CC BY
32
В. А. Бондарь, М. Л. Кисилиер
О ЛАТИНСКОМ ВЛИЯНИИ НА ДРЕВНЕАНГЛИЙСКИЕ ТЕКСТЫ В ОБЛАСТИ МЕСТОИМЕННОГО СИНТАКСИСА
Литературный язык, как известно, никогда не возникает на пустом месте; у него обычно есть, по крайней мере, две опоры — фиксация устной эпической традиции и перевод с языка с разработанной литературной нормой — которые, трансформируясь определенным образом, и формируют литературную норму. Мы не будем касаться здесь вопроса о том, что должно произойти с языком устной традиции, чтобы он стал частью литературного языка, а остановимся на проблеме влияния языка с развитой литературной традицией на язык, где такая традиция только формируется. Подобное влияние может быть двояким: во-первых, образованные люди начинают писать на чужом «более литературном» языке, а, во-вторых, делаются переводы образцовых в стилистическом (или смысловом) отношении текстов, причем в ряде случаев структура переводного текста близка к оригиналу даже на синтаксическом уровне. Известны примеры влияния древнееврейского оригинала на греческий перевод Ветхого завета [1ап8е 2000: 238]:
Егд Т1 8уках8Хт8д¡¡8'Зачто [ты] покинул меня' (Мк. 15.34), при более обычном для языка «ваккернагелевского» типа Е\д т1 ¡¡8 еука'Хтед; 'За что [ты] меня покинул' (Мк.15.34).
Если следовать логике закона Ваккернагеля, местоименная энклитика ¡¡8 должна была бы находиться перед глаголом (¡¡8 8уках8Хш8<£), т. к. в противном случае местоимение значительно удаляется от второй позиции в предложении, уготованной, согласно закону Ваккернагеля, для безударных элементов, а также разрывается цепочка энклитик Т1 ¡18. Марк Йансе справедливо объясняет появление столь «негреческого» порядка слов влиянием древнееврейского языка, где имеются местоименные аффиксы, примыкающие (сзади) к управляющему глаголу: ¡а-ша 'агШа-т? 'Почему [ты] оставил-меня?' (Р8. XXII. 2)1.
1 Окончание -т в "а7ау1а-т является местоименным суффиксом.
Естественно, если даже столь несходный по своей синтаксической структуре язык, как древнееврейский оказывает влияние на позицию местоименного дополнения в греческом переводе, то что ожидать, если речь идет о типологически более близких языках, например, таких, как древнеанглийский и латынь?
Если оставить в стороне вопрос о порядке слов вообще в этих языках и ограничиться только синтаксическими функциями личных местоимений (далее ЛМ), можно указать целый список сходных черт:
a. В латыни и древнеанглийском возможно опускание ЛМ в функции подлежащего (Pro-Drop).
b. И латынь, и древнеанглийский можно считать языками «ваккернагелевского» типа, т. к. и в том, и в другом соблюдаются следующие параметры2:
ЛАТЫНЬ ДРЕВНЕАНГЛИИСКИИ
Вторая позиция в предложении:
quam te in bellicis rebus habere novimus (DVV XI)3 pe him lysted Godes andweardnysse (DVV XI)
Сдвиг со второй позиции под влиянием запрета на разрыв составляющих
#tu ipse# me munda (Sol 1.6) fordam #pe Apollonius# him ondrat pines rices magna (HART XII)4
Сдвиг со второй позиции под влиянием барьера
#Et# quanti me proscripsit (HART VIII) #and# getxc mepider (Sol I)
с. В отличие от многих языков «ваккерналелевского» типа и латынь, и древнеанглийский не имеют формального противопоставления сильных и слабых форм ЛМ.
Все эти типологические сходства кажутся достаточным основанием ожидать, что синтаксис местоимений в переводе никак или почти не будет отличаться от оригинала. На это, в частности, указывают данные, полученные В. Коопманом [Коортап 1990: 116-120] при анализе Евангелия от Марка, переведенного аббатом Эльфриком. Согласно Коопману местоименные допол-
2 Подробнее о параметрах языка «ваккернагелевского» типа см. [Цим-мерлинг 2002: 72-77].
