CC BY
174
19. Кристол И. Признания подлинного, возможно, единственного неоконсерватора, считающего себя таковым // США: консервативная волна / под ред. А.Ю. Мельвиля. М., 1984.
20. Chomsky on conservatism // Language and Politics / еd. by C.P. Otero. Black Rose, 1988.
21. Dorrien G. Imperial Designs. Neoconservatism and the New Pax Americana. New York & London: Routledge, 2004.
22. Герцен А.И. Старый мир и Россия. Письма к В. Линтону // Революция против свободы. Дискуссия о реформах Александра II и судьбе государства. М., 2007.
23. ТоквильА. де. Старый порядок и революция. М., 1997.
24. Чичерин Б.Н. Письмо к издателю «Колокола» // Революция против свободы: Дискуссия о реформах Александра II и судьбе государства. М., 2007.
25. Кожинов В.В. Между государством и народом. Попытка беспристрастного размышления об интеллигенции // Кожинов В. О русском национальном сознании: избранные статьи о наиболее актуальных вопросах российского государства. М., 2002.
26. Green E.H.H. Ideologies of Conservatism. Conservative Political Ideas in the Twentieth Century. Oxford; New York: Oxford University Press, 2002.
27. The Political Thought of the Conservative Party since 1945 / ed. by K. Hickson. New York: Palgrave Macmillan, 2005.
28. Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М., 2006.
V.A. Achkasov
On the Issues of the Russian Identity
The latest attempts to construct the Russian identity in the face of escalating conflict in the South-East of Ukraine and the growing confrontation between Russia and the West are analyzed. The author considers the proposed constructs of national identity: "the Orthodox Russian world", "Russia - a state-civilization", and others.
Key words and word-combinations: Russian identity, "the Russian world", the image of an enemy, Russia, Ukraine, nationalism.
Анализируются новейшие попытки конструирования российской идентичности в условиях эскалации конфликта на юго-востоке Украины и нарастающей конфронтации по линии Россия - Запад. Автор рассматривает предлагаемые конструкты национальной идентичности: «православный русский мир», «Россия - государство-цивилизация» и другие.
Ключевые слова и словосочетания: российская идентичность, «русский мир», образ врага, Россия, Украина, национализм.
УДК 327(470+571):323(470+571) ББК66.2(2РОС)+66.3(2РОС)
В.А. Ачкасов О ПРОБЛЕМАХ
российской
ИДЕНТИЧНОСТИ
Из
[.звестный британский исследователь Э. Смит выделил три основных лейтмотива националистического дискурса — это требования национальной автономии, национального единства и национальной идентичности, причем каждый из них может играть в конкретной ситуации приоритетную роль (в России, по его мнению, это национальная идентичность) [1, с. 343]. Справедливость таких суждений легко подтвердить, поскольку в современном российском обществе по-прежнему «проблемы с идентичностью»: не создана база для выработки единых правил игры, непротиворечивых
40
Bulletin of the Volga Region Institute of Administration • 2016. № 6 (57)
ценностей и целей, общепринятых понятий и истин, для консолидации общества. Нет и привлекательной картины будущего страны, образа «российской мечты». В ответе на вопрос: «Чего мы хотим как нация?» — не преуспели ни государство, ни интеллектуалы, ни институты гражданского общества. Отсутствует система общеразделяемых оценок различных периодов российской истории и социально-политических систем, существовавших в разные времена на территории России. Современное российское общество и власть претендуют на наследство как советского, так и досоветского периодов, которые по многим параметрам находятся между собой в противоречии. Никто оказался не способен разработать систему пониманий культурных смыслов досоветской и советской истории, поставить перед обществом цель, к которой следовало бы стремиться и которая вызвала бы широкий отклик «снизу». Исследователи отмечают: «Действия управляющих строятся на ином мифологическом основании, нежели действия управляемых, они не встречают понимания, что влечет за собой утрату доверия» [2, с. 83—84].
