CC BY
28
Вестник Челябинского государственного университета.
2017. № 3 (399). Филологические науки. Вып. 105. С. 116—120.
УДК 821.161.1.09"1992/
ББК 83.3 (2РОС=Рус)6
О ПРЕКРАСНОМ И БЕЗОБРАЗНОМ: МИФОПОЭТИКА «КНИГИ» В. ЗАБАЛУЕВА И А. ЗЕНЗИНОВА «КРАСАВИЦЫ. VERBATIM»
Е. А. Селютина
Челябинский государственный институт культуры, Челябинск, Россия
В современной драматургии наблюдается процесс жанровых трансформаций под влиянием индивидуальных авторских поисков. Материалом исследования является пьеса «Красавицы. Verbatime» (работа велась по рукописи из архива авторов), которая рассматривается как продолжение эстетического спора о «прекрасном» и «безобразном». «Книга» о «красавицах» анализируется в контексте мифопоэтики как отражение культурных гендерных мифов.
Ключевые слова: мифопоэтика, современная драматургия, В. Забалуев, А. Зензинов, «Красавицы. Verbatime», вербатим.
В статье, опубликованной по итогам постановки пьесы «Красавицы. Verbatim», В. Забалуев и А. Зензинов пишут: «Сегодня единственно возможная политическая позиция — это позиция эстетическая. Нам кажется, что все гораздо серьезнее и заново формирующаяся сегодня эстетика заменяет и покрывает собой все — политику, религию, идеологию, мораль, философию...» [7]. Тем самым авторы определяют проблемное поле исследования, прогнозируя возможные пути анализа произведения. В этом смысле мы можем говорить, что путь презентации нового художественного явления в данном случае определен автокомментированием, актуальным для современного этапа существования литературы, что было подмечено еще В. Курицыным при обосновании теории русского постмодернизма [11]. Одновременно с этим есть основание полагать, что выбор эстетической категории — «красоты» — осознавался авторами как некая амбициозная задача, предполагающая вывод спора о предмете прекрасного на новый виток: «Нам всегда казалось, что вербатим — высшая форма искусства ради искусства, из озорства прикинувшаяся остросоциальной драмой. А если так, то о чем же писать пьесу-вербатим, как не о главной категории искусства — красоте?» [7].
Но само исследование «красоты» как эстетической категории существует в неразрывной связи с ее категориальной противоположностью — «безобразным». Не случайно эти категории имеют амбивалентный характер, максимально широкое наполнение. Спор о «прекрасном» и «безобразном» ведется не одно тысячелетие
в разных областях гуманитарного знания, прежде всего, в эстетике, являясь одной из субстанциональных проблем, поставленных перед человечеством. В данном случае область спора ограничена жанром вербатима, где вопросно-ответную форму авторы обнажают, пользуясь структурой нарративного интервью.
Авторы обозначают жанр своего произведения в многочисленных критических выступлениях, полагая вывод жанровой составляющей в названии (Verbatim) и подзаголовке (пьеса-вербатим для чтения вслух в двух действиях и шестнадцати сценах) недостаточным. Для Забалуева-Зензинова жанром «Красавиц. Verbatim» становится «книга». Предлагая семантическое наполнение слова «книга», есть основание рассуждать об устойчивом восприятии этой лексемы в сакральном смысле, что возводит ее к Библии (Книге Книг). То есть авторы создают «Книгу Книг» — Библию красоты. Но такое жанровое прочтение для авторов очень одномерно, так как они считают, что книга о красоте должна быть подобна синкретичным по своей природе «Книге о вкусной и здоровой пище» и условной хорошей детской книге, где есть не только текст, но и картинка (не случайно режиссер первой постановки пьесы О. Лысак активно задействовала экран в сценическом решении пьесы, сохранив рекомендации авторов). Забалуев и Зензинов выводят «Красавиц. Verbatim» в область ритуала, архаических практик, соединяющих все виды искусства в неразрывное целое. Поэтому в определении жанра речь идет, прежде всего, о формальных компонентах текста: «В литературе,
как в музыке, утверждается одно-единственное действующее лицо — ритм. И один закон — закон смены ритма, именуемый в других терминах сломом темы и переменой участи» [курсив авто -ров. — Е. С.] [7]. «Нам показалось, что новая художественная техника и рождающаяся из нее новая эстетика выходят за рамки собственно театра и способны стать инструментом радикального обновления литературы» [7]. Многие фрагменты пьесы оформлены в виде череды стихов — стихотворных строчек, написанных верлибром; сами сцены представлены как главы-истории, между ними нет событийной связи, причинно-следственных отношений.
