CC BY
134
УДК 340.15
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ФОРМ (ИСТОЧНИКОВ) ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО (НАЦИОНАЛЬНОГО) ПРАВА ДОБУРЖУАЗНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО ТИПА
SOME FEATURES OF FORMS (SOURCES) INTERNAL (NATIONAL) LAW OF PRE BOURGEOIS HISTORICAL TYPE
Р. Л. ИВАНОВ (R. L. IVANOV)
Рассматриваются особенности форм (источников) национального права добуржуазного
исторического типа. Отрицается существование юридической доктрины как формы добуржуазного права, даётся характеристика трудов римских юристов как официальных письменных сборников интерпретационных норм обычного права.
Ключевые слова: право добуржуазного исторического типа; источник права; римские юристы; юридическая доктрина; юридический обычай; интерпретационная норма.
The article considers features of forms (sources) national law of pre-bourgeois historical type. Deny the existence of legal doctrine as a form of pre-bourgeois law and describes the works of the Roman lawyers as formal written collections interpretation of customary law.
Key words: law of pre-bourgeois historical type; source of law; the Roman lawyers; legal doctrine; legal custom; interpretative rule.
Существенные особенности каждого исторического типа права проявляются не только в содержании его норм, но и в системе их формальных источников. Это в полной мере относится и к добуржуазному праву. Оно внутригосударственное (национальное), охватывало право рабовладельческих, феодальных (крепостнических) государств и государств, экономика которых базировалась на арендно-общинном производстве сельскохозяйственной продукции, более известном под неточным названием «азиатский способ производства» [1]. Государства последнего вида именуются также «восточными», или «азиатскими». Несмотря на то, что рабовладельческое и феодальное право принято относить к разным историческим типам (право, связанное с «азиатским способом производства», традиционно считается рабовладельческим), мы будем рассматривать их как разновидности единого добуржуазного исторического типа права. Это объясняется несколькими причинами.
Во-первых, экономика рабовладельческих, феодальных и «восточных» государств была основана на одинаковом «рентном» способе производства, который характеризуется следующими особенностями [2]:
1. Его «вещную» основу составляли земля и связанные с её эксплуатацией природные ресурсы и сельскохозяйственные орудия труда.
2. «Энергетической» основой являлись мускульная сила человека и животных, а также естественные природные энергетические источники (ветер, движение воды и т. п.).
3. «Человеческая» основа была представлена лично свободными (индивидуальные арендаторы, общинники-арендаторы и т. д.), частично свободными (крепостные, колоны) и несвободными (рабы) производителями. Причём эти категории работников могли сосуществовать в одном и том же государстве и выходили на первый план в процессе производства не потому, что они были связаны с новым, более совершенным способом
© Иванов Р. Л., 2014
производства, а вследствие особенностей природно-климатических условий данного региона и конкретной социально-политической обстановки, сложившейся здесь в определенный исторический период.
В рабовладельческих, феодальных и «восточных» государствах сложилась схожая сословная социально-политическая организация, при которой групповые интересы господствующих социальных групп нередко доминировали над интересами общесоциальными. Поэтому в системе внутренних функций этих государств всегда присутствовала функция подавления классовых противников, а среди внешних функций - функция ведения захватнических войн. Как следствие в этих государствах преобладали недемократические виды политических режимов или, в редких случаях, режимы ограниченной (сословной) демократии. Максимальное распространение здесь получила монархическая форма правления, в том числе такой её вид, как абсолютная монархия, исчезающая при переходе государства к буржуазной стадии его развития. Среди форм государственного устройства господствовал унитаризм, единственной альтернативой которому являлась имперская территориальная организация (которая тоже исчезает при капитализме) [3], поскольку именно эти формы наиболее адекватны недемократичной, сильно централизованной государственной власти в добуржуазных странах.
