CC BY
582
основой, а именно актуализированными и капитализиро- деятельности человека, являются ключевым активом фор-ванными знаниями. Именно знания, как продукт творческой мирующейся экономики знаний.
Литература
1. IAS 38: официальный русский перевод. — режим доступа http://gaap.ru/articles/IAS38/
2. Айвазян C. А., Афанасьев М. Ю. Моделирование производственного потенциала компании с учетом ее интеллектуального капитала / Препринт. — ЦЭМИ РАН, 2011. — 77 с.
3. Брукинг Э. Интеллектуальный капитал / Пер. с англ. Под ред. Л.Н. Ковалик. — СПб: Питер, 2001. — 288 с.
4. Косьмин А.Д., Косьмина Е.А. Интеллектуальный капитал как ключевой созидающий фактор общественного воспроизводства. — М.: Экономика, 2011. — 184 с.
5. Макаров В.В., Семенова М.В., Ястребов А.С. Интеллектуальный капитал. Материализация интеллектуальных ресурсов в глобальной экономике / Под ред. В.В. Макарова. — СПб: «Политехника», 2012. — 631 с.
6. Николаева Ю.Р., Санталова М.С., Бунина Е.А. Управление интеллектуальным капиталом предприятия: монография. — Воронеж: Изд-во «Истоки», 2011. — 183 с.
7. Руус Й., Пайк С., Фернстрем Л. Интеллектуальный капитал: практика управления/ Пер. с англ. под ред. В. К. Дерманова; Высшая школа менеджмента СПбГУ. — 3-е изд. — СПб.: Изд-во «Высшая школа менеджмента», 2010. — 436с.
8. Салихов Б. В. Интеллектуальный капитал организации: сущность, структура и основы управления. — М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и Ко», 2008. — 156 с.
9. Салихов Б. В., Летунов Д. А. Интеллектуальный капитал как фактор современного производства (нравственно-экономическая онтология): Монография / Под ред. Б.В. Салихова. — М.: Изд-во МГОУ, 2009. — 129 с.
10. Стюарт Томас А. Интеллектуальный капитал. Новый источник богатства организации / Пер. с англ. В. Ноздриной. — М.: Поколение, 2007. — 368 с.
11. Супрун В.А. Интеллектуальный капитал: главный фактор конкурентоспособности экономики в XXI веке. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. — 192 с.Управление интеллектуальным капиталом в формировании инновационной экономики России; межвузовский сборник научных трудов. — СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2011. — 237 с.
ЭВОЛЮЦИЯ ТЕОРИИ СТАБИЛИЗАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ В МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОМ МЕЙНСТРИМЕ
В.М. Остапенко,
ассистент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета
Vsevolod.Ostapenko@gmail.com
В статье анализируются ключевые теоретические концепции, лежащие в основе современной стабилизационной макроэкономической политики. Особое внимание уделяется развитию представлений о ее возможностях и инструментах в рамках неоклассического мейнстрима, определявшего развитие макроэкономической мысли после монетаристской критики кейнсианства и революции рациональных ожиданий.
Ключевые слова: стабилизационная политика, макроэкономическая политика, неоклассическая экономическая теория, кейнсианство, новый неоклассический синтез.
УДК 338.22.01 ББК 65.012.2
Различные аспекты проведения государственной экономической политики вновь стали актуальными в наступившую эпоху «глобальной турбулентности». Опыт Великой Рецессии показал, что экономистам предстоит переосмыслить, в числе прочих, и макро-стабилизационные функции современных правительств. Эта проблема затрагивалась в последние годы многими отечественными и зарубежными исследователями [1-5], включая и авторов журнала «Проблемы современной экономики» [6-8]. Хотя сегодня экономическая политика не опирается целиком и полностью на какую-либо одну макроэкономическую теорию или даже их совокупность, в науке имеется несколько альтернативных концепций, по-своему оценивающих задачи и перспективы антициклической политики. Исходя из этого, целью статьи является анализ теоретических основ государственной стабилизационной политики в рамках современного макроэкономического мейнстрима1. Часто термин «стабилизационная политика» применяется при изучении трансформационных процессов в переходных экономиках или особенностей борьбы с валютно-финансовыми 92
кризисами на развивающихся рынках. Но в такой трактовке эта политика имеет свою специфику и требует другого обоснования, поэтому в данной работе рассматривается воздействие стабилизационной политики на циклические процессы2 в развитых странах в русле современной макроэкономической теории.
Первым экономистом, сформулировавшим задачи и описавшим механизм работы стимулирующей политики государства на этапе падения деловой активности, был Джон Мейнард Кейнс. В основе его теории лежит понятие совокупного (эффективного) спроса, динамика компонентов которого определяет поведение экономики в краткосрочном периоде. Именно сторона спроса является центральным предметом кейнсианского макроэкономического анали-
за, что служит одним из наиболее существенных отличий позиции Кейнса от неоклассической традиции. Деловой цикл, согласно Кейнсу, зависит в первую очередь от колебания инвестиций, а на решения экономических агентов
об объемах инвестирования влияет множество факторов: одним из ключевых является иррациональное начало в
поведении инвесторов («animal spirits» — психологические факторы, вызывающие волны оптимистических и пессимистических представлений о текущей ситуации в экономике). Главной характеристикой финансовых рынков, на которых происходит процесс преобразования сбережений в инвестиции, является неопределенность в отношении будущего (неэргодичная среда) [9, p.34], и в таких условиях при принятии решений инвесторам часто приходится полагаться на неподдающиеся рационализации мотивы. Сам Кейнс прямо указывал на ключевую роль инвестиционной составляющей в развертывании рецессии: «...главное объяснение кризиса надо искать... во внезапном падении предельной эффективности капитала», которая зависит «от неуправляемой психологии делового мира» [10, с.388-389]. Через сокращение инвестиций импульс с мультипликативным эффектом передается на весь объем совокупного спроса, и национальный доход падает. Снижение последнего в условиях несовершенных рынков и негибких («жестких») цен и зарплат, которые не подвержены мгновенной корректировке, вызывает рост вынужденной безработицы и отклонение от ситуации полной занятости.
