойдет, хотя объекту уголовно-правовой охраны, на наш взгляд, ущерба причинено не было — ведь число россиян, попробовавших наркозелье, осталось прежним.
Но это преступление по всем элементам состава схоже с вовлечением несовершеннолетнего в систематическое употребление спиртных напитков и одурманивающих веществ (ст. 151 УК РФ), а по отношению к моменту окончания данного посягательства высшая судебная инстанция нашей страны периодически меняла свою позицию (в т. ч. во времена, когда вовлечение несовершеннолетнего в антиобщественное поведение охватывалось диспозицией ст. 210 УК РСФСР 1960 г.). В 1976 и 2000 гг. Пленум Верховного Суда признавал это преступление оконченным при совершении действия, а вот в 1986 г. — при наступлении последствия, что гораздо точнее и справедливее с позиций уголовно-правовой теории и социальной практики. Видимо, есть основания внести изменения в статью 230 УК РФ, назвать оба упомянутых посягательства «вовлечением» (т. е. отразить в названии общественную опасность и процесса, и результата в совокупности), считать их составы «материальными». Это и будет возвращением к принципу системности построения уголовного закона.
Поистине многострадальной можно считать эпопею с официальной трактовкой одного из центральных понятий анализируемой темы — «крупный размер наркотических средств или психотропных веществ». Казалось бы, системный подход здесь прост: определить количество наркотика, достаточное, чтобы привести человека в состояние эйфории (либо снять абстинентный синдром), и не считать уголовно- наказуемым деянием нахождение 1—2 таких «порций» при себе у наркомана — на всякий случай, чтобы не умереть от абстиненции. А все, что больше данного количества, счи-
тать крупным размером, и за незаконные действия с ним, даже и без цели сбыта, установить именно уголовную ответственность. В свое время специалисты Постоянного комитета по контролю наркотиков под руководством академика Э. А. Бабаяна доказали: для человека массой 70 кг требуется всего 0,004 г героина, чтобы привести его в состояние эйфории — однако их выводы никого из законодателей не заинтересовали. Жизненные реалии современной России, изучение конкретных уголовных дел свидетельствуют о том, что чаще всего разовая порция героина (так называемый «малый чек») равна 0,1 г или чуть больше.
Однако Государственная Дума РФ вкупе с Правительством страны предпочли пойти иным путем и продемонстрировали настоящую правовую эквилибристику. Сначала, в 1997 г., крупный размер наркотиков был резко уменьшен, иногда в десятки раз — хотя, например, содержание тетрагидроканна-бинола в конопле осталось прежним. И от этого немотивированного усиления репрессии пострадали в первую очередь рядовые потребители наркотиков, а не наркобароны. Крупным размером героина тогда считалось даже т.н. «следовое» количество его (0—0,005 г), буквально отдельные крупинки, которые просто не могли причинить вреда здоровью населения как объекту уголовно-правовой охраны. После «реформы» уголовного права в декабре 2003 г. государство ринулось в другую крайность — почти по всем видам наркотиков цифры нижнего порога крупного размера были резко увеличены: по гашишу — в 50 раз, по маковой соломе — в 1000 раз. Но все рекорды побил героин, который, к сожалению, тогда уже заполонил «черный рынок» наркотиков. Крупный размер героина, незаконное хранение которого даже без цели сбыта влекло применение уголовно-правовых мер, был увеличен не в десятки и даже не в тысячи, а в сотни тысяч раз и достиг 10 средних разовых доз, т. е. 1 г. Последнее по времени постановление Правительства РФ от 7 февраля 2006 г. «отполовинило» эту цифру и несколько стеснило розничных торговцев, до этого безбоязненно носивших в карманах по 9 разовых доз сильнейшего наркотика. Но оптимальные параметры крупного размера по сей день так и не найдены — видимо, это никого не волнует... Введя в ст. 228-1 УК новый термин «производство» (хотя по сути своей это частный случай изготовления), законодатель породил еще од-
ну сложнейшую проблему — соотношение этих двух понятий, заставив высшую судебную инстанцию эту проблему как-то решать. И очень досадно, что в п. 12 постановления Пленум дал неточное толкование очень важного термина «производство наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов». Он по-прежнему, как и в официальном проекте постановления, сделал акцент на серийности получения этих веществ из растений, химических или иных веществ. Но какая такая «серийность» может быть при получении 0,4 г героина (а это ведь подпадает под признаки ч. 1 ст. 228-1 УК РФ)? И кто станет для этого строить специальную лабораторию? Важен ведь не технический уровень получения наркозелья, а его количество и предназначенность для распространения в обществе (а не для личного потребления)! Достойно сожаления и то, что Пленум в этом пункте лукаво уклонился от признания обязательной цели сбыта при производстве (в официальном проекте он допускал любую цель, но сейчас и этот тезис снял). И вот теперь изготовление человеком 1,8 г гашиша себе для курения можно расценить, в зависимости от судейского усмотрения, и как административный проступок (ст. 6.8 КоАП РФ), и как тяжкое преступление, караемое 8 годами лишения свободы по ч. 1 ст. 228-1 Уголовного кодекса. Во втором варианте судья, видимо, должен учесть способ изготовления (прессование таблеток гашиша не вручную, а с помощью самодельного штампа), серийность изготовления (три «серии» по 0,6 г гашиша каждая). Но разве эти второстепенные обстоятельства способны столь резко повысить степень общественной опасности содеянного и вызвать колоссальную разницу в правовой оценке поведения лица? При таком подходе высшей российской судебной инстанции о подлинной законности можно будет забыть.