Их правовые системы прежде всего сближает отсутствие всеобщего юридического равенства, невозможного в условиях сословно-классовой социальной структуры, что нашло своё отражение в содержании правовых норм, открыто выражавших интересы господствующих сословий. Среди формальных источников правовых норм всех добур-жуазных национальных правовых систем преобладали юридические обычаи, а нормативные правовые акты, составлявшие раннее законодательство, не только были малочисленны, но и содержательно базировались на обычном праве, что обусловило доминирование в правовом регулировании регулятивностатической и охранительной функций права, а также незначительный удельный вес функции регулятивно-динамической. Кроме того, все добуржуазные правовые системы нахо-
дились под существенным влиянием религиозного мировоззрения, в результате чего реальные (субъективные) границы правового регулирования нередко не соответствовали его объективным пределам. Стремление распространить правовое регулирование на мысли и чувства людей, установление юридической ответственности за богохульство и колдовство, уголовное преследование покойников и животных, передача государственных правоприменительных полномочий религиозным конфессиям практиковались повсеместно.
Изложенное даёт основание считать рабовладельческое, феодальное (крепостническое) и «восточное» государства и их правовые системы разновидностями одного - добуржуазного (докапиталистического) исторического типа, а не самостоятельными, меняющими друг друга в определенной последовательности историческими типами государства и права. Поэтому первым из закономерных этапов эволюции государства и права является их единый добуржуазный исторический тип.
Сравнение формальных источников добуржуазного права с пришедшими им на смену формами права буржуазного исторического типа позволяет выделить следующие их особенности.
Как отмечалось, основным источником добуржуазного внутригосударственного права, как в количественном отношении, так и по значимости регулировавшихся его нормами правоотношений, был юридический обычай. Правовые обычаи опосредовали не только фундаментальные социально-экономические связи (право собственности на землю и иные средства и орудия производства, торговый оборот, брачно-семейные отношения и т. д.), но и важнейшие публично-правовые отношения (например, порядок замещения высших государственных должностей, круг полномочий органов государственной власти, способы принятия и исполнения их решений, ответственность должностных лиц и т. д.). Поскольку добуржуазное хозяйство характеризовалось неразвитостью техники и технологий, застойностью, склонностью к консервации сложившихся социальных структур, слабой восприимчивостью к новациям, эти его черты обусловили и относительную не-
изменность в течение длительного периода времени, консервативность порождённых им политико-правовых отношений. Наиболее адекватным средством нормативного правового регулирования таких отношений являются юридические обычаи, складывающиеся постепенно и не рассчитанные на активное создание нового общественного порядка. Широкому использованию юридических обычаев способствовали также относительно слабые экономические связи между различными частями добуржуазного государства, широкое распространение натурального хозяйства, вызывавшего локализацию производства материальных благ в рамках отдельных регионов, неграмотность большинства населения, которая препятствовала повсеместному использованию писаных источников права и ограничивала круг субъектов, их применявших, в основном специалистами -государственными служащими.
Писаные источники (нормативные правовые договоры, нормативные правовые акты, прецедентные нормативные решения судов) большого распространения во внутригосударственном праве не получили и приобрели заметную роль лишь в период, непосредственно предшествовавший становлению буржуазной общественно-экономической
формации. При этом правовые обычаи оказали заметное влияние на их содержание и структуру. В первую очередь, это относится к нормативным правовым актам. Многие из них являлись, по существу, лишь результатом официальной переработки норм обычного права, или «техническим средством» их документального закрепления, или одним из способов их общего санкционирования, позволявшим, с одной стороны, сделать общегосударственными те из местных обычаев, которые, по мнению органов государственной власти, наиболее отвечали интересам проводившейся ими политики, а с другой стороны, давали возможность вытеснять из сферы правового регулирования конкурировавшие с ними обычные нормы, поскольку официальная письменная фиксация последних отсутствовала.
