О последствиях идеализации
принципа диспозитивности в гражданском
процессуальном праве
И.В. Бельков, студент,
Оренбургский институт (филиал) МГЮА
Юридический термин «диспозитивность» означает возможность лица по своему усмотрению самостоятельно располагать субъективными правами.
В процессуальной литературе отмечается, что данный принцип является одним из главных принципов гражданского процессуального права, поскольку определяет механизм возникновения, развития и окончания гражданского дела. Поэтому его нередко именуют движущим началом гражданского судопроизводства, гражданского процесса [1].
Принцип диспозитивности связывает движение и развитие дела по стадиям гражданского процесса, судьбу предмета спора с усмотрением самих заинтересованных лиц — истца и ответчика.
По мнению Н.А. Чечиной и А.А. Ференца-Сороцкого [2], объективная картина может складываться при одновременном учёте в понятии принципа всех его существенных проявлений в сфере правосознания, собственно в нормах права, а также в реальных общественных отношениях. Для понимания проявления принципа диспо-зитивности в обществе введём понятие «чистая диспозитивность». Принятие и рассмотрение такого сочетания слов требуется при рассуждении об идеализации диспозитивности.
Возможно, словосочетание «чистая диспо-зитивность» — тавтология или плеоназм. Она либо есть, либо отсутствует. Причём вне зави-
симости от того, как мы её назовём, т.е. какое слово «припишем» к термину «диспозитивность»: «справедливая», «равная», «законная» и прочее. Те. она как свобода, которая нужна человеку, в том числе как участнику российского гражданского процесса. Поэтому термины «чистая дис-позитивность» и «диспозитивность» по крайней мере синонимичны, как нам представляется.
Правда, если всё же вспомнить, что принцип — некая идея, идеал, модель, то можно различать чистую диспозитивность как частное понятие по отношению к диспозитивности как общему понятию. Однако практика, как кажется, не проводит различия между этими понятиями. Слово «чистая» становится избыточным при характеристике диспозитивности [3].
Отметим и принцип чистой состязательности. В российском судебном процессе он не реализован уже в силу того обстоятельства, что согласно статьям 2 и 7 Конституции РФ [4] человек, его права и свободы являются высшей ценностью.
Можно сделать вывод о том, что государством признана необходимость соблюдения не только равноправия, но и, с этой целью, обеспечения равенства, в том числе материальных возможностей человека и гражданина, т.е. обеспечения реальности осуществления и защиты их конституционных прав и свобод. Само по себе право на защиту является конституционным.
Чистая состязательность не реализована прежде всего по причине необходимости обеспечения права человека и гражданина на судебную защиту, включая доступность правосудия.
Кроме того, права, свободы и законные интересы, гарантированные Конституцией РФ, именно в силу их гарантированности государством, в т.ч. и посредством учреждения системы социальных служб, представляют собой нечто большее, чем субъективное право и законный интерес [5]. Хотя бы в силу того, что государство призвано защищать права, свободы, интересы каждого субъекта права.
«Чистая» состязательность, где полномочия суда сведены к минимуму, может привести лишь к формальной юридической истине, содержащей «выводы суда, соответствующие действительно имевшим место фактическим обстоятельствам дела, на которые указали стороны, и установленные доказательствами, ими представленными». В состязании сторон отсутствует момент эмпатии [6].
Е.А. Виноградова [7] обратила внимание на интересный исторический парадокс: существует заблуждение о том, что состязательный процесс направлен на достижение формальной истины. На самом же деле изначальной философией состязательного процесса было установление истины материальной. Эта цель должна была достигаться в не ограниченном процессуальными сроками представлении доказательств и сроками его окончания судебном процессе.
Можно сделать вывод о том, что сегодня материальная истина, а вместе с ней и диспозитив-ность, прерывается сроками (в т.ч. сроками на обжалование). После драки кулаками не машут. Победителей не судят.
Кому нужен полностью пассивный суд? Пожалуй, в мире не найдётся ни одного государства, где правовое сознание и правовая культура так высоки, чтобы суду оставить функции оценщика. Судья при таком подходе становится экспертом. Однако в отличие от собственно эксперта он будет решать правовые вопросы, решение которых невозможно без учёта принципа (социальной) справедливости, в силу которого, например, суд не может быть безучастным [8]. Справедливость здесь необходима как часть морали, т.к. все виды человеческой практики связаны друг с другом. Чистая мысль может быть направлена против человека, когда она не освящена духом [9]. Такая позиция подтверждается и тем, что законность и обоснованность судебных решений взаимообусловлены и существуют в единстве.
Более внушительны мнения исследователей в области права, но не следует забывать о том, что и они не могут полностью избежать воздействия культуры (в т.ч. массовой). Ознакомимся с некоторыми позициями.
Правовая ситуация России не отвечает требованиям естественно-правовых ценностей и не обеспечена системой законодательства, т.е. требованиями позитивного права, что приводит
к социальной напряжённости и неустойчивости в обществе. Поэтому верно отмечают некоторые авторы, что обеспечение естественных, прирождённых, фундаментальных прав человека внутригосударственными и международными механизмами — важнейшее условие достижения стабильности и устойчивости современного мира.