Отсутствие «...национальной идеи или цели привело тот ведущий социальный слой, который исторически принято называть в России образованным обществом, в состояние глубокой растерянности, что выразилось в отсутствии предложений относительно путей дальнейшего развития и прежде всего — конкретных проектов, которые могли бы стать предметом широкого обсуждения» [3, с. 160—161]. При этом социологи отмечают существование благоприятных условий для решения данных задач. Так, в докладе «Российская идентичность в социологическом измерении», подготовленном Институтом социологии РАН на основе результатов исследований в 1998, 2004 и 2007 гг., указывается на наличие «достаточно высокой и нарастающей степени внутренней интегрированности российского общества, возможности в обозримой перспективе формирования в России гражданской нации» [4, с. 15]. Однако, как замечает внешний наблюдатель, «гражданский национализм (российской властью. — В.А.) не приветствуется, поскольку режим не поддерживает вовлеченность своих граждан в публичную сферу; этнический национализм рассматривается как угроза единству и стабильности России; государственный национализм, продвигаемый режимом в качестве третьего решения, все в меньшей и меньшей степени соответствует ситуации и не способен привести к консенсусу между государством и гражданами» [5, с. 68]. Поэтому, по вполне резонному мнению Т. и В. Соловей, «.из необратимого (в силу необратимости эволюции сложных социальных систем) кризиса имперской и мессианской идентичности (русских. — В.А.) еще не следует, что в России формируется политическая, гражданская нация "россиян". Да, растет число жителей России, идентифицирующих себя как "граждане России", составляя по данным разных идеологических центров, от 60 до 80%. Но что это для них значит?
Самоидентификация русских как "граждан России" означает, прежде всего, формальную связь с государством и идентификацию с территорией, а не с политическим сообществом — другими такими же гражданами. Иными словами, называя себя "гражданином России", человек признает, что живет
Вестник Поволжского института управления • 2016. № 6 (57) 41
в этой стране и является подданным Кремля, но он вовсе не подразумевает
^ а » г-
свою принадлежность к политической нации россиян — общности, имеющей интегрирующие ценности, интересы и символы. Все это блистательно отсутствует» [6]. Так, согласно данным социологического исследования, проведенного Институтом социологии РАН, респонденты, отвечая на вопрос: "Каких качеств сегодня недостает людям Вашей национальности?" чаще всего выбирали варианты ответов: "уважение друг к другу" (58% — у русских и 39% у других россиян); "взаимопомощь" (41% и 33%); "честность" (39% и 31%). Таким образом, «наиболее востребованными ценностями оказались те, которые отражают дефицит фундаментальных норм общественного взаимодействия и гражданской межличностной солидарности. И в этом проявляется общая тенденция — сегодня русским (и всем россиянам) недостает простых и основополагающих ценностей, отражающих нормы честного общежития, взаимного уважения, культуры доверия, составляющие основы общества как такового» [7, с. 168].
На символическом уровне «россиян» объединяет лишь одно событие — Великая Отечественная война [6, с. 437]. Действительно, Россия, особенно с начала 2000-х годов, стремится сохранить героически-победный нарратив великой державы, но это делает страну объектом подозрений в новом империализме. Кроме того, социологические исследования показывают, что, например, на Северном Кавказе «значимость российской гражданской идентичности для населения существенно ниже, чем для жителей других регионов страны, и при этом этническая и конфессиональная принадлежность даже у молодежи в данном регионе заметно опережает по значимости гражданскую» [8].
Таким образом, перед Россией по-прежнему остро стоит сложнейшая проблема создания и «укоренения» легитимных и эффективных политических институтов, формирования национальной идентичности, которые смогут обеспечивать политическую консолидацию общества и сохранение единства страны. Искомая национальная идея России должна содержать не только негативные, но и позитивные идеологемы и цели, объясняющие, ради чего стоит идти на жертвы и лишения. Решению этой проблемы вряд ли поможет принятие закона о российской нации, что было предложено на заседании Общественного совета по межнациональным отношениям при Президенте РФ 31 октября 2016 г. в Астрахани, поскольку неясно, какого рода правоотношения будет регулировать данный закон. В то же время нельзя всерьез относиться и к предложениям некоторых «ученых-патриотов», которые пишут: «В ответ на очередной внешний вызов — на этот раз со стороны мирового "гегемона", каковым позиционируют себя США и западная (евроамериканская) цивилизация в целом, Россия, похоже, готова и способна изменить стратегему развития и взять курс на то, чтобы противопоставить вызовам "глобальной Орды" и ее новым "баскакам" (мировой олигархии и еврочиновникам) самобытные и вместе с тем конкурентоспособные технологии, опирающиеся не только на традицию (русская православная культура плюс традиционные для России культуры других народов и конфессий), но и на реальный модерн, выражающийся, прежде всего, в имманентном тяготении граждан РФ и российских
42. Bulletin of the Volga Region Institute of Administration • 2016. № 6 (57)
элит к социальным и технологическим инновациям (?!)» [9, с. 143]. Чуть позднее авторы разъясняют, что они имеют в виду под «имманентной тягой к социальным, технологическим инновациям», заявляя, что «и народники, и большевики, и другие российские революционеры начала ХХ века действовали в рамках и цивилизационного, и модернистского проектов: они стремились улучшить свою цивилизацию стремлением модернизировать ее» [9, с. 149]. Однако единственное, что на самом деле предложено в этом случае — образ врага для мобилизации россиян.
