CC BY
63
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 6. ЭКОНОМИКА. 2007. № 3
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
О.Н. Антипина
«НОВАЯ МАКРОЭКОНОМИКА»
ИНФОРМАЦИОННОЙ ЭПОХИ
Термин «новая макроэкономика» объединяет две макроэкономические школы, сформировавшиеся в последней трети XX в., — «новых классиков» и «новых кейнсианцев». Поводом к объединению этих школ под единым титулом формально стало наличие слова «новый» в их названиях, а содержательно — именно то, что «новые классики» и «новые кейнсианцы» переосмыслили теории классической и кейнсианской школ на базе гипотезы рациональных ожиданий и таким образом обновили их.
Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы, во-первых, показать, каким образом в концепциях «новой макроэкономики» отражаются основные черты эпохи информационной революции, во-вторых, выделить положения «новой макроэкономики», которые развивают социологическую доктрину постиндустриального общества и теорию информационного общества, и, в-третьих, продемонстрировать потенциал «новой макроэкономики» в отражении современных экономических реалий.
«Новая макроэкономика». Гипотеза рациональных ожиданий была выдвинута американским экономистом и математиком Джоном Мутом в 1950—1960-х гг.1 Данная гипотеза утверждает, что экономические субъекты строят лучший из всех возможных прогнозов относительно будущих значений экономических переменных, таких, как уровень цен, инфляция, безработица и т.д. При этом они принимают во внимание всю возможную информацию, относящуюся как к прошлому, так и к настоящему периоду, и анализируют ее с полным пониманием всех закономерностей функционирования экономики.
Приверженность гипотезе рациональных ожиданий объединяет концепции «новых классиков» и «новых кейнсианцев». Экономисты обеих школ рассматривают поведение экономических субъек-
1 Среди статей Дж. Мута наибольшую известность получила статья «Рациональные ожидания и теория Сдвижения цен», опубликованная в журнале «Эконометрика» в 1961 г. (Muth J.F. Rational Expectations and the Theory of Price Movements // Econometrica. July. 1961. Vol. 29. P. 315-335).
тов как сугубо рациональное: каждый стремится оптимизировать свою целевую функцию. Однако экономические субъекты вынуждены принимать свои рациональные решения в ситуации неопределенности, не имея точного представления о будущем. Именно поэтому они прибегают к помощи собственных прогнозов, в которых могут ошибаться, но в среднем (в долгосрочной перспективе) всегда верно предсказывают будущие значения макроэкономических переменных.
Различия между «новыми классиками» и «новыми кейнсианца-ми» уходят корнями в особенности традиционной классической и кейнсианской теорий.
«Новые классики» — Роберт Лукас, Томас Сарцжент, Нил Уоллес, Эдвард Прескотт, Роберт Бэрроу, Чарльз Плоссер и др. — верят в совершенство и эффективность рыночной системы, что отражается в положениях, на которых базируется их теория: во-первых, номинальные показатели являются гибкими; во-вторых, в экономике существует тенденция к поддержанию состояния долгосрочного равновесия и уровня полной занятости ресурсов;
в-третьих, кратковременное нарушение состояния долгосрочного равновесия возможно в результате несовершенства информации об изменении фактического уровня цен, вызванного неожиданными событиями (к примеру, шоком совокупного спроса).
В концепции «новых классиков» можно выделить два теоретических блока2.
Первый блок: модели денежного делового цикла (Р. Лукас, 1972, 1973; Т. Сарджент и Н. Уоллес, 1975; и др.)3, основывающиеся на положении о несовершенстве информации, которое гласит, что фирмы лучше осведомлены о ценах тех товаров, которые они производят, чем тех, которые они покупают, и в результате не могут отличить изменение цен на свою продукцию от изменения общего уровня цен. При этом наемные работники, не обладая точной информацией о фактическом изменении общего уровня
2 В качестве третьего блока концепции «новых классиков» иногда выделяют теорию отраслевых сдвигов, однако, по мнению специалистов, эта теория, утверждающая, что падения совокупного выпуска происходят именно тогда, когда случается большое число отраслевых сдвигов, не подкрепляется фактическими данными (см.: Мэнкью Н.Г. Освежим наши познания макроэкономики // МЭиМО. 1995. № 8. С. 71-73).
3 Lucas R.E. Expectations and the Neutrality of Money 11 Journal of Economic Theory. 1972. April. Vol. 4. N 2. P. 103—124; Idem. Some International Evidence on Output-Inflation Tradeoffs // American Economic Review. 1973. June. Vol. 63. N 3. P. 326—334; Sargent Т., Wallace N. Rational Expectations, the Optimal Monetary Instrument, and the Optimal Money Supply Rule // Journal of Political Economy. 1975. April. Vol. 83. N2. P. 241-254.