Как отмечает Э. Хансен, в соответствии с кейнсианской теорией, экономический кризис зарождается внутри самой рыночной системы: «Тенденция к колебаниям не есть патологическое явление. Она является неотъемлемым свойством системы частного предпринимательства, рыночной экономики. Чтобы стать стабильной, этой системе требуется нечто большее, чем структурные перестройки; ей требуется обдуманная и позитивная программа мероприятий, призванных устранить циклические колебания» [11, с.203]. Таким образом, планомерные и систематические действия в рамках государственной стабилизационной политики рассматриваются кейнсианскими авторами как необходимое условие функционирования экономики, неспособной к постоянному поддержанию равновесия при полной занятости. Государство, во-первых, само частично участвует в создании совокупного спроса (через манипулирование государственными расходами), а во-вторых, используя определенные инструменты (налоговые или денежно-кредитные), имеет возможность влиять на другие его составляющие. Следовательно, в ситуации кризиса, когда совокупный спрос и национальный доход сокращаются, правительство имеет шанс применить свои рычаги воздействия, путем проведения стабилизационной бюджетно-налоговой или монетарной политики. Во время рецессии государственный спрос замещает снижающиеся расходы частного сектора (прежде всего, инвестиционные). Для достижения оптимального размера инвестиций Кейнс предлагал использовать также и прямое государственное регулирование и планирование инвестиционных потоков, говоря о желательности «социализации инвестиций» в особо трудные периоды [10, с.452-453]. Применение инструментов денежно-кредитной политики (снижение процентной ставки центральным банком) возможно в силу неэластичности номинальных переменных в краткосрочном периоде и, следовательно, отсутствия нейтральности денег. Но монетарная политика может иметь определенные ограничения, связанные со спецификой формирования спроса на деньги у экономических субъектов, вследствие чего более надежным и эффективным способом антикризисного реагирования Кейнс считал фискальную политику. Рост государственных расходов или снижение налогов через механизмы мультипликации и последующей акселерации нейтрализуют падение доходов и выпуска, возвращая уверенность инвесторам и потребителям, что приводит к переходу экономики в фазу подъема.
Формализация теории Дж. М. Кейнса, уточнение и структурирование ее теоретико-методологических особенностей и начало практического применения в макроэкономической
политике было связано с созданием первого кейнсианско-неоклассического (или просто неоклассического) синтеза. К примеру, модель ^^М, воспринимаемая сегодня в качестве традиционной составляющей кейнсианских рассуждений, была разработана Дж. Хиксом в 1937 г. [12] и стала основой для анализа эффектов стабилизационной политики после ее подробного обсуждения и отшлифовки в трудах других макроэкономистов кейнсианской направленности [13-15]. Следует отметить, что ранние кейнсианцы редко включали в свой анализ такую важную проблему, как инфляция — статичная кейнсианская теория, построенная главным образом на допущении о жесткости номинальных переменных в краткосрочном периоде, не учитывала возможность ускорения инфляции в результате масштабного стимулирования совокупного спроса. Самого Кейнса главным образом заботила противоположная проблема — дефляция и безработица, преодоление которых было актуальным вопросом в годы Великой Депрессии [16, с. 107]. Чуть позднее, в 1960-е гг. появилась идея о том, что инфляционные последствия экспансионистской политики поддаются контролю. После открытия эмпирической зависимости, известной как кривая Филлипса, и ее интеграции в доминировавшую кейнсианскую парадигму, инфляция стала восприниматься как элемент выбора между двумя альтернативами в «меню рецептов» — снижением безработицы или повышением цен [17]. Такое доказательство возможностей стабилизационной политики, согласно которому правительство, манипулируя совокупным спросом, имеет возможность сократить безработицу до любого уровня за счет роста инфляции (или наоборот), быстро стало предметом критики как извне (М. Фридмен), так и изнутри кейнсианского лагеря (Э. Фелпс). Резкое увеличение темпов инфляции в 1970-х гг., совпавшее с сильнейшим со времен Великой Депрессии экономическим спадом в американской экономике, не поддавалось теоретическому объяснению в кейнсианской модели. Феномен стагфляции нуждался в аналитической трактовке, и на этой волне усилился интерес к монетаризму и другим некейнсианским направлениям в макроэкономической теории и практике.
Монетаристская концепция, связанная с именами М. Фридмена, А. Шварц, К. Бруннера, А. Мельтцера, Ф. Кейга-на и др., стала в некотором роде возобновлением традиции докейнсианских денежных теорий экономических циклов (Д. Робертсон, Р Хоутри): в качестве ключевого фактора нестабильности и причины колебаний деловой активности рассматривались деньги и политика денежного предложения. Если Кейнс и ранние кейнсианцы главным источником флуктуаций видели компоненты совокупного спроса, то монетаристы акцентировали внимание на роли денежной составляющей. Другим предтечей рассматриваемого направления был Ирвин Фишер, анализировавший влияние монетарных переменных на поведение процентных ставок, занятости и выпуска в рамках количественной теории денег3.
