CC BY
59
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2015. № 1
ТЕОРИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА А.В. Алевич,
аспирант Высшей школы перевода (факультета) МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]
О ПОЭТИЧЕСКОМ МИРОПОНИМАНИИ: ТВОРЧЕСТВО ДЖОНА ДОННА СКВОЗЬ ПРИЗМУ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ И ПЕРЕВОДЧЕСКИХ СТРАТЕГИЙ (часть 1)
Первая часть статьи посвящена изучению социокультурного контекста и религиозно-этических представлений, господствующих в период жизни английского поэта и проповедника Джона Донна. В статье особое внимание уделено осмыслению метафизической и алхимической символики, затрагивающей глубинную структуру стихотворных произведений и отражающей индивидуальную картину мира. В качестве материала исследования рассматриваются оригинальные тексты стихотворений Джона Донна из циклов "Songs and Sonnets", "Holy Sonnets".
Ключевые слова: поэзия, Джон Донн, картина мира, метафизика, алхимия, символ, интерпретация, перевод.
Anissa V. Alevich,
Graduate Student at the Higher School of Translation and Interpretation, Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: [email protected]
POETIC WORLD REFLECTION OF JOHN DONNE'S CREATIVE MASTERPIECES THROUGH CULTURAL AND TRANSLATION STRATEGIES (Part I)
The first part of the article focuses on cultural and religious visions that dominated the English poet and priest John Donne's lifetime, understanding metaphysical and alchemic symbolism, penetrating into deep structure of his creative works and reflecting his individual world picture. Donne's masterpieces, mapped out through the understanding of his personality and life, are studied through his poems "Songs and Sonnets" and "Holy Sonnets".
Key words: poetry, John Donne, world picture, metaphysics, alchemy, symbol, interpretation, translation.
В 1572 г. датский астроном Тихо Браге обнаружил на небе появление новой необычайно яркой звезды, которая была видна днём. В тот же год родился Джон Донн, английский поэт и проповедник, величие которого не потускнело и по сей день. Джон Донн воспитывался в католической семье, упоминания о которой встречаются в хрониках Войны Алой и Белой розы. Отец Донна был зажиточным лондонским купцом, мать приходилась племянницей
Томасу Мору, автору знаменитой «Утопии». В одиннадцать лет Донна отправили учиться в Оксфорд, где преподавались изящная литература, математика, латинский и греческий языки. Редкая одарённость и незаурядные способности выделяли Донна среди сверстников, однако учёной степени из-за своего вероисповедания он так и не получил.
С 1589 по 1591 г. Донн путешествует по Европе, что было созвучно веяниям эпохи. Несмотря на то что наука в Англии быстро развивалась, учёные воспринимались как «общественные благодетели», а послушать их лекции выстраивались толпы, для того чтобы овладеть «новым знанием» ("The New Learning"), необходимо было выехать за рубеж. Тем не менее знакомством с культурой Ренессанса он не ограничился и принял участие в двух военно-морских экспедициях, в том числе в осаде Корунны под руководством сэра Френсиса Дрейка (1589 г.).
Вернувшись на родину, Джон Донн поступил на юридический факультет университета Линкольнз-Инн (1592 г.), где начал писать стихи. Работы «частого посетителя театров и талантливого автора изысканных стихотворений» расходились среди друзей [Томашев-ский, 1973, с. 6]. Окончив университет, он получил должность секретаря у лорда-хранителя печати и члена Тайного совета королевы Елизаветы I (1533—1603) Томаса Эджертона, настолько ценившего ум и тактичность Донна, что, называя своим другом, всегда оставлял для него место за обеденным столом.
Джона Донна ждало блестящее будущее на поприще государственной службы, но этим мечтам не суждено было сбыться. В 1601 г. он обручился с Анной Мор, дочерью влиятельного чиновника, вызвав резкое осуждение в обществе и гнев отца Анны, приложившего усилия для того, чтобы перед Донном закрылись все двери. После увольнения со службы он отметил: «С Джоном и Анной Донн покончено» ("John Donne, Ann Donne — Un-done") [Walton, 1670, p. 8]. И эти слова оказались пророческими. Прошло десять полных лишений лет, перед тем как Донн стал помощником епископа Томаса Мортона, снискал уважение отца Анны, стал вхож в круг творческой элиты, считавшей его одним из наиболее образованных и разносторонних людей своего времени.