цен, составляют представление об изменении своей реальной заработной платы на основе ожидаемого уровня цен. Главный вывод из этих моделей заключается в том, что динамика совокупного выпуска определяется отклонением фактической инфляции от ожидаемой и, согласно теореме Сарджента—Уоллеса, любые ожидаемые мероприятия макроэкономической политики неэффективны с точки зрения воздействия на совокупный выпуск.
Второй блок: теория реального делового цикла (Ф. Кюдланд и Э. Прескотт, 1982; Р. Бэрроу и Р. Кинг, 1984; Ч. Плоссер, 1989; и др.)4, которая строится вокруг утверждения о том, что большие случайные колебания в темпах технологических сдвигов порождают колебания в относительных ценах и рациональные экономические субъекты пересматривают свои решения о предложении труда и величине потребительских расходов, что в свою очередь приводит к колебаниям занятости и совокупного выпуска. Следовательно, происходящие колебания совокупного выпуска оказываются эффективной реакцией экономики на изменения технологии производства.
Итак, оба блока концепции «новых классиков» объясняют макроэкономические колебания в рамках вальрасианской парадигмы безупречно работающих рынков. Но именно на уязвимость этой парадигмы обращают внимание «новые кейнсианцы».
«Новые кейнсианцы» — Джозеф Стиглиц, Оливье Бланшар, Н. Грегори Мэнкью, Джордж Акерлоф, Жанет Йеллен, Майкл Паркин и др. — строят свою теорию на основе принципа почти-ра-циональности (near-rationality)5, который означает, что рациональное поведение экономического субъекта на микроуровне не соотносится с механизмом приспособления к общему равновесию на макроуровне, отягощенным неполнотой и асимметрией информации, а также несовершенной конкуренцией. Их теория базируется на следующих положениях.
Во-первых, экономические показатели являются недостаточно гибкими. Ставкам заработной платы и ценам свойственна номинальная и реальная жесткость. Номинальная жесткость связана со слабой реакцией ставок заработной платы и цен на изменение их основных детерминант (предельного продукта труда в денежном
4 Kydiand F.E'., Prescott Е. С. Time to Build and Aggregate Fluctuations // Econometrics 1982. November. Vol. 50. P. 1345-1370; Barm R., King R Time-Separable Preferences and Intertemporal-Substitution Models of Business Cycles // Quarterly Journal of Economics. 1984. November. Vol. 99. N 4. P. 817—839; Plosser Ch. Understanding Real Business Cycles // Journal of Economic Perspectives. 1989. Summer. Vol. 3. P. 51—77.
5 Akerlof G.A., Yellen J.L. A Near-Rational Model of the Business Cycle, with Wage and Price Inertia // Quarterly Journal of Economics. 1985. Vol. 100. Suppl. P. 244—259.
выражении, издержек производства, отдачи от масштаба и т.п.). Реальная жесткость — это жесткость относительной заработной платы, реальной заработной платы и относительной цены.
Во-вторых, асимметрия информации на микроуровне становится причиной того, что даже в экономике с рациональными ожиданиями рыночное равновесие не соответствует условиям Парето-эф-фекгивности.
В-третьих, жесткость номинальных показателей и асимметрия информации становятся теми факторами, которые приводят к продолжительным отклонениям совокупного выпуска от потенциального значения, вызванным как неожиданными, так и ожидаемыми событиями (к примеру, колебаниями совокупного спроса).
В теории «новых кейнсианцев» выделяют два блока моделей, объясняющих постулаты о реальной и номинальной жесткости макроэкономических показателей, асимметрии информации и как следствие о существенных и продолжительных отклонениях совокупного выпуска от потенциального уровня.
Первый блок: модели, апеллирующие к негибкости цен на товарных рынках. К их числу относятся, во-первых, модели «издержек меню» (Н.Г. Мэнкью, 1985; Дж. АкерлофиЖ. Йеллен, 1985; О. Бланшар и Н. Кийотаки, 1987; и др.)6, утверждающие, что временной интервал между пересмотрами цен для фирм является заданным и его продолжительность нечувствительна к шокам, случающимся в экономике. Только «существенные монетарные шоки могут приводить к росту числа агентов, пересматривающих свои номинальные цены в течение заданного периода»7.
Во-вторых, модель «постоянной надбавки к предельным издержкам» утверждает, что цены, устанавливаемые фирмами в господствующих в современной экономике условиях несовершенной конкуренции, превышают предельные издержки на некую постоянную величину, называемую надбавкой к предельным издержкам8. В ответ на рост спроса на свою продукцию фирмы не склонны повышать установленную цену единицы выпуска (боясь потерять покупателей), поскольку при жестких ценах факторов
6 Mankiw N.G. Small Menu Costs and Large Business Cycles: A Macroeconomic Model // Quarterly Journal of Economics. 1985. May. Vol. 100. N 2. P. 529-538; AkertofGA., Yellen J.L. Op. cit. P. 244—259; Blanchard O.J., Kiyotaki N. Monopolistic Competition and the Effects of Aggregate Demand // American Economic Review. 1987. September. Vol. 77.