«В условиях, когда власть неспособна предложить обществу перспективу позитивного будущего, — отмечает Э. Паин, — единственным способом сплочения оказывается мобилизация против общего врага» [10, с. 34—35]. Действительно, как отмечают социологи, «сегодня основанием "новых соли-дарностей" все чаще выступают ксенофобные настроения сограждан, к которым апеллирует власть» [11, с. 67]. Любая альтернативная позиция, представленная от имени экспертного сообщества и / или институтов гражданского общества, все чаще трактуется как антигосударственная и направленная на подрыв конституционных, культурных и духовных основ Российского государства. В свою очередь, единственным легитимным центром создания смыслов / интерпретации событий становится действующий президент, а также, поскольку «короля играет свита», его ближайшее окружение. Как считает И. Зевелев, «к весне 2014 г. в Москве укрепилась тенденция к иррациональному на первый взгляд объединению логики и риторики трех дискурсов: о национальной идентичности (включая идеи о защите соотечественников, русском мире, "разделенном народе", большой российской цивилизации), о международной безопасности и сохранении внутренней стабильности. Угрозы во всех трех системах координат видятся в политике стран Запада» [12]. Особенно наглядной связь этих дискурсов стала после присоединения Крыма и эскалации вооруженного конфликта на юго-востоке Украины.
«Как ни парадоксально, обострение отношений России с западными странами из-за Крыма и Донбасса, введение санкций против Российской Федерации и т.п. способствуют консолидации российского общества и тем самым могут, при согласованных действиях общества и власти, стать дополнительными факторами, ускоряющими формирование единой российской идентичности», — считают политологи В.И. Пантин и В.В. Лапкин [13, с. 81]. Им вторит русский националист, главный редактор газеты «Завтра» А. Проханов: «Новороссия — это фермент. Это фермент, который брошен в большую русскую квашню. И русское тесто, которое уже начало всходить, получает эти вот донбасские дрожжи как замечательный стимул для нашей русской мечты» [14]. Отмечает консолидирующий эффект этих событий и крайний либерал В. Шейнис: «...Истерическая кампания вокруг Крыма, будто бы защищенного от "бандеровцев", изменила политическую атмосферу. Было расширено и консолидировано путинское большинство. Европейскому цивилизационному выбору были жестко противопоставлены "национальные традиции".» [15, с. 106].
Попытка решить все «проблемы с идентичностью» путем использования украинского кризиса для конструирования ее негативной (цивилизационной)
Вестник Поволжского института управления • 2016. № 6 (57) 4" 3
формы через противостояние внешнему (США и Евросоюз) и внутреннему (оппозиционно настроенная либеральная интеллигенция) врагам дает свои результаты. Так, по данным опросов Левада-центра, если в январе 2013 г. только 8% респондентов, отвечая на вопрос: «Как Вы считаете, каким образом большинство развитых стран мира сейчас относится к России?», выбрали вариант ответа «Как к врагу», то в январе 2016 г. таких было уже 30% [16]. Однако архаичный механизм формирования негативной идентичности путем исключения и противостояния «другим» крайне ненадежен: исчезнет негативная окраска конкретного образа «враждебного другого» — исчезнет и фундамент такой идентичности. (Показательно в связи с этим развитие событий в отношениях между Россией и Турцией.)
Происходящее на юго-востоке Украины и вокруг него на официальном уровне часто трактуется как защита «русского мира», в который, по мнению Патриарха Кирилла, помимо России, входят независимые государства, существующие на пространстве исторической Руси, осознающие свою общую цивилизационную принадлежность, использующие русский язык как язык межнационального общения, развивающие русскую культуру, а также хранящие общеисторическую память и единые ценности общественного строительства [17]. Таким образом, маркерами «русского мира» называются общая история, русский язык, русская культура, то есть некая духовная целостность в многообразии, не разделенная границами национальных государств, а ядро «русского мира» — это Россия, Украина и Белоруссия. В свою очередь, «упрочение Россией своего влияния в постсоветских странах стало формулироваться как целеориентированное на обеспечение истинного самоопределения народов, входящих в "русский мир" — против насильственного навязывания западными странами своих культурных и политических ценностей» [18, с. 128]. В результате в учебных пособиях уже пишут: «Сохранение и развитие рожденного на протяжении столетий многоликого "Русского мира" представляется проблемой не менее, а может быть, более важной, чем экономическая и политическая интеграция постсоветского пространства» [19, с. 406].
