CC BY
28
О НОВОГРЕЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ К постановке проблемы
Не секрет, что новогреческая диалектология была и во многом остается terra incognita, несмотря на заметный прогресс, наблюдаемый в этой области в последние десятилетия1. В частности, до сих пор не существует удовлетворительной классификации новогреческих диалектов; вследствие этого некоторые диалекты (например, диалект греков Приазовья)2 либо неверно атрибуи-руются (Кисилиер 2006), либо вовсе оказываются вне существующей системы. Можно указать, по крайней мере, две причины, препятствующие появлению такой классификации. Во-первых, это отсутствие приемлемых описаний морфологии и синтаксиса
3
отдельных диалектов, а во-вторых, очень часто при изучении
1 Помимо ряда описаний как отдельных диалектов (напр.: Ьв1ыйа-Увзз 2006), так и всей их картины в целом (КоутоадпоиХод 2001), стоит отметить работу, проводимую в Центре диалектологических исследований Афинской академии, по оцифровке имеющихся в архивах Центра материалов и созданию большого диалектологического словаря. Определенный вклад удалось внести и Греческому институту ИФИ СПбГУ (см.: Кисилиер 2009).
2 Иначе румейский язык. Некоторые отечественные исследователи не склонны рассматривать его, как новогреческий диалект, в силу его географической оторванности от Балкан (Чернышева 1964). Тем не менее, более перспективной кажется точка зрения греческих диалектологов, традиционно определяющих греческие идиомы как новогреческие диалекты независимо от их географического положения, поскольку подобный подход дает возможность для типологического исследования, с одной стороны, а с другой стороны, позволяет более продуктивно изучать историю диалектов на территории самой Греции.
3 Поэтому практически до сих пор греческие диалекты классифицируются исключительно по фонетическим параметрам.
греческих диалектов путаются материалы полевых исследований и языковой материал, почерпнутый из диалектной литературы. Подобная путаница «живого» и литературного материала уходит корнями, прежде всего, в изучение истории критского и кипрского диалектов, когда «Эротокрит» Винченцо Корнароса (ХУІ-ХУІІ вв.) и «Песни любви» анонимного кипрского поэта (XVI в.) использовались как диалектные данные.
Последствием этой путаницы становятся не только ошибки, подобные той, что делает М. В. Сергиевский, обнаруживший перфект в румейском на основании поэтических текстов Г. Костоправа (Сергиевский 1934: 582-583), но и тот факт, что язык новогреческой диалектной литературы сам по себе практически
4
никогда не становился предметом научного исследования.
Сам факт появления письменной литературы на диалекте (малом языке) не является чем-то особенным, однако редко случается, чтобы литература возникала сразу на нескольких диалектах одного и того же языка. В этом отношении греческий язык, несомненно, уникален, поскольку здесь можно говорить, по крайней мере, о пяти (или даже шести, если разграничивать литературу понтийцев и греков Приазовья) диалектных литературах. Как хронологически первую литературу на диалекте, с некоторыми оговорками следует рассматривать критскую поэзию XIV в. Так у родоначальника греческой рифмы Стефана Сахли-киса встречается некоторое количество диалектизмов, например: а0фо^ ‘беседа’, ар(ф^пто<; ‘бесчисленный’, 8шРа^ю в значении ‘проводить’ (а не привычное для новогреческого ‘читать’), катє%ю в значении ‘понимать’ (а не ‘владеть’), кои^ойкі ‘щенок’, тєіута ‘такой’, тсіуарі^ю ‘мучить’. Кроме того, в исторических временах у глаголов, начинающихся с согласного, имеется «тяжелое» приращение П-: 'ПФspve ‘[он] нес’, ‘ [он] говорил’
(Федченко 2004: 65-66). В стихотворениях Леонардо Деллапор-
4 Единственным известным мне исключением являются две неопубликованные работы Э. Р. Мейры («МорфоаиушктгкЕс; ларатпр'паЕк; уш то рпцахгко аиатпрл тп? таакюугк^с; бш^Ектои» и «Еуас; аиушктгкос; архагацос; ат^ таакюугк^ бш^Екто»), посвященные причастиям в цаконском диалекте и базирующиеся на материале, взятом из книги рассказов на диалекте (МеркоиХарйои 2004). Впрочем, в этих работах не придается значения тому факту, что описывается не собственно диалект, а языковые черты диалектной литературы.