М. Фридмен показал, что изменения темпов роста денежной массы в экономике в течение 6-9 месяцев (в среднем) влияют на изменение номинального дохода, которое отражается сначала на выпуске (реальном доходе) и лишь затем начинает воздействовать на уровень цен. В краткосрочном периоде увеличение предложения денег главным образом оказывает влияние на выпуск, но в более длительной перспективе (измеряемой десятилетиями) темпы роста денежных агрегатов определяют прежде всего уровень цен, что получило название «нейтральность денег» [19]. Но все же у государственных регуляторов есть возможности проводить стимулирующую (или, наоборот, сдерживающую) политику на коротком горизонте, когда экономика отклоняется от ситуации неоклассического конкурентного равновесия.
Вопреки распространенному мнению, монетаристы не пренебрегали изучением эффектов фискальной политики,
признавая вслед за кейнсианцами, что она может оказывать влияние на выпуск и занятость. Они полагали при этом, что инфляционные эффекты расширения бюджетных дефицитов зависят от способов их финансирования. В случае эмиссионного покрытия темпы инфляции вырастут, а с привлечением заемных средств на рынке запускается процедура «вытеснения» (crowding-out), и в этой ситуации увеличения количества денег не происходит, инфляция тоже не меняется — имеет место лишь замещение расходов частного сектора государственными. Но приоритет монетаристами отдавался использованию денежно-кредитной политики для целей стабилизации, и именно в этом состоит отличие от кейнсианцев. Однако в применении своих инструментов стимулирования центральному банку следует ориентироваться на поддержание заданных темпов роста денежной массы, избегая масштабных дискреционных вмешательств, так как дискреционная политика всегда сама подвержена колебаниям и является источником неустойчивости. Вообще, «точная настройка» экономики с помощью масштабных контрциклических мероприятий нежелательна: согласно взглядам монетаристов, стабильность экономики предполагает стабильность политики [20]. Дискреционное применение стабилизационных инструментов будет малорезультативным в силу наличия временных лагов и других причин, которым уделялось недостаточно внимания в работах ранних кейнсианцев.
Безусловно, в кейнсианской парадигме монетарной политике тоже отводилось важное место, но эффекты от снижения процентной ставки, в понимании кейнсианцев, сводились к стимулированию инвестиций за счет сокращения стоимости капитала, а также сокращению издержек обслуживания государственного долга в период накопления бюджетных дефицитов. Монетаристы же подчеркивали важность полноценной денежной политики и стабилизации денежной массы в обращении: центральный банк, по их мнению, должен отслеживать динамику и структуру денежного предложения, анализировать спрос хозяйственных субъектов на деньги и не допускать шоковых монетарных колебаний. В работе «Программа поддержания монетарной стабильности» [21] Фридмен предлагает свою стратегию реформирования банковской системы для того, чтобы исключить любую возможность возникновения эндогенных колебаний денежной массы, создаваемых субъектами финансовой системы. Такая реформа, по его мнению, позволила бы элиминировать денежный фактор в зарождении экономических флуктуаций.
В классическом труде «Монетарная история США» [22] М. Фридмен и А. Шварц исследовали взаимосвязь между изменением денежных переменных и национального дохода на протяжении почти ста лет и пришли к выводу о том, что бульшая часть колебаний выпуска объясняется сдвигами в величине денежного предложения. При этом возникновение тяжелейшего спада времен Великой Депрессии имеет под собой монетарную основу, связанную с неверно проводившейся денежно-кредитной политикой: руководители ФРС должны были увеличить денежную базу настолько, чтобы нейтрализовать снижение денежного мультипликатора в ходе банковского кризиса, но этого не произошло, и рецессия усилилась. Вывод Фридмена и Шварц оказал большое влияние на политику ФРС в ходе кризиса 2008-2009 гг.: Бен Бернанке, максимально ослабив денежную политику и запустив программы «количественного смягчения», не повторил ошибок, которые допустил в 1930-1933 гг. его предшественник Юджин Майер.
Еще одним несомненным вкладом монетаристов в теорию стабилизационной политики стала критика М. Фридменом кейнсианской версии кривой Филлипса [23]. Согласно его концепции, в долгосрочной перспективе деньги явля-
ются нейтральными, и, следовательно, стимулирующая политика может приносить успех только в течение короткого периода: на длительных временных горизонтах величина безработицы определяется реальными факторами и не подлежит снижению ниже определенного уровня, обозначенного как «естественный» (аналогичный показатель называется NAIRU (non-accelerating inflation rate of unemployment) — «уровень безработицы, не ускоряющий инфляцию» [24]). Такая трактовка возможностей использования антициклической политики государства легла в основу сегодняшнего консенсуса среди макроэкономистов о разделении факторов, влияющих на выпуск, занятость и инфляцию в краткосрочном периоде и на долгосрочной траектории. Отметим также, что объяснение Фридменом сущности кривой Филлипса обратило внимание исследователей на необходимость учета ожиданий экономических агентов при построении макроэкономических теорий: если активная государственная политика вызывает рост инфляции в течение определенного времени, фирмы и домохозяйства будут реагировать на стимулирующие меры правительства ростом инфляционных ожиданий, корректируя их с учетом ошибок прошлых прогнозов (это получило название адаптивных ожиданий), что в итоге приведет не к увеличению занятости, а к пропорциональному росту уровня цен. Такой была монетаристская трактовка феномена стагфляции в США 1970-х гг. Отдавая должное лидеру монетаристов, Н. Мэнкью подчеркивает, что «благодаря Фридмену понятие ожиданий стало играть в макроэкономике центральную роль» [25, с.91]. Некоторые взгляды монетаристов лежат в основе современного «нового неоклассического синтеза» в макроэкономике (см. ниже). Это, прежде всего, касается рассмотрения инфляции как исключительно денежного феномена и акцента на стабильность и предсказуемость денежной политики.