Однако «русский мир» — это по историческим меркам относительно недавняя идея. Только после польского восстания 1830—33 гг. «...на западных окраинах империи русский национализм, а постепенно и империя, формулируют ясный тезис: местные крестьяне — малороссы и белорусы — это русские. И эта концепция того, что русские — это не великороссы, как мы это сейчас воспринимаем, а великороссы, малороссы и белорусы, что это общерусская нация, становится доминирующей и остается доминирующей вплоть до конца Российской империи» [20, с. 18—19]. Подчеркивалась национальная общность восточных славян, культурное единство «русского мира». Существование же культурных отличий объясняли по преимуществу вредным польским влиянием и оторванностью попавших под власть Речи Посполитой белорусов и малороссов от их братьев по вере в теперь воображенной новой общности, русской нации.
В противовес польскими интеллектуалами выдвигается теория «туранско-го происхождения великороссов». Суть ее вкратце такова: поляки, украинцы и белорусы — славяне, что их и объединяет против неславянских туран-
44 Bulletin of the Volga Region Institute of Administration • 2016. № 6 (57)
цев — москалей, против Московии. Именно польские интеллектуалы стали употреблять термины «Украина» для обозначения всех южнорусских земель (а не части территории Среднего Приднепровья, за которым это название закрепилось исторически) и «украинцы» для обозначения православных малороссов, вкладывая в эти слова политический смысл. «Украину» стали изображать землей, духовно близкой Польше. При этом акцент делался на ее противопоставлении России, что отразилось и в терминологии (польские националисты еще называли ее «Русью», в противовес «Московщине», то есть России, которая, по их убеждению, Русью не являлась. Так, польский клерикал Ф. Духинский считал украинцев и поляков родственными славянскими народами, а украинский язык диалектом польского. «Москали» же, по его мнению, ничего общего со славянами не имеют, у них азиатское, «туранское» происхождение, а славянский язык для них чужд. Захватив землю, на которой жили «русские», то есть украинцы, москали незаконно присвоили себе их имя. Культура «москалей» жалка и ничтожна и не имеет ничего общего с европейской культурой и цивилизацией, к которой относятся поляки и украинцы. Из таких посылок прямо напрашивался вывод о необходимости совместной борьбы поляков и украинцев против «московского варварства» [21, с. 58].
Однако выбор большевиками «национальности» в качестве универсальной и важнейшей групповой принадлежности привел к тому, что население страны разделялось прежде всего по «нациям и народностям». В связи с этим изменилось (по сравнению с имперским периодом) и понятие «русский», которым стали обозначать только бывших великороссов, а категория «великоросс» исчезла из общественного дискурса, а затем из самосознания людей. В свою очередь, малороссы стали называться украинцами, белорусы остались белорусами, но обе группы перестали считать себя одновременно и русскими.
Кроме того, развитие событий на Украине после «Евромайдана» 2013— 2014 гг. поставило под сомнение возможность реализации концепции единства «русского мира», где она столкнулась с радикальным антирусским этническим украинским национализмом, который активно использует рассмотренный идейный арсенал. В результате предпринимается еще одна попытка использовать православие как основу нового интегративного (цивилизационного) проекта и средство легитимации власти — теперь уже в рамках отдельно взятой России, однако с включением в «российскую нацию» по крайней мере части русскозычных православных «соотечественников» из ближайшего зарубежья. Отсюда акцент в официальном дискурсе идентичности на «традиционные ценности» и самодостаточность российского «государства-цивилизации», на исключительно положительных героях и героических страницах российской истории — «возвращение в собственную историю», обращение к традиционным ценностям, которые «тысячелетиями составляли духовную, нравственную основу нашей цивилизации» [22]. Уместно процитировать слова диакона А. Ку-раева: «Национализация православия, превращение его в "русскую идеологию" открывает дорогу к новому антихристианству» [23, с. 109] и повторению ошибок прошлого, ошибок имперской России.