N 4. P. 647-666.
•j
Caplin AS., Spulber D.F. Menu Costs and the Neutrality of Money // Quarterly Journal of Economics. 1987. November. Vol. 102. P. 703—725.
8 Цена (P) рассчитывается по формуле: P=( 1+ \i)MC, где ц — надбавка, a MC — предельные издержки.
производства они могут с выгодой для себя увеличивать выпуск до тех пор, пока цена остается выше предельных издержек9.
Второй блок: модели, объясняющие номинальную и реальную жесткость заработной платы, а значит, и тот факт, что фирмы не идут на снижение ставок заработной платы в условиях растущей безработицы. К их числу относится, во-первых, модель «эффективной заработной платы» (Дж. Акерлоф, 1982; Ж. Йеллен, 1984; К. Шапиро и Дж. Стиглиц, 1984)10, базирующаяся, с одной стороны, на идее «морального ущерба» и утверждающая, что фирмы не склонны снижать заработную плату ниже эффективного уровня, который обеспечивает добросовестную работу сотрудников. С другой стороны, фирмы не снижают заработную плату, боясь «неблагоприятного отбора», а именно того, что лучшие сотрудники в такой ситуации будут покидать фирмы.
Во-вторых, модель «неявных контрактов» (К. Азариадис и Дж. Стиглиц, 1983)11 акцентирует внимание на жесткости номинальной заработной платы и на ее отклонении от предельного продукта труда в денежном выражении. Фирмы устанавливают своим работникам постоянную номинальную заработную плату и в случае роста предельного продукта труда в денежном выражении выше ее уровня забирают его часть в качестве «страхового взноса», который в виде «страховой премии» выплачивается работникам, когда предельный продукт труда в денежном выражении опускается ниже номинальной заработной платы.
В-третьих, модель «инсайдеров-аутсайдеров» (А. Линдбек и Д. Сноуер, 1984)12 утверждает, что прошедшие профессиональную подготовку и хорошо зарекомендовавшие себя работники фирмы (инсайдеры) защищены от увольнения высокими издержками, которые могут понести фирмы в случае «замены» их на новых работников (аутсайдеров). Более того, несовершенство конкуренции на рынке труда проявляется в поведении инсайдеров, влия-
9 Макроэкономические последствия ценообразования по принципу «постоянной надбавки к предельным издержкам» рассматриваются в работе: Mankiw N.G. Imperfect Competition and the Keynesian Cross // New Keynesian Economics. Vol. 1; Imperfect Competition and Sticky Prices / Ed. by N.G. Mankiw, D. Romer. 1991. P. 377— 385.
10 Akerlof G.A. Labor Contracts as Partial Gift Exchange // Quarterly Journal of Economics. 1982. November. Vol. 97. P. 543—569; Yellen J.L. Efficiency Wage Models of Unemployment // American Economic Review. 1984. May. Vol. 74. N 2. P. 200—205; Shapiro C., Stiglitz I.E. Equilibrium Unemployment as a Worker Discipline Device // American Economic Review. 1984. June. Vol. 74. P. 433—444.
11 Azariadis C., Stiglitz IE. Implicit Contracts and Fixed-Price Equilibria // Quarterly Journal of Economics. 1983. Vol. 98. Suppl. P. 1-22.
12 Lindbeck A., SnowerD. Involuntary Unemployment as an Insider-Outsider Dilemma// Institute for International Economic Studies. 1984. Seminar Paper. Vol. 282.
ющих на ставки своих заработных плат, поэтому вынужденная безработица среди аутсайдеров оказывается следствием рыночной власти инсайдеров.
Перечисленные модели дают представление о том, каким образом несовершенство конкуренции и асимметрия информации становятся поводом для основного вывода «новых кейнсианцев» о возможности существенных колебаний совокупного выпуска и занятости, несмотря на рациональность поведения и ожиданий" экономических субъектов на микроуровне.
Информационная экономика — фундаментальное изменение парадигмы экономической науки. «Революцию рациональных ожиданий» в макроэкономике связывают непосредственно с формированием «новой классической школы», которое произошло в начале 1970-х гг. с выходом ряда статей Роберта Лукаса, признанного лидера этой школы и лауреата Нобелевской премии по экономике за 1995 г.
Однако хронологическая дистанция между «новыми классиками» и «новыми кейнсианцами» не оказалась столь существенной, каковой она была между традиционным классическим направлением и кейнсианством. Основные работы «новых кейнсианцев» были опубликованы уже в 1980-х гг., а сам термин «новая кейнсианская теория» был введен в научный оборот Майклом Паркином в 1982 г. Более того, достижения именно школы «новых кейнсианцев» позволяют лауреатам Нобелевской премии за 2001 г. Джозефу Стиглицу и Джорджу Акерлофу говорить о «смене парадигмы в экономической науке»13 и о появлении поведенческой макроэкономики14.