Неоклассическая традиция экономического анализа, многие элементы которой можно было обнаружить уже в трудах монетаристов, получила огромное распространение в макроэкономической науке после так называемой «революции рациональных ожиданий» во второй половине 1970-х гг. По мнению «новых классиков», к которым принято относить Р. Лукаса, Т. Сарджента, К. Симса, Н. Уоллеса, Р. Барро и др., только неожиданные изменения в экономической политике могут оказать воздействие на выпуск и занятость. Если у населения существуют «вперед-смотрящие» (forward-looking) рациональные ожидания4, правительство и денежные власти не смогут систематически использовать свои инструменты для того, чтобы стимулировать экономику, т.к. люди будут понимать их схему поведения, и в соответствии с этим планировать свои хозяйственные действия. Экономические агенты в рамках разработанной Р. Лукасом теоретической модели равновесного делового цикла [26] обладают способностью к идеальному предвидению, полному учету всей доступной им информации и безошибочной интерпретации наблюдаемых макроэкономических явлений. Поскольку систематически проводимая стабилизационная политика просчитывается наперед, то влиять на реальные макроэкономические переменные будут только неожиданные (unanticipated) и — в глазах населения — нелогичные действия правительства и центрального банка (своеобразные «шоки» в проведении экономической политики). Как показали в своей работе Т. Сарджент и Н. Уоллес, макроэкономические регуляторы не в состоянии постоянно осуществлять непредвиденные, шоковые воздействия в рамках своей политики, и поэтому любые систематически разрабатываемые программы монетарного стимулирования не смогут оказать влияния на функционирование реальной экономики [27].
Возможности предвидеть последствия денежной политики приводят к тому, что ее стимулирующие меры будут
малорезультативными даже в краткосрочной перспективе. Фискальная контрциклическая политика при этом рассматривается новыми классиками как априори неэффективная. Для доказательства этого факта к выявленному монетаристами эффекту вытеснения они добавили теорию Р. Барро о существовании так называемой «рикардианской эквивалентности» [28], предпосылкой которой является детерминирование потребления домохозяйств ожидаемой дисконтируемой величиной располагаемого дохода (при ее сглаживании на весь жизненный цикл). В таких условиях временное фискальное стимулирование не приведет к росту потребления и демпфированию рецессионных эффектов, так как люди будут ожидать поднятия налогов в будущем для покрытия сегодняшнего дефицита бюджета и предпочтут увеличить сбережения.
Известный исследователь работ Кейнса и ярый сторонник возвращения макроэкономистов к «истинному» кейнсианству Р. Скидельски полагает, что вся аналитическая конструкция концепции рациональных ожиданий построена для оправдания неолиберального идеологического курса, максимального устранения государства из хозяйственной жизни [29, с.61]. На наш взгляд, такие утверждения являются слишком упрощенным пониманием рассматриваемого подхода. Скорее, новые классики выступали за более ответственный и взвешенный анализ всех «за» и «против» предлагаемых мер стабилизационной политики, учитывая формирование ожиданий и «сложный характер причинноследственных взаимосвязей между макроэкономическими процессами» [30, с.26-27].
Равновесный подход получил продолжение в теории реальных деловых циклов (РДЦ, или RBC (real business cycles)), создателями которой были Ф. Кюдланд, Э. Прескотт,
Ч. Плоссер и др. Ее ключевое положение заключается в том, что выпуск всегда находится на уровне полной занятости, и рецессии — это не ситуации снижения совокупного спроса и не провалы рыночной экономики из-за ее неспособности к полноценному саморегулированию, а эффективная реакция рынка в условиях совершенно конкурентной среды на изменение экзогенных факторов, воздействующих на совокупное предложение.
Сторонники теории РДЦ рассматривают экономические кризисы как ответ системы на внешние «шоки», прежде всего, технологические[31], когда предельная производительность работников и их реальные доходы сокращаются — многие могут выбрать возможность не трудиться за меньшую зарплату и уволиться, следовательно, вырастет безработица. В соответствии с неоклассической традицией, она воспринимается как добровольное явление: при данных экономических условиях люди принимают свободное решение, предпочитая не работать. Но такая безработица будет просто перемещением экономики из одного равновесия в другое, ведь выбор экономических агентов в соответствии с концепцией рациональных ожиданий всегда оптимален. Иными словами, это означает изменение естественного уровня безработицы, рассматриваемого как равновесный, а не отклонения от него. Использование мер государственного стимулирования для сокращения увеличившейся безработицы не приведет к желаемому результату, так как рынок уже сам, используя механизм саморегулирования, перешел к состоянию нового равновесия, когда домохозяйства сократили спрос, а фирмы — выпуск. По мнению сторонников теории РДЦ, рыночная коррекция не занимает много времени, а происходит почти мгновенно. Экспансионистская политика (как монетарная, так и фискальная) в таких условиях не воздействует на объем реального выпуска, имея своим следствием инфляцию и искажение информационных стимулов для предприятий и населения. Как указывает О. Замулин, «один из главных выводов [Кюдланда и
Прескотта] заключался в том, что большая часть колебаний ВВП в развитых странах соответствует предсказанным в равновесных моделях — то есть нет необходимости вводить в них отклонения от рыночного равновесия, как делал Кейнс,
и, следовательно, проводить государственную стабилизационную политику» [32, с.149]. Классическая дихотомия в рамках RBC-моделей сохраняется и в краткосрочном периоде, поэтому монетарная политика абсолютно не влияет на главные реальные экономические индикаторы — выпуск и занятость. В отличие от ранних концепций новых классиков, в теории РДЦ роль денежно-кредитной политики в объяснении колебаний нивелируется — независимо от того, ожидаема она или нет.