В России средний класс ещё не стал достаточно влиятельной силой (его численность оценивается социологами в пределах 15—20% населения в отличие от развитых стран, где это число равно приблизительно 70—80%), а социально-арбитражная роль государства не получила полного развития. Иллюстрацией могут служить и «бедный» МРОТ, и отсутствие прогрессивного налогообложения, за которое высказывается, судя по опросам, большая часть общества.
Государственные механизмы разрешения конфликтов многие члены общества нашей страны ещё используют для выяснения межличностных (или между человеком и государством) отношений, но говорить о выяснении и дальнейшем урегулировании редко приходится: субъектам бывают понятны причины ссоры и пути разрешения, однако они не желают выходить из столкновения (возможно, и подсознательно) или не знают наиболее оптимальных и рациональных методов разрешения ситуации.
Эти и иные обстоятельства порождают множество отношений — например, споров — между различными субъектами права, разрешением которых занимаются не только правоохранительные органы, но и другие государственные органы, а также общественные организации. Их призвание, как представляется, в первую очередь, состоит в том, чтобы использовать возможность разрешить конфликт, избегая жалоб в прокуратуру и исковых заявлений в судебные органы.
Однако досудебный порядок разрешения споров не развит в России. Разрешать приходится суду.
Чистая диспозитивность окончательно трансформировала бы наш гражданский процесс в подобие ринга. Это если говорить о ней как об идее, принципе при реальном (практическом) выражении; и при условии, что всё же есть разница между диспозитивностью и чистой диспозитивностью.
В понятие других субъектов права включаются и органы государства, государственные внебюджетные фонды. Один из таких фондов — Пенсионный фонд Российской Федерации. При обращении в ПФР у граждан часто возникают проблемы из-за того, что рассмотрение обращений территориальными управлениями ПФР не подпадает под регулирование ГПК РФ, а также в связи с неопределённостью в пенсионном за-
конодательстве приоритетности доказательств. Если суд обязан оценивать доказательства в совокупности в силу ч. 3 ст. 67 ГПК, то ПФР такого правила может не придерживаться, т.е. ПФР на практике может отдать приоритет свидетельским показаниям, несмотря на существование необходимых письменных документов. Это — фактическое ущемление прав граждан на пенсионное обеспечение в силу того, что ст. 13 ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в п. 4 наделяет Правительство РФ полномочием установить правила подсчёта и подтверждения страхового стажа. Абз. 3 п. 29 этих правил указывает на то, что продолжительность стажа, установленного по свидетельским показаниям, не может превышать половины страхового стажа, требуемого для назначения трудовой пенсии. Таким образом, ПФР выгоднее обратиться к свидетелям даже при наличии необходимых подтверждающих стаж документов. Отсутствие дискриминации в данных правилах уменьшило бы и загруженность судебной системы, т.к. решения ПФР такого вида нередко обжалуются в суде.
При применении медиации (посредничества) принцип чистой диспозитивности также недопустим: утрачивается смысл участия третьей стороны. Также отметим, что медиационная практика в России, с одной стороны, затрудняется наличием в нашей культуре установки на разрешение проблем с позиции силы или власти и избегания личной ответственности за происходящее, тенденции искать виноватого вовне. С другой стороны, в России медиация имеет даже более благоприятную почву вследствие такой особенности российского самосознания, как большая значимость взаимоотношений между людьми. Развитию медиации как процессу необходимы предпосылки, направленные на заинтересованность передачи дел во внесудебные инстанции судами и правоохранительными органами. И первый шаг в национальном законодательстве уже сделан в форме принятия соответствующего закона на федеральном уровне.
Также необходимо воздействие на граждан в вопросах альтернативных способов разрешения конфликтов. Так, в США, Германии, Англии, Греции, Австралии люди отказываются от судебных разбирательств в пользу внесудебных институтов. Часто люди обращаются за помощью во внесудебные институты вследствие перегруженности судебной системы и её дороговизны. Финансово такая процедура выгоднее.
Утверждение С.М. Маркова о том, что медиация может вполне послужить дорогой к духовному обновлению гражданского общества, несомненно. Этому эффективно будут способствовать СМИ в случае прививания ими гражданам убеждения в том, что существует много
потенциальных путей выхода из спора. Пока же такая просветительская тенденция отсутствует. Сейчас действует иная, более пессимистичная. Заключается она в том, что порой граждане не хотят эффективно использовать какие бы то ни было пути нивелирования конфликта. Это особенно угрожает молодёжи, подверженной влиянию СМИ и Интернета, т.к. последние избегают демонстрации продуктивных форм поведения при конфликте.