ты, младшего современника Сахликиса, помимо диалектной лексики и указанных выше черт встречаются и такие: 1) появление -у- в соседстве с и в окончаниях глаголов (emoxeuya ‘[я] поверил’); 2) исчезновение конечного -V (va та plZpuv ХЮ OKU^roV5 ‘чтобы его (мясо) бросить собакам (Gen.)’, вм. xrov [oKU^rov]); кроме того, дважды вместо привычных местоименных форм xrov или хои^ встречается хю^ (Gen. pl.), характерная для восточнокритского диалекта (Белова 2006: 44-49). Несмотря на все отмеченные диалектные черты, произведения С. Сахликиса и Л. Деллапорты едва ли можно назвать в полной мере литературой на диалекте. Скорее, здесь следует говорить о формировании диалектного койне, в полной мере проявившегося позже у Винченцо Корна-роса, причем как в «Жертвоприношении Авраама»6 (Bakker, van Gemert 1996: 77-96), так и в «Эротокрите» (XoAmv 2000). Сходным образом почти одновременно развивалась кипрская диалектная литература (Horrocks 1997: 286-289), которая в отличие от критской продолжала существовать вплоть до последних десятилетий, когда кипрские писатели и поэты, желая, чтобы их читали (и продавали) и в Греции, окончательно перешли на новогреческий язык.
Не вызывает сомнения, что в основе произведений Корнароса, «Хроники» Л. Махераса и других кипрских авторов лежат соответственно критский и кипрский диалект, однако неясно, что происходило с диалектом, когда он превращался в литературное койне, помимо, естественно, унификации локальных вариантов. Стоит отметить, что кипрская и критская диалектная литература были отлично понятны носителям диалекта, благодаря чему многие некоторые литературные тексты вошли в устную традицию и сумели сохраниться в таком виде почти до наших дней. По-видимому, важной особенностью критской и кипрской литератур является тот факт, что они, в основном, базируются не
5 Вероятно, и само употребление родительного как падежа косвенного дополнения при имени вместо винительного с предлогом (т. е. вместо уа <...> р^оиу атоид атХоид) можно рассматривать как диалектную особенность.
6 Здесь не будет рассматриваться вопрос об авторе «Жертвоприношения Авраама», поскольку он не имеет значения для обсуждаемых тут вопросов, и условно автором «Жертвоприношения.» будет называться Корнарос.
на существовавшей до их появления устной традиции, а перенимают и адаптируют многие достижения итальянской литературы.
Интересно, что типологически сходным образом, хотя и в принципиально иных условиях и совсем по другим причинам, сложилась в первые десятилетия советской власти литература приазовских греков. Изначально было не совсем ясно, на какие образцы она будет ориентироваться — на новогреческую литературу на димотике или на русскую. «Новогреческую» модель, помимо ряда идеологических факторов, поддерживало также и то, что на момент появления письменности у приазовских греков, уже существовала литература, которая и нуждалась лишь в алфавите. Она сформировалась на рубеже веков на волне роста национального самосознания у греков как на территории самой Греции, так и за ее пределами. В Приазовье появление «новогреческой» модели ознаменовалось важным событием, произошедшим в 1902 г., когда знаменитый местный поэт Демьян Бгадица переложил в серию песен «Жертвоприношение Авраама» Корнароса. Можно также предположить, что сторонником «новогреческой» модели был известный дореволюционный поэт-песенник Леонтий Хонагбей. Если до революции «новогреческая» модель затрагивала в основном идейную и общекультурную составляющую, то после революции она превратилась в «чисто» языковую модель (включая графическую компоненту). В качестве примера приведу две строчки из стихотворения А. Риониса (1933 г.), где не представлено ни одной языковой черты, характерной для диалекта приазовских греков :
ОррятЕ рпро;! 2ау тг фотш, «Устремляйтесь вперед! Как пламя,
Гш уа ф^оук;тЕ ка0Е Р^Ера Чтобы зажечь каждый взгляд».