Чрезмерное внимание представителей теории РДЦ реальным (прежде всего — технологическим) факторам экономической цикличности5 вызывает много вопросов и поэтому критически анализируется многими исследователями — как современными кейнсианцами, работающими в рамках мейнстрима, так и посткейнсианцами, открыто выступающими против макроэкономический ортодоксии. Безусловно, в долгосрочном периоде основной вывод теоретиков РДЦ
о том, что детерминирует макроэкономическое развитие, верен — экономический рост любой страны на длительном отрезке времени определяется ее производственными возможностями, напрямую зависящими от технологической и ресурсной эффективности. Но насколько оправданно переносить воздействие составляющих совокупного предложения на запуск краткосрочного цикла, когда колебания могут возникать со стороны спроса (изменения в планах фирм инвестировать, а домохозяйств — потреблять)? Этот традиционно кейнсианский аспект не был интегрирован в теорию РДЦ, хотя в более продвинутых RBC-моделях в качестве источников флуктуаций стали рассматриваться уже не только «реальные» (технологические), но и другие виды шоков (в частности, монетарные шоки [34] или шоки госрасходов [35]).
На основе критики объяснения делового цикла в рамках неоклассической концепции в 1980-е гг. возникло «новое кейнсианство» (Дж. Стиглиц, С. Фишер, Г. Кальво, Л. Болл, Д. Ромер и др.) Главной претензией к теории Лукаса-Сар-джента-Прескотта со стороны новых кейнсианцев стала предпосылка о бесперебойной «расчистке рынка» (market clearing): вместо нее они вернули в аналитический аппарат макроэкономики восходящее к традиционному кейнсианству положение о «жесткости» цен и зарплат, делающих мгновенное приспособление рынка к новому равновесию невозможным. Эти рыночные несовершенства (главным образом на рынке труда и на финансовых рынках) и их воздействие на макроэкономические параметры являются ключевым объектом новокейнсианского анализа [36; 37].
Такой подход совпадает с ранним кейнсианством в трех основных аспектах: влияние совокупного спроса на возникновение циклических колебаний, признание невозможности постоянного нахождения экономики на уровне полной занятости и необходимость применения стабилизационной политики. Именно сторона спроса главным образом определяет поведение экономики в течение того периода, когда цены и заработные платы не способны к мгновенной коррекции. Микроэкономическое обоснование неэластичности этих номинальных переменных (которое присутствовало в размышлениях самого Кейнса, но не было формализовано и подтверждено данными), ставшее «визитной карточкой» новокейнсианского подхода [38; 39], позволило показать, что в течение определенного периода увеличение денежной массы способно подстегнуть совокупный спрос и таким образом временно снизить безработицу. Этим доказывалась возможность применения активной экспансионистской политики, которая может «сглаживать» разрывы
в выпуске и занятости (их отклонения от состояния долгосрочного равновесия).
Новые кейнсианцы не отвергают категорически возможностей фискальной политики для решения задачи временного стимулирования экономики — в этом одно из их ключевых отличий от макроэкономистов-неоклассиков. Монетарные инструменты стимулирования экономики также, по их мнению, могут быть эффективными и оказывать воздействие на макроэкономическую ситуацию, но эта эффективность ограничена во времени. Промежуток, в течение которого производители в ответ на увеличение спроса, вызванное ростом денежного предложения, корректируют цены на свою продукцию и номинальные издержки (заработные платы работников), может иметь разную продолжительность — в зависимости от таких факторов, как условия контрактов, особенности ожиданий экономических агентов или величина издержек по поиску и обновлению информации. Но в целом, период, когда экономика возвращается к своему естественному уровню, который обозначается вертикальным отрезком на новокейнсианской кривой Филлипса6, может занимать довольно продолжительное время — и именно в этом диапазоне существуют возможности для применения денежно-кредитной политики.
Соединение микроэкономического обоснования рыночных несовершенств новых кейнсианцев и моделей межвременного равновесия RBC-подхода, происходящее с начала 1990-х гг., получило название «новый неоклассический синтез» [42; 43]. Эта концепция представляет на сегодняшний день методологический консенсус в рамках макроэкономического мейнстрима7. Фактически, в ее основе лежит дополнение гипотезы рациональных ожиданий в макроэкономических построениях теории РДЦ микрооснованиями ключевых агрегатных функций. Причины колебаний по-прежнему моделируются в виде экзогенных шоковых воздействий (полностью опираясь на RBC-парадигму), но их набор значительно расширился по сравнению с работами пионеров теории РДЦ. Включение в современные модели (опирающиеся главным образом на неоклассические постулаты оптимизации, репрезентативного агента и вперед-смотрящего поведения) новокейнсианской негибкости цен в краткосрочном периоде позволило вновь обратиться к проблематике недостатка совокупного спроса и его стимулирования [45].