Несмотря на то что современный читатель воспринимает Джона Донна исключительно как поэта, при жизни он прославился своими проповедями. Тем не менее история каждого народа начинается не с прозы, а с поэзии, ведь то, что первым возвысилось над обиходной речью, было стихом. Исследователь поэтического слога Е.Г. Эт-кинд отмечает, что в стихотворном творчестве «...с наибольшей полнотой и концентрированностью выражается дух народа. <...> Понять поэзию другого народа — значит понять национальный
характер, эмоциональный мир другой культуры» [Эткинд, 1963, с. 3—4]. Действительно, картина мира каждого народа уникальна и неповторима, что находит отражение в языке. Понимание источников и мотивов, представляющих индивидуальную картину мира, которые впервые прозвучали в ранних стихотворных произведениях Джона Донна и получили своё дальнейшее развитие в проповедях, становится основной целью данной научной статьи.
Особенности английского языка в эпоху Джона Донна
Джон Донн жил во времена, когда привычная картина мира переписывалась на глазах: мореплаватели вносили на карты новые земли и континенты, астрономы — далёкие планеты и звезды. Англия XVI столетия переживала период расцвета. Правление королевы Елизаветы I (1533—1603) стало временем становления британской нации: страна постепенно становилась территориальным, языковым и экономическим единством.
В елизаветинскую эпоху позиции латыни, господствующей во всех сферах государственной жизни, начали ослабевать, о чём веком ранее нельзя было даже и помыслить. Сохранилось письмо, которое в 1444 г. будущий Папа Пий II написал своему английскому другу Адаму де Молино, епископу Чичестера: «Я с горячим интересом прочитал Ваше письмо и с удивлением отметил, что стиль латинского языка проник в Британию. <...> Осваивайте и шлифуйте красноречие, которым Вы обладаете: это единственная благородная вещь, которая отличает Вас от других. Сила красноречия велика. Ничто в такой степени не правит миром» (перевод мой. — А.А.) [Mandell, 1985, p. 19—20]. Позиции латыни пошатнулись в 1529 г., когда Генрих VIII разорвал отношения с папством. С того момента «вульгарный» английский язык начал своё восхождение и к концу столетия стал, по выражению писателя Ричарда Мюлкас-тера, «лучшим из существующих». Несмотря на то что диссертации по-прежнему защищались на латыни, поскольку считалось, что «латинский том будет жить столько, сколько будут жить книги», учёные начинают создавать свои работы на двух языках, всё более склоняясь к английскому.
Укреплению английского языка содействует книгопечатание. В 1473 г. в типографии Уильяма Кэкстона вышла первая книга "The Recuyell of the Histories of Troy" («Сборник рассказов о Трое»). Число издаваемых в год книг в течение XVI столетия возросло от 45 до 460, при этом каждая пятая была переводом с других языков. Возросший объем переводов привёл к существенному обогащению словарного состава языка. Так, широкое распространение получили слова-дублеты: frequency (1553) и frequentness (1664), imma-
turity (1540) и immatureness (1665), immediacy (1605) и immediateness (1633). Заимствования привели к образованию синонимов, при этом если одно слово было латинского, то другое — англосаксонского происхождения (praise — magnify, erred — stayed, prisoners — captives, prepare — make ready).
Лексика менялась настолько стремительно, что это видели даже современники. В предисловии к переизданию "The Book of Common Prayer" («Книга общих молитв») через девяносто лет после создания отмечалось: «Перевод выполнен для того, чтобы выразить некоторые слова и выражения старинного употребления современным языком» (перевод мой. — А.А.) [The Cambridge history, 1992, p. 146].
Джон Донн, будучи проповедником, уделял языку самое пристальное внимание и не мог остаться в стороне от сотрясающих его изменений. Влияние Донна на становление английского языка сложно переоценить. Согласно исследованию британского лингвиста Г. Александра, он ввёл в употребление 342 слова, опередив по этому показателю Уильяма Шекспира [цит. по: Crace, 2008]. Донн многое почерпнул в творчестве античных поэтов, перенимая сложные синтаксические построения и сюжеты. Однако основной вклад в развитие языка определяется не объёмом нововведений, а отношением к слову, данному «и во искупление, и на муку». Но, прежде чем перейти к его пониманию Слова, следует уделить внимание тому, как смена церковных приоритетов на территории Англии изменила уклад общественной жизни и повлияла на конкретную языковую личность.