Еще один пример. Квалифицирующие признаки основных «антинаркотических» статей, касающиеся размера наркотика или психотропного вещества, построены по довольно логичной системе: небольшой размер (ч. 1 ст. 228-1), крупный размер (ч. 1 ст. 228 и п. «б» ч. 2 ст. 228-1), особо крупный размер (ч. 2 ст. 228, п. «г» ч. 3 ст. 228-1) с прогрессивным увеличением верхнего предела санкции. Только вот ст. 229 «выпадает» из этой системы: в ней вообще не упоминается об особо крупном размере похищенного наркотика или психотропного ве-
щества (как будто в реальной жизни это невозможно сделать!). И Пленум Верховного Суда РФ вынужден рекомендовать судам применять в подобных случаях п. «б» ч. 3 ст. 229 УК РФ, где предусмотрена ответственность за хищение в крупном размере, нивелируя тем самым различия в степени опасности соответствующих деяний. Кстати, и в статьях гл. 21 УК РФ «Преступления против собственности» до декабря 2003 г. существовала аналогичная ситуация — законодатель упорно не желал признавать де-юре, что в России в постсоветскую эпоху совершаются особо крупные хищения — в то время как процветало воровство и присвоение имущества подчас даже в грандиозных размерах!
Об отсутствии системного подхода говорит и трактовка термина «заболевание наркоманией». Толкуя положения ч. 3 ст. 230 УК РФ, Пленум Верховного Суда РФ в упомянутом постановлении 2006 г. предложил считать возникновение у склоняемого лица зависимости от наркотика разновидностью «иных тяжких последствий» (что во-обще-то верно). Но наряду с этим данный термин почему-то используется в диспозиции ч. 1 ст. 111 УК как самостоятельное последствие (кстати, вовсе не характерное именно для этого преступления, как показал опыт обобщения судебной практики в Иркутской области). Кроме сказанного, санкция ч. 3 ст. 230 УК РФ (склонение к потреблению наркотических средств или психотропных веществ, причинившее по неосторожности смерть потерпевшему) немыслимо жестока — до 12 лет лишения сво-боды(!), и никак не соотносится с санкцией ч. 1 ст. 109 (лишение свободы до 2 лет). А ведь в этих преступлениях идентичны и субъект, и объективная сторона, особенно последствие, и субъективная сторона, очень схож и объект посягательства — за что же тогда шестикратно увеличен предел санкции ч. 3 ст. 230?
Отдельно надо сказать и о недостатках судебного толкования положений закона об ответственности за содержание притонов для потребления наркотических средств или психотропных веществ (ст. 232 УК РФ). Пленум Верховного Суда РФ в п. 32 постановления от 15 июня 2006 г. допустил расширительное толкование уголовного закона, упомянув в п. 32 аналоги наркотиков и психотропных веществ — а это не соответствует диспозиции ст. 232 УК РФ.
Другую ошибку, на наш взгляд, высшая судебная инстанция допустила в этом постановлении, когда признала состав содержания притона и в случае потребления наркотиков в притоне несколькими лицами, но однократно. Дело в том, что понятие притона связано с систематичностью совершения в нем определенных действий (воровской притон, наркопритон, притон для занятия проституцией и т. д). Именно систематичность использования помещения создает уверенность у наркоманов в стабильности такого положения, когда можно будет регулярно находить здесь приют для производства инъекций. В советском и российском уголовном праве систематичность традиционно связана с совершением действий 3 раза и более (например, истязание как систематическое нанесение побоев). Неслучайно в ст. 226-1 УК РСФСР 1960 г. разделялись понятия «содержание притона» и «предоставление помещения» — под последним понималась только разовая акция. Кроме того, предшествующее постановление Пленума Верховного Суда РФ № 9 от 27 мая 1998 г. по делам данной категории говорило об использовании помещения 2 и более раза, равно как и официальный проект ныне действующего постановления. Кстати, большинство из опрошенных нами 250 судей, прокуроров, следователей, оперуполномоченных и адвокатов считают, что в наркопритоне должно быть совершено (или он должен быть для этого предназначен в момент создания) не менее 3 различных эпизодов потребления наркотиков посторонними лицами. По изученным нами 20 уголовным делам из архивов судов Иркутской области за 2005—2006 гг., в ходе следствия установлено и в судебном заседании доказано 3 и более эпизодов использования притона наркоманами (а в 20 % дел их было даже пять). Никаких сложностей в плане документирования оперативными работниками или следователями количества эпизодов посещения на практике не возникает. Тем досаднее отмеченная ошибка Пленума, которая, несомненно, отразится на правоприменительной практике не в лучшую сторону.
Приведенные выше примеры бессистемного подхода к построению уголовно-правовых норм — и их диспозиций, и их санкций — требуют пристального внимания отечественного законодателя. Ведь иначе просто подрывается уважение к уголовному закону со стороны российских граждан и исчезает стремление его соблюдать. ^