Что же подразумевает Дж. Стиглиц под «сменой парадигмы в экономической науке»? «Революция рациональных ожиданий» открыла возможность для учета фактора неопределенности не только на микро-, но и на макроэкономическом уровне. Однако, имея в виду концепцию «новых классиков» в целом и ее микроэкономические основы в частности, Дж. Стиглиц подчеркивает, что «попытки построить новое макроэкономическое учение на основе традиционной микроэкономики, исходившей из допущения о бесперебойно функционирующих рынках, были обречены на неуда-
1 ^
См.: Стиглиц Дж.Е. Информация и смена парадигмы в экономической науке // Мировая экономическая мысль: Сквозь призму веков: В 5 т. / Сопред. науч.-ред. совета Г.Г. Фетисов, А.Г. Худокормов. Т. V: В 2 кн. Кн. 2. Всемирное признание. Лекции нобелевских лауреатов / Отв. ред. Г.Г. Фетисов. М., 2005. С. 535—629.
14 См.: Акерлоф ДжА. Поведенческая макроэкономика и макроэкономическое поведение // Мировая экономическая мысль: Сквозь призму веков. Т. V. Кн. 2. С. 444-483.
чу»15. В учении «новых классиков» экономика представляется слишком совершенной, что явно противоречит действительности. Причина этого состоит не столько в том, что теория «новых классиков» не обращает должного внимания на несовершенства рыночного механизма конкуренции, сколько в том, что эта теория не принимает во внимание проблему асимметрии информации. Между тем в 1970-е гг. уже начали создаваться микроэкономические модели, включающие асимметрию информации как важнейший фактор, определяющий поведение экономических субъектов и параметры рыночного равновесия16. «Моделирование асимметричной информации на рынках было с теоретико-ценовой точки зрения... первым применением новых экономических взглядов, в соответствии с которыми модели стали создаваться с тщательным учетом реальных микроэкономических деталей. Такой ход событий подвел экономическую теорию значительно ближе к сложному строению экономической реальности»17. Именно это обстоятельство дало право Дж. Стиглицу утверждать, что «информационная экономика представляет собой фундаментальное изменение парадигмы, господствующей в экономической науке»18.
Включение проблемы асимметрии информации в макроэкономические исследования означало переход к активному использованию в них психологических и социологических феноменов, поскольку именно с ними сопряжены информационные несовершенства с экономической точки зрения. «Однако, — как отмечает Дж. Акерлоф, — социологический и психологический подходы... полагаются на факторы за пределами стандартного экономического набора»19. Поэтому модели, адекватно объясняющие макроэкономические феномены на основе реалистичных представлений, базирующихся на психологических и социологических исследованиях, составляют так называемую поведенческую макроэкономику.
Итак, «новая макроэкономика» за 30 лет прошла эволюционный путь от внедрения концепции рациональных ожиданий в макроэкономические исследования до поведенческой макроэкономики, акцентирующей внимание на психологических и социологических причинах макроэкономических явлений.
15 СтиглицДж.Е. Указ. соч. С. 537.
16 Akerlof G.A. The Market for "Lemons": Quality Uncertainty and the Market Mechanism//Quarterly Journal of Economics. 1970. August. Vol. 84. N 3.V. 488—500; NelsonP. Information and Consumer Behavior // Journal of Political Economy. 1970. Vol. 78. P. 311—329; Spence M. Job Market Signalling // Quarterly Journal of Economics. 1973. August. Vol. 87. P. 355-374.
17 Акерлоф Дж.А. Указ. соч. С. 449.
18 Стиглии, Дж.Е. Указ. соч. С. 535.
19 Акерлоф Дж.А. Указ. соч. С. 453.
Как и все предшествующие макроэкономические концепции, «новая макроэкономика» объясняет современную ей экономическую действительность и дает рекомендации макроэкономической политике. При анализе исторических условий появления «новой макроэкономики» в начале 1970-х гг., как правило, отмечается, что господствующая в тот период монетаристская концепция перестала адекватно объяснять те проблемы, с которыми столкнулась экономика развитых стран. Главная проблема состояла в том, что в экономике перестала прослеживаться четкая альтернатива между инфляцией и безработицей не только в длительном, но и в коротком периоде. Следствием нарушения этой обратной взаимосвязи стали и неудачи в макроэкономической политике. Так, Ричард Никсон, ставший в 1969 г. президентом США, полагал, что за успех антиинфляционной политики экономика страны «заплатит» ростом безработицы, однако проведенное сокращение государственных расходов и снижение темпов роста денежной массы обернулись не только ростом безработицы, но и повышением уровня инфляции. Таким образом, экономическая практика доказала необходимость новой теории, способной объяснить возникшие трудности и дать совет по их преодолению.