Пьеса «Красавицы. Verbatim» вызвала разноречивые суждения (речь в основном о прессе), но не оставила равнодушными, вероятно, именно потому, что авторская установка опросить не представителей субкультур или городских маргиналов, а женщин без криминального или травматического прошлого была на тот момент выламывающейся из типичных подходов к реализации техники вербатим (см. подборку отзывов в прессе на сайте «ТеатрЛс» [10]). Специфика существования этой пьесы в современной литературе — отсутствие полного текста в свободном доступе (на сегодняшний день пьеса не опубликована, работа велась по рукописи из архива авторов), в 2006 г. фрагменты пьесы были представлены в качестве иллюстрации художественной стратегии авторов [6]. Вариант пьесы, который сами авторы считают «другим» (специальной версией для печати), публиковался в интернет-издании «Сетевая словесность. Современная русская литература в Интернете» [5].
Авторы взяли интервью у 18 красавиц, женщин разного возраста, социального статуса и т. п., опрашивая их в Москве и Костроме. В итоге у них сложилась энциклопедия мифов о красоте, вариативных значений термина на современном этапе, представленных через изобразительность художественного слова, где лексема «красота» выступает инвариантом. Список действующих лиц представляют: «Малышка, 16 лет, в чем она чистосердечно признается; Принцесса, производит впечатление 16-летней, но утверждает, что ей 20; Мечтательница, отказывается говорить о своем возрасте; Атаманша, говорит, что ей 30, но кто ж ей поверит — 16 и только 16; Дама сердца, была, есть и будет 16-летней, при этом говорит о 38 годах за плечами». Пять женских и пять мужских персонажей не создают равновесия: в данном слу-
чае тот, кто больше говорит, не является тем, кто принимает решения.
Предположение о мифопоэтической природе данной пьесы, на наш взгляд, более чем оправданно, так как авторы работают одновременно в двух плоскостях: они интерпретируют готовые культурные мифы о женщинах и женском начале (от античных до современных) и сами создают эти мифы, главный из которых — красота не есть преимущество женщины (о возможности такого подхода см., например, работы Р. Барта [1; 2]). Женский мир, созданный путем подробного анализа коммуникативных возможностей современной женщины, прописан как множество вариантов жизненных сюжетов, разворачивающихся в заданных обстоятельствах.
Формулируя вопросы, Забалуев и Зензинов (в пьесе их представляет нарратор «автор» и ролевые нарративные мужские маски «Бандос», «Кот Арчик», «Манекенщик, он же топ-модель», «Ребенок») ограничивают сферу рассуждений в нарративных интервью героинь в пределах некоторого количества стереотипных культурных, ген-дерно обусловленных суждений о красоте, чтобы выявить насколько они «работают» в каждом конкретном примере. И хотя в теории жанра вербатим должна реализоваться «смерть автора» (Р. Барт), так как он предполагает не просто максимальную устраненность авторского голоса из текста — слово verbatim переводится с латинского как «дословно», а материалом для каждого спектакля служат интервью с представителями той социальной группы, к которой принадлежат герои планируемой постановки (расшифровки интервью составляют канву и диалоги постановки) (см., например, о теории вербатима [4; 7]), в данной пьесе авторы формируют не только нарративную энергию направляющего типа, но и являются важным персонажем, введенным в перечень действующих лиц («Автор»). При этом часть вопросов авторы передают другим нарраторам («Ребенок», «Бандос»), формируя поле гендерного противостояния «мужчины — женщины». Цели вербатима и цели нарративного интервью как метода исследования персоны совпадают: «основная цель нарративного интервью — получить информацию о наиболее типичных биографических процессах, характерных для некоторой специфической группы людей, причем с позиции видения этих процессов самими рассказчиками» [12. С. 493].