Как полагал Э. Смит, идея гражданской нации — это идеология этни-
Вестник Поволжского института управления • 2016. № 6 (57) 4*5
ческого большинства как социальной группы, имеющей электоральные преимущества в условиях демократии. Этническую же концепцию нации, как правило, поддерживают меньшинства — особенно в случаях, когда возникает угроза существованию общностей или угроза насильственного изменения их культуры [24]. Однако в России ситуация иная. Сегодня выступающие от имени этнического большинства предлагают не гражданскую, а имперско-этнократическую модель нации. Так, согласно тексту «Декларации русской идентичности», принятой по итогам XVIII Всемирного русского народного собора 11 ноября 2014 г., русский — это «человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа» [25]. В Декларации подчеркивается: «.каждый русский должен признавать православное христианство основой своей национальной культуры. Отрицание этого факта, а тем более поиск иной религиозной основы национальной культуры, свидетельствуют об ослаблении русской идентичности, вплоть до полной ее утраты». Характерно появление слова «должен», маркирующего идентификацию уже не как акт самосознания, а как политическое предписание. Таким образом, документ, начинающийся с определения идентичности как акта самосознания (русский — человек, считающий себя русским), завершается нормативными политико-идеологическими предписаниями (отношение к православию и таким неопределенным критериям, как «солидарность с судьбой народа»). Кроме того, «русское» в тексте «Декларации» полностью подменяет «российское» и предлагается в качестве основы интеграционной политики государства. Следует призыв «созидать российскую общегражданскую общность с учетом центральной, объединяющей роли русского народа», законодательно закрепить статус русского народа как государствообразующего и т.д. [25].
Однако есть основания предполагать, что результат конструирования национальной идентичности на предложенной основе останется прежним, то есть поставленная цель достигнута не будет, поскольку полностью игнорируется тот огромный конфликтный потенциал, который содержится в попытке осуществить в большом полиэтничном поликонфессиональном государстве проект нациестроительства, предлагающий понимание нации исключительно как этнокультурной, этноязыковой целостности. Некоторые российские «ученые-патриоты», откликаясь на идею «Россия — государство-цивилизация», предлагают «для обретения гражданами РФ своей цивилизационной идентичности, осознание ими не просто национальных особенностей, но цивилизационных основ и сущностей русского, евразийского, православного, восточно-европейского, туранского, российско-имперского, постсоветского и некоторых иных миров, присутствующих в истории, географии, экономике и культуре пространства Большой России» [9, с. 144], то есть некоторый микс из ценностей перечисленных через запятую «миров».
В книге «Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе» британский историк Дж. Хоскинг пишет о двух фундаментальных альтернативах для России: «.она может стать русским национальным государством или остаться империей в измененном виде. В первом случае Россия принимает свой статус
46 Bulletin of the Volga Region Institute of Administration • 2016. № 6 (57)
H.A. A4KacoB
как одно из большого числа национальных государств в мире, с особой миссией — говорить от лица русских, где бы они ни были. Во втором случае она пытается сохранить свою роль великой державы с доминирующими интересами на территории бывшего Советского Союза и оставляет за собой мессианские идеи для всего мира». В результате ученый приходит к выводу, который во многом подтверждает российская политическая практика: «Из всех форм, которые может принять Россия, как представляется, скорее всего, возобладает модифицированная имперская идентичность. Угроза международного терроризма усилила эту тенденцию, поскольку убедительно оправдывает действия России за пределами своих границ при неимении на то международного мандата и ее очередное соревнование с Соединенными Штатами» [26].
Библиографический список
1. Смит Э. Национализм и модернизм. Критический обзор современных теорий наций и национализма. M., 2004.
2. Бляхеp Л. Искусство неуправляемой жизни. Дальний восток. M., 2014.
3. Кульпин Э.С. Альтернативы российской модернизации, или реставрация Mэйдзи по-русски // Полис. 2009. № 5. С. 158-169.
4. Гapшкaв М.К. Российская идентичность в социологическом измерении // Полис. 2008. № 3. С. 9-28.
5. Лаpюэль М. «Русский национализм» как область научных исследований // Pro et Contra. 2014. № 1-2 (62). С. 54-72.
6. Caлaвей Т.Д., Caлaвей В.Д. Несостоявшаяся революция: исторические смыслы русского национализма. M., 2011.
7. Рыжaва C.B. О ценностных характеристиках современной русской этнической идентичности // Власть. 2016. № 9. С. 163-172.
8. Авксентьев В.А., Акcюмaв Б.В. Портфель идентичностей молодежи юга России в условиях цивилизационного выбора // Социс. 2010. № 12. С. 18-27.
9. Бельский В.Ю., Лепехин В.А. Цивилизационные угрозы в современном мире и их преодоление (К 70-летию создания ООН) // Кризис цивилизации в контексте политических процессов XXI века / под ред. А.И. Костина. M., 2016.