«Новая макроэкономика» в лице «новых классиков» успешно справилась с вызовом. Однако ее появление было закономерным не только в контексте обострившейся конкретной проблемы «инфляция—безработица». В широком смысле «новая макроэкономика» возникла как совокупность концепций, отражающих реалии новой стадии общественного развития — информационной эпохи.
Информационное общество. Наступление информационной эпохи было ознаменовано информационной революцией, которая охватила развитые страны мира в начале 1970-х гг. и, таким образом, хронологически совпала с «революцией рациональных ожиданий». Итогом информационной революции стало формирование информационного общества, а вместе с ним и появление теорий информационного общества (Ф. Махлуп, 1962; М. Порат, 1977; Й. Ма-суда, 1981; Т. Стоуньер, 1983; и др.)20, обобщающих его черты.
Определяя информационное общество как новую социальную реальность, теоретики подчеркивают его многогранность и радикальные изменения, которые внесла информационная революция
90
Machlup F. The Production and Distribution of Knowledge in the USA. Princeton (NJ), 1962; PoratM. The Information Economy: Definition and Measurement. Washington (DC), 1977; Masuda Y. The Information Society as Postindustrial Society. Bethesda (MD), 1981; Stonier T. The Wealth of Information: A Profile of the Post-Industrial Economy. L., 1983.
во все сферы общественной жизни. Поэтому в определении информационного общества чаще всего выделяют несколько аспектов (или критериев): технологический, экономический, профессиональный, пространственный и культурный21.
Технологический аспект информационного общества связан с радикальными технологическими инновациями в производстве, хранении и передаче информации, которые произошли благодаря росту быстродействия компьютеров, снижению издержек их производства и как следствие распространению практически во всех сферах человеческой жизни.
Экономический аспект информационного общества обусловлен прогрессом «информационной экономики» или информационного сектора экономики. К этому сектору Фриц Махлуп в 1962 г. отнес следующие отрасли: образование, средства массовой информации, производство электронной техники, информационные услуги и другие виды деятельности, связанные с информацией, например научные исследования и конструкторские разработки. По его подсчетам, информационный сектор экономики США в 1958 г. составлял 29% ВВП, но спустя 30 лет его доля в ВВП была уже не меньше 60%22.
Профессиональный аспект информационного общества тесно связан с экономическим, поскольку подчеркивает возрастающую долю занятых, чья профессия связана с информационной работой. В конце 1970-х гг. Марк Порат разработал классификацию профессий, связанных с производством и распространением информации. Согласно его схеме, информационной работой заняты три класса работников: 1) лица, чья деятельность сопряжена непосредственно с производством и продажей информации (ученые, изобретатели, преподаватели, библиотекари, журналисты, писатели и др.); 2) лица, которые собирают и распространяют информацию (менеджеры, секретари, клерки, юристы, брокеры и др.); 3) лица, которые обслуживают технику и технологии, используемые представителями первого и второго класса (операторы, программисты, специалисты по ремонту компьютеров и др.). По подсчетам М. Пората, в период с 1860 по 1980 г. численность информационных работников в США удваивалась каждые 18,7 года, и к началу XXI в., по данным ОЭСР, их доля в составе рабочей силы превысила 77%23.
21 Webster F. Theories of the Information Society. L.; N.Y, 1996. P. 6; Martin W.J. The Global Information Society. Aldershot, 1997. P. 6.
22 Webster F. Op. cit. P. 11; Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М., 2000. С. 57.
23 Webster F. Op. cit. P. 14-15; Measuring the Information Economy. OECD. 2002. P. 16.
Пространственный аспект информационного общества делает акцент на возникновении информационных сетей, которые существенно изменили представления о взаимодействии между людьми в пространстве и времени.
Культурный аспект информационного общества — это изменение повседневной жизни людей и их ценностных ориентаций в результате бурного распространения информационных технологий. Образ жизни современных людей предполагает в качестве естественных компонентов возможность надомной работы, проживание в «электронном коттедже», круглосуточный доступ к банковским услугам и совершению покупок, реалити-шоу по телевидению и многое другое, что стало осуществимым благодаря информационным технологиям и Интернету.
В качестве обобщающего определения информационного общества можно привести следующее, данное Уильямом Мартином: информационное общество — это «общество, в котором качество жизни, так же как и перспективы социальных изменений и экономического развития, в возрастающей степени зависит от информации и ее использования. В этом обществе жизненные стандарты, формы организации труда и проведения досуга, система образования и сфера торговли — все явно подвержено влиянию прогресса информации и знаний»24.
Базой для теоретических представлений об информационном обществе считается фундаментальная социологическая доктрина — концепция постиндустриального общества (наиболее полно разработанная социологом Даниелом Беллом в 1973 г.25), рассматривающая воздействие прогресса знаний и технологии на природную и культурную среду, а также на человеческую личность.