Воцарение англиканства
Елизаветинская эпоха ознаменовала воцарение англиканства. В 1534 г. Генрих XIII Тюдор (1509—1547), которого с детства готовили к должности архиепископа, был объявлен главой церкви. В «Акте о Супрематии» было отмечено следующее: «Король должен быть принимаем и признаваем единственным на свете верховным главой Английской церкви» (перевод мой. — А. А.) [Documents illustrative, 1966, p. 243]. К XVI столетию авторитет римской католической церкви заметно пошатнулся. Ведущие итальянские деятели эпохи Возрождения выступали против Папы, церковные ритуалы становились предметом насмешек, а фраза "Intus ut libet, foris ut moris est" («внутри — как пожелаю, внешне — как подобает», перевод мой. — А.А.) стала своеобразным лозунгом эпохи.
В Англии отделение от римской католической церкви произошло бескровно. Реформация, начавшаяся по инициативе монарха и получившая название «королевской», сплотила страну. В англикан-
ство обратились многие видные деятели эпохи, и Джон Донн не стал исключением. Тем не менее переход Донна в англиканство был болезненным и занял почти пятнадцать лет: среди его близких родственников были католические священники, мать сохранила приверженность католицизму до конца дней, пережив своего выдающегося сына на несколько месяцев, а негласно существовавший список деления священнослужителей на «о» (ортодоксальных, благонадёжных) и «п» (пуритан, критиковавших господствующий режим) лишь усугубил внутренние противоречия.
Переломный момент в жизни Джона Донна совпал с радикальными изменениями в жизни общества. Когда в 1601 г. Елизавета I (1533—1603) поднималась по ступеням, ведущим к трону, чтобы «произнести свою последнюю речь перед парламентом, она запнулась и не упала лишь благодаря придворным» (перевод мой. — А.А.) [Correspondence of King James VI, 1861, p. 9]. Правление великой английской королевы подходило к своему завершению. «Золотой» век Англии угасал, на трон взошёл Иаков I (1566—1625), которому английская элита не могла простить шотландские корни. Иаков I, проводивший взвешенную политику «среднего пути», сыграл важную роль в жизни Донна, во многом определив его будущее.
В 1610 г. вышло сочинение «Псевдомученик» ("Pseudo-Martyr"), ознаменовавшее переход Донна в лоно англиканской церкви, в котором он призывал присягнуть на верность королю Иакову I: «Испокон веков отдавать жизнь за католическую веру было религиозным обычаем. Однако любую прихоть Папы выдавать за проявление католической веры и проливать за неё кровь является малодушием» (перевод мой. — А.А) [Donne, 1610, p. 377]. С того момента он оставил "the mistress of my youth, Poetry" («возлюбленную юности Поэзию») ради "the wife of mine age, Divinity" («жены моей зрелости Богословия»), проделав путь, который, по выражению исследователя творчества Донна Дж. Сейнтсбери, можно сравнить с «превращением храма Диониса и Афродиты в христианскую церковь» [Saintsbury, 1894, p. 86]. Несмотря на отход от католицизма, Донн указывал на фундаментальную общность церквей. «Церковь есть Церковь вселенская» (перевод А.В. Нестерова), — писал он, впоследствии став личным духовником короля [Donne, 1923, p. 97].
В своей вере Донн опирался на слово: «И сотворил Бог человека посредством слова, и через слово мы взываем к нему» (перевод мой. — А.А.) [The Cambridge Companion, 2006, p. 149—150]. В одной из своих проповедей, произнесённых в соборе Святого Павла в Лондоне, где он служил настоятелем с ноября 1621 г. до конца своих дней и обрёл славу величайшего проповедника, он говорил: «Бог Отец сотворил мир словом своим» ("God spake, and all things were made"), Бог Сын — «Божье Слово во плоти» ("The Word made
flesh"), а Святой Дух «доносит смысл доселе неведомого познания Бога до сердец и умов верующих» ("Enables us to apprehend, and apply to our selves, the promises of God in him") (перевод мой. — А.А.) [The Cambridge Companion, 2006, p. 151].