Данное обстоятельство отразилось и на технико-юридических особенностях нормативных правовых актов добуржуазного периода: казуистичности изложения правовых
предписаний, практическом отсутствии самостоятельных норм-принципов и иных общих положений, соседстве норм разной отраслевой принадлежности и разного предназначения [4], слабой логической связи между отдельными правовыми нормами и разными частями нормативных документов, воспроизведением в них наряду с правовыми нормами правил неюридического характера и даже изложением в них господствующих религиозных и философских доктрин (Законы Хам-мураби, Законы Ману и др.) [5]. Это открывало широкие возможности для различных вариантов их толкования и произвольного применения представителями государственной власти. Кроме того, в нормативных правовых актах вместо прямого закрепления соответствующих правил нередко использовались отсылки к неписаным нормам обычного права.
Нормативные прецедентные решения судов, там, где они официально признавались формальными источниками добуржуазного права, также находились под определяющим влиянием обычного права. Они, как и нормативные правовые акты, использовались в основном для придания локальным правовым обычаям общегосударственного значения, либо приспосабливали их к меняющимся потребностям государственной политики, либо восполняли пробелы в обычном праве.
Нормативные правовые договоры в рассматриваемый период внутри государства использовались редко и только в публичноправовой сфере, регулируя отношения между территориальными частями страны в условиях децентрализации и феодальной раздробленности или между городскими общинами и приглашенными ими военными руководителями (князьями) (например, в древнерусских городах-государствах) [6].
Нередко одну из особенностей системы формальных источников добуржуазного права усматривают в существовании такого их вида, как юридическая доктрина (наука). Её выражением считают труды выдающихся юристов, использование которых признавалось государством обязательным при разрешении судами конкретных дел [7]. Со ссылкой на это обстоятельство либо на выявленное в ходе социологического опроса мнение сравнительно небольшой части российских
судей, которые считают возможным руководствоваться в своей деятельности научными работами, факт существования «доктринального права и его больших резервов в судебной системе» пытаются обосновать и некоторые российские исследователи [8]. Представляется, что данные суждения не соответствуют истине.
Действительно, в Древнем Риме отдельные юристы по поручению императора имели право давать официальные консультации по запросам к императору, их ответы были обязательны для судей. Однако эти ответы не формулировали самостоятельных (первичных) правовых норм, а лишь интерпретировали уже существующие общие юридические правила и использовались одновременно с ними. Кроме того, они были обязательны лишь для конкретного случая, который служил поводом для обращения за консультацией, и судьи принимали решение в соответствии с ними только тогда, когда установленные ими факты не противоречили результатам официальной консультации, поскольку консультирующие юристы обстоятельств конкретного дела не рассматривали. При этом и консультации обыкновенных, непривилегированных юристов, мнение которых было для судей юридически не обязательным, реально имели большое значение для судебного решения как заключения специалистов [9].
Таким образом, даже полномочием по официальному нормативному толкованию и созданию общеобязательных интерпретационных норм древнеримские юристы не обладали. Тем более не обладали они полномочием по установлению первичных норм права. Поэтому их консультации (мнения, ответы) по конкретным делам можно уподобить актам индивидуального официального толкования или заключениям современных экспертов (специалистов), участвующих в судебном процессе. Поскольку это толкование изначально было казуальным и для последующих дел не обязательным, постольку его правильность подтверждалась только добровольным следованием ему судьями при рассмотрении ими иных аналогичных ситуаций, а также схожей интерпретацией применяемых норм в обязательных разовых консультациях других авторитетных юристов. Такая устойчивая
юридическая практика свидетельствовала о формировании обычной интерпретационной нормы, или правоприменительного обычая. Поэтому обязательность правоприменительного обычая основывалась не на правотворческих полномочиях отдельных юристов, а на приверженности судей к использованию совпадающих результатов толкования соответствующих норм, сформулированных разными юристами, в первую очередь наиболее авторитетными из них, наделенными возможностью давать официальные консультации по конкретным делам. Как писал по этому поводу знаменитый Гай, «если мнения этих лиц сходятся, то приобретает силу закона то, в чем они согласны. Если же мнения юристов не согласны между собой, то судье предоставляется право следовать тому мнению, которое он считает самым лучшим...» [10]. Именно в совпадении мнений правоведов и в постоянном следовании им судей проявляется обычай толкования одинаковым образом применяемой в деле нормы, а не в фиксации этих мнений в трудах юристов. Потому правовая природа указанных мнений может быть уподоблена заключению эксперта или специалиста в современном праве, которое суд должен учитывать при принятии решения. Однако данное обстоятельство не делает такое мнение формальным источником права. Оно может рассматриваться лишь как одно из доказательств по делу.