В качестве готовых форм для реализации человеческой истории выступают следующие
118
Е. А. Селютина
семантические поля исходных эстетических категорий «прекрасное» — «безобразное». «Прекрасное»: красота — это этический стержень в человеке («Надо быть хорошей девочкой, и тогда у тебя все будет хорошо»); красота — это есте -ственно («оказывается, я была самой красивой девушкой в классе»); красота — не гарантия личного счастья (глава «Мои говнюки»); «продажной любви не бывает»; «к красоте привыкнуть нельзя» («Если это предмет, то... к нему можно привыкнуть. Но вот если это там предмет живописи-и-и... Типа Ван Гога, да? — к нему привыкнуть нельзя»).
«Безобразное»: секс — это некрасиво (вопросы об имитации оргазма); в России — нездоровое отношение к красоте («Мне кажется, гораздо проще быть красивой где-нибудь там или в Калифорнии, или на Юге Франции. <.. > А те женщины, которые пытаются быть красивыми в России, это наверно, действительно. какие-то большие молодцы, потому что смотрите: у нас серая погода, у нас все вопреки красоте, у нас солнца нету почти весь год, у нас лед. утро, семь утра, и ты едешь в метро, женщины накрашены, намазаны, на каблучках, прекрасно выглядят, и как это им удается, я не знаю, но. это здорово!»); красота сопровождается «бабской ревностью» (красивая женщина не воспринимается как профессионал некрасивыми женщинами, отношение предвзято: «Она нас гнобила просто. Это было чисто по-бабски, по-женски, и... Страшно было неприятно, потому что я понимала, что к моему профессиональному уровню эта гно. Гнобешка не имеет отношения, и меня водят мордой об стол за то, что я не тот заголовок поставила к статье и вообще профнепригодна. »); красота сталкивается с сексуальным насилием; старость — это некрасиво.
В пьесе авторы выбирают принцип равновесия, оба действия равно содержат по восемь сцен, причем в первой части речь идет о «прекрасном», а во второй — о «безобразном».
Мы полагаем, что таким образом авторы верифицируют, проверяют некоторое количество стереотипных позиций, связанных с восприятием женской красоты в современном социуме и культуре. Очень важно при этом отметить, что авторы отдают функцию направленного «вопрошания» именно мужским персонажам (здесь нет речи об уточняющих вопросах, микро-диалогах между героинями): создается ситуация, когда мужчине необходимо прояснять понятные любой жен-
щине вещи, говорить об интимном с «чужим», человеком, находящимся по другую сторону тендерных баррикад (Дама сердца. «Нельзя задавать интимные вопросы»). Показательны в этом плане побочные элементы данной пьесы. Так, например, глава «Бабская ревность» моделирует ситуацию извечной женской войны, для чего вводная ремарка организована как креолизованный текст. «На всех трех экранах — компьютерная игра, типа «Квейка» или «Лары Крофт, расхити-тельницы гробниц» (даны также картинки, иллюстрирующие указанные игры). Затем мужские персонажи пытаются задать вопрос: «Автор. А если вы... Кот Арчик. (Перебивая.) ... в обществе красивой женщины, у вас... Манекенщик. (Перебивая.) ... у вас возникает отношение конкуренции... Бандос. (Перебивая.) ... или наоборот?». А далее героини, рассказывая свои истории, имитируют игру в «войнушку» (ремарки. «Из-за черной двери слышны женские голоса. Трудно разобрать, что говорят, но отчетливо выделяется слово «стерва». Все громче и громче: «Стерва! Стерва!! Стерва!!!». <...> Принцесса «натягивает на лицо шапочку с прорезями для глаз, как у бойцов спецназа, выхватывает пистолет для игры пейнтбол, стреляет в Малышку». <...> Малышка. (Проделывает то же самое, что и Принцесса, только стреляет в Даму сердца). <... > Мечтательница. (Размахивая белым флагом.) Стрельба прекращается, все красавицы смущенно переглядываются, оправляются и приводят себя в порядок. На экранах вспыхивает надпись — «Game over»).