Три ипостаси единого Бога понимаются Донном в контексте понятий, обсуждаемых и сейчас в истории языковедческой науки, а именно в категориях речи, символического выражения и интерпретации. В ответ критикам, полагавшим, что «Донн, не будучи понят, погибнет», он говорил, что двоякость присуща не только словам, но и деяниям Бога: «Служение Тебе аллегорично насквозь; образ наслаивается здесь на образ. <...> И на этом языке говорил Ты. <...> И в этом причина того, что Твои служители издревле <...> создавали свои тексты, чтобы дозваться Тебя тем же языком, на котором обращался Ты к нам, — языке образов и метафор. Поэтому и я дерзну последовать их манере» (перевод А.В. Нестерова) [Donne, 1923, p. 94]. Донн приводит переписку отцов христианской церкви — выдающихся теологов и писателей раннего Средневековья Августина (354—430) и Иеронима (342—420), которые, несмотря на то что жарко спорили о верном толковании определённых фрагментов текста Священного Писания и даже «обрушивались друг на друга с нападками», призывали всех, ищущих Бога, читать Писание полностью, не ограничиваясь доступными для понимания отрывками.
Понимание метафизических смыслов в поэзии Джона Донна
Как это часто бывает, когда возникает новое явление, не укладывающееся в рамках привычных категорий, появляется необходимость подобрать ему соответствующее определение. Новое название может возникнуть практически случайно, а затем начинает жить собственной жизнью, и со временем иногда бывает довольно сложно определить, каким образом оно подбиралось. Так было с философским термином «метафизика», который обязан своему происхождению александрийскому библиотекарю Андронику Родосскому. Расставляя на полке работы Аристотеля в соответствии с их содержанием, он озаглавил книгу «о первых родах сущего» "Meta a ta physika" («после физики»). Так появилась метафизика, которая, по выражению Декарта, является «корнями философии» [Декарт, 1950, с. 421]. Сам Аристотель называл «науку об определённых причинах и началах», изложенную в этих книгах, «первой философией», «наукой о божестве» или «мудростью» [Аристотель, 2002, с. 32—36]. Тем не менее И. Кант полагал, что название, которое так точно отражает сущность дисциплины, находящейся вне области физики, не могло возникнуть случайно. Содержание по-
нятия «метафизика» менялось на протяжении столетий. Перевод греческого предлога "meta" английской приставкой "super" привёл к образованию слова "supernatural" («сверхъестественное»), которое в трактате «Парадоксы и проблемы» Джона Донна употреблено в качестве синонима слову «метафизика»: "And that poor Knowledge... we call Metaphysics supernatural" [Donne, 1967, p. 14].
Несмотря на переосмысление термина «метафизика» на протяжении столетий, обретение одних оттенков значения и утраты других, опора на религиозные учения оставалась неизменной. Именно поэтому стихотворения поэтов-метафизиков выливались в жанр молитвы или исповеди. Метафизику не обходят вниманием писатели и философы XIX и XX вв., поскольку она затрагивает вопросы общечеловеческого характера, неподвластные опытной науке, которые во все эпохи оставались предметом духовных исканий. Л.Н. Толстой полагал, что «метафизика и этика учения Христа до такой степени неразрывно связаны, что отделить одну от другой нельзя, не лишив все учение его смысла» [Мардов, 2005, с. 67].
Впервые в литературоведении философский термин «метафизика» был применён поэтом Уильямом Драммондом (1585—1619). В 1630 г. он назвал абстрактную поэзию Джона Донна «возведённой к метафизическим идеям и схоластике» (перевод мой. — А.А.) [From Donne to Marvell, 1976, p. 105]. Тем не менее, согласно исследователю Д. Герберту, определение поэт-метафизик относится не только к творчеству Донна и его последователей, но и «охватывает таких поэтов, как Данте и Лукреций, вдохновлённых философской концепцией Вселенной и ролью, отведённой человеческому духу» (перевод мой. — А.А.) [Metaphysical lyrics, 1921, p. 19].