10. Паин Э. Ксенофобия и национализм в эпоху российского безвременья // Pro et Contra. 2014. № 1-2. С. 34-53.
11. Мутмель В. Ксенофобия как основа солидарности // Вестник общественного мнения. 2013. № 3-4 (116). С. 63-69.
12. Зевелев И. Новая внешнеполитическая доктрина России. URL: http://info.vedomosti.ru/ opinion/news/24981841/novaya-vneshnyaya-politika-rossii
13. Пантин В.И., Лапкин В.В. Этнополитические и этносоциальные процессы на постсоветском пространстве (на примере России, Белоруссии, Казахстана и Украины) // Полис. 2015. № 5. С. 75-93.
14. Донбасс: у истоков империи. URL: http://zavtra.ru/content/view/donbass-u-istokov-imperii/
15. Этносоциокультурный конфликт: новая реальность современного мира / под ред. Е.Ш. Гонтмахера, Н.В. Загладина, И.С. Семененко. M., 2014.
16. Больше россиян стали считать родину влиятельной мировой державой. URL: http:// www.aif.ru/politics/world/bolshe_rossiyan_stali_schitat_rodinu_vliyatelnoy_mirovoy_derzhavoy
17. Выступление Святейшего Патриарха Кирилла на торжественном открытии III Ассамблеи Русского мира. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/928446.html
18. Тpaицкая О.В. Право наций на самоопределение: концептуальные подходы и практики применения // Полис. 2015. № 6. С. 116-130.
Вестник Поволжского института управления • 2016. № 6 (57)
О.Н. фомин, д.ф. Аяцков
19. ЕгоровВ.Г., Абрамов А.В., Федорченко С.Н. Сравнительная политология постсоветского пространства: учебное пособие. М., 2015.
20. Миллер А. Национализм и империя. М., 2005.
21. Марчуков А.В. Украинское национальное движение: УССР. 1920-1930-е годы: цели, методы, результаты. М., 2006.
22. Выступление Владимира Путина на заседании клуба «Валдай». URL: https:// rg.ru/2013/09/19/stenogramma-site.html
23. Бордюгов Г. «Войны памяти» на постсоветском пространстве. М., 2011.
24. Smith A. Theories of Nationalism. L., 1986.
25. Декларация русской идентичности. URL: http:www.patriarchia.ru/db/print/508347.html
26. ХоскингДж. Рождение национального государства? //ХоскингДж. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе. URL: http://postnauka.ru/longreads/11258
O.N. Fomin, D.F. Ayatskov The Idea of Mobilization in the Context of Modernization of Contemporary Russia
Feasible strategies of modernization of Russia in conditions of global crisis and the expansion of the Western civilization are studied. The paper presents theoretical deliberation of the mobilization conception, as well as the critical overview of the practical steps for its implementation. The meaning and direction of the modernization policy of the current Russian authorities, the essence of which is gathering forces to defend the sovereign national interests and values, are revealed.
Key words and word-combinations: modernization, authority, the elite, the people, mobilization strategy.
Исследуются возможные стратегии модернизации России в условиях мирового кризиса и экспансии западной цивилизации. В работе представлена теоретическая рефлексия концепции мобилизации, критический анализ практических шагов по ее реализации. Раскрываются смысл и направленность модернизационной политики современной российской власти, суть которых - собирание сил для отстаивания суверенных национальных интересов и ценностей.
Ключевые слова и словосочетания: модернизация, власть, элита, народ, стратегия мобилизации.
УДК 323(470+571) ББК 66.3(2Рос)
О.Н. Фомин, Д.Ф. Аяцков
ИДЕЯ МОБИЛИЗАЦИИ В КОНТЕКСТЕ МОДЕРНИЗАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Го
осударственная стратегия современной России, направленная на «собирание» страны, осложненное, помимо естественных трудностей, острой международной обстановкой, ставит вопрос о мобилизации всех внутренних ресурсов для ее успешного осуществления. Не используя прямо этого термина в политическом дискурсе, что вполне понятно, учитывая негативные ассоциации с жесткими мобилизациями советских времен, власть в своих действиях и высказываниях последних лет демонстрирует именно такую направленность. Это порождает потребность как в теоретической рефлексии самой концепции мобилизации, так и в критическом осмыслении практических шагов по ее реализации.
48
Bulletin of the Volga Region Institute of Administration • 2016. № 6 (57)