Но нарративное интервью как метод имеет условную предсказуемость, так как именно в выходе за пределы первоначально обсуждаемого вопроса формируется поле нового мифа. Очень точный вывод о семантической доминанте пьесы сделал театральный критик Г Заславский, сказавший, что для красавиц «выгод в итоге — никаких» [8]. Мир красавиц определен теми же координатами, что мир женщин вообще. Они не уверены в себе, подвергаются давлению мужчин, которые внушают им, что на самом деле они не привлекательны, им изменяют. «Манекенщик. (Поднимаясь с кресла у барной стойки, томным, густым голосом.) Да они тебе врут. Ты что, не понимаешь? Ну, давай-ка! (Подходит к Мечтательнице, достает из кармана зеркало, подносит к ее лицу.) Ты посмотри на себя объективно. Какое ж у тебя самомнение! Какое у тебя самомнение и. Как ты вообще можешь такая вот жить? Посмотри, ка-
кие у тебя там ресницы! Посмотри, какая ты вся! И ты говоришь, что ты... Мечтательница. Вот, ну, я ему сказала, что вот-де мне говорят, что ты красивая, ты симпатичная. Манекенщик. Не думай, не думай об этом! Я хочу тебе помочь. Мечтательница. (Выдох.) О-ой!... Я стала думать, что, наверное, я. де-действительно ненекрасивая. И я как-то начала как-то стараться. Он писал списки того, что мне надо делать, чтоб ему угодить. А это был первый. м-мой молодой человек, и-и. я думала, конечно надо, конечно. У меня этот список сохранился, вот это. Малышка. А можешь что-нибудь перечислить из него? Манекенщик. (Возвращаясь к стойке.) Соблазнительные наряды. (Наливает себе рюмку коньяка.) Кот Арчик. .обильная еда. (Наливает себе рюмку коньяка.) Автор. .побольше фантазии. (Наливает себе рюмку коньяка.)
Бандос. .чтение обучающей сексу литературы. (Наливает себе рюмку коньяка.) Манекенщик. .полумрак и эротические танцы. (Наливает себе рюмку коньяка.) Все четверо сдвигают рюмки и выпивают». И, вообще, «мир людей ужасен»: «Автор. А жизнь — это красиво или безобразно? Бандос. Чего в ней больше? Ребенок. И то, и то!!! Малышка. Наверно, счас безобразного. Несправедливого. Неправильного. э-э-э. ».
Таким образом, авторы работают в области сознательного конструирования культурного мифа о красоте и красавицах, предпринимая социологический анализ общего поля гендерных мифов, выводя субъективный опыт в область художественных обобщений методом нарративного интервью, создавая новые семантические вариации исходной темы.
Список литературы
1. Барт, Р. Миф сегодня / Р. Барт // Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М., 1994. — С. 72-130.
2. Барт, Р. Мифологии / Р. Барт. — М., 1996. — 312 с.
3. Борев, Ю. Б. Эстетика / Ю. Б. Борев. — М., 2012. — 511 с.
4. Десятирик, Д. Вербатим / Д. Десятирик // Словарь современной культуры. — URL: www.cdr.the-atre.ru/directors/vartanov/2953/.
5. Забалуев, В. Другие / Красавицы: Пьеса-вербатим для чтения вслух в двух действиях и шестнадцати сценах / В. Забалуев, А. Зензинов. — URL: http://www.netslova.ru/zenzab/krasavitsy.html.
6. Забалуев, В. Красавицы. Verbatim / В. Забалуев, А. Зензинов [рукопись из личного архива авторов].
7. Забалуев, В. Verbatim. Вместо введения: британская история с русским продолжением / В. Забалуев, А. Зензинов // Октябрь. — 2006. — № 10. — URL: http://mag.russ.ru:8080/october/2005/10/za7.html.
8. Заславский, Г. Красиво жить не запретишь / Г. Заславский // Независимая газ. — 25.04.2005. — URL: http://krasavicy-verbatim.narod.ru/pressa_ng.htm.
9. История красоты / под ред. У. Эко. — М., 2010. — 440 с.
10. Красавицы. Verbatime. — URL: http://www.teatrdoc.ru/events.php?id=27.
11. Курицын, В. Постмодернизм как новая первобытная культура / В. Курицын // Новый мир. — 1992. — № 10. — С. 225-232.