По мнению И. Канта, ключевыми объектами метафизики являются Бог, Мир и Душа. Три концепта представляют единое целое, в дефинициях каждого из этих слов можно найти отсылки к двум другим. Так, в словаре God (Бог) определяется как создатель Вселенной ("creator of the universe"), World (Мир) — как то разнообразие объектов, которые созданы Богом, Вселенной ("created things: Universe"), под словом Soul (Душа) понимаются «духовные принципы, воплощённые в человеке или Вселенной» ("the spiritual principle embodied in human being or universe"), а в христианстве душа является синонимом Бога ("Christian Science: God") (перевод мой. — А.А.) [Merriam-Webster's, 2003, p. 1192]. Представление о Боге соотносится с легендой о божественном создании Вселенной (лат. dues «Бог», duo — «два», букв. «разделивший (хаос) на две части»), где существенное место занимает Душа («дух», «душа» > «Бог», ирл. scal «дух») [Маковский, 1996, с. 150].
Указанные три слова формируют стержень поэтического миропонимания Джона Донна. Если представить трихотомию Бог —
Мир — Душа в виде треугольника, то в её основании, бесспорно, находится Бог. Тем не менее в раннем творчестве Донна слово "God" употребляется без религиозного подтекста ("For God's sake hold your tongue") или с некоторой долей иронии, что находит своё отражение в переводе стихотворения "Love's Deity" («Божество любви») М.Я. Бородицкой, где God передано как «божок», ср.:
But since this god produced a destiny, А нынче мы — ни шагу от завета
And that vice-nature, custom, lets it be, Божка жестокого: сему примета,
I must love her that loves not me. Что сам люблю я без ответа.
Но все меняется с принятием сана священника: центром мирозданья становится Бог, а не возлюбленная, как это было в его ранних поэтических произведениях. Подобное изменение отношения к эволюции представлений Донна свидетельствует о том, что в «текстовом пространстве происходит объективация субъективного мира автора» [Манерко, 2004, с. 3].
Следующим концептом, которым оперирует Донн, является Мир, поделившийся на внешний (Макрокосмос) и внутренний (Микрокосмос).
I am a little world made cunningly Я — микрокосм, искуснейший узор,
Of Elements, and an Angelike spright, Где ангел слит с естественной природой,
But blacksinne hath betraid to endlesse night Но обе части мраку грех запродал, My worlds both parts, and (oh) both parts И обе стали смертными с тех пор...
must die. «Священные сонеты»,
"Holy Sonnets" пер. Д.В. Щедровицкого
Джон Донн жил в эпоху Великих географических открытий, когда границы мира ширились и казались безграничными. Однако разрастающийся на глазах мир не подавлял человека, скорее наоборот: человек возвышался вместе с ним. Так, видный государственный деятель, писатель и историк XVII в. Уолтер Рэли сравнивал человека с «краткой повестью Истории Мироздания», поскольку тело человеческое заключает в себе отражение всей Вселенной. В трактате знаменитого врача Парацельса, являющегося основоположником ятромедицины, направления алхимии, связанного с изготовлением лекарств, находим следующее: «Человек есть микрокосм не только в силу формы своей или элементов, из коих создано его тело, но в силу всех данных ему сил и способностей, делающих его мир подобным миру великому» [Донн, 2012, с. 61].
Тем не менее представление о человеке как о Микрокосме, господствующее во времена «расцвета человеческого духа», восходит к временам Античности и встречается у Платона в трактате «Ти-мей»: «Восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, <...> единородным небом» [Платон, 1994, с. 499]. Джон
Донн, ставя в центре мирозданья Бога, называл Человека Великаном по сравнению с остальным миром, поскольку «созданию одного автора» дарована способность мыслить. Как отмечал исследователь Т. Кавасаки, в творчестве Донна Микрокосм и Макрокосм «предстают не только единицами, которые символично отражают друг друга, но и системой соотносимых ценностей, в которой малый мир оказывается ценнее мира большого» (перевод мой. — А.А.) [Kawasaki, 1971, p. 25—26].