Следует отметить, что для обозначения тех радикальных изменений, которые произошли в обществе развитых стран в результате информационной революции, используется большое количество разнообразных терминов. Ученые говорят об «обществе услуг», «обществе знаний», обществе с «новой экономикой» и т.п. Если приставка «пост» была использована Д. Беллом с целью показать, что речь идет об обществе, в экономике которого доминирующую роль играет неиндустриальная сфера26, то термин «информационное общество» показывает причину утраты индустрией своей доминирующей роли. Именно возросшая роль информации привела к тому, что основная часть работников сосредоточилась в сфере
24 Martin W.J. Op. cit. P. 3.
См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. М., 1999.
26 Там же. С. 69.
услуг, где трудится большинство занятых информационной работой.
Переходя от описания черт радикальной социальной трансформации, произошедшей в последней трети XX в., к строгим положениям макроэкономической теории, можно сделать вывод о том, что именно информационное общество породило те информационные проблемы, решению которых посвящена «новая макроэкономика». И в этом плане «новая макроэкономика» выступила именно той экономической теорией, которая адекватно отразила реалии становления информационного общества и гармонично встроилась в социологическую доктрину постиндустриального общества.
Макроэкономика информационной эпохи. Подтверждением тому, что концепции «новой макроэкономики» дополняют и развивают теорию информационного общества и доктрину постиндустриального общества, служит наличие четкого соответствия между их положениями.
«Новая макроэкономика» утверждает, что несовершенство информации требует учета рациональных ожиданий экономических субъектов в макроэкономических моделях. При этом гипотеза рациональных ожиданий пришла на смену теории адаптивных ожиданий на основе прошлого опыта, когда ожидаемое значение переменной основывается на среднем значении этой переменной за прошлый период. Рациональные ожидания, в отличие от адаптивных, отражают оптимальный прогноз будущего и построены на основе всей доступной информации.
Теория адаптивных ожиданий утратила свою жизнеспособность, поскольку информационная революция открыла миру новую реальность, полную неопределенности, но нацеленную на будущее. Подтверждает эту мысль общая схема социальных изменений, приведенная Д. Беллом. В ней в качестве временных горизонтов доиндустриального общества указана «ориентация на прошлое», индустриального — «приспособление к конкретным ситуациям (настоящего. — О.А.), прогнозирование», а постиндустриального — «ориентация на будущее, научное предвидение»27.
Позднее, в 1980—1990-е гг., исследователи постиндустриального общества стали активнее обращать внимание на неопределенность перспектив, с которой все сильнее сталкиваются как отдельные граждане, так и общество в целом. Так, Майкл Мандел, экономический редактор журнала «Бизнес уик», назвал 1950— 1960-е гг. «эрой уверенности» в истории США, поскольку «экономика быстро росла, рецессии были короткими, а работники могли
27 Там же. С. 158.
надеяться, что они не потеряют свои места... В 1970-е и 1980-е гг. в пассивной экономике наблюдались ужасающие рецессии, и растущая часть американских работников теряла свои места, особенно в промышленности. Это была эра стагнации. Неуверенность и неопределенность присутствовали, но рост был решением проблемы»28. В 1990-е гг. американское общество стало «обществом высокого риска», в котором, подобно финансовому рынку, где риск является платой за высокие прибыли, «экономическая неопределенность — это цена, которая должна быть уплачена за рост»29, — заключает автор. Информационная революция не внесла ясность в ответы на вопросы: какая отрасль под влиянием прорывов в НТП будет прогрессировать, а какая — стагнировать? работники каких профессий будут вытеснены структурными сдвигами в экономике? в результате какого кризиса, какой революции и как именно изменится экономическая политика? М. Мандел подсчитал среднегодовые общие издержки неопределенности путем сложения четырех видов издержек: на предотвращение ре-цессий (150 млрд долл.), защиту от потери рабочих мест (240 млрд долл.), инвестирование в пенсионное страхование (50 млрц долл.), расходы во избежание потерь от колебаний спроса и предложения (135 млрд долл.). В сумме эти издержки составляют 575 млрд долл.30
Пожалуй, наибольшее внимание проблеме неопределенности уделяется учеными, занимающимися вопросами управления бизнесом. Известный британский публицист Чарльз Хэнди, в прошлом профессор Лондонской школы бизнеса, в 1988 г. в своей книге «Эпоха неразумности» писал: «Тридцать лет назад компании видели будущее во многом предсказуемое и планировали его, чтобы быть управляемыми. Сегодня они в нем менее уверены. Тридцать лет назад большинство людей думали, что изменения могут быть только одной направленности — к лучшему... Сегодня мы знаем, что во многих областях жизни мы не можем гарантировать, что все останется по-прежнему — работа и деньги, мир и свобода, здоровье и счастье, — и не можем даже уверенно •предсказывать, что наша жизнь будет становиться счастливее. Сегодня перемены менее предсказуемы, но одновременно более захватывающи...»31. А позднее, в 1995 г., в книге «За пределами уверенности» он заметил: «Я остаюсь оптимистом в отношении возмож-
28 Mandel M.J. The High-Risk Society: Peril and Promise in the New Economy. N.Y., 1996. P. 13-14.
29 Ibid. P. 9.
30 Ibid. P. 146, 164.
31 Handy Ch. The Age of Unreason. L., 1995. P. 5-6.
ностей, которые открывает перед нами будущее, но пессимистом в отношении нашей готовности постигнуть их»32.