Казалось бы, это полностью (абсолютно) негативно. Однако, как ни странно, повышение «уровня скандальности» в обществе имеет по крайней мере один позитивный момент (хотя положительным он будет только, пожалуй, для медиаторов). Заключается он в том, что если люди в конечном счёте разучатся самостоятельно «находить общий язык» (любыми цивилизованными способами: переговорами, медиацией, третейским судом, пусть даже государственным судом и др.), то третья сторона станет незаменимой, трансформируется в некую панацею (если хотите, наркотик). Вопрос только в том, какой субъект решится стать «умным», т.е. примет роль данного необходимого арбитра. В случае «безнадзорности» такой немаловажной функции велик риск хаотичной войны всех против всех по Томасу Гоббсу
Исходя из изложенного, можно отметить, что возводить до идеала («очищать») диспозитив-ность, а также состязательность не представляется возможным практически. Объёмы этих двух «чистых» понятий-принципов с учётом их идеализации совпадают. Возможно, в силу этого диспозитивность и состязательность порой смешивают либо распространяют действие принципа только лишь на стороны. Тем более что и диспозитивность, и состязательность относятся к числу судопроизводственных принципов. Бесконечная и полная автономия правомочий сторон предполагает неконтролируемость и потенциальную временную беспредельность состязательности. Г.В. Лейбниц своим законом тождества неразличимого установил мысль: «Полагать две вещи неразличимыми — это значит полагать одну и ту же вещь под двумя именами». Перед нами элементарная тавтология: что не различно, то тождественно.
Можно ограничиться тезисом, что абсолютное право невозможно, а им, в частности, является чистая диспозитивность (при условии признания её отличия от «простой» диспозитивности). Абсолютное право и естественно-правовая теория предполагают неограниченную свободу каждого индивида, что, скорее, утопия (особенно сейчас, как представляется). Свобода должна ограничиваться свободой других, согласовываться со свободой других людей, что предполагает позитивистская теория (как более этатистская).
Стоит отметить в связи с этим необходимость разграничения принципа чистой диспозитивности в теоретическим и в фактическом (практическом, обыденном) значении (или проявлении). Теоретическая трактовка предполагает его ограничительное толкование. Фактическое же понимание допускает чрезмерно широкую трактовку.
Слово «диспозитивность» происходит от латинского слова сЦвровШуиз, означающего «располагаю». Существует и сходное латинское слово ровШуш, переводимое как «положительный». Как видно, диспозитивность даже в силу этимологии обозначающего её слова исключает абсолютность, беспредельность возможностей. Следовательно, недопустима также очень широкая его трактовка.
Уместнее употреблять термин «диспозитивность» вместо «чистая диспозитивность», т.к. последний, по крайней мере латентно, предполагает абсолютность свободы, которая невозможна в силу утопичности. Получается, принцип диспозитивности «гуманнее» принципа чистой диспозитивности, т.к. учитывает интересы не только сторон, но и других субъектов. Иными словами, он позволяет утверждать, что свобода одного заканчивается свободой другого. Таким образом, словосочетание «чистая диспозитивность» следует употреблять с осторожностью. Остерегается, видимо, и законодатель в статьях
3, 4, 39, 44, 137 ГПК РФ, не употребляя даже слова «диспозитивность» в тексте этого ФЗ вообще, а описывая в указанных статьях лишь возможности сторон через правомочия.
Литература
1. Советский гражданский процесс / под ред. М.А. Гурвича. М., 1975. С. 24—26; Гурвич М.А. Лекции по советскому гражданскому процессу / под ред. В.Н. Бельдюгина. М., 1950. С, 28—30.
2. Гражданский процесс: учебник / под ред. В.А. Мусина, Н.А. Чечиной, Д.М. Чечота. М.: Проспект, 1998. С. 29.
3. Как избыточно слово «социальная» в словосочетании «социальная справедливость»; хотя в практике выделилось понятие «социальной справедливости», предполагающей относительно равномерное распределение всех или некоторых благ в обществе. См.: URL: psychologos.ru/Справедливость (последнее посещение: 08.01.2012 г.).
4. Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года // Собрание законодательства РФ. 26.01.2009. № 4. Ст. 445.
5. Угренев А.Ю. Индексация как способ защиты прав и законных интересов // Арбитражный и гражданский процесс. 2004. № 12. С. 27.
6. Докучаева Т.В. Истина в гражданском процессе // Lex Russica. Научные труды МГЮА. 2005. № 4. С. 728. Цит. по: Фокина Н.И. Диалог и поиски истины // Российское право в Интернете. 2009. № 2. URL: rpi.msal.ru/prints/200902index. html (последнее посещение: 08.01.2012 г.).
7. Виноградова Е.А. Процессуальные сроки и истина в состязательном гражданском процессе: сравнительно-правовой аспект. С. 69—70. Цит. по: URL: msses.ru/education/faculties/ law/materials/sroki_i_istina.doc (последнее посещение: 08.01.2012 г.).
8. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 14 ноября 2002 № 138-ФЭ // Российская газета. № 220. 20.11.2002 г.
9. Кашин В.В. Основы философии науки: учеб. пос. для аспирантов. Оренбург: ИПК ГОУ ОГУ, 2006. С. 43-44.