Особое место в творчестве Джона Донна занимает Душа. В раннем цикле "Songs and Sonnets", состоящем из 55 стихотворений, слово Душа встречается 39 раз. Донн писал: «Будь я лишь прахом и пеплом, и тогда мог бы я говорить перед Господом. <...> Но я — больше, чем прах и пепел, я лучшая моя часть, я — душа моя» (перевод А.В. Нестерова) [Donne, 1923, p. 2].
But souls where nothing dwells but love Но наши души обретут,
— All other thoughts being inmates — then shall Встав из гробниц своих, иной приют,
Донн выделяет три формы души — бессмертную, чувственную и растительную. Когда человек приходит в этот мир, первыми пробуждаются чувственная и растительная, а бессмертная душа, которая с ними сосуществует, покидая тело, уводит их вместе с собой.
Drown'd the whole world, us two; oft did we grow, Мир был похож на бурный водоём; To be two chaoses, when we did show В два Хаоса, пылающих огнём,
Care to aught else; and often absences Ревнивая нас обращала мука;
Withdrew our souls, and made us carcasses. Бессмертных душ лишала нас разлука.
Бог как мера всех вещей, Мир, поделившийся на внешний и внутренний, и Душа, без которой человек лишь «прах и пепел», стали основными концептами лирики Джона Донна.
Символика алхимии в поэтических произведениях Джона Донна
«Могло ли Средневековье быть сплошным адом, в котором человечество пробыло тысячу лет и из которого это бедное человечество извлекло Ренессанс? Думать так — значит, прежде всего, недооценивать человека», — писал переводчик Н.И. Конрад [Рабинович, 1979, с. 11]. Думать, что алхимия не оказала влияние на развитие современной науки, — значит недооценивать алхимию, которая, согласно Д.И. Менделееву, лежит в основе научного познания химических явлений.
This or a love increased there above, When bodies to their graves, souls from their graves remove.
prove
Иную жизнь — блаженнее, чем тут, Когда тела — во прах, ввысь души
отойдут. Перевод Г.М. Кружкова
Перевод В.И. Шубинского
Основы теории смешивания ("fusion"), заключающиеся в получении золота из неблагородных материалов, были заложены древнегреческим философом Гераклитом Эфесским. Он выделил четыре элемента (огонь, землю, воздух и воду) и расположил их в виде цикла. Для алхимика всякая жидкость есть «вода», все твёрдое — «земля», всякий газ — «воздух».
На первый взгляд, алхимия является наукой, занимающейся превращением неблагородных камней в золото. Однако не все так однозначно. «Алхимия — это, прежде всего, искусство, а не техника, — пишет исследователь Ф. Шварц, — её сокровенный характер есть не что иное, как знак уважения к Живому» [Шварц, 1995, с. 11]. Алхимики одушевляли металлы и полагали, что жизнь теплится в любом камне. Верившие в триединство алхимической серы, ртути и соли, они начинали свои трактаты с молитвы. В предисловии к одному из алхимических трактатов приводятся следующие слова: «Благослови, Господи, деяния служителей твоих, восхваляющих имя твоё во веки веков. Аминь» (перевод мой. — А.А.) [Read, 1937, p. 40]. «Величайшее безумие» и «величайшая мудрость» появилась в Европе в XIII в., когда стали появляться переводы алхимических трактатов с арабского на латынь. «Алхимическая чума», захватившая Европу и нашедшая поддержку в лице королей и церкви, стала угасать к середине XVII в. В 1661 г. вышла работа Бойля с говорящим названием «Химик-скептик» ("The Sceptical Chymist"), однако число алхимических трактатов достигало пяти тысяч, а в возможность создания философского камня верил Исаак Ньютон (1643— 1727).
К алхимии Донн, как и многие его современники, относился с иронией. "All honour's mimic, all wealth alchemy", — напишет он. В переводах алхимия звучит как «прах и пыль» у Б.В. Томашевского («Триумф монархов — нам лишь подражанье, / Честь и богатство — в прахе и пыли») или «фиглярство» у Г.М. Кружкова («В сравненье с этим власть — пустое слово, / Богатство — прах, и почести — фиглярство»). Тем не менее алхимическими символами пропитаны его произведения, а сам Донн отмечает, что они встречаются и в Библии: "As in the Bible some can find out alchemy". По-видимому, он ссылается на следующий отрывок, в котором говорится о выплавке олова: «Раздувательный мех обгорел, свинец истлел от огня: плавильщик плавит напрасно, ибо злые не отделились; отверженным серебром назовут их, ибо Господь отверг их» [Библия, 2000, с. 718].