Питер Дракер, крупнейший специалист в области менеджмента, назвал двадцать пять лет, прошедших после Второй мировой войны, «предсказуемым временем», когда фирмам приходилось реагировать на изменения во внешней по отношению к ним среде, но основы их деятельности оставались непоколебимыми. Затем настали «турбулентные времена» — «нестандартные, нелинейные, переменчивые»33.
Таким образом, появление макроэкономических моделей, основывающихся на положении о несовершенстве информации, выглядит своевременным и логичным с точки зрения концепций постиндустриального и информационного общества.
Далее, в «новой макроэкономике» в рамках теории реального делового цикла утверждается, что существенные изменения в технологии производства приводят к колебаниям совокупного выпуска. В свою очередь концепция постиндустриального общества обращает внимание на то, что за свою долгую историю человечество испытало последствия выдающихся технологических достижений, но спустя четверть века после Второй мировой войны они распространились в новые сферы и вышли на новый уровень. В качестве наиболее существенных областей технологических сдвигов «турбулентного времени» П. Дракер выделил следующие: электронику (создание персональных компьютеров и рост их быстродействия); коммуникации (появление Интернета); медицину (развитие биоэлектроники и биогенетики). Эти прорывы открыли бизнесу возможности полной автоматизации производства взамен конвейера и выхода на глобальный уровень посредством компьютерной сети34. Несмотря на хорошо известные критические высказывания в адрес теории реального делового цикла (во-первых, технологический прогресс происходит постепенно, а не путем неожиданных нововведений; во-вторых, из-за неэластичности замещения труда досугом безработица во время спадов является в основном вынужденной; в-третьих, монетарная политика играет более существенную роль в колебаниях совокупного выпуска, чем технологические шоки), фактические данные подтверждают заметный рост ВВП в отраслях сферы услуг, в наибольшей степени охваченных информационной революцией. Так, в 2004 г. в США почти половина добавленной стоимости (48% ВВП) была создана в таких отраслях
32 Handy Ch. Beyond Certainty. L„ 1996. P. 11.
33 DruckerP. Managing in Turbulent Times. Oxford, 1993. P. 2, 9—10.
34 Ibid. P. 51-56.
сферы услуг, как финансовые, профессиональные, образовательные, информационные и рекреационные услуги35.
«Новые кейнсианцы» как представители «новой макроэкономики» выдвигают положение о том, что негибкость цен вследствие несовершенства конкуренции на товарных рынках становится причиной продолжительных отклонений совокупного выпуска от потенциального уровня. Еще в 1921 г. американский экономист Фрэнк Найт обосновал, что несовершенная конкуренция является следствием риска и неопределенности: «....неопределенность мешает теоретически безупречному функционированию конкуренции... и служит источником специфического дохода предпринимателя»36. Однако в постиндустриальном обществе причиной несовершенства конкуренции становится еще и то, что информация начинает играть роль ключевого ресурса и продукта производства.
Информационное благо отличают следующие черты: во-пер-вых, его дорого произвести, но дешево скопировать; во-вторых, издержки производства первого экземпляра не влияют на число копий; в-третьих, копии могут быть произведены при постоянных предельных издержках; в-четвертых, в производстве копий не действует эффект масштаба производства. Отсюда, как справедливо заключают Карл Шапиро и Хэл Вэриан в своей книге «Информационные правила: стратегический путеводитель по новой экономике» (1999), «конкуренция среди продавцов информационных продуктов сводит цены к нулю»37. Поэтому только две рыночные структуры, обеспечивающие предпринимателям получение прибыли, могут быть устойчивы на информационном рынке: 1) олигополия с доминирующей фирмой, когда лидер производит «лучший» продукт и имеет преимущество в издержках; 2) монополистическая конкуренция, основанная на дифференциации продукта, когда много фирм производят разнообразную информацию одного типа (публикации, фильмы, телевизионные передачи, программное обеспечение и т.п.)38.
Однако само понятие монопольной власти, присущей фирмам в условиях несовершенной конкуренции, в информационном обществе существенно модифицируется, что усиливает выделенные «новыми кейнсианцами» причины негибкости цен. В основанной на информации и знаниях постиндустриальной экономике получает распространение создание инновационной стоимости (value inno-
35 Рассчитано по: Economic Report of the President. 2006. February. Washington, 2006. P. 297.