Однако победила другая модель, содержательно ориентированная на русскую и советскую литературу и на новый литературный язык, базирующийся на разных вариантах местного диалекта, т. е. румейского языка. Это произошло во многом благодаря Георгию Костоправу8, сумевшему создать этот литературный язык и написать на нем лучшее произведение румейской
7 Цит. по: Фотадцд 1990: 78.
8 От своей фамилии Кирьякулов он отказался, поскольку был сыном раскулаченного. О Костоправе см.: Мазур 2003.
литературы, поэму «Леонтий Хонагбей». Важнейшую роль для формирования новой модели сыграли переводы ряда произведений русской классики, в частности Пушкина (Пьдкп 1937) и украинской литературы, например, «Заповеди» Т. Г. Шевченко9:
Ан путъану — сикусет-ме Пас т уба, педъия.
Пес ту чол платы ки ису. Пес ту Украньїя.
Ас драну платЭя заня Ки ас сон ста фтыя-м Ас Днипро та тъорка яря Т фувиро-т лалыя! Сикусет-ме — сикутъЭты, СикотъЭт апану. Фуртиксеты пес то Эма-т Т атху тун душману!
Ки атотыс, анда стЭкит Дугкуши ту флога,
Ми змунат на ме ангкевит Дъихос атху логу!
«Как умру — поднимите меня На курган, ребята.
В степи широкой и ровной.
На Украине.
Пускай увижу широкие нивы И пусть дойдет до ушей моих От Днепра глухих круч Страшный его голос!
Поднимите меня — поднимитесь, Поднимитесь выше.
Потопите в собственной крови Злого врага!
И тогда, когда утихнет Войны пламя,
Не забудьте меня вспомнить Без дурного слова!»
Под названием «Висият» стихотворение было напечатано в 1933 г. в газете «Коллехтивистис» ‘Колхозник’ и вошло в книги для чтения. Строго говоря, это нельзя назвать переводом. Кроме того, что Костоправ оставил без перевода две строфы10 он не стремился к полной адеккватности текстов. Вот некоторые из особенностей его перевода: 1) вместо укр. на могилї используется на пас т уба ‘на кургане’, при том что в румейском имеется несколько слов со значением ‘могила’; 2) укр. поховайте мене
9 Приводится в кириллической графике, созданной А. А. Белецким; (подробнее см.: Кисилиер 2009: 15). Благодарю Е. В. Иванову за предоставленные мне материалы.
10 Пропущены стихи: Як понесе з України // У синєє море // Кров ворожу, отойді я // І лани, і гори — // Все покину и полину // До самого бога // Молитися. а до того // Я не знаю бога. В 1964 г. к 150-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко румейские поэты А. Шапурма и Л. Кирьяков издали малый рукописный румейский «Кобзарь», куда вошел и этот перевод, в который А. Шапурма добавил перевод двух недостающих строф.
передается как сикусет-ме ‘поднимите меня’ (имеется в виду, на курган); 3) употребляется обращение педъия ‘ребята’, отсутствующее в тексте оригинала; 4) Костоправ «манипулирует» глаголом сикону: Сикусет-ме — сикутъэты // Сикотъэт апану ‘Поднимите меня, поднимитесь, // Поднимитесь наверх’; 5) не переведен стих: Кайдани порвте; 6) Вместо примыкающих к предыдущему стихов I вражою злою кров’ю // Волю окротте Костоправ пишет: Фуртиксеты пес то эма-т // Т атху тун душману ‘Потопите в собственной крови // Злого врага’.