Даже когда в соответствии с Законом о цитировании 426 г. [11] консультации знатоков права, многократно апробированные в судебной практике и зафиксированные в трудах их авторов, приобрели, казалось бы, общеобязательный характер, самостоятельным формальным источником интерпретационных юридических норм они не стали. Подтверждением этого вывода снова является то, что Закон о цитировании предписал судьям руководствоваться совпадающими мнениями указанных в нём юристов. Если они расходились, то следовало ориентироваться на мнение большинства, а при численном равенстве конкурировавших сторон - на мнение той, к которой относился Папиниан. Таким образом, суду нужно было предварительно установить, что в трудах авторитетных юристов зафиксирован устойчивый, повторяющийся вариант толкования опреде-
ленной нормы права, т. е. доказать, что в них воспроизведен правоприменительный обычай, закреплявший интерпретационную норму.
В связи с тем, что судебная практика официально не обобщалась, самым авторитетным свидетельством её существования и единственной заслуживающей доверия письменной формой изложения составлявших её обычных интерпретационных норм стали считаться труды упомянутых в Законе о цитировании юристов. Превалирующее среди них мнение было официально признано ау -тентичным письменным изложением указанных обычных норм, подлежащих обязательному использованию судом. Поскольку изначально фиксация интерпретационных обычаев в трудах юристов не имела официального характера, то она, по существу, ничем не отличается от записей обычного права, создававшихся иными лицами в познавательных или практических целях. Поэтому Закон о цитировании не породил нового источника права, а лишь санкционировал использование правоприменительных интерпретационных обычаев, воспроизведенных в работах авторитетных юристов, и закрепил коллизионные нормы, которыми надлежало руководствоваться при конкуренции доктринальных записей данных обычаев между собой. Закон существенно облегчил установление подлежащих применению судьями юридических норм, ограничив средства доказывания их содержания [12] обязательными к использованию сборниками в форме трудов персонифицированных знатоков права.
Таким образом, под названием юридической доктрины в действительности скрывается не что иное, как зафиксированные в трудах юристов обычаи определенного толкования конкретных норм права. Именно эти обычаи, в которых воплощались типичные воззрения правоведов на содержание интерпретируемых ими норм, являлись формой (источником) римского права. Вместе с тем особенности их формирования и фиксации дают основание считать их самостоятельной разновидностью обычного права Древнего Рима.
1. Васильев Л. С. Проблемы генезиса Китайского государства (Формирование основ соци-
альной структуры и политической администрации). - М. : Наука, 1983. - С. 4, 7.
2. Илюшечкин В. П. Сословно-классовое общество в истории Китая (опыт системноструктурного анализа). - М. : Наука, 1986. -С. 31, 61-69, 31, 79-98, 119-123 ; Его же. Эксплуатация и собственность в сословно классовых обществах (опыт системно-структурного исследования). - М. : Наука, 1990. -С. 332-352.