Алхимические символы, встречающиеся в пространстве поэтических произведений Донна, делятся на три группы: символы, связанные с названиями планет, химических элементов, первости-хий (или первооснов как у Аристотеля). В средние века считалось, что между землёй и другими планетами существует тесная связь.
Именно поэтому алхимики называли металлы в честь «божественных сил неба»: золото означало Солнце, серебро — Луну, медь — Венеру, олово — Юпитер. В раннем цикле "Songs and Sonnets" слово Sun употреблено 21 раз, Moon — 3, Venus — 1, Jove — 1.
All Kings, and all their favourites, Все короли со всей их славой,
All glory of honours, beauties, wits, И шут, и лорд, и воин бравый,
The sun itself, which makes times, as they pass, И даже солнце, что ведёт отсчёт
Is elder by a year now. Годам, — состарились на целый год. "The Anniversary" «Годовщина», пер. Г.М. Кружкова
Вторая группа символов, связанная с химическими элементами, также широко представлена в цикле: gold встречается 5 раз, silver — 2, salt — 3.
Therefore I'll give no more, but I'll undo Раздав дары, я цель свою открою:
The world by dying, because love dies too. Умру — весь мир любви умрёт со мною! Then all your beauties will be no more worth И будет не ценней улыбка на устах, Than gold in mines, where none doth draw it forth. Чем золото в забытых рудниках.
"The Will" «Завещание», пер. Б.В. Томашевского
Согласно учению алхимиков, изначально вся материя подразделялась на серу и ртуть, позднее к ним присоединилась соль. Алхимики представляли свою теорию в виде треугольника, символа абсолютного равновесия: в правом углу они ставили знак серы (символ силы), в левом — знак ртути (символ материи), на вершине — знак соли (символ движения). К трём химическим элементам добавлялись четыре стихии: земля, вода, воздух и огонь. Все эти элементы также встречаются в цикле: land — 4, water — 5, air — 5, fire — 8.
O wrangling schools, that search what fire Давно учёные гадают, Shall burn this world, had none the wit Как будет мир земной сожжён...
Unto this knowledge to aspire, Но истины они не знают —
That this her feaver might be it? В твоём огне погибнет он.
"A Fever" «Лихорадка», пер. Б.В. Томашевского
Произведения Джона Донна пропитаны алхимической символикой, отражающей психологию авторского «Я». Исследователь Л. Стэнтен отмечает, что «новаторские формы, которые приобрела алхимия в творчестве Донна, не носили сатирического оттенка, что по тем временам было редким исключением» (перевод мой. — А.А.) [Stanton, 1996, p. 154-155].
Поэт, преданный забвению после смерти, проповедник, перешедший в англиканство, Джон Донн полагал, что ему выпало родиться трижды. «Первое рождение — рождение естественное, когда явился я в этот мир, рождение второе — сверхъестественное, когда принял я рукоположение, и ныне [после тяжёлой болезни. — Прим.
автора] я родился в третий раз — и сие рождение лежит вне естественного порядка вещей. <...> Сей же раз я не только родился сам, но явился в мир отцом: мой отпрыск — это книга» (перевод А.В. Нестерова) [Donne, 1923, p. 15]. Творчество Донна, пережив громкую славу и почти двухвековое забвение, обрело новое рождение в XX в. и казалось «недостижимым идеалом». В одном из эссе, посвящённом трёхсотлетней годовщине со дня его смерти (1931 г.), Вирджиния Вульф напишет: «Пройти мимо него невозможно. <...> Тебя кидает в дрожь от встречи с настоящей поэзией: ты чувствуешь, как в твоих жилах — вялых, обмякших, точно со сна, мгновенно вскипает жар. <...> Среди поэтов Донну, пожалуй, нет равных по умению изумлять и подчинять себе читателя» (перевод Н.И. Рейнгольд) [Woolf, 1935, с. 24—25]. Вторая часть статьи посвящена переводам стихотворных произведений Джона Донна, не имеющих аналогов в русской литературной традиции.