12. Скурат, М. В. Нарративное интервью / М. В. Скурат // Постмодернизм: Энциклопедия. — Минск, 2001. — С. 493-494.
13. Угаров, М. Театр для всех / М. Угаров // Искусство кино. — 2007. — № 3. — URL: http://kinoart.ru/ archive/2007/03/n3-article21.
Сведения об авторе
Селютина Елена Александровна — кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры литературы и русского языка, Челябинский государственный институт культуры. Челябинск, Россия. [email protected]
120
E. A. Cenmmma
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2017. No. 3 (399). Philology Sciences. Iss. 105. Pp. 116—120.
ABOUT THE BEAUTIFUL AND THE UGLY: MYTHOPOETICS OF "BOOK" "KRASAVITSY (BEAUTY). VERBATIM" BY V. ZABALUEV AND A. ZENZINOV
E. A. Selyutina
Chelyabinsk State Institute of Culture, Chelyabinsk, Russia. [email protected]
In this contemporary drama genre transformation process occurs under the influence of the individual author searches. The material analysis is to play "Krasavitsy. Verbatime" (currently not published piece, the work was carried out by the authors of the manuscript from the archive), which is considered in the context of a dispute about the aesthetic beauty and ugliness. "The Book" about "beauty" is analyzed as a reflection of cultural gender myths.
Keywords: mythopoetics, contemporary plays, B. Zabaluev, A. Zenzinov "Krasavitsy (Beauty). Verbatim", verbatim.
References
1. Bart R. Mif segodnja [Myth today]. Bart R. Izbrannye raboty: Semiotika. Pojetika [Selected works: Semiotics. Poetics]. Moscow, 1994. Pp. 72-130. (In Russ.).
2. Bart R. Mifologii [Mythology]. Moscow, 1996. 312 p. (In Russ.).
3. Borev Ju.B. Jestetika [Aesthetics]. Moscow, 2012. 511 p. (In Russ.).
4. Desjatirik D. Verbatim [Verbatim]. Slovar' sovremennoj kul 'tury [Dictionary of Contemporary Culture]. Available at: www.cdr.theatre.ru/directors/vartanov/2953/. (In Russ.).
5. Zabaluev V. Drugie /Krasavicy: P 'esa-verbatim dlja chtenija vsluh v dvuh dejstvijah i shestnadcati sce-nah [Others / Beauties: A verbatim play for reading aloud in two acts and sixteen scenes]. Available at: http:// www.netslova.ru/zenzab/krasavitsy.html. (In Russ.).
6. Zabaluev V. Krasavicy. Verbatim [Beauties. Verbatim]. (In Russ.).
7. Zabaluev V. Verbatim. Vmesto vvedenija: britanskaja istorija s russkim prodolzheniem [Verbatim. Instead of introduction: the British history with the Russian continuation]. Oktjabr' [October], 2006, no. 10. Available at: http://mag.russ.ru:8080/october/2005/10/za7.html. (In Russ.).
8. Zaslavskij G. Krasivo zhit' ne zapretish' [Beautiful life can not be forbidden]. Nezavisimaja gazeta [Independent newspaper], 25.04.2005. Available at: http://krasavicy-verbatim.narod.ru/pressa_ng.htm. (In Russ.).
9. Eko U. (ed.). Istorija krasoty [History of Beauty]. Moscow, 2010. 440 p. (In Russ.).
10. Krasavicy. Verbatime [Beauties. Verbatim]. Available at: http://www.teatrdoc.ru/events.php?id=27. (In Russ.).
11. Kuricyn V. Postmodernizm kak novaja pervobytnaja kul'tura [Postmodernism as a New Primitive Culture]. Novyj mir [New world], 1992, no. 10, pp. 225-232. (In Russ.).
12. Skurat M.V. Narrativnoe interv'ju [Narrative Interview]. Postmodernizm: Jenciklopedija [Postmodernism: Encyclopedia]. Minsk, 2001, pp. 493-494. (In Russ.).
13. Ugarov M. Teatr dlja vseh [Theater for all]. Iskusstvo kino [The Art of Cinema], 2007, no. 3. Available at: http://kinoart.ru/archive/2007/03/n3-article21. (In Russ.).