Сторонники «нового синтеза» признают и анализируют возможности стабилизационного воздействия монетарной политики. При этом макроэкономическая стабильность понимается, прежде всего, как ценовая стабильность — отсюда идущее от монетаристов внимание к инфляционным последствиям программ денежного стимулирования. Инструменты антиинфляционного реагирования в современном понимании отличаются от подхода традиционных монетаристов: прямой контроль за денежной массой для недопущения ее колебаний (таргетирование денежного предложения) сменился управлением процентными ставками на основе специальных монетарных правил (таргетирование инфляции) [46]. Именно такого рода правила лежали в основе денежной политики, проводившейся многими центральными банками в период Великого Затишья (Great
Moderation). Но в условиях рецессии признается необходимость смягчения денежной политики и — при нахождении процентных ставок на минимальном уровне — обращения к нетрадиционным (unconventional) методам монетарного стимулирования. Говоря о возможностях фискальной «подкачки» экономического роста, представители «нового синтеза», как правило, указывают на ее ограниченность и неэффективность. Их доводы основываются на стандартном неоклассическом видении бюджетно-налоговой политики, представленном еще в трудах монетаристов (М. Фридмен и гипотеза о естественном уровне безработицы) и новых классиков (Р. Барро и теорема эквивалентности). Помимо этого, приводятся аргументы о временных лагах и политической обусловленности [47] в проведении бюджетной политики, а также отрицательных долгосрочных эффектах накопления бюджетных дефицитов8. Кейнсианским методам фискального стимулирования отводится, как правило, одно из последних мест в иерархии инструментов антикризисного реагирования — их применение неизбежно, лишь когда все меры денежно-кредитной направленности не принесли результата.
Проследив эволюцию теории стабилизационной политики на протяжении всей истории макроэкономической науки, зададимся вопросом: насколько полезными стали все эти концепции для практического использования государственными регуляторами? Учитывая опыт глобального кризиса 2008-2009 гг., особенно интересно разобраться в том, как сегодня соотносятся макроэкономическая теория и практика, принимая во внимание многочисленную критику доминирующего долгое время неоклассического подхода.
По мнению Н. Мэнкью, «макроэкономические исследования последних трех десятилетий оказали лишь минимальное влияние на практический анализ монетарной и фискальной политики... Тот факт, что современные макроэкономические исследования недостаточно широко используются в реальном политическом планировании, свидетельствует лишь о том, что в них мало практической пользы» [25, с.101]. Конечно, все далеко не так однозначно, и неоклассическая парадигма имеет в своем активе немало достижений (обоснование важности монетарных правил и стимулирующих эффектов денежной политики, интеграция микроэкономических провалов рынка в макроанализ и т.д.). Но как показала Великая Рецессия, сегодня макроэкономисты-практики, отвечающие за проведение экономической политики, больше полагаются на здравый смысл, независимый анализ реальной ситуации, опыт и знания, основывающиеся во многом и на кейнсианском подходе: ответ на кризис 2008-2009 гг. со стороны государства состоял из сложного переплетения неоклассических и кейнсианских рецептов. В трудные времена государственные макроэкономические регуляторы часто начинают действовать «методом проб и ошибок», ситуативно реагируя на изменения и выбирая наиболее подходящие меры из существующего «окна возможностей», учитывая не только чисто экономические, но также политические и социальные цели и ограничители.
Литература
1. Международный опыт антикризисной политики /С.М. Дробышевский и др. — М.: Изд-во «Дело» РАНХ, 2010. — 224 с.
2. Клинов В.Г. Актуальные проблемы экономической политики США // Вопросы экономики. — 2013. — №5. — С. 129-143.
3. Патрон П.А. Приоритеты макроэкономической политики: уроки кризиса // Вестник МГУ. Сер.6: Экономика. — 2010. — №6. — С. 23-35.
4. Alesina A., Giavazzi F. (eds) Fiscal Policy after the Financial Crisis. — University of Chicago Press, 2013. — 704 p.
5. Mishkin F.S. Monetary Policy Strategy: Lessons from the Crisis // NBER Working Paper 16755. — February 2011.
6. Шакуров И.Г. Классификационные основы государственно-муниципального антикризисного регулирования // Проблемы современной экономики. — 2009. — №1. — С. 20-25.
7. Семенович Н.С. Теоретические подходы к антикризисному регулированию // Проблемы современной экономики. — 2011. — №2. — С. 86-87.
8. Александров Ю.Л., Демченко О.С. Проблемы формирования и реализации стабилизационной политики // Проблемы современной экономики. — 2012. — №3. — С. 99-102.
9. Davidson P. John Maynard Keynes. — Palgrave Macmillan, 2009. — 224 p.
10. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег: пер. с англ. — М.: Прогресс, 1978. — 495 с.
11. Хансен Э. Экономические циклы и национальный доход: пер. с англ. // Классики кейнсианства / Под ред. А. Худокормо-ва. — Т.1. — М., Экономика. 1997. — С. 196-414.
12. Хикс Дж. Р. Господин Кейнс и «классики»: попытка интерпретации: пер. с англ. // Истоки. Вып. 3 / гл. ред. Я.И. Кузьминов; ред. В.С. Автономов, О.И. Ананьин и др. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 1998. — С. 293-307.
13. Modigliani F. Liquidity Preference and the Theory of Interest and Money // Econometrica. — January 1944. — Vol. 12. — № 1. — P. 45-88.
14. Tobin J. Liquidity Preference and Monetary Policy // The Review of Economics and Statistics. — May 1947. — Vol. 29. — № 2. — P. 124-131.
15. Хансен Э. Денежная теория и финансовая политика: пер. с англ. — М.: Дело, 2006. — 311 с.
16. Кейнс Дж. М. Трактат о денежной реформе / Избранные произведения: пер. с англ. / сост. А.Г. Худокормов. — М.: Экономика, 1993. — С. 86-203.