Вероятно, в данном случае более правильно говорить не о переводе, а о переложении, о переносе системы образов на иную языковую почву и о переосмыслении средств их выражения. Нечто подобное происходило и на Крите в творчестве Корнароса,11 и на Кипре в «Песнях любви». По-видимому, заимствование системы образов из более развитой литературной традиции является универсальным процессом, необходимым для появления и успешного развития литературы. К несчастью для литературы приазовских греков, Костоправ (после Бгадицы) оказался единственным румейским поэтом, сумевшим воплотить этот процесс. Когда уже в 80-х гг. прошлого века у местных поэтов вновь появилась возможность издаваться,12 и даже был разработан кириллический алфавит, доступный большинству носителей диалекта, это не привело к возрождению литературы. Обычно принято говорить о том, что диалект забывается, книги плохо доступны и многие местные литераторы недостаточно хорошо владеют диалектом. Вероятно, эти факты нельзя полностью оставить вне рассмотрения, однако можно предположить, что основной причиной упадка литературы является отсутствие фигуры, подобной Костоправу, которая была бы способна не просто описывать окружающее, а умела бы переносить образы и сюжеты из иноязычных литературных традиций, подбирая в своем диалекте средства для их выражения.
11 Образцом для «Эротокрита» послужил французский рыцарский роман «Парис и Виенна» в итальянском переводе; «Жертвоприношение Авраама» является переложением итальянской мистерии Гротто.
12 После массовых репрессий 1937-1938 гг. литература на диалекте была запрещена.
Литература
Белова А. М. Стихотворения Леонардо Деллапорта. Курсовая работа. СПб., 2006 (рукопись, хранится на кафедре общего языкознания СПбГУ)
Кисилиер М. Л. (Ред.). Язык и культура мариупольских греков. Т. 1. Лингвистическая и этнокультурная ситуация в селах Приазовья. По материалам экспедиций 2001-2004 годов. СПб, 2009.
Кисилиер М. Л. О происхождении румейского языка // Индоевропейское языкознание и классическая филология 10. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского / Ред. Н. Н. Казанский. СПб, 2006. С. 156-164.
Мазур. П. И. Георгий Костоправ: поэт и гражданин. Дншропетровськ, 2003.
Сергиевский М. В. Мариупольские греческие говоры. Опыт краткой характеристики // Известия АН СССР. Отделение общественных наук. 1934. Т. 7. С. 533-587.
Федченко В. В. Стихотворения Стефана Сахликиса. Дипломная работа. СПбГУ, 2004 (рукопись, хранится на кафедре общего языкознания СПбГУ).
Чернышева Т. Н. Развитие румейского языка на Украине // Актуальные вопросы языкознания и лингвистическое наследие Е. Д. Поливанова. Материалы конференции. Т. 1. Самарканд, 1964.
Bakker W. F., van Gemert A. F. ‘H ©uo^a тои ’APpaap. KpmKq єкбооп. Нрак^єю, 1996.
Фштшдщ K. О E^nviopo? rn? Крфша?. Марюило^п, SiKafopa orn pvqpn. A0^va, 1990.
Xolcov Nt. Messrs? yia rov Ерютокріто. A0qva, 2000.
Horrocks G. C. Greek. A History of the Language and its Speakers. London; New York, 1997.
KovcoadnovXog N. Г. Аіа^вктої каі ібіюрата rn? Nsa? E^qviK^?. A0-qva, 2001.
Leluda-Voss Ch. Die sudgriechische Mundart von Kastelli (Peloponnes). Morphosyntax und Syntax, Lexik, Ethnolinguistik, Texte. Munchen, 2006.
MspкovXap^Sov А. П. Парюир svi pi тои 0wios. ’Epxopai ps ті?
avapvnosi?. A0^va, 2004.
Пщкіу А. X. Zi^^ spyov. 2іушк?і Г. Коотолрар. Маршло^і?, 1937.