3 См. список сокращений в конце статьи.
4 /вгдаш — барьер.
нения часто появляются в постпозиции к глаголу именно благодаря влиянию латинского языка.
Если древнееврейский и греческое койне не являются типологически близкими языками в синтаксическом отношении, то славянский и греческий, несомненно, являются, причем влияние греческого на славянский несопоставимо сильнее, чем влияние древнееврейского на греческий. Тем не менее, и здесь переводчик может проявлять значительную самостоятельность, как это происходит в славянском переводе «Луга Духовного» Иоанна Мосха, известном, как «Синайский патерик»5.
Древнеанглийские переводные тексты ни в коем случае нельзя считать исключением. Даже Коопман, постулируя влияние латинского текста на перевод Эльфрика, замечает, что, с одной стороны, постпозиция местоименного дополнения (относительно управляющего глагола) не противоречит древнеанглийскому синтаксису, а, с другой стороны, на 76 случаев постпозиции имеется 128 примеров, где расположение ЛМ не совпадает с латинским текстом6.
5 Издано [Голышенко, Дубровина 1967]. Не исключено, что перевод делался не непосредственно с греческого, а с несохранившегося болгарского перевода.
6 Вопрос о влиянии латинского языка на древнеанглийский в области синтаксиса рассматривалась давно и по-разному: мнения варьировались от признания того, что категории латыни должны быть представлены во всех языках [Kohonen 1978: 10-11; Blatt 1957: 56-58, 61 et passim] до предположения об опосредованном влиянии на развитие собственно-древнеанглийских по происхождению синтаксических конструкций [Brown 1970: 13-17]. И действительно, в отличие от лексического влияния латинского языка, который оставил в этом плане значительный след в истории английского языка, влияние на уровне синтаксиса не столь эксплицитно выражено. И если относительно таких синтаксических структур как dativus/instrumentalis absolutus или nominati-vus/accusativus absolutus можно выдвигать различные аргументы в пользу того, были ли данные конструкции привнесены извне под влиянием в частности латыни или были присущи для древнеанглийского и значительное развитие получили благодаря все тому же латинскому языку, то для особенностей позиционного синтаксиса мы вправе говорить лишь о тенденциях, о возможном следовании латинскому синтаксису в силу того, что данный конкретный пример, по крайней мере, не противоречит грамматике древнеанглийского. Таким образом, в нашем случае утверждение о влиянии на текст синтаксиса оригинала волне приемлемо лишь тогда, когда рассматриваемое явление обнаруживает
В своей статье мы хотим проследить, как проявляется влияние латинского языка в области синтаксиса ЛМ на материале следующих текстов: «Монологи» Августина (Soliloquiorum = Sol), «О пороках и добродетелях» Алкуина (De virtutibus et vitiis = DVV), «Об утешении философией» Боэция (De Consolatione Philosophiae = DCP), а также «История Аполлония из Тира» (Historia Apollonii Regis Tyri = HART) и «Парижская псалтырь» (= ПП.7 Выбирая эти тексты, мы стремились избежать двух крайностей: использование текстов, заведомо полностью совпадающих с латинским оригиналом (интерлинеарные глоссы), тех, где проявляются расхождения даже в структурном членении текстов (парафразы).
1. Pro-Drop:
В древнеанглийском и латыни ЛМ в функции субъекта могло опускаться. Оба языка можно отнести к группе pro-drop языков. Если pro, обобщающее неанафорическое субъектное местоимение, обязательно присутствует в языке, то его относят к типу non-pro-drop, каковым является, например, современный английский язык. Древнеанглийский, наряду с древнескандинавским относится к языкам pro-drop [Циммерлинг 2002: 168]8. Однако между латинским и древнеанглийским имеется существенное различие, связанное со степенью обязательности pro-drop^: в латинском употребление субъектного ЛМ связывается с логическим выделением или противопоставлением лиц/предметов. Древнеанглийский, хотя и допускает опущение pro, все же в большинстве случаев сохраняет ЛМ в позиции субъекта. Если
высокое процентное соотношение примеров в обоих текстах. Такого рода влияние скорее является результатом совпадения коммуникативно-прагматических интенций текста-источника и текста-цели [Артамонова 2002: 132]. В некоторых случаях не исключено и проявление стилистических преференций автора, в силу определенных субъективных причин выбирающего такую периферийную модель, которая наиболее рельефно отражает латинскую модель, хотя при этом очевидно и является малоупотребительной.