17. Samuelson P.A., Solow R.M. Analytical Aspects of Anti-Inflation Policy // The American Economic Review. — May 1960. — Vol. 50. — № 2, Papers and Proceedings of the Seventy-second Annual Meeting of the American Economic Association. — P. 177-194.
18. De Long J.B. The Triumph of Monetarism? // Journal of Economic Perspectives. — Winter 2000. — Vol. 14. — № 1. — P. 85-86.
19. Friedman M. The Counter-Revolution in Monetary Theory. IEA Occasional Paper № 33. — London: Tonbridge, 1970. — 32 p.
20. Tobin J. The Monetarist Counter-Revolution Today — An Appraisal // The Economic Journal. — March 1981. — Vol. 91. — № 1. — P. 33-36.
21. Friedman M. A Program for Monetary Stability. — NY: Fordham University Press, 1960. — 110 p.
22. Фридман М., Шварц А.Я. Монетарная история Соединенных Штатов 1867-1960: пер. с англ. — Киев: Ваклер, 2007. — 880 с.
23. Friedman M. The Role of Monetary Policy // The American Economic Review. — March 1968. — Vol. LVIII. — № 1. — P. 1-17.
24. Espinosa-Vega M.A., Russell S. History and Theory of NAIRU: A Critical Review // Federal Reserve Bank of Atlanta Economic Review. — 2nd quarter 1997. — P. 4-25.
25. Мэнкью Н.Г. Макроэкономист как ученый и инженер // Вопросы экономики. — 2009. — №5. — С. 86-103.
26. Lucas R.E. An Equilibrium Model of the Business Cycle // Journal of Political Economy. — December 1975. — Vol. 83. — № 6. — P. 1113-1144.
27. Sargent T.J., Wallace N. «Rational» Expectations, the Optimal Monetary Instrument, and the Optimal Money Supply Rule // Journal of Political Economy. — April 1975. — Vol. 83. — № 2. — P. 241-254.
28. Bernheim B.D. Ricardian Equivalence: An Evaluation of Theory and Evidence // Fischer S. (ed.) NBER Macroeconomics Annual. — 1987. — Vol. 2. — P. 263-316.
29. Скидельски Р. Кейнс. Возвращение Мастера: пер. с англ. — М.: ООО «Юнайтед Пресс», 2011. — 253 с.
30. Малаховская О.А., Пекарский С.Э. Исследования причинно-следственных связей в макроэкономике: нобелевская премия 2011 г. // Экономический журнал ВШЭ. — 2012. — №1. — С. 3-30.
31. Prescott E. Theory Ahead of Business-Cycle Measurement // Сarnegie-Rochester Conference Series on Public Policy. — January 1986. — Vol. 25. — № 1. — P. 11-44.
32. Замулин О. Концепция реальных экономических циклов и ее роль в эволюции макроэкономической теории // Вопросы экономики. — 2005. — №1. — С. 144-153.
33. Kehoe T.J., Prescott E.C. (eds) Great Depressions of the Twentieth Century. — Federal Reserve Bank of Minneapolis, 2007. — 475 p.
34. Christiano L.J., Eichenbaum M., Evans C.S. Monetary Policy Shocks: What Have We Learned? // Taylor J.B., Woodford M. (eds) Handbook of Macroeconomics. — Vol. 1A. — Elsevier Science. — 1999. — P. 65-148.
35. Burnside C., Eichenbaum M., Fisher J. Fiscal Shocks and Their Consequences // Journal of Economic Theory. — March 2004. — Vol. 115. — № 1. — P. 89-117.
36. Greenwald B., Stiglitz J.E. Keynesian, New Keynesian and New Classical Economics // Oxford Economic Papers, New Series. — March 1989. — Vol. 37. — № 1. — P. 119-133.
37. Gordon R.J. What is New Keynesian Economics? // Journal of Economic Literature. September 1990. — Vol. 28. — № 3. — P. 11151171.
38. Calvo G.A. Staggered Prices in a Utility-Maximizing Framework // Journal of Monetary Economics. — September 1983. — Vol. 12. — № 3. — P. 383-398.
39. Mankiw N.G. Small Menu Costs and Large Buiness Cycles: A Macroeconomic Model of Monopoly // The Quarterly Journal of Economics. — May 1985. — Vol. 100. — № 2. — P. 529-538.
40. Gordon R.J. The History of the Phillips Curve: Consensus and Bifurcation // Economica. — January 2011. — Vol. 78. — Issue 309. — P. 10-50.
41. Замулин О. Уроки Фелпса — для мира и для России // Вопросы экономики. — 2007. — №1. — С. 55-65.
42. Goodfriend M., King R.C. The New Neoclassical Synthesis and the Role of Monetary Policy // Bernanke B., Rotemberg J. (eds) NBER Macroeconomics Annual. — 1997. — Vol. 12. — P. 231-296.
43. Вудфорд М. Сближение взглядов в макроэкономике: элементы нового синтеза // Вопросы экономики. — 2010. — №10. —
С. 17-30.
44. Arestis P. New Consensus Macroeconomics: A Critical Appraisal // The Levy Economics Institute of Bard College Working Paper № 564. — May 2009.
45. Mankiw N.G., Weinzierl M. An Exploration of Optimal Stabilization Policy // Brookings Papers on Economic Activity. — Spring 2011. — P. 209-249.
46. Taylor J.B. Discretion versus Policy Rules in Practice // Carnegie-Rochester Conference Series on Public Policy. — December 1993. — Vol. 39. — № 1. — P. 195-214.