3. Иную позицию в отношении молодых капиталистических государств отстаивал В. И. Ленин (см.: Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма // Полн. собр. соч. -Т. 27. - С. 385-386 ; Его же. О карикатуре на марксизм и об «экономическом империализме» // Полн. собр. соч. - Т. 30. - С. 93-94), а применительно к современным зрелым буржуазным странам её обосновывает С. Н. Бабурин (см.: Бабурин С. Н. Мир империй: Территория государства и мировой порядок. -СПб. : Юридический центр Пресс, 2005. -С. 118-125). Ошибочность мнения В. И. Ленина обусловлена неправильной оценкой стадий развития капитализма, в результате чего этап становления буржуазного социальноэкономического строя, на котором неизбежно проявляются отдельные черты уходящей в прошлое добуржуазной формации, в том числе имперская форма государственного устройства, он принял за высшую стадию развития капитализма, где эта форма государственного устройства отсутствует. Позиция С. Н. Бабурина, вероятно, обусловлена тем, что понятие «империя» он трактует предельно широко, распространяя его далеко за рамки категории «форма государственного устройства». По существу, он подменяет юридическое понятие «империя» категориями «имперская политика», «имперское мировоззрение», «государственно-территориальная форма цивилизации». С позиции правовой теории государства империя является разновидностью добуржуазной формы государственного устройства, а имперская политика, имперское мировоззрение и государственно-территориальная форма цивилизации относятся к понятийному аппарату геополитики.
4. Данная особенность ярко проявлялась и в добуржуазном отечественном праве. См., например: Гончаров Д. Ю. Генетические связи норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства // Государство и право. -2007. - № 10. - С. 94.
5. В нормативных правовых актах данного периода порою закреплялись и официальные представления о происхождении государства и права. Например, теологическая теория происхождения права представлена в древнеримской «Эклоге», а договорная модель про-
исхождения государства - в «Кутюмах Бове-зи». - См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран : в 2 т. / отв. ред. Н. А. Крашенинникова. - Т. 1: Древний мир и Средние века / сост. О. Л. Лысенко, Е. Н. Трикоз. - М. : НОРМА, 2003. - С. 343, 590.
6. Например, известный исследователь русского права В. И. Сергеевич выделял два вида нормативных правовых договоров как источников древнерусского права: договоры между князьями различных русских областей (договоры междукняжеские) и договоры между народом определенной волости и князем. Сергеевич В. И. Лекции по истории русского права. - СПб., 1890. - С. 67-76 ; Его же. Лекции и исследования по древней истории русского права. - 4-е изд., доп. и поправ. - СПб., 1910. - С. 36 ; Его же. Древности русского права: в 3 т. - М. : Зерцало, 2006. - Т. 2: Вече и князь; Советники князя. - С. 63-72, 116170.
7. Правовая доктрина (как источник права) // Гойман-Калинский И. В., Иванец Г. И., Черво-нюк В. И. Элементарные начала общей теории права : учеб. пособ. для вузов / под общ. ред. В. И. Червонюка. - М. : Право и закон : КолосС, 2003 ; иЯЬ: Шр:// slovari.yandex.ru/ ~книги/Элементарные %20начала %20общей %20теории %20права/Правовая %20доктрина %20(как %20источник %20права)/ (дата об-
ращения: 19.03.2014) ; Актуальные проблемы теории государства и права : учеб. пособ. / отв. ред. Р. В. Шагиева. - М. : Норма : ИНФРА-М, 2011. - С. 288-291 ; Дробышев-ский С. А., Данцева Т. Н. Формальные источники права. - М. : Норма : ИНФРА-М, 2011. -С. 114-116.
8. См., например: Бошно С. В. Прецедент, закон и доктрина (опыт социолого-юридического исследования) // Государство и право. - 2007.
- № 4. - С. 76.
9. Покровский И. А. История римского права. -СПб. : Летний сад, 1998. - С. 197.
10. Гай. Институции. - М. : Юристъ, 1997. -С. 19.
11. Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. - Т. 1. - С. 199-200.
12. К числу наиболее распространённых средств, доказывающих содержание правового обычая, Н. М. Коркунов относил непосредственное наблюдение соблюдаемых обычаев, юридические пословицы, показания сведущих лиц, сборники обычаев и судебные решения, основанные на обычном праве. Причем три последних, по его мнению, являются средствами познания «из вторых рук», а потому нуждаются в доказательстве их достоверности.
- Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. - СПб. : Юридический центр Пресс, 2003. - С. 404-405.