7 В последней рассматривался прозаический глоссированный перевод 50 латинских псалмов; остальные с 51 до 150, переведенные в поэтической форме, анализу не подвергались.
8 Здесь уместно вспомнить определение Б. Джозефа: о том, что всякий язык, в котором опускание местоименного подлежащего не невозможно, не следует считать не pro-drop языком [Joseph 1994: 27].
представить шкалу pro-drop, на которой крайние позиции будут занимать языки с pro-drop и non pro-drop, то древнеанглийский займет скорее место ближе к середине. Так, для примера, рассмотрим употребление субъектных ЛМ в HART.
Лицо Лат. Др.-англ.
1Sing 12 103
2Sing 13 140
3SingM 11 139
3SingF 4 46
1Pl 0 11
2Pl 0 12
3Pl 2 21
Из таблицы видно, что и в переводном древнеанглийском гораздо чаще заполняется субъектная позиция ЛМ, чем в латинском оригинале, в котором употребление ЛМ плеонастично, т. к. категория лица находит однозначное выражение во флексии глагола. Глагольные флексии древнеанглийского языка не столь однозначно могли передавать категорию лица и во многих случаях приводили к двусмысленности [ср. Mitchell 1985: 628f, 34]. Тем не менее, в ряде случаев древнеанглийский все же допускает опущение субъекта, который может оставаться невыраженным как в главном, так и в придаточном предложении. Исследуя случаи невыраженного субъекта, А. Погачер приходит к выводу, что «опущение субъекта представляет собой скорее общезападногерманское явление, чем обособленно языковое» [Pogatscher 1901: 278], что, естественно, не позволяет говорить о появлении pro-drop^ в древнеанглийских текстах под непосредственным влиянием латыни. Кроме того, предложения с невыраженным субъектом присутствуют в непереводных произведениях, таких как, например, англосаксонские хроники [Mitchell 1985: 629630]. И все же соотношение текстов оригинала и перевода по принципу выраженности/невыраженности субъекта не всегда однозначно. Как правило, латинской бессубъектной синтагме соответствует древнеанглийский перевод с употреблением ЛМ в нужном лице:
(1) Confitebor tibi, Domine, in toto corde meo; narrabo omnia mirabilia tua. 'Буду славить тебя, Господи, во всем сердце моем; расскажу о всех твоих чудесах'
Ic andette Drihtne on ealre minre heortan, and ic bodige ealle öine wundra. 'Я восхваляю Господа всем своим сердцем и я повествую о всех твоих чудесах' (ПП 9,2)
Однако, такое соответствие прослеживается не всегда. Часто в тех случаях, когда субъект одновременно употребляется для нескольких простых предложений или сочинительных клауз, ЛМ используется один раз. Примеры такого рода можно схематически обозначить следующим образом: (Sn(Spr)...and pro): pa wendon hi me heora bœc to & me mid ealle from gewitan (DCP, II). При этом количество сложносочиненных предложений может варьировать и достигать трех-четырех примеров без субъекта, соединенных обычно союзом and 'и' или ac 'но'. Подобного рода примеры ни в коей мере не отражают латинскую структуру, хотя формально с ней и совпадают. Данное утверждение доказывается не только наличием аналогичных примеров в других древнеанглийских текстах [Mitchell 1985: 697-701], но и разнообразным варьированием субъектных и бессубъектных клауз в рамках одного сложного предложения: при гипотаксисе в главном и придаточном предложении, даже если подлежащее выражает один и тот же объект, субъектная позиция в отличие от па-ратаксисных предложений всегда заполняется:
(2) . quadam die prima luce vigilans inrumpit cubiculum filiae suae, famulos longe excedere iussit, quasi cum filia secretum conlo-quium habiturus... '.однажды рано утром, бодрствуя, [он] ворвался в комнату своей дочери, приказал, чтобы слуги вышли, словно собирался поговорить с дочерью о тайне'
... ac sume dœge on œrnemergen pa he of slœpe awoc, he abrœc into öam bure par heo inne lœg and het his hyredmen ealle him aweg gan, swilce he wiö his dohtor sume digle spœce sprecan wolde... '... но однажды утром, после того, как он пробудился ото сна, он вошел он в комнату, где она лежала и приказал своим слугам удалиться, так как будто он хотел поговорить со своей дочерью о какой-то тайне...' (HART III).