47. Alesina A., Tabellini G., Campante F.R. Why Is Fiscal Policy Often Procyclical? // Journal of the European Economic Association. — September 2008. — Vol. 6. — № 5. — P. 1006-1036.
48. Reinhart C.M., Rogoff K.S. Growth in a Time of Debt // American Economic Review: Papers & Proceedings. — May 2010. — Vol. 100. — P. 573-578.
1 Как известно, стабилизационная (в качестве синонима можно использовать термины «антициклическая» или «контрциклическая») политика включает в себя два основных элемента: рестриктивная (сдерживающая) политика в фазе экономического бума с целью недопущения «перегрева» и сильного опережения «естественного» (потенциального) уровня занятости и выпуска, определяющегося линией долгосрочного тренда роста экономики, и экспансионистская (стимулирующая) политика в фазе экономического кризиса (отсюда синоним - антикризисная) для поддержания экономики во время рецессии и борьбы с ее последствиями.
2 К «циклическим» в данной статье относятся явления, возникающие при прохождении экономики через стандартный деловой (промышленный) цикл (иногда называемый циклом Жюгляра-Маркса), так как это единственная разновидность экономического цикла, которая изучается в современной макроэкономике. Циклы другой продолжительности (к примеру, ритмы Кузнеца или длинные волны Кондратьева), в основе которых лежат особые факторы, не интегрированы сегодня в макроэкономический анализ и остаются за рамками настоящего исследования.
3 Некоторые исследователи рассматривают теорию Фишера как первый этап монетаризма (см.:[18]).
4 Термин, который был введен в научный оборот Дж. Мутом в 1961 г., означающий, что экономические агенты полностью используют всю доступную им информацию о рынках и экономической политике и выстраивают свое поведение, оптимально учитывая все возможные последствия принимаемых правительством решений.
5 К примеру, Великая Депрессия (как и некоторые другие эпизоды экономических кризисов в разных странах в XX веке), с точки зрения RBC-подхода, была фактически вызвана «технологическим регрессом» — уменьшением совокупной производительности используемых факторов производства (см.: [33]).
6 Об истории макроэкономического анализа возможностей использования денежной политики государства для борьбы с безработицей на основе традиционной, новой классической и новокейнсианской версий кривой Филлипса см.: [40; 41].
7 Поэтому иногда (как правило, в работах критиков ортодоксальной макроэкономики) можно встретить термин «новый макроэкономический консенсус» или просто «новый консенсус» (см.: [44]).
8 См. недавнюю дискуссию вокруг работы К. Рейнхарт и К. Рогоффа: [48].
СПЕЦИФИКА ВНУТРЕННЕГО И ВНЕШНЕГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ РОССИЙСКИХ БИЗНЕС-СТРУКТУР
А.А. Залетный,
старший научный сотрудник лаборатории по изучению рыночной экономики экономического факультета
Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, кандидат экономических наук, кандидат философских наук
zaletny@hotmail.com
Предмет статьи — внутреннее рейдерство как противолегальный захват активов бизнес-единицы и/или самой бизнес-единицы, осуществляемый инсайдерами последней, в частности, из числа ее сотрудников.
Ключевые слова: внутреннее рейдерство, внешнее рейдерство, экономический агент, инсайдер, корпоративная культура, оппортунистическое поведение, банкротство, экономический (корпоративный) социал-империа-лизм, перманентная приватизация.
УДК 005 ББК 32.81
Наш предмет — не сама по себе сущность рейдерства как явления переходной экономики в России. Но зафиксируем ее при помощи определения, данного в 2008 году непосредственно перед началом последнего «кризиса»: «Рейдерство — это недружественное поглощение имущества, земельных комплексов и прав собственности, которое осуществляется с использованием недостаточности правовой базы и с коррупционным использованием государственных, административных и силовых ресурсов» [8, 5].
Определение это, безусловно, далеко не единственное из существующих. Но в демонстрационных целях мы выбрали именно его. Почему? Ибо если не полнота, но значительная степень интегративности этой дефиниции симптоматична с учетом исторического отрезка ее появления и той «кризисной» точки, в которую этот отрезок привел российскую трансформационную экономику не в первый и не во второй раз за два с лишним десятилетия.
Аспект, на котором мы остановимся в нашем рассмотрении здесь, в общем-то специфичен.
«Традиционно» многими считается за аксиому, что захват бизнес-единицы (предприятия, организации, имущества и т.п. — будем использовать этот относительно широкий термин, ибо основными активами организации может быть не
недвижимое имущество, а, например, лицензии) происходит извне ее, то есть лицами (экономическими агентами), которые ранее (до начала подготовки процесса захвата) не были ее инсайдерами и вообще не имели формализованно-инс-титуциональных (и даже неформальных) отношений к ней. Такой захват мы назовем «внешним» рейдерством, ибо его субъекты, получающие в итоге контроль над бизнес-единицей, до обретения этого контроля стояли вне последней.
Но это не единственный вариант рейдерства. Нередко в роли рейдеров, что наблюдал (и в ряде случаев успешно тормозил) автор в ходе своей практической деятельности в бизнес-единицах, выступают инсайдеры бизнес-единицы. В том числе действующие сотрудники компании. И не обязательно сотрудники руководящих звеньев. Рейдерство осуществляется таким образом и изнутри бизнес-единицы, и его корректно будет назвать «внутренним» рейдерством. Так мы его и назовем.
Поставим следующий вопрос и ответим на него: какие факторы не просто способствуют, но вообще создают возможность существования «внутреннего» рейдерства?
1. Физическая невозможность тотального контроля собственников (бенефициаров) бизнес-единиц за деятельностью последних, необходимость делегирования части