36 Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. M., 2003. С. 224.
37 Shapiro С., Varian H.R. Information Rules: A Strategic Guide to the Network Economy. Boston (Mass.), 1999. P. 24.
38 Ibid. P. 24-25.
vation)39 — принципиально новых продуктов, обладающих полезностью для широких слоев покупателей. Придерживающиеся этой стратегии компании («Microsoft», IKEA, «Swatch», «Amazon.com», «Starbucks», «Sony» и др.) не ориентируются на существующий рынок, пытаясь как-либо «выделить» свой продукт, а сами создают спрос, что открывает для них возможность изначально установить минимально возможные цены. В результате возникает «монополия, способствующая росту»: большое число покупателей приобретают товары по низким ценам. Поэтому причиной негибкости цен становится, с одной стороны, невозможность опускать их ниже установленного уровня, а с другой — нежелание поднимать цены вследствие перспективы потерять клиентов.
Следовательно, с точки зрения и «новой макроэкономики», и теории информационного общества ценообразование строится по тем принципам, которые вызывают жесткость цен.
В «новой макроэкономике» говорится, что реальная и номинальная жесткость заработной платы значительно замедляют достижение экономикой состояния долгосрочного равновесия. Согласно теории информационного общества, жесткость заработной платы — следствие того, что «интеллект сегодня — это путь к богатству и власти», а талант — «товар повышенного спроса», являющийся собственностью индивида40.
Во-первых, это радикально изменяет баланс сил между наемным работником и фирмой: у квалифицированных работников появляется возможность диктовать условия своего найма. И численность таких работников неуклонно растет, поскольку с психологическим и интеллектуальным богатством в большей степени, чем с вещами, связаны такие области быстрого экономического прогресса, как здравоохранение, образование, предоставление персональных услуг, организация проведения досуга и другие виды деятельности в сфере услуг. «Американская статистика свидетельствует, что промышленные работники составляли постоянную долю в составе рабочей силы между 1900 (38%) и 1970 (35%) гг., в то время как доля занятых в сельском хозяйстве сократилась с 38 до 4%, а доля занятых в сфере услуг выросла с 24 до 61%»41. К 2005 г. доля занятых в сельском, лесном и рыболовецком хозяйстве в США снизилась до 1,6%, в промышленности — до 19,8%, а в сфере услуг она выросла до 78,6%42.
39 Kim Ch. W., Mauborgne R. Strategy, Value Innovation, and the Knowledge Economy // Cusumano M.A., Markides C.C. Strategic Thinking for the Next Economy. San Francisco, 2001. P. 197-228.
40 Handy Ch. Beyond Certainty. L., 1996. P. 8.
41 Lyon D. The Information Society: Issues and Illusions. Oxford; Cambridge, 1996. P. 47.
42 OECD in Figures 2006-2007 // OECD Observer 2006. Supplement 1. P. 32-33.
2 ВМУ, экономика, № 3
17
Во-вторых, номинальная ставка заработной платы в большинстве прогрессирующих областей занятости утрачивает связь с предельным продуктом труда работников. К примеру, в сфере образования или здравоохранения работники получают постоянную заработную плату в течение года, не имеющую отношения к их предельным усилиям.
В-третьих, проблема «инсайдеров—аутсайдеров», которой уделяют внимание «новые кейнсианцы», в информационном обществе обостряется потому, что компании инвестируют огромные средства в создание интеллектуального богатства своих работников и остаются вправе рассчитывать на отдачу именно от них. Такие компании, как «Intel», «General Electric», «Motorola», имеют свои университеты для подготовки и переподготовки специалистов, а компания «McKinsey» тратит 5% своего среднегодового дохода, равного 1,8 млрд долл., на развитие четырехтысячного штата профессионалов, инвестируя свыше 20 ООО долл. на одного консультанта в год. При этом каждый новый консультант «McKinsey» проводит свыше тысячи часов на курсах профессиональной подготовки в течение первых пяти лет работы, большую часть из которых — на специальном факультете Университета Иллинойса43.
Все эти факты подтверждают положение «новой макроэкономики» о жесткости заработной платы.
* * *
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что «новая макроэкономика» объединила ряд макроэкономических концепций не только по признаку приверженности гипотезе рациональных ожиданий. Ее теории сближает еще один важный фактор: в них нашли отражение фундаментальные черты информационного общества. Если полвека назад микро- и макроэкономика с трудом выдерживали критику тех, кто считал их теории поверхностными и нацеленными на решение функциональных задач, то сегодня связь между ними и социальными учениями становится более тесной. В наши дни экономическая теория как подлинно общественная наука активно развивается вместе с обществом и не только решает конъюнктурные проблемы, но и отражает глубинные изменения, происходящие в социуме.
43 Groshal S., Bartlett C. The Individualized Corporation: A Fundamentally New Approach to Management. L., 1998. P. 82—83.