Соотношение сложноподчиненных и сложносочиненных предложений, а, следовательно, и наличие или отсутствие подлежащего может быть разнообразным. Схематически можно представить следующие виды: (ConjSpr.. .Spr.. .and.. .pro.. .ConjSpr), (Spr.. .Conj.. .Spr.. .and.. .pro.. .and.. .pro etc), (Spr.. .and.. .pro.. .and.. .pro.. .Conj.. .Spr) и др.
Что касается глаголов, перед которыми субъектное ЛМ не употребляется, то в анализируемых примерах наиболее частотны глаголы говорения: segan, cweöan, ascian, andswarian; глаголы просьбы или приказа: hetan, biddan; глаголы движения: astigan, adrifan, becoman, acuman.
Однако существуют случаи, когда вместо ожидаемого отсутствия выраженного субъекта в предложения все-таки употребляется ЛМ. Такие примеры прослеживаются в HART, DVV, lili:
(3) Deus vitam meam nuntiavi tibi; posui lacrymas meas in con-spectu ^'Господи, о жизни моей возвестил тебе, [я] представил слезы мои пред взором твоим'
min lif ic судде pe & mine teares ic sette beforen pinre gesihöe 'Жизнь свою я открываю тебе и свои слезы я представляю пред лицом твоим' (DVV XI)
На первый взгляд подобные предложения являются буквальным переводом с латинского. Тем не менее, представляется, что наличие ЛМ во втором придаточном предложении, в котором, как уже говорилось, субъектное ЛМ зачастую опускалось, стилистически маркировано и используется для эмфазы, нарочитого выделения агенса. Так, например, в DVV аналогичные примеры характерны для тех случаев, когда описывается гнев или милость Бога, подчеркивается его всемогущество.
Удалось также обнаружить несколько примеров, когда в латинском оригинале употребляется субъектное ЛМ, а в переводе подлежащее опускается:
(4) Quoniam in te, Domine, speravi. Dixi: Tu exaudies, Domine, Deus meus 'Потому что на тебя, Господи, [я] надеялся. [Я] сказал: Ты выслушай, Господи, Бог мой'
Forpam ic hopode to pe, Drihten, and cwœö to pe: Gehyr öis, Drihten ' Потому что я надеялся на тебя, Господи, и сказал тебе: выслушай это, Господи' (ПП XVI)
(5) Tu autem, Domine, ne longe facias auxilium tuum a me; 'Ты же, Господи, не отвращай свою помощь от меня'
Ac la, Drihten, ne afyr pinne fultum fram m; 'Но все же, Господи, не отвращай свою помощь от меня ' (ПП 21, 20)
Таким образом, нет оснований говорить о влиянии латинского языка на употребление субъектных или бессубъектных предложений в древнеанглийских переводных текстах. Исключение
составляет ряд случаев, обнаруженных нами в HART, которые вполне можно было бы трактовать как влияние латинского:
(5) ingressusque ad regem sic ait 'и подойдя к королю, так говорит'
Bewœnde hine pa to öam cynincge and cwœô 'Повернулся тогда
к королю и сказал' (HART VIII)
(6) ingressusque ad regem 'и подойдя к королю'
Eode pa into öam cyninge 'Вошел он тогда к королю' (HART VI)
Очевидно для более адекватной передачи латинского ingres-sus [que], автор HART счел необходимым опустить местоименное подлежащие. Интересно отметить, что древнеанглийское bewœnde, но при другом латинском оригинале, переводится с субъектным ЛМ:
(7) Et ostendit ei Tharsiam et dixit ei 'И показал ему Фарсию, т сказал ему'
He bewœnde hine pa to Thasian and cwœö 'Повернулся тогда [он] к Фарсии и сказал' (HART XXXIII)