Список литературы
Аристотель. Метафизика. Переводы. Комментарии. Толкования / Сост. и
подготовка текста С.И. Еремеев. СПб.: Алетейя, 2002. 832 с. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.: Рос.
библейское общество, 2000. 1233 с. Декарт Р. Избранные произведения. М.: Изд-во Госполитиздат, 1950. 712 с. Донн Джон. Стихотворения и поэмы / Под ред. Г. Кружкова. М.: Эксмо, 2011. 480 с.
Донн Джон. По ком звонит колокол: Обращение к Господу в час нужды и бедствий; Схватка смерти, или утешение душе, ввиду смертельной жизни и живой смерти нашего тела. Изд. 2-е. М.: Энигма, 2012. 432 с. Маковский М.М. Язык — миф — культура: Символы жизни и жизнь символов. М.: Изд-во Русские словари, 1996. 330 с. Манерко Л.А. Концептуально-смысловое пространство текста // Теория и практика германских и романских языков: Материалы научной конференции. Ульяновск, 2004. С. 24—28. Мардов И.Б. Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической
биографии. М.: Прогресс-Традиция, 2005. 632 с. Нестеров А.В. Рецепция поэзии Джона Донна в русской литературе: Дисс. ...
канд. филол. наук: 10.01.01 / Нестеров А.В. М., 2000. 192 с. Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1994. 654 с. Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М.: Наука, 1979. 702 с.
Томашевский Б. Поэзия Джона Донна // Джон Донн. Стихотворения. Л.:
Худ. лит-ра, 1973. 168 с. Шварц Ф. Алхимия и духовная эволюция. М.: Новый Акрополь, 1995. 195 с. Эткинд Е. Поэзия и перевод. М.; Л.: Советский писатель, 1963. 431с. The Cambridge Companion to John Donne / Ed. by Achsah Guibbory. Cambridge Univ. Press, 2006.
The Cambridge History of English and American Literature in 18 Volumes (1907-21).Vol. IV Prose and Poetry: Sir Thomas North to Michael Drayton. Ed. Cambridge Univ. Press, 1953. Correspondence of King James VI of Scotland with Sir Robert Cecil and others in England, during reign of Queen Elizabeth / Ed. by Bruce John. Westminster. Printed for the Camden Society. 1861. Crace, J. John Milton-our great word-maker. Gardian, 28 January 2008. Documents illustrative of English Church history. Comp. by H. Gee and W Hardy. 2nd ed. N.Y., 1966.
Donne, J. Collected poems / Ed. by Roy Booth. Wordsworth Editions Limited. 2002.
Donne, J. Pseudo-martyr. Printed by W Stansby. London, 1610. Donne, J. Devotions upon Emergent Occasions / Ed. by John Sparrow. Cambridge Univ. Press, 1923. Donne, J. Selected prose. Chosen by Simpson H. / Garden H., Healy T. Oxf. Univ. Press, 1967.
From Donne to Marvell. The Pelican Guide to English Literature / Ed. by Boris
Ford. G.B., Penguin books, 1976. Kawasaki, T. Donne's Microcosm // Seventeenth-Century Imagery: Essays on Uses of Figurative Language from Donne to Farquhar / Ed. by Earl Miner. Berkeley: UofC Press, 1971. P. 25-43. Mandell, C. The Early Renaissance in England. The rede lecture delivered in the
Senate-house on June 13, 1895. Cambridge University Press, 1985. Merriam-Webster's Dictionary of the English language. College ed., USA, Massachusetts, Springf Publ, 2003. Metaphysical lyrics and poems of the Seventeenth Century. Donne to Butler /
Ed. by Herbert J.C. Grierson. Oxford Clarendon Press, 1921. Read, J. Through Alchemy to Chemistry: N.Y., 1937. Saintsbury, G. Donne. In: English Prose. Vol. 11. Macmillan, 1894. Stanton, J. Linden. Darke Hierogliphics: alchemy in English literature from
Chaucer to the Restoration. Lexington, 1996. Walton, I. Lives of Dr. John Donne, Sir Henry Wotton, Mr. Richard Hooker,
Mr. George Herbert. Oxford Clarendon press, 1670. Woof V. The Common Reader. Vol. 2. L., 1935.