Очевидно, авторы переводов осознают различие в структурах обоих языков и используют стилистический потенциал древнеанглийского для того, что произвести соответствующий эффект на читателя, не прибегая к рабскому копированию латинского синтаксиса. Подтверждением этому могут стать примеры, являющиеся одним из проявлений метода дублирования составляющей, а именно местоименные повторы [Циммерлинг 2002: 50-51]. Некоторые исследователи полагают, что древнеанглийские конструкции с местоименным повтором являются свидетельством того, что перед англосаксонскими писателями возникали трудности при передачи сложноподчиненных предложений и именно данная конструкция позволяла им их преодолевать [Kohonen 197B: 181]. Однако не следует упускать из виду тот факт, что если даже причиной возникновения этой конструкции и явились особенности древнеанглийского синтаксиса, то в анализируемых нами примерах этот прием используется скорее в стилистических целях. Так, именно благодаря такой конструкции в фокус выносится тема высказывания, происходит ее контрастное выделение, противопоставление тому, что было сказано выше.
(8) Saulus male coepit, sed benefinivit'Савл плохо начал, но хорошо закончил'
Paulus he ongan œrest swyôe yfele, ac he eft geendode swiôe wyl his lif 'Павел, он начал сперва очень плохо, но он потом окончил свою жизнь очень хорошо' (DVV XXVI)
Характерен и тот факт, что в латинском ни в одном из примеров дублирование местоимением подлежащего повтор не обнаружено, т. е., этот феномен является сугубо древнеанглийским и отражает скорее стилистические преференции автора перевода, т. к. данное явление встречается лишь в DVV и Sol.
2. Позиция местоименных энклитик:
Как уже отмечалось, и древнеанглийский, и латынь являются языками «ваккернагелевского» типа, т. е., такими, где вторая позиция в предложении или колоне отводится под безударные элементы. Как и в латыни, в древнеанглийском местоименные энклитики еще входят в разряд сентенциальных, т. е., их позиция в предложении абсолютна и никак не обуславливается синтаксической позицией управляющего глагола:
(9) and him fram adryfan pa ôe hyre girndon to rihtum gesyn-scipum 'и прогонял от себя тех, кто желал ее взять в законный брак ' (HART V)
В обоих случаях, ЛМ стремиться занять вторую позицию в предложении или колоне (если не сдвигается под влиянием барьера или запрета на разрыв составляющих), немало не «заботясь» о том, какую позицию занимает относительно управляющего глагола.
Столь ярко выраженная близость к латинскому, как ни странно не приводит к полному соответствию в порядке слов с латинским оригиналом:
(10) Miserere mihi, Domine, quoniam infirmus sum. Sana me'Пожалей меня, Господи, ибо слаб. Исцели меня'
Ac miltsa me, Dryhten, forpam ic eom unhal; and gehœl me 'И, пожалей меня, Господи, ибо я слаб, и исцели меня' (ПП, б, З)
В латинском варианте ЛМ оба раза стоит на второй позиции тогда, как в древнеанглийском переводчик чувствует себя достаточно свободным, чтобы поставить барьер и сместить ЛМ дважды на третью позицию.
Другое отличие связано с цепочками энклитик: в латинском варианте они попросту отсутствуют, в то время как древнеанглийский текст широко их использует. Мы не будем вдаваться
9
здесь в рассмотрение цепочек , лишь отметим, что цепочки энк-литик могут включать до четырех или более элементов:
(11) swa swa ic nu ne gyt ne dyde'так, что я теперь все еще не делаю' (Sol Pref)
По-видимому, внутри цепочки действует правило рангов, однако в рамкак этой работы вопрос о правиле рангов рассматриваться не будет
Встречаются случаи, когда объектное ЛМ находится на первой «неваккернагелевской» позиции в колоне:
(12) and het his hyredmen ealle him aweg gan 'и приказал всем своим слугам уйти прочь' (HART III)
По нашему мнению, этот и подобные (крайне редкие) примеры, не свидетельствуют от том, что закон Ваккернагеля иногда «давал сбой», а свидетельствуют о том, что и в тех языках, где нет графического противопоставления сильных и слабых форм ЛМ, это противопоставление, тем не менее, реально существует, и проявляется, прежде всего, на уровне позиции: слабое ЛМ ставится, как ваккернагелевская частица, сильное ЛМ стремится к началу10.
Таким образом, на основании сказанного выше можно утверждать, что влияние латинского языка на местоименный синтаксис на примере переводных текстов не прослеживается. На это указывает, прежде всего, тот факт, что ЛМ в сопоставляемых древнеанглийских тексты ведут себя по правилам данного языка. Позиции и употребление ЛМ зависят как от структурных особенностей самого языка (допущение невыражения субъекта ЛМ, расположение местоимений в соответствии с законом Ваккерна-геля), так и стилистических предпочтений автора, которые могли сближать позиции ЛМ в древнеанглийском тексте к латинскому оригиналу, но при этом не противоречили грамматике языка.
9 Высказывалось предположение о том, что древнеанглийский соблюдает не все критерии языка «ваккернагелевского» типа, т. к. позволяет разрывать цепочку энклитик полноударной словоформой [Циммерлинг 2002: 160].
10 Сходная ситуация встречается в среднегреческом, где формальное противопоставление сильных и слабых ЛМ затрагивает не все местоимения; подробнее Кисилиер М. Синтаксические особенности личных местоимений в позднем койне // Труды ИЛИ РАН. Т. 2.
СОКРАЩЕНИЯ
Spr - местоименный субъект
Conj - союз
Pro-drop - опущение местоименного субъекта
Sol - Монологи (Soliloquiorum)
DVV - О добродетелях и пороках (De virtutibus et vitiis)
DCP - Утешение философией (De Consolatione Philosophiae)
HART - История Аполлона из Тира (Historia Apollonii Regis Tyri)
ПП - Парижская псалтырь
ЛМ - личное местоимение
ЛИТЕРАТУРА
Артамонова 2002 - М. А. Артамонова. О принципах определения базового порядка слов в древнеанглийском языке // Язык и речевая деятельность Т. 5, 169-185.
Голышенко, Дубровина 1967 - Голышенко, В. С., В. Ф. Дубровина. Синайский патерик. М., 1967.
Кисилиер М. Л. - Синтаксические особенности личных местоимений в позднем койне. (Принято в Труды ИЛИ РАН)
Циммерлинг 2002 - А. В. Циммерлинг. Типологический синтаксис скандинавских языков. М., 2002.
Blatt 1957 - F. Blatt. Latin Influence on European Syntax. In: Traveux du Cercle linguistique de Copenhague, 11, 1957, pp. 33-69.
Brown 1970 - W. H. Brown, Jr. A Syntax of King Alfred's Pastoral Care. Janua Linguarum, 101, 1970, pp. 91.
Janse 2000 - Janse, M. 2000. "Convergence and Divergence in the Development of the Greek and Latin Clitic Pronouns"— R. Sornicola, E. Poppe, A. Shisha Ha-Levy (eds.). Stability and Change of WordOrder Patterns over Time. Amsterdam, 231-258.
Joseph 1994 - Joseph B. D. On Weak Subjects and Pro-Drop in Greek // Themes in Greek Linguistics. Papers from the 1st International Conference on Greek Linguistics, Reading, September 1993 / Ed. by I. Philippaki-Warburton, K. Nikolaidis, M. Sifianou. Amsterdam, 1994. P. 21-32.
Kohonen 1978 - V. Kohonen. On the Development of English Word Order in Religious Prose around 1000-1200. Abo, 1978.
Koopman 1990 - W. Koopman. Word Order in Old English (With Special Reference to the Verb Phrase). Amsterdam, 1990.
Mitchell 1985: Mitchell B. Old English Syntax. Oxford, 1985.
Pogatscher 1901 - A. Pogatscher. Unausgedrücktes Subjekt im Altenglischen. Anglia, 23, 261-301.